Самая гуманная цивилизация

Девочка стояла у распахнутого окна и смотрела, как вдали, на самом краю моря набухает раскаленный багровый сгусток. Сгусток вырастал все больше и больше, потом оторвался от воды и превратился в сплюснутый пылающий шар.

Все вокруг стало алым: море, небо, береговые скалы, стены двухэтажного домика, из которого смотрела девочка, кусты сирени во дворе и роща за забором.
Девочка ждала этого целую неделю, последнюю школьную неделю перед каникулами. Уроки тянулись невыносимо долго, и каждый звонок на перемену уже не просто звенел, а впитывался всем телом, будоража душу.

И вчера вечером, когда ее семья приехала из города, девочка ложилась спать, заранее представляя себе, как, встав у окна, она будет встречать это воскресное летнее утро.
Солнце поднялось выше и стало золотым. Алый рассветный отблеск растаял, словно дымка.
Девочка отошла от окна и посмотрела на младшего брата. Волосы на его затылке смешно торчали, и девочка еле удержалась, чтобы их не пригладить.

Пусть спит. Пусть все спят: и мама, и папа и брат. Особенно мама, потому что, если она встанет, то обязательно заставит умываться, чистить зубы и расчесываться, а потом нальет чаю, нарежет бутербродов с ветчиной и сыром и усадит завтракать.
А девочка хотела, чтобы это утро было только ее и больше ничье, и для этого нужно было постараться никого не разбудить.

Девочка крадучись спустилась по лестнице, пробралась на кухню и вытащила из пакета полбулки белого хлеба, оставшегося с ужина.
Мимолетно девочка подумала, что когда она вернется, мама уже встанет, возьмет желтую кастрюльку, насыплет в нее муки и добавит молока, намешает теста, и будет жарить блины на сковороде, складывая их в большую стопу и смазывая сливочным маслом.
И еще мама достанет варенье, которое сварила в прошлом году из собранной в своем саду вишни, нальет его в высокую фарфоровую чашку и поставит в зале на стол рядом с тарелкой с блинами.
Выйдя из дома, девочка тихонько прикрыла за собой входную дверь и через калитку вышла со двора.

Пахло цветами, пахло травой, и еще теплой пылью, но все заглушал запах, принесенный утренним бризом.
Это был запах моря.
Вдохнув его, девочка улыбнулась.
Теперь – главное успеть, пока все не началось!

Девочка помчалась по тропинке, ведущей к морю, она летела, почти не касаясь земли, ветер свистел в ушах, мелькали коричневые сосны с потеками засохшей смолы, сверкающие изумрудным и желтым бабочки на траве и кустах.
Она пробежала мимо замшелого гранитного обелиска с расколотой надвое плитой, и вот она на самом краю обрыва.
Успела! Она одна над морем, далеко внизу, под ногами легкий прибой разбивается о берег, и ни одной живой души поблизости.

Внезапно воздух наполнился шумом, будто закрутились лопасти огромного вентилятора, который вращался все сильнее, набирая обороты. Откуда-то из расщелин скал, из гротов и нор одновременно, будто по команде, появилось живое серебряное облако, облако клубилось и распухало, поднималось все выше, вот оно поравнялось с девочкой и ринулось в небо.
Это были чайки, тысячи чаек, сбившихся в тесную парящую стаю.

Стая смотрела на девочку тысячью черных глаз-бусинок, поводя из стороны в сторону желтыми клювами с красной точкой на конце.
Стая шевелила тысячью розовых перепончатых трехпалых лапок с черными крохотными коготками.

Девочка стояла над морем наедине со стаей и чувствовала себя счастливой.
Немного погодя, девочка отломила кусок хлеба и, раскрошив, бросила перед собой.
Стая метнулась вниз и перестала быть стаей.
Теперь это было множество голодных чаек.

Чайки падали, хватали крошки, и снова набирали высоту. Они отталкивали друг друга, растопыривая лапы, и кувыркались в воздухе.
Они надрывно кричали хриплыми пронзительными голосами, широко раскрывая свои длинные клювы, так что видно было узкие красные язычки.
Чайки подлетали все ближе и ближе, они почти касались лица девочки заостренными концами своих изогнутых крыльев.

У девочки в ладонях осталась крохотная горбушка.
Перед тем, как бросить и ее, девочка внимательно посмотрела на птиц и приметила не очень крупную молодую чайку, подлетавшую ближе всех остальных.
Девочка кинула горбушку себе под ноги, и, когда эта чайка подлетела вплотную, схватила ее за крыло.

Делать подобное было строжайше запрещено, и девочка это знала, но ей так хотелось, чтобы в комнате все лето жила ее собственная ручная чайка! Пусть отругают, пусть мама с отцом поворчат, но она уговорит их оставить чайку у себя.
Чайка истошно кричала и вырывалась, но девочка крепко держала ее за крыло и отпускать не собиралась.

Чайки взвились вверх, и закружили над головой.
Никогда раньше девочка не держала в руках чаячье крыло, оно оказалось жестким, и очень сильным и было сделано из серебристого упругого металла с острой, как бритва задней кромкой.

Чайка поняла, что не сможет вырваться и попыталась прокусить руку девочки своим стальным клювом, но клюв соскользнул с руки, не оставив даже царапины, потому что рука у девочки тоже была металлическая. Девочка даже не почувствовала боли.

Прижав ладонями оба крыла, девочка отставила чайку поодаль от себя, чтобы та не смогла дотянуться до ее платья клювом, и пошла домой.
Внезапно девочка остановилась и прислушалась к себе. Что-то внутри нее говорило, даже приказывало разжать руки и отпустить чайку на свободу, но девочка упрямо не соглашалась, слишком велик был соблазн.

Она мечтала об этом весь год, она таила в себе это на бесконечных и унылых зимних уроках в школе, не рассказывая даже подругам, и вот теперь, когда случилось невероятное, и она поймала настоящую живую чайку, что-то в ней говорит – отпусти?

Девочка вдруг вспомнила, рассказы своей мамы о заповедях Великого Творца, создавшего когда-то их мир, и о том, что если их нарушить, наказание будет страшным, но Творец давным-давно умер, чего же ей бояться этих глупых сказок?

И девочка решительно пошла к своему дому, еще сильнее сжимая крылья чайки.

В этот момент на синем, совершенно ясном небе сверкнула молния.
Она попала девочке в плечо и оторвала ей руку.
Чайка обрадовано вскрикнула и улетела к морю, туда, где ее ждала стая.

Девочка несколько минут ошеломленно лежала на земле и смотрела в небо, потом пошевелилась и встала на колени.
Правой руки не было, вместо нее из предплечья торчали какие-то тяги и шарниры.

С трудом встав, она добрела до валяющейся в пыли оторванной руки, намотала на ладонь пучок оплавленных проводов и медленно пошла к дому, со скрежетом волоча руку за собой по земле.

Подойдя к черному обелиску, она остановилась возле расколотой надвое могильной плиты и прочитала полустертые буквы:
« Здесь лежит Великий Творец, создавший самую гуманную и справедливую цивилизацию во Вселенной »