Слеза

Джеку хотелось кричать, но его крик все равно бы никто не услышал: окружающие были слишком глухи и слепы к просьбам и мольбам. Его утешало лишь то, что хотя бы кто-нибудь из миллиарда глухих слепцов услышит его, узнает пугающую правду о нынешнем мире. Джек подолгу блуждал по ночным улицам безразличного города, отвергая его злую энергию, привлекающую слабых и ранимых мотыльков в гибельный костер, пламя которого много обещало и много отбирало, опаляя летящих на него, сжигая их. Мечтатели, гоняющиеся за недостижимым, храбрецы, стремящиеся к неизведанному, мудрецы без мозгов, верующие без Бога, футуристы без прошлого – вся эта черная масса копилась и взращивалась в утробе разрастающегося Сити. По ту сторону глухой стены простирались величественные небоскребы, пышные респектабельные улицы, а здесь были нищие кварталы, где впроголодь живут бедняки. Джек мечтал прорваться через эту преграду, как любого романтично настроенного мечтателя стена привлекала его, заставляла бороться. Парень чувствовал себя морской волной, что однажды подточит крепкую ограду и прольется сквозь нее, удовлетворенно зажурчит на пышных праздничных улицах с другой стороны города. Как любой талантливый писатель, неудержимо верующий в свои силы, он готовился покорить вершину неприступного олимпа. Однако его нынешний дом стал склепом: мечты разбились, и морская волна утратила былые силы, стала меньше, как и внутренний мир Джека Присли, некогда очень богатый. Теперь это была не волна, а крохотная капля, что навряд ли просочится сквозь неприступную великую городскую стену, отделяющую всех на свете бедняков. А улей по ту сторону все разрастался, его аппетиты неугомонно росли, стена становилась все больше и больше, разрушала мечты амбициозных мотыльков, а пламя манящего костра губительно сжигало всех и вся без остатка, удобряя чернеющий глянцевый асфальт богатого Сити.

***

Джек не просто переступил черту, в стоптанных грязных ботинках и непотребной одежде он решительно вышел из бедных городских кварталов. Его больше не волновала собственная внешность, как не волновало и то, что в глазах богатых прохожих он выглядел ничтожеством, о которое можно смело вытирать ноги. Не волновали и собственные амбиции, несбывшиеся мечты. Заботило только искреннее желание помочь людям, помочь обрести утраченное зрение и слух, вернуть первоначальную душу. Пытаясь убедить толпу, Джек всюду таскал старую тетрадь, в которую записывал все, что с ним происходило в эти ненастные дни великой травли. Его отказывались понимать, видеть, слушать. Люди богатого Сити были слишком напыщенны и умны, чтобы вникнуть в безумные речи бродяги. Джек столкнулся с новой стеной, не той, что отделяла нищету от роскоши и была из камня или гранита. Нет, это была засуха. Воплощалось в жизнь случайно увиденное им в горячей ванне пугающее видение, что гибель этого мира начнется с засухи. Вокруг слишком много электрического света, пьянящего искусственного тепла, что взращивает всю грязь и лезущие наружу человеческие пороки. Идеальный Сити. Он создал вокруг идеальный мир, бурлящий суп с ничего не подозревающим, варящимся в нем человеческим мясом.

Джек вдруг осознал, что все это он записал в своей старой тетради. Он трепетно оберегал каждое выстраданное слово, каждое предложение. Усевшись на скамью под светом уличного фонаря городского парка, Джек лицезрел струящуюся разноцветную ночь, пышную шумную жизнь роскошного Сити. Раскинувшийся перед ним ночной оазис будто подразнивал, тонко и методично внушая, что быть глухим слепцом – это также круто, как быть богачом – драгоценной ячейкой разросшегося улья. Джек смотрел на исписанные страницы собственной тетради и не понимал, кому нужны эти слова, кто их будет читать. Никому не нужна правда, ему некому помогать, ведь никто из тонущих не считает себя мертвецом, не нуждается в спасителях.

***

Парень верил в Бога, верил, что ему даровано свыше помогать людям. Но как накормить голодного человека сухим черным хлебом, когда перед ним на столе столько соблазнительно вкусных яств? С этими невеселыми мыслями Джек вернулся домой. Его больше не прельщало убеждать людей в том, в чем они не нуждались. Его поглотило горе и великое разочарование в собственной ничтожности и жалкости.

– Всякая участь пророка такова, что в конце концов его поймут только после смерти или смертельной расправы, какую устроит разгневанная толпа. Ты, Джек, избежал этой жестокой участи! Вовремя понял границу между дозволенным и недозволенным! – донеслось из ванны.

– Кто это?! Кто это говорит?! – испуганно прошептал Присли и выронил из рук пижаму.

Насыщенный тьмой голос пробасил в ответ:

– А ты зайди ко мне и увидишь!

Джек боялся. Его сердце похолодело от страха, ему было страшно увидеть нечто, что скрывалось за дверями ванной комнаты. И все-таки он вошел и разглядел что-то черное, похожее на высокого человека, лишенного волос и кожи, но с желтыми горящими глазами и постоянно меняющимся, как у хамелеона, лицом. Существо лежало в наполненной горячей водой ванне, смотрело на Присли и, кажется, улыбалось:

– Не замечаешь, Джек, как почти утопил себя и свой драгоценный талант? Неужели ты так ничего и не понял?

– Ч-что я должен понять?

– Нельзя спасти падающую каплю. Она слишком хрупкая, чтобы прочно держаться на коже. Ведь именно эта идея осенила тебя, когда ты, словно сумасшедший гений, осознавший подвластную только тебе истину, побежал радовать всех открывшимися фактами!

Джек попытался расправить плечи, прогнать охвативший страх, вернуть былую храбрость.

– Это ты так считаешь! Я думаю иначе.

– Конечно ты думаешь иначе! Но об этом знаешь только ты и твой лихорадочно работающий рассудок, существенно подпорченный глухотой людей, до которых ты так и не достучался.

– Я достучусь! Я обязательно это сделаю! Кто-нибудь меня точно услышит!

– Засуха, что царит в твоем городе, да и во всем мире, не располагает слушать пророческие речи! У каждого своя аллергия, свой собственный чих, собственный кашель. Рано или поздно все задохнутся, ведь дышать будет нечем. И только тогда, когда они поймут это, каждый человек, к которому ты подошел или подходил в свое время, вспомнит твои пророческие слова. Здешний мир, как твоя ванна, насыщен горячим паром, блаженной водой, где хочется уснуть, предаваясь красочным расслабляющим снам. И только движения распаренных рук и ног хранят в себе драгоценные капли, которые нельзя удержать в руках. Они просочатся даже сквозь самые сильные пальцы, упадут в утробу воды, и только новое движение позволит каплям возродиться на распаренной коже, чтобы вновь упасть и вернуться обратно. И только я знаю эти тайные места, где рождаются триумфальные вершители, – Дьявол приподнялся и, опершись своими черными руками о высокие борта ванны, поманил Джека, чтобы тот подошел ближе. – Обычные люди – что-то вроде обычной воды, – произнес темнейший князь, – их запросто получить из дождевой лужи. Но триумфаторы рождаются не из смеси кислорода и водорода! Они происходят из белков! – и темнейший князь кивнул на собственный вздыбленный член.

– Это неправда! – заявил Джек.

Желтые горящие глаза существа злобно сощурились:

– Не то чтобы я собой горжусь.

– И откуда же, по-твоему, произошел я?

Дьявол поднес палец к уголку своего желтого глаза:

– Отсюда. Ты – моя редкая слеза… сантименты – это ведь так на меня не похоже…

Похожие статьи:

Рассказы → Разговор в поезде часть 2.

Рассказы → Мокрым пальцем

Рассказы → Разговор в поезде часть 1.

Рассказы → Прошу тишины!

Рассказы → Господин Музыка (шесть картинок)