***
Когда-нибудь я напишу книгу и назову ее "Воспоминания моего блокнота". Там окажется все то, что когда-то было написано, вырвано и уничтожено самим автором, окажется только благодаря тому, что блокнот отчаянно пытался вырвать у меня из рук хотя бы малую часть своего будущего. Не писать же я уже не мог ввиду писчего спазма, настигшего внезапно меня, и спасался лишь приступами булимии, исторгая время от времени то, что глупый блокнот пытался сохранить...
"… Если ты думаешь, что линия твоего пути единственная и идет она из центра мироздания, то ты слеп. Если ты думаешь, что все вокруг лишь отражение тебя одного, то ты глух… Не знаю, как ты, но я всю жизнь был сразу и то, и другое. И поэтому живу до сих пор у себя на Седьмом небе. Живу я там один или нет, я не могу знать, потому что глух и слеп. И те, кто встречаются там, кажутся лишь отражениями меня самого. Ты скажешь — это беда. Я скажу, что это мои доспехи..."
Начистить их и отправиться бродить по жемчужным нитям Млечного пути здесь, на Седьмом небе, было единственным моим желанием, когда осада Всадников Из Черной Реальности была особенно докучна мне. Тогда разные истории нащупывались легко в тишине, и мне казалось, что слух и зрение существуют в природе...
***
… Когда-то Его посадили в темную клеть. Закрыли на замок. Поставили перед Ним то, что вызвало у Него едкий, липкий страх. Сердце заключенного выдало дробь в двести ударов в секунду, выскочив в глаза и уши. И упало. Он прислушался. Уши Его от напряжения вытянулись словно заячьи, коснувшись стен заключения. Но это заключение было таким малым, что достаточно было самых коротких ушей, чтобы влипнуть в стены по уши...
Тот Который Его Посадил долгое время молчал, время растянулось, как резина, и неприятно потрескивало, норовя лопнуть, а потом Тот Который Его Посадил постучал по клети и сказал:
— Либо Ты жив, либо Ты мертв...
И кот тихо вякнул и сдох… в одном мире от голода, в другом мире то, что вызвало у него едкий, липкий страх, убило его еще раньше, а в третьем мире кот встретился со мной...
***
Я же, встретившись с тобой, не заметил этого убитого в других мирах кота. И он перешел мне дорогу. Потому что не заметил меня. Мы шли с ним в разных направлениях. Также, как впрочем и с тобой. Хотя нам-то с тобой казалось, что мы вышли в море, на море штиль, и это положение вещей никогда не изменится.
Это случилось после того, как Человек-Смерть надел чехол на свою косу и снег кончился. В честь твоего вновьрождения он подарил нам с тобой время, которое назвал Пятое время года. И только сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что он был прав.
В Пятое время года мы с тобой срослись и заслонили собой от себя весь мир. У нас было четыре руки и четыре ноги, две головы и одно сердце. Ходить так было всем неудобно, и поэтому они ходили порознь. В пятое же время года все ходят так, как мы с тобой, и с радостью. И мы терпели радость, пропадая друг в друге целыми днями и ночами.
Старый Рояль нас не узнавал и стал по нам скучать. От скуки он писал сонеты и отстукивал нам их азбукой Морзе той самой сентиментальной клавишей.
Но это не могло продолжаться долго, и пятое время года стало подходить к концу. К тому времени наши с тобой четыре ноги все меньше желали следовать одному сердцу, головы ворчали, что их уже все это достало, руки путались и, забивая гвоздь, принимались задумчиво мыть посуду. Наш мир превратился в клетку.
А Старый Рояль пришел к нам в гости и постучал по крышке нашей клетки:
— Жив еще, курилка, или не жив?
Никто этого не знал, даже я сам.
И в одном мире я умер. В другом — остался с тобой. В третьем — мы расстались друзьями. В четвертом мире — мы были с тобой не знакомы.
***
И я хотел вернуться. Но не мог. Тогда я и встретил кота мистера Шредингера. Он ходил вокруг дуба по цепи, и я грустно сказал ему:
— Вероятность вероятности вероятна, доказано.
На что он глубокомысленно ответил:
— Иначе меня не было бы здесь...
Стал волной и исчез...
Хитрость его стала для меня оглушительной. Ведь это была лазейка. С тех пор я живу в четырех мирах.
В первом мире я вчера долго сидел у своей могилы. Цветы, фото, грусть… Все, как положено. И ты пришла меня навестить. Протерла мои глаза и улыбку и подумала, что сегодня будешь готовить на ужин… Твои мысли мне понравились, и я всплакнул, подумав, что зря расстался с тобой...
А к обеду я возвращаюсь в наше с тобой Пятое время года. Кушать мне хочется всегда.
— Милый, — кричишь ты мне с кухни.
— Я здесь, — отвечаю тебе из-за спины.
И ты успокаиваешься. Ведь мой меч и доспехи проржавели схроном в чулане, проросли корнями в прошлое и дали там всходы. Они ждут, чтобы кто-нибудь нашел их вместо меня.
Привычно за твоей спиной рассовываю прошлое по потайным карманам, оставляя аляповатый его кончик напоказ. В эти минуты я считаю себя пройдохой и хитрецом. Но что толку, что я путаю следы и тщательно перепрятываю схрон...
Ведь сороковой мой тайник однажды оказался пуст. Лишь мое забрало и доспехи тускло поблескивали на сыне.
Тогда я пожалел, что зрение и слух не существуют в природе, стал волной, и ушел в тот мир, где еще не знаю тебя...
