Сад мягкой эротики юнги Янки

1.
Никогда не возвращайся туда, где был счастлив? Окей… Но ведь это не относится к заповедным краям безоговорочного несчастья? Даже если их патину кто-то позолотил. Из баллончика фирмы «Детство золотое». С расстояния трёх, четырёх десятилетий.
Пустой баллончик с грохотом полетел в урну. Автоматические двери подождали возвращения человека, но не дождались. Ночь. Офисная многоэтажка смотрела ему в спину единственным горящим окном пункта охраны.
«Молодца, так держать: что ни должность, то свой человек! И хороший! Откуда руки у него растут, это ведь не главное? Главное, человек хороший! Как не пристроить племянничка? А потом замдиректора в полдвенадцатого ночи закрашивает креативные черепа над портретами спонсоров. Эх, зря. Надо было так и оставить – Галерея благотворителей имени Весёлого Роджера! Журналисты пищат. Пресс-конференция удалась. Пожертвования складываются в бесповоротный кукиш. Заказчик этой нечеловеческой красоты приценивается к услугам киллера».
История проще некуда. Начинали бизнес вместе. Подельник обрёл приставку «ген… – директор»... Тогда казалось: не всё ли равно? Ох, как не всё, ох, как не равно! Подельник решил, по-видимому, что не просто «генеральный», а сразу «гениальный». Подельник женился... Бессчётные, как тараканы, родственники жены полезли изо всех щелей и во все щели, притом, каждый со своими тараканами в нагрузку...
«Осталось всего ничего, последний форпост. Заменить главбуха с юрисконсультом на новых по блату, и песец не заставит себя ждать».


Последняя капля от других, ну, ничем не отличается, кроме места в ряду. И запаха. Секьюрити фирмы, молодой, нормальный мужик. Хваткий…
Холл на десятом этаже. В окне неуютная, счастливая лазурь над хаосом новостроек. За директорскими дверями мужской смех в два голоса. Квакающий и ухающий. Болото.
Этот анекдот, это враньё про армрестлинг, это пришёптывание с именем Аллка, знакомое наизусть... Полуправда, которая мутировала во вранье и дальше – в голимую стыдобу. Заливистый смех секьюрити.
– Леща и светлого полторашку! – раздалось вдогонку ему, появившемуся в холле.
В руке зажаты мятые сторублёвки, как у пацана. Щёки пылают, глаза горят решимостью идти до конца. До голландского штурвала в сауне по пьяни, до брака с директорской дочкой, до трупа журналиста прикопанного в лесополосе.
«Бежать за пивом. Самому. Лично. Какая удача! Ай да карьерист. И нос по ветру, и хвост».
Кап… Последняя капля.
Красивый самолёт должен был опускать Виктора Резидента на тёплый остров. Северный ветер подул. Резидента подхватило, позвало. Холодный, лязгающий поезд нёс его в глубокую провинцию. Сквозь патину проступало, типа, детство.


2.
Пустовала родительская квартира, пустовал трамвай номер три, пустовали кассы зоопарка. В левой дальней просматривалась билетёрша.
Оплата до сих пор наличкой, в кармане нашлась пара сотен и визитная карточка. С неё, подтянутый, загорелый коммерческий директор – вчерашний Виктор Резидент отчуждённо, презрительно и беззащитно смотрел на сегодняшнего Виктора Резеду, перешагнувшего через него – из прошлого в настоящее. В ушах звенел голос памяти: «Резеда, подь сюда!» Школьником он едва не каждый день бродил между прудов, прятался от старших, брезговал сверстниками. Плохо, когда у простой семьи непростая библиотека и единственный сын. Купюры отправилась в кассу, а карточка в мусорку.
Настроением и соотношением площадей напоминая Иону в чреве кита, зоопарк грустил в недрах Парка Космонавтов, плавно переходившего в бывшие совхозные поля... поля, поля... высоковольтку и космос.
Ирригационные канавы там вырыл царь Горох, он же посадил дубы и, устав, навек распрощался с лопатой. В парке иногда стригли траву, время от времени запрещали и разрешали пивные. Этим его светская жизнь ограничивалась.
Про зоопарк в народе говорили: «Гусь свинье товарищ». Он имел невеликое число лесной фауны, много больше сельскохозяйственной скотины и птиц в живописных сообщающихся прудах. Шипучие, щипучие гуси, обычные утки, нереальные расписные утки-мандаринки, вальяжные лебеди. Ради них в зоопарк водили малышню, покормить птичек булкой, осликов – морковкой.


Однако для подростков и переростков тридцать лет назад зоопарк тоже был главным центром притяжения. Почему? Выручки ради туда из бесплатного сада переместили аттракционы.
Медлительное колесо обозрения использовалось, чтобы уединиться. Безлимитные качели лодочки, суть дуэль: кто дольше, кто выше, кто первый запищит: «Перестань! Остановите качели!» Немножко тиров, немножко машинок, но и это фигня. Главное...
В единственном крытом павильоне... В чёрной-черной комнате... Среди автоматов с чёрной-чёрной душой, чьи трёхпалые руки подло-подло роняли игрушку, обламывая десять из десяти попыток... Под чёрной-чёрной табличкой вывеской «Сад мягкой эротики»... За чёрной-чёрной дверью находился иллюзион... для взрослых.
Стереоигра. Эротическая. Корабль плыл по тропической реке. На корабле одна девушка – юнга Янка. В юбочке и матроске, ооо...
Можно играть за капитана, цена рубль, бешеные деньги. Боцман за пятьдесят копеек. Матросы по двадцать... Дикари на берегу могли только разглядывать Янку, имея призрачный шанс, раскачавшись, прыгнуть с лианы на палубу. Они стоили пятак. Но проблема не в пятаке и не в рубле.
Для начала у анимированной ведьмы в специальном автомате надо было купить жетон, а она – не продавала! Скала. Цербер и детектор лжи в одном флаконе. Такого капслока нет, чтобы выразить отношение к ней мальчишек захолустного городка! Как был устроен этот голографический персонаж? Тайна сия велика есть, но несовершеннолетних старая карга вычисляла безошибочно.
Главный квест для провинциальных мальчишек, таким образом, происходил в реале, в попытках обмануть механическую билетёршу. Ставка выше, чем жизнь! В ход шло всё: приклеенные усы и бороды... Охрипший голос... Умение косить под глухонемого... Ага-ага, сейчас. Давай погадаю, протяни ручку... Вижу на линии судьбы плющевого зайца из во-о-он того автомата... Ненависть! Ярость!
В жаркую, сумбурную катавасию мальчишечьих снов эта карга заходила, как к себе домой, и что вытворяла там, лучше не знать.
Добавляло эмоций и невыносимое хвастовство старшеклассников! Врут, как пить дать, врут! И всё равно: ну, расскажи, как она выглядит, Янка?! Да ну?! Ну-ну, да ты чё? А дальше? Возник сленг, шуточки: «Где был, за Янку играл?» В морду – хрясь!


3.
За последние лет десять не было в жизни Виктора Резеды свидания, перед которым так билось бы сердце. С каждым шагом сильней. Покосившиеся двери в павильон распахнуты. Нет оснований ждать за ними хоть что-то, кроме запустения и обесточенных автоматов.
«Хоть бы оно работало! Хоть бы не отключили».
Серая весна, расцветшие вербы. На узкой дорожке между прудами, Виктор неловко разминулся с осликом, которого вели под уздцы. То справа, то слева прутья верб к мохнатым длинным ушам прикладывали серебряные серёжки. На спине мальчик лет четырёх сосредоточенно пытался остановить мгновение.
«Света в павильоне что-то не видать».
Паровозик скучал без пассажиров, глядя нарисованной фарой внутрь себя.
«Эти аттракционы работают, значит и те должны».
В дверях Виктор остановился. Мурашки по телу. Павильон не изменился вообще. В кафе у стойки компания школьниц, развязных, тревожно агрессивных. За морским боем их одноклассник – ребёнок ребёнком. Прямо по курсу – автомат с жетонами, Книга Ведьмы. На пюпитре лежит закрытый том колдовской книги, тусклый зелёный монитор с безмолвной глубиной.
«Светится, не светится? Подключён, не подключён?»
Он светился. Едва различимый, накрепко забытый, навек отпечатавшийся под ложечкой профиль старой ведьмы. Крючковатый нос, кустистые, нависающие брови, зуб, торчащий над верхней губой. В сторону смотрит. Лицо едва различимо. Зато во всех деталях видны морщинистые руки. Если подойти вплотную и сверху посмотреть, они прямо входят за плоскость монитора. Суставы, когти, вены. Руки чуть-чуть подрагивали, старческий тремор. Выразительно. Виктор улыбнулся, кое-кто из малышни срезался на первом этапе: этих рук надо коснуться, чтобы привлечь внимание голограммы.
Полный набор – холодок по спине, пересохшие губы, слабость в коленях.
«Оживи, очнись! Эх, ведьма, мне не нужна та, которая за дверью. Ты – моя юнга Янка! Давай по полной программе: заставь меня купить волшебный леденец, предложи погадать, отправь сыграть в лотерею. Я помню весь репертуар! А жетона не продавай, назови мальчишкой с потными ладонями. Ты же ведьма, ты видишь, он – я и есть».
Виктор настоящим рукопожатием согрел костяшки мнимых скрещенных рук. Голограмма ожила.


Горбатая карга резко повернулась к нему, подмигнула и скрипучим голосом выдала:
– Премиум класс?
«Всё с точностью до наоборот! Да чтобы ты провалилась!»
– Погадай мне!
– Доп услуга зачтена! Премиум класс?
– Супер премиум!
Ведьма осклабилась так, что мурашки вздрогнули и побежали обратно за воротник.
– Оплата карточкой?
«А вот и новшество».
Сколько с него сняли, Виктор не поинтересовался. Отдал жетон замочной скважине, выдернул пятку из дверей, стремительных как мышеловка. Опустился в полусферу кресла перед полусферой монитора и приготовился к разочарованию. Чего ждать? Примитивный эротический ролик, игруха рисованная, наверняка. Монитор замигал текстом: «Приветствуем! Спасибо за Ваш выбор! Супер-премиум-класс: вы играете за Янку... Желаем удачи».
«За... что?! За кого-э?! За что!»


Виктор сжал кулаки, хотел встать, но земля покачнулась, и он снова вцепился в кресло.
Теперь оно стояло на мысу корабля, более чем условном. По ходу движения расступалась тропическая зелень. Дельта реки, за спиной шум неспокойного моря.
Вокруг ни матросов, ни туземцев. Как советовал аудио-гид, активизировать их функции на кнопках подлокотников Виктор, ясное дело, не собирался.
Поднимаясь к истокам тропической реки, корабль достиг Сада Янки. Каменная арка моста, плющ, замшелые опоры. Полумрак, открывшийся в истинное буйство цветов и ароматов. Незримый вентилятор дул попеременно теплом и прохладой, кресло покачивалось, лианы почти задевали лицо, трёхмерные бабочки порхали, пели птицы, кричали обезьяны, запах от фруктов и экзотических цветов дурманил.
«Я так засну. Как же я устал, оказывается. Какой же я старый».
Виктор потянулся, расслабился и не заметно уплыл в гейм овер и дальше, в призовую игру, целиком в юнгу Янку.


Руки и ноги состоят из трёх пикселей, туловище из четырёх: два красных – это груди, ниже – белый, под ним – снова красный, голова из одного. Пиксели горят сквозным светом, излучают кайф за пределы виртуальной вселенной. Люди чувствуют его и сходят с ума. Они дерутся, они бегут наперегонки. Сюда бегут, за капитанским жетоном. Пацаны и взрослые, шпана и солдатня, конкуренты и сослуживцы, бизнес-леди в деловых костюмах, секс-хищницы в коротких юбках... Зря, ведьма начеку. Она не продаст.
Виктор смеётся, у него мокрые глаза. Он уверен в старой карге. Эта не даст слабины, желаемого никому не даст. Его жетон был правилом, и он сам не исключение, не главный, не основной. Это прекрасно. Это значит, что всё в порядке, можно расслабиться и отдохнуть.
В сад Янки налито солнце до горлышка. В Янку налито, семнадцать любых пикселей из миллиона. Корабль раздвигает лотосы, оставляет за кормой дорожку открытой воды, уходит под лианы и цветочные ожерелья. Янка теряет себя до четырёх пикселей, до трёх, до двух... Умножается, захватывая семнадцать, сто двадцать, тысячу... Они дремлют, слушая реку, темнеют под густыми кронами, покачиваются вместе с кораблём, неглубоко ныряя в сон, не целиком выныривая.
Они слышат:
– Давай погадаю, красавчик! Когда ты проснёшься