Русская сказка

   «…поехал Иван-царевич на полдень и видит – лежит в поле великое войско побитое…»

                                       Глава первая.

 Солнце, лик светлого бога Хорса, трижды всходило над землёй с тех пор, как Званко уехал из дома. Держал он путь на юг, думал, так вернее сократить дорогу. Никто из его земляков не ездил к соседям так. Все предпочитали длинный кружной путь через болота и топи. Ехали они много дней, лишь бы не встретиться в степи с кочевниками-роксоланами.

 Но Званко решил, что не пристало ему степняков опасаться. Чести для них много будет. Потому на юг и повернул. А сейчас и не жалел об этом, разглядывая всё вокруг.

 Простор такой был, не то, что дома. Там дубы и берёзы закрывают небо, густые непроходимые леса окружают синие реки. А здесь лес редел, отступая на север. Деревья жались друг к другу, становясь всё ниже и ниже. Они казались маленькими островками среди бесконечной глади степных трав.

 Весна клонилась к своему закату, готовясь неизбежно смениться жарким летом. Сейчас и листва на деревьях и травы были свежими, особенного ярко-зелёного цвета, который бывает только в это время года. Таким же ярким было южное небо, опрокинувшееся над землёй бездонной чашей.

 И ветер был совсем другим, лёгким и свежим. Он подгонял Званко в спину, не давая подолгу оставаться на одном месте. Хорошо было здесь, что и говорить!

 А дома Званко ничего хорошего за свою молодую жизнь не видел. Так ему всегда казалось. Народ его жил бедно на скудных лесных землях. Они селились только там, избегая опасного соседства. Опасность исходила отсюда, с юга, из степных краёв, от сарматских племён. Они грабили сёла и уводили в плен его соплеменников. И никакого спасенья и защиты от кочевников не было.

 Так народ Званко привык жить под угрозой постоянных набегов, боясь отойти хоть немного от спасительных лесов и обзавестись чем-то лишним в хозяйстве. Зачем им было что-то строить, если приходилось сжигать и бросать всё, уходя от кочевников.

 А когда-то давно степь не была такой враждебной. Там жил другой народ, и его предки не прятались по лесам, а торговали с кочевниками. Так рассказывали старики, а правда это была или нет, кто знает? Может, просто вспоминали свою молодость, которая кажется всем прекрасной, какой бы тяжёлой жизнь тогда не была.

 Прямо как сейчас. Смешно и сказать, кому было, в родном селе для Званко и невесты не нашлось. Вот так, куда уж хуже. Потому и уехал он из дому и отправился к соседям.

 Была у него старшая сестра, которую четыре лета назад выдали замуж за вождя соседнего племени. Вот к своей сестре и её мужу ехал Званко, надеясь найти там другую жизнь.

 Званко всё ждал, когда же покажется впереди переправа через реку, а её всё не было. А давно уже пора приехать было. Конь его устал, привык он ходить за плугом, а не носить на себе всадников. Званко оглядывался по сторонам, вспоминая, что рассказывали ему про дорогу. По всем приметам выходило, что он заблудился.

 Что дальше делать было – непонятно. Помог бы кто-нибудь. Сказал бы ему сейчас – если прямо поедешь, попадёшь, куда тебе нужно. А вот, если налево или направо, заблудишься. Но вокруг ни одной живой души не было. Кто знает, может, это было и к лучшему.

 До сих пор он не боялся, а теперь стало страшновато. Званко сжал висевшие на шее обереги, обращаясь в мыслях к духам своих предков, прося у них помощи. Но родная земля была уже далеко, а услышат ли они его здесь, неизвестно.

 Впереди показалась рощица. Званко поехал туда, собираясь отдохнуть и решить, что же делать дальше.

 Только он въехал в тень деревьев, как конь его начал беспокоиться. Званко наклонился к нему, успокаивая, а потом посмотрел вперёд, прямо перед собой.

 Там, за деревьями снова начиналась бескрайняя степь. И была она местом недавней битвы. На земле лежали тела мёртвых воинов. Среди высокой травы видно было разбросанное оружие. Над полем уже кружил ворон. Званко показалось, что даже здесь он слышит запах крови.

 Ни на одно мгновение в таком месте задерживаться он не собирался. Званко повернул коня обратно, оглядываясь вокруг и слушая каждый шорох. Но в роще было совсем тихо. Он выехал на противоположную сторону.

 Под деревом сидели две девушки. Званко они не заметили, потому, как одна из них перевязывала другой раненую руку.

 В родном селе Званко много раз слышал рассказы о роксоланских женщинах, но самому до сих пор встречать их не приходилось. Говорили о них невесть что, плели какие-то небылицы, в которые Званко не очень то и верил. Потому и не понял сразу, кто перед ним сейчас. Девушки, как девушки, совсем такие же, как и дома. Только косы у них тёмные, а не светлые, как в их народе.

 Точно, какое то затмение нашло на него. Ведь на земле рядом с девушками лежали луки и длинные мечи, в половину человеческого роста. Стояли привязанные к дереву кони. А всё равно не догадался, что это и есть воины кочевников, о которых со страхом говорили у него дома. Только и удивился про себя, что они могут делать здесь, посреди дикого поля. 

 Одна из них, та, что была ранена, подняла голову и увидела Званко. Следом за ней и другая обернулась, посмотрела прямо на него. На мгновение все трое замерли, не двигаясь с места. Взгляды у девушек были, точно у того зайца, что попался однажды в его силки, и смотрел, ожидая неизбежной смерти.

 За спинами у девушек, за кустом цветущей бузины, мелькнула тень, хрустнула сломанная ветка. Они и не обернулись, словно застыв под его взглядом. А Званко повернулся в ту сторону и увидел мужика в стальных доспехах. В руках он держал топорик, который занёс над головой девицы, сидевшей ближе к нему.

 Тут уж Званко не усомнился, что видит степняка. Из своего охотничьего лука он не промахивался, а уж тем более с такого близкого расстояния. Стрела прошила насквозь горло воина. Он упал, ломая ветки кустов.

 Одна из девушек вскочила на ноги. Она оглянулась назад, на тело убитого воина. Другая поднялась с трудом, избегая опереться на раненую руку. Она встала, а потом споткнулась, едва удержавшись на ногах. Потому и обернулась в сторону.

 Там вдалеке, где небо и степь сходились вместе, клубилось облачко серой пыли. Едва различимые, мелькали всадники. На степную равнину накатывалось большое конное войско.

 Она потянула подругу за руку, показывая в сторону войска. Та посмотрела вдаль, и, забыв о присутствии Званко, бросилась подбирать оружие. Потом помогла другой сесть в седло, и обе поехали прочь отсюда.

 Званко повернул за ними вслед, решив, что девушки, кто бы они не были, безопаснее, чем целое войско степняков.

 Солнце уже пересекло полуденную черту, а Званко по-прежнему ехал за девушками. Они выбирали дорогу, медленно сворачивая к югу. Никто их не преследовал – та самая рощица, и войско степняков давно уже скрылись из виду. Ему очень хотелось верить в то, что кочевники их просто не заметили.

 Девушки постоянно оглядывались назад, на Званко, но даже окликнуть его не пытались. Вначале ехали они быстро, а потом кони начали уставать. Становилось жарко, их кони подняли целый столб пыли. Пыль щекотала нос, заставляя чихать и тереть слезящиеся глаза. Пить хотелось так, просто до смерти.

 Они выехали к степной балке. На её дне, среди ивовых кустов бил родник. Туда, вниз, они и направились.

 Девушки спустились к роднику. Они остановились там, поили коней, пили сами и умывались. Званко подъехал за ними следом и остановился в десятке шагов от девиц. Он пил холодную воду, чувствуя на себе их взгляды. Они рассматривали его, тихо переговариваясь между собой.

 Наконец одна из них, оставив у воды раненую подружку, подошла к Званко. Он обернулся к ней. Предстоящий разговор был, давно уже ожидаем обеими сторонами.

   — И зачем ты за нами поехал?

 Говорила она на его языке, смешно выговаривая слова. Званко только хмыкнул ей в ответ:

   — Захотел поехать и поехал. А почему ты не спрашиваешь, кто я и откуда?

   — А я и так вижу. Ты из этих, которые с севера. Не знаю, как там народ твой называется. Из лесу, короче говоря. Как ты сюда попал?

 А спросила его так, будто была хозяйкой дома, в который он пришёл без спросу.

   — Да разве нельзя мне?

   — Можно, почему бы и нет. Только никто из ваших по доброй воле сюда не ездит. Ты, наверное, заблудился?

Приходилось Званко признать, что она права. Может, так она и помочь ему смогла бы.

   — Да, вроде как заблудился.

   — А, ну это ничего. Главное, что ты не с теми, кто за нами гнался.

 Сказала она эти слова, и устало улыбнулась. Вот только сейчас, когда девица перестала говорить высокомерным тоном, Званко по-настоящему её и рассмотрел.

 Тёмно-русые волосы растрепались, выбившись из косы. Они блестели на солнце, как зеркальная гладь озера. Капельки воды сияли на ресницах, взгляд карих глаз был мягким и нежным.

 Ростом она была ненамного его ниже, но тонкая в талии, перетянутой широким поясом. Девица похожа была на хищного зверька, пушистого и гибкого, которого хочется погладить, не опасаясь даже острых когтей.

 Она и не обратила внимания, на то, как парень её разглядывает, а просто сказала:

   — Ты ведь мне жизнь спас, хоть и не знаешь меня совсем. А меня зовут Мара.

 Званко в ответ назвал своё имя и спросил её:

   — Мара, скажи, а ты знаешь, где мы находимся сейчас?

   — Конечно, знаю. Мы в степи, между рекой Дон и рекой Данапр. Это поможет тебе чем-нибудь?

   — Не знаю. А как назад попасть мне?

   — Вот это мне уже неизвестно.

 Мара задумалась, поглядывая то на него, то на его коня, прикидывая что-то в уме. А потом сказала:

   — Ехать тебе назад, наверное, не один день. Ну, а если ты отсюда на север прямо поедешь, то тебя наши враги убьют. Они разбираться не станут, кто да что. Мы, вот, вдвоём остались, я и подруга моя Радка. И то удача большая, что сумели от них уйти. На севере от нас сильное войско, и одному человеку по степи лучше не ехать. А мои уже совсем близко. Так что поехали с нами. У нас найдётся кто-нибудь, кому безопасная дорога известна.

 Званко долго не раздумывал и согласился. Его путешествие оказалось не таким коротким, как он надеялся, но очень занимательным.

 Они отдохнули немного и отправились в путь дальше. По дороге Званко не переставал оглядываться на Мару. Сидела в седле она уж больно лихо, да и подруга от неё немногим отставала.

 Зелёная трава стелилась под копыта коней, казалось, что линия горизонта сама бежит им навстречу. Страх и неприятности остались далеко позади. Ему было хорошо сейчас, хотелось так ехать и ехать дальше.

 Но дорога быстро кончилась. Мара оказалась права, и конечная цель их путешествия показалась перед ними.

 Трава вокруг была вытоптана сотнями коней. Но никакого человеческого жилья не было видно. Только повозки, стоящие кольцом вокруг десятков шатров. Между шатрами ходили люди в яркой одежде.

 Девушки махали им руками, но их и без того заметили. Наконец-то и Званко понял, что попал в стан кочевников. Он наклонился к Маре и спросил её:

   — А куда это мы приехали?

   — Как это куда? Домой ко мне. Я же говорила.

 Она увидела, что парень её плохо понимает, и продолжала:

   — Говорила тебе же, что я Мара, царь-девица народа роксоланов. Поехали уже, не надо тут стоять.

 Званко отступать было уже поздно, и он поехал за ними. Он успокаивал себя одной мыслью, что если кочевники его убьют, то только один раз.

 Сбежались к ним люди со всего кочевья. Мару обступили со всех сторон. Женщины обнимали её, плакали, кричали что-то по-своему. Её подругу увели отсюда под руки.

 Званко стоял в стороне от шума, не зная, куда ему деваться дальше. Внимания на него не обращал никто.

 Он издали заметил высокого парня, который растолкал толпу женщин и подошёл к Маре. Званко испытал чувство не очень приятное, увидев, как Мара сама бросилась обнимать его, как обрадовалась встрече. Она, такая радостная, разговаривала с ним, а парень внимательно слушал каждое её слово. Потом Мара указала рукой в сторону Званко, и сармат направился к нему.

 По виду он был одних лет с самим Званко. На нём была надета кожаная рубаха, вся сплошь обшитая стальными пластинами. На шее у парня блестела золотая гривна, также ярким золотом украшено было и его оружие. А оружие его можно было разделить сразу на троих воинов, и не один бы обойдённым не остался. К разговору он перешёл без лишних предисловий:

   — Мне сестра рассказала, как ты ей жизнь спас. Значит, ты храбрый человек и я тебя уважаю. – Сармат внимательно пригляделся к Званко, а потом сказал. – Давай с тобой за это выпьем?

   — Давай.

 От такого предложения Званко и не думал отказываться и пошёл за ним. Они прошли совсем немного и оказались перед высоким шатром, принадлежащим самому сармату. Там они и расположились.

 Званко сел напротив него и знакомство состоялось. Нового приятеля звали Гатал. Вёл он себя как гостеприимный хозяин. Будучи князем одного из роксоланских племён он и вправду был хозяином степи между Доном и Данапром. Как и надлежало хозяину, он сам налил вина гостю.

   — Выпьем же за счастливое спасение моей сестры!

 Сармат поднял свою чашу, он пил вино, поглядывая поверх чаши на гостя. Званко выпил свою чашу, не морщась. Только теперь он и почувствовал себя в безопасности. Ведь по древнему обычаю он стал гостем среди роксоланов, значит, мог больше не опасаться за свою жизнь.

 У сармата же такое умение пить вино вызвало искреннее уважение. Он стал подробно расспрашивать Званко о его семье, о жизни дома:

   — Скажи мне, а как же ваш народ называется?

   — Да никак не называется. Живём каждый в своём селе. У каждого села, у каждого рода название есть. А так, что бы все сразу – про такое я не слышал.

   — Так у вас там, на разных языках говорят?

   — Нет, все на одном. И в богов одних верим.

   — Значит, все ваши – один народ. А названия для него нет. Это плохо, надо, что бы было. Вот, например, мы сарматы. Это по-нашему означает – «опоясанные мечом». И все соседи знают, что мы – народ воинов. Давай выпьем за хорошее название и для вашего народа!

 И это предложение пришлось по душе для Званко. Выпив ещё раз, Гатал повеселел и продолжал рассказывать с ещё большим воодушевлением:

   — Хотя все мы и называемся сарматами, но племён у нас много, и живём между собой не мирно. На востоке от нас, роксоланов, за  Доном, живут аланы. С ними ты сегодня и встретился. А на западе, за Борисфеном, язиги. И все они, скажу тебе правду, такие негодяи, несмотря, что родичи.

 Сармат оперся локтем на кожаную подушку, каких много лежало у него в шатре, и налил ещё вина.

   —  На юго-западе от нас – Дакия, но сейчас её римляне захватили. У них сильное войско, и воевать с ними тяжело. А к югу отсюда, над морем, живут в своих городах эллины. Но это совсем дикий народ.

 Эти сведения требовали пояснения для Званко, и ему немедленно их предоставили:

   — Они всю выпивку водой разводят. Дикие люди, что с них взять!

 Потом он наклонился к Званко и спросил его:

   — А у вас такой обычай есть?

   — Конечно, нет! – Быстро сказал Званко, довольный тем, что сармат не причислил его народ к диким.

 Они выпили ещё раз, что бы среди их соотечественников такого не водилось. Званко замолчал, обдумывая рассказ сармата. Окружающий мир оказался огромным, живущие в нём люди странными, их обычаи непонятными. И, похоже, что это было только начало.

   — Как же мне назад попасть?

   — Я не знаю, чем тебе помочь. Но одному никак мимо войска аланов не проехать. Оставайся пока с нами.

 Так Званко понял, что стал своим среди людей, которых ещё утром считал врагами.

 Утром следующего дня Званко об этом уже и не вспоминал. Он проснулся среди кочевья роксоланов, чувствуя себя совсем, как дома. Всё вокруг казалось привычным и давно знакомым. Хоть и причин для этого почти не было, разве что яркое солнце и безоблачное небо. Такое начало предвещало хороший день.

 Кочевники вставали поздно, и сейчас во всём их стане было тихо. Среди всеобщей сонной дремоты послышался шум и звон оружия. Званко обернулся назад, и увидел князя Гатала. Он быстро шёл, почти бежал, а за ним едва успевал один из воинов.

 Гатал поравнялся с ним и сказал на бегу:

   — А, Званко, пошли с нами драться!

 Он прошёл ещё пару шагов, потом остановился, что бы подробнее объяснить обстановку для нового знакомого.

   — Разведчики мои вернулись. Говорят, что видели аланов. Мы догнать их ещё успеем. Пойдём.

 Повторять приглашение ему не пришлось. Званко присоединился к ним, и все трое побежали через стан кочевников.

 Князь покрикивал направо и налево, созывал своих воинов. Званко и опомниться не успел, как всё кочевье сорвалось с места и пришло в движенье. Через несколько минут вокруг князя собралась добрая сотня воинов.

 Гатал бегло оглядел их, задержавшись на Званко. Он подошёл к нему поближе и сказал:

   — Оружие у тебя занятное. Дай погляжу!

 Званко протянул свой меч сармату. Гатал внимательно оглядел его, взвесил на руке.

   — Старинная вещь – скифская работа. До сих пор только пару раз видал такие. Но для нашего боя он не годится.

 Он вернул меч Званко, а потом протянул ему один из своих:

   — Возьми ещё и этот.

 Меч, подаренный сарматом, оказался на две ладони длиннее его прежнего. Званко разглядывал узор на рукояти – диковинных зверей с крыльями хищной птицы. Он засмотрелся на драгоценное оружие, а потом поднял голову и увидел перед собой Мару.

 Она стояла совсем близко, всего в нескольких шагах от него. Сейчас она показалась ему какой-то другой, не похожей на себя вчерашнюю. Одета она была в длинное, до земли, зелёное платье, расшитое бисером и золотыми бусами. На волосах у неё была широкая золотая цепь, в ушах тяжёлые золотые серьги с зелёными камнями.

 Если бы дома рассказали ему о такой красавице, как Мара, то он и не поверил, что на самом деле бывают подобные ей.

 Мара посмотрела ему в глаза, а потом обратилась к брату:

   — Собрался уже? И гостя нашего за собою тянешь?

 Вместо брата ей ответил сам Званко:

   — Не буду же я дома сидеть, когда в поход идут. – Званко хотел ещё сказать, что мол, не баба же он, что бы от войны прятаться. Но вовремя замолчал. И оглядываться здорово по сторонам не надо было, что бы заметить женщин среди воинов Гатала. Их было не меньше трети во всей сотне.

 Похоже, было, что удивлялся этому один только Званко. Сарматы же вели себя так, будто дело это совсем обычное.

   — Вот, видишь, он сам захотел! – К ещё большему удивлению Званко, князь начал оправдываться перед сестрой. – Ты не беспокойся, всё хорошо будет.

   — Не говорил бы раньше времени!

 Сегодня брат почему-то раздражал её своей лихостью. Что бы найти причину этому ей не пришлось глубоко заглядывать в свою душу. Маре совсем не нравилось, что брат берёт с собой парня, что вчера спас её от аланов. Ведь так проверяют нового воина – выживет в первой битве, хорошо. А если убьют, то не больно, то и жалко.

 Вчера она здорово его не рассматривала, слишком занята была мыслями о своих погибших воинах, что бы думать о чём-либо другом. Теперь же ничто ей не мешало.

 Внешне он немногим отличался от мужчин из её народа, только волосы его были совсем светлыми. И взгляд у него был прямой и открытый, а смотрел на неё так, как никто до сих пор.

   — Сестра, мы же так врагов упустим! Отчего ты молчишь?

Мара удивилась самой себе. Брату пришлось напоминать о её обязанности – сказать воинам напутственные слова перед битвой.

 Выслушав слова Мары, маленькое войско сарматов развернулось и помчалось догонять врагов.

 Поначалу Званко то и дело оглядывался на вооружённых сарматок. Но вскоре ему стало не до этого. Сарматы ехали быстро, и Званко изо всех сил старался не отстать от них. Глядел он уже не по сторонам, а под ноги, что бы конь не наступил в одну из сусличьих нор. Да и земля вокруг была неровной, всё больше балки да овраги.

 Ехали они недолго, но местность вокруг изменилась. Вместо зелёной степи появились холмы, сложенные из мела, поросшие редкой травой. Внизу, петляя между холмами, текла маленькая речка. Вода речки была мутной от растворённого в ней мела.

 Ни малейшего внимания на эти дикие красоты сарматы не обратили. На противоположном берегу реки стоял враг. Числом их было поменьше, чем воинов Гатала. Это были пастухи, перегонявшие стада овец. Овцы, чья грязно-белая шерсть сливалась с меловыми холмами, испуганно метались. Всадники оставили их и поспешно собирались вместе. Даже издали видно было, что вооружены все они хорошо и на мирных людей не походили вовсе.

 Не останавливаясь ни на одно мгновение, Гатал повёл своих воинов прямо на них. Перескакивая через камни и ямы, сарматы мчались вперёд. Они успели выстрелить лишь один раз. Со стороны аланов в их сторону летели стрелы.

 Званко услышал свист летящей стрелы совсем близко. За его спиной кто-то закричал, но Званко уже не оборачивался. Два конных отряда столкнулись на реке.

 Аланы с разбега налетели на их длинные копья. Первый десяток воинов был убит на ходу. Воины кочевников схватились между собой.

 Званко слышал вокруг себя крики ярости и боли, звон оружия и ржанье коней. Все мысли из его головы разом куда-то пропали, тело стало действовать само по себе, казалось, без всякого указания разума. Прямо перед ним оказался аланский воин. Званко ударил его, меч с размаха рассёк тонкую сталь доспехов. Аланский всадник стал заваливаться на бок, его лошадь метнулась в сторону.

 Слева, боковым зрением, Званко заметил узкий блестящий клинок почти возле своего уха. Он замахнулся изо всех сил, его оружие от удара высекло искры. Рука его противника была слабее, и пальцы разжались, роняя оружие на землю. Званко замахнулся ещё раз, его удар пришёлся по правому плечу воина. Он закричал от дикой боли.

 Вдруг, неожиданно лязг оружия и вопли прекратились. Званко огляделся вокруг. Всё было уже кончено, роксоланы разбили врагов. Они ловили лошадей, потерявших всадников. Роксоланы стояли уже на противоположном берегу речки. Её мутная вода стала окрашиваться кровью убитых.

   — Вот и всё. И не надо было приходить на нашу землю. – Гатал снял шлем, отбросил назад намокшие от пота волосы. Он оглянулся на своих, увидел, что почти все роксоланские воины на месте. Увидев Званко, живого и не пострадавшего в битве, князь довольно улыбнулся. Он махнул своим воинам, и они принялись сгонять овец и подбирать аланское оружие.

 Дело это для них было привычное и в указаниях князя они не нуждались. Гатал повернул коня и подъехал к Званко.

 Справедливости ради следовало сказать, что Мара была не права относительно своего брата. У него и в мыслях не было отправлять на смерть Званко. Наоборот, на Гатала он произвёл самое лучшее впечатление.

   — А я в тебе не сомневался!

 Гатал поглядел по сторонам и увидел, что его воины уже успели собрать все трофеи. Он махнул им рукой, и сарматы повернули обратно. Назад они ехали медленно, уже никуда не торопясь.

 Званко и Гатал ехали рядом, позади всех остальных. По дороге князь рассказывал ему о войнах, что велись народом роксоланов.

 Границей между сарматскими племенами считался Дон. Но в последние годы соседи всё чаще переходили на их сторону, пасли свой скот, а при случае и грабили.

 Гатал подробно, во всех красках описывал свои воинские подвиги. Врал он безбожно, смешивая в рассказе свои дела с делами предков.

 Званко слушал, слушал его, а потом не выдержал и спросил о сарматках, что дрались вместе с мужчинами. Гатала здорово удивил такой поворот в разговоре. Он наклонился к нему и сказал:

   — Никак я не пойму, что вас всех в этом удивляет?

   — Да я просто так спросил. – Званко вовсе не хотел неприятностей из-за того, влезает со своими правилами в чужую жизнь.

   — Вот, ты просто так спрашиваешь. А эллины как увидят наших девчонок, так дара речи и лишаются.

 Но объяснять ему всё равно пришлось. Князь рассказал ему, что сарматские девушки воюют вместе с мужчинами, пока не выйдут замуж. Когда они обзаводятся семьёй, то воспитывают детей, как и все другие женщины. До тех пор, пока не случится большой войны. Тогда весь народ берётся за оружие, что бы победить врагов.

   — Но большая война у нас бывает редко, не каждый год.

 Званко подумал, как он ошибался, думая, что его народ плохо живёт. Вот, оказывается, как на свете бывает! В его народе никогда не доходило до того, чтобы воевать шли женщины. Про такие кровопролитные войны Званко до сих пор не слышал.

 Хотя, было в этом и что-то хорошее. Когда отец отлучался из дома куда-либо, всегда беспокоился, как же мать одна будет, не обидел бы кто. А за такую жену, как сарматка, волноваться не надо.

 Так, за разговорами, они и вернулись обратно. Перед самым кочевьем Гатал обогнал всех остальных и оказался впереди своих воинов.

 Званко понял, чего сармат добивается, и решил, что и самому надо бы без славы не остаться. Он догнал Гатала и вместе с ним под приветственные крики въехал в кочевье.

 Сегодня их встречали радостно, с песнями. Званко искоса поглядывал на Гатала и посмеивался над ним про себя. Лицо у того было вроде бы безразличным, а сам же просто сиял от гордости.

 Званко оглядывался по сторонам, ища Мару. Она стояла вместе со всеми, встречала воинов.

   — Видишь, Мара, мы победили! – Гатал подъехал к ней. Он обернулся назад, махнул рукой в сторону своих воинов, тащивших в кочевье добычу. – И теперь мы будем это праздновать!

 Сарматы ответили радостными воплями. И тут же всё завертелось. Кочевники резали овец, разводили костры. Посреди кочевья, прямо на земле женщины стелили кошмы. Они расставляли кувшины и корзины с зеленью.

 Очень скоро всё было готово, и сарматы собрались на свой праздник. Сюда пришли все кочевники. Они рассаживались, старшие воины ближе к князю и его сестре, а молодёжь подальше.

 Званко здесь ещё почти никого не знал, и сел в стороне, вместе с молодыми. Сарматы его немного понимали, так, через слово, и поговорить с ними подробно, обо всём, было тяжело. Не успел Званко подумать о том, что придётся ему учиться языку роксоланов, как услышал, что Гатал зовёт его пересесть поближе.

 Место для Званко оказалось возле Мары и Гатала. Князь с одобрением оглядел собравшихся, налил себе вина. Тогда веселье и началось.

 Пожилые степенные воины поднимали чаши и произносили здравицы в честь своего князя. Гатал отвечал им, вспоминая о славных предках и доблести каждого.

 Званко веселился вместе со всеми. Роксоланы начали казаться ему людьми очень хорошими и замечательными. Даже в их речах, совсем ещё непонятных недавно, начал появляться смысл. Но больше всего он смотрел на девушку, сидевшую рядом с ним.

 Сама же Мара сейчас была счастлива. Ведь это был первый праздник за несколько месяцев. А сегодня можно было забыть обо всех бедах последнего времени. Ну а присутствию Званко она радовалась больше всего. Не появись он вчера, быть ей уже в кургане. И воином он оказался хорошим, а до сих пор о народе из леса она была совсем другого мнения. Вот только брат почти не давал поговорить с ним, всё время расспрашивал о всякой ерунде.

   — Забыл я спросить, есть ли у тебя жена? – Гатал находил всё новые и новые вопросы, не давая Званко даже поесть спокойно.

   — Нет ещё.

   — У меня тоже нет. Никак, знаешь ли, не выберу. – Гатал наклонился к нему и тихо сказал на ухо.- Вон, погляди сколько девчонок. Женюсь, и буду сидеть с одной. Ну, с двумя, тремя, в крайнем случае. А так, я всем нравлюсь.

   — У каждого свои заботы. – Только и сказал ему в ответ Званко.

 На середину круга вышла девушка и трое парней. У одного из них в руках был  маленький барабан, двое принесли с собой свирели, сделанные из кости. Все сарматы замолчали, повернулись в их сторону.

 Они заиграли, а девушка начала петь. Тихая грустная песня плыла над степью. Ковыль шумел под степным ветром, тихо плескались речные волны. Голос девушки серебряной птицей летел всё дальше и дальше. И на юг, к невиданному никогда им морем, и на север, к родному дому.

 Так, Званко, не понимая слов, слушал песню. Для Мары она была хорошо знакома с детства. И все роксоланы знали её, песню о девушке, что потеряла своего любимого. И о том, чему уже не быть никогда.

 По левую руку от Мары сидели её подруги. Званко узнал среди них тех, что были сегодня в походе. Но сейчас на празднике все сплошь одеты были в длинные платья, в блестящих ярких украшениях.

 Мужчины подходили к ним, звали на танец. Девушки вставали со своих мест и выходили на середину круга. Скоро вся молодёжь была там.

 Званко несказанно удивился тому, что никто из парней к Маре не подошёл. Она единственная изо всех девушек осталась одна и сидела рядом с братом. А танцевать уже начали. Званко и решил, что если не подошёл к ней никто, значит, некому. Потому и медлить не стоит, пока путь свободен.

 Он поднялся и подошёл к Маре. Она удивлённо поглядела на него, но ничего не сказала, и пошла танцевать с ним. 

 Званко оглянулся по сторонам. Ничего сложного в сарматском танце не было. Парни и девушки ходили кругами. Никто друг друга даже за руку не держал. Так что Мара всё время оказывалась напротив него.

 Она смотрела на него и улыбалась. Званко никак понять не мог, в чём же тут дело. Танцевал он так же, как и все сарматы. Что здесь не так?

   — Отчего ты смеёшься всё время?

   — Да разве нельзя мне?

 Званко понял, что Мара повторяет его вчерашние слова, и тоже улыбнулся в ответ. Мара поправила золотую цепочку на волосах и сказала:

   — Почему ты меня танцевать позвал?

   — Ты же одна сидела. Так же скучно, наверное. Вот я и решился.

 Мара хитро посмотрела на него:

   — И не боялся меня совсем?

   — Ну, красивых девушек я ещё не боялся. Если бы я медведя в лесу встретил, то его может быть, немного и испугался, и то вряд ли. А тебя я совсем не боюсь.

 Она только и рассмеялась в ответ, звонко, как звенели монеты, нашитые на платье. Мара была рядом с ним, а всё же, будто за стеной. Кажется, только руку протяни, и вот она. А не прикоснуться.

Песня закончилась, и танец остановился. Молодёжь стала возвращаться на свои места. Званко сел на своё место возле князя и почувствовал себя очень неуютно. Все сарматы смотрели только на него. Лица у них были такие, не описать словами. Так бы смотрел сам Званко, если бы пойманная им рыба заговорила человеческим голосом.

 И у Гатала лицо было точно такое же. Званко наклонился к нему и спросил:

   — А что случилось? Я не так что-то сделал?

   — Ну, как бы тебе сказать.

   — Разве Мара танцевать со мной не может?

   — Я и не знаю. Только царь-девицу никто на танец не зовёт. Она наша главная жрица и с детства служит богам. Так что женихов у неё нет.

 От таких новостей у Званко весь хмель выветрился мигом. Против богов, как своих, так и чужих, он пойти бы не решился.

   — У неё, что же, мужа быть не может?

   — Нет, может. Она должна сама себе выбрать мужа.

 Потом Гатал тихо сказал ему на ухо:

   — Я с десяти лет богам молюсь, что бы она замуж поскорее вышла. И ты со мной за это своим богам молись. А то, как-то плохо помогает.

 Тогда Званко и решил, что будет просить богов, чтобы Мара выбрала его. А роксоланы оказались очень хорошими людьми, если так заботились о родственниках.  За собой Званко ничего подобного не помнил.

 Гатал налил себе ещё вина и собрался провозгласить новую здравицу. Мара сидела рядом и прекрасно слышала их разговоры. Она толкнула брата под руку и сказала:

   — Всё пьёшь, братец! А караулы я вместо тебя проверять должна?

 Князь замолчал, задумчиво поглядел в свою чашу с вином:

   — Пожалуй, хватит на сегодня. Давайте расходиться, поздно уже.

 На том праздник и закончился. Мара ушла в свой шатёр, все разошлись вслед за ней.

 Званко тоже встал и решил пройтись немного. Он отошёл совсем недалеко, глядя себе под ноги. И тут же дорогу ему перегородили двое сарматов.

 Званко поднял голову и посмотрел на них. Роста они были внушительного, даже загородили от него заходящее солнце.

 Один из них обратился к Званко:

   — Я видел, как ты на нашу царь-девицу глаз положил. Что скажешь?

 Званко решил, что сейчас сарматы  будут его бить. Кто бы потерпел, что бы пришлый чужой человек заглядывался на их первую красавицу. Но отступать он не собирался.

   — Да, понравилась она мне! И что с того?

 Вместо того, чтобы драться, сармат обернулся к приятелю и сказал:

   — Я же тебе говорил! Храбрый он парень, сразу видно! А среди наших такого не нашлось!

 Званко так ничего и не понял в сарматских обычаях, таких странных для него. И решил пойти спать, ведь сегодняшний день всё равно уже ничего нового не принесёт.

                              Глава вторая.

 Разбудило его на этот раз не солнце, а свет факелов. Званко открыл глаза, не понимая, зачем же нужно зажигать их утром.

 Но было сейчас не утро, а глубокая ночь. Несмотря на это, в кочевье уже никто не спал. Все роксоланы метались, кричали. Из всех слов Званко разобрал только одно, что запомнил вчера – «война».

 Одного этого достаточно было, чтобы окончательно проснуться. Званко вскочил на ноги, отыскал своё оружие. Коня он догадался оставить неподалёку, так что все сборы много времени не заняли.

 Званко осмотрелся по сторонам. Роксоланы бегали вовсе не бессмысленно, наоборот, во всех их действиях был чёткий порядок. Воины надевали доспехи, садились на коней.

 У всех были тяжёлые стальные доспехи, длинные копья. У некоторых и кони были в доспехах. Званко увидел, что воины в тяжёлом вооружении не могли сами сесть на коня, и им помогали. Он удивился, что кони способны выдержать на себе такую тяжесть, но и сами кони у роксоланов были мощные, подобные всадникам.

 Воинов собралось много, в несколько раз больше, чем вчерашним утром. Плохо различимые в темноте, мелькали всадники, тускло блестела сталь доспехов

 Они быстро построились в боевой порядок, и стали похожи на огромную стальную змею, ощетинившуюся копьями. Званко и себе нашёл место среди них.

 Гатал конечно же был здесь, во главе войска. Он обратился к воинам, прокричал им что-то. И хотя сказано это было на языке сарматов, Званко понял всё, до единого слова. На них шёл враг, и было их очень много.

 Князь махнул им рукой, и его воины направились вперёд, навстречу смерти. Своей или смерти врагов, это уж как повелят всемогущие боги, решающие за людей их судьбу.

 Ехали они медленно, в темноте, по указаниям одних только разведчиков. Сарматы молчали, никто между собой не переговаривался. Где они сейчас находятся, далеко ли забрались, понять было невозможно.

 Званко поглядел на небо. Впереди, на востоке вставало солнце. Первые лучи разорвали ночную тьму, вернув миру его истинное лицо. Серый плащ  Гатала стал алым, лица воинов вокруг стали вновь знакомыми. Трава обрела свой зелёный цвет, цвет весенней степи, полной жизни.  

 Но новая заря несла миру только смерть. Прямо перед ними был вражеский отряд. Аланское войско выстроилось широкой лентой. Войско из многих сотен людей стояло впереди. В середине блестели золотом доспехов вожди аланов.

 Вот теперь силы вновь были неравны, и преимущество было на стороне врагов. Сейчас их разделяло широкое поле. Никто из противников начинать не торопился.

 Званко глядел вперёд на врагов, вовсе не чувствуя ненависти к ним. А с теми людьми, в чьём войске он сейчас находился, его почти ничто не связывало. Несколько дней назад он почти ничего не знал о существовании и тех и других. Теперь же придётся сражаться ему вместе с роксоланами, а если такова судьба, то и умереть вместе с ними. Просто потому, что нет у него другого выхода. А ведь ещё недавно он хотел померяться силами с роксоланами.

 Но поле битвы  — не место для праздных размышлений. Гатал медлил не долго и решился. Он указал в сторону врагов, и его войско рванулось вперёд.

 Они мчались навстречу аланам, набирая скорость для решительного удара. Противник перестраивался на ходу, разгоняясь перед ними. Их ровная линия строя выгнулась подобно полумесяцу.

 Всадники роксоланов сомкнули строй. Их войско стало похоже на огромную стрелу, летящую вперёд. Тяжёлое вооружение и копья длиной в три человеческих роста не затрудняло движение, а только увеличивали силу удара.

 Теперь силу их оружия предстояло испытать и врагу.  Аланы проиграли им в скорости,  и первые всадники роксоланов с размаха налетели на них. Удар пришёлся на переднюю линию аланов.

 На полном скаку всадники врезались в строй, протыкая, копьями друг друга. Многие за один раз поражали до двух человек. Кони грызлись между собой, затаптывали упавших воинов.

 Шум, лязг стали, крики слышны были далеко вокруг. Роксоланские всадники продвигались всё дальше и дальше. По их следу, под копытами коней оставалась кровь, тела убитых, вперемежку свои и чужие.

 Званко пригнулся, отворачиваясь от аланского копья. Воин не успел развернуться, проехал ещё несколько шагов. Званко ударил его по правому плечу. Зазвенела от удара сталь доспехов, но никакого вреда его меч не причинил. И противник повернул прямо на него.

 Снова Званко замахнулся, пытаясь угадать направление удара в ответ. Но аланский воин вдруг наклонился вниз и стал сползать с лошади. В спину ему ударил один из роксоланов.  Званко едва успел повернуть в сторону, что бы и самому не попасть на  копьё к своим.

 Он оглянулся по сторонам. Алый плащ князя, его шлем, украшенный конским хвостом, были уже далеко впереди. Гатал пробивался к предводителю аланов,  заметному издалека по позолоченным доспехам и крыльям сокола на шлеме. Рядом с ним дрались и всадники его окружения.

 А со всех сторон на них напирали аланы. Полумесяц их строя изгибался всё больше и больше. Теперь стало видно, что противник пытается окружить их. Гатал и его соратники оказывались всё дальше от своих сил, и аланы вклинивались между ними. Они почти отрезали князя от основного войска.

 Ровный строй обоих войск давно нарушился, и каждый дрался сам по себе. Званко пробивался через сплошной лес копий, его удары иногда достигали цели, но он по сторонам больше не смотрел, было уже не до этого.

 Вдруг Званко почувствовал, что конь под ним споткнулся. В его шею вонзилось копьё, и конь начал валиться на бок. Званко успел спрыгнуть с седла в последнее мгновение. Конь его упал, и Званко оказался на земле, пешим среди всадников.

 Всадник, убивший его коня, развернулся, и Званко оказался позади него. Званко подобрал с земли копьё, размахнулся и бросил его в спину аланского всадника.

 Копьё пробило насквозь его тело, от удара не спасла и стальная кольчуга. Званко столкнул его с лошади, и сам сел в седло. Он изо всех сил натянул поводья чужой лошади, не желающей признавать нового хозяина.

 И тут он увидел такое, что заставило его похолодеть. Хотя, казалось, что ни для каких чувств уже здесь места не было. В одном из роксоланских всадников он узнал Мару. Она дралась с аланским воином.

 Званко рванулся к ней, ударив на ходу одного из вражеских всадников. Те несколько шагов, что их разделяли, он проехал не по земле, а по телам убитых людей и коней.

 Но помощь ей уже не понадобилась. Мара справилась с противником сама. Его лошадь метнулась в сторону, унося в сторону всадника с рассечённой шеей.

 Она обернулась к нему, узнала. Мара подъехала ближе и указала вперёд, туда, где дрался Гатал. Званко привстал на стременах и увидел, что князь дрался с аланским вождём. Его окружение полностью смяло центр аланов, и вокруг вражеского вождя воинов уже не осталось.

 Но сам князь далеко оторвался от своих сил. Роксоланское войско оказалось разрезанным противником надвое. Их разделял десяток аланских воинов.

 Вокруг Мары начали собираться уцелевшие роксоланские всадники. Она звала их, махала руками. Собралось всего человек двадцать, изрядно пострадавших в бою.

 Они построились в ровную линию для последней атаки. Аланы развернулись им навстречу. Две линии всадников схватились между собой.

 Званко старался держаться в одном строю с роксоланами. Он сразу почувствовал, что его новый конь был хорошо приучен к бою, да и аланское седло оказалось куда лучше прежнего. Он продел копьё в кольцо над ухом лошади, налегая на него всем весом.

 Удар Званко пришёлся в самую середину аланской линии. Один из вражеских всадников упал с седла. Рядом с ним дрались роксоланские всадники, поражая врагов.

  Званко поглядел вперёд, туда, где сражался Гатал. Он увидел в руках князя шлем аланского вождя.

 Победу Гатала заметил не только Званко. Аланские воины, увидев смерть своего вождя, начали разворачиваться и медленно отступать. Роксоланы давили на них, постепенно продвигаясь вперёд, навстречу своему князю.

 Обе части роксоланского войска встретились. Это и послужило для противника сигналом к бегству. Аланы отступали поспешно и беспорядочно.

 Несколько роксоланских воинов бросились следом за ними. Но князь остановил их, приказал возвращаться назад.

 Войско роксоланов, поредевшее наполовину, повернуло обратно. Сегодня они увозили с поля боя не добычу, а своих убитых и раненых.  

 Вскоре они вернулись назад в кочевье. И в этот день роксоланы вернулись с победой, но никто ей не радовался. Победа досталась им слишком высокой ценой.

 Званко вернулся вместе с роксоланами. Женщины дали ему новую рубаху, взамен испачканной кровью. Теперь и конь у него был сарматским, и оружие, и одежда. У Званко почти не осталось вещей, привезённых из дому.

 Званко не был ранен, но устал так, как никогда в жизни. Он чувствовал боль в мышцах от непривычно тяжёлого роксоланского копья. Падая с лошади, он здорово ушибся, и теперь каждый шаг отдавался болью во всём теле.

 В ушах ещё звенел шум битвы. А вокруг него рыдали сарматские женщины, оплакивая убитых. Смотреть на чужое горе Званко не смог, это оказалось тяжелее, чем терпеть боль и драться.

 Он вышел из кочевья, за сплошной круг повозок. Званко ходил по окрестностям без всякой цели. Здесь было тихо и спокойно. Казалось, что никакой битвы и не было.

 Званко равнодушно глядел на диковинные красные цветы с тонкими, как паутинка, листьями. Они росли среди зелёных ковылей, насколько хватало взгляда. Но перед глазами стояла кровь убитых воинов, что видел он утром.

 Сейчас, в послеполуденное время было жарко, и вся степь замерла, слушая собственные шорохи. Только тихо журчал ручей среди вербовых кустов.

 Туда Званко и пришёл, думая отдохнуть в одиночестве. Но оказался здесь он не один.

 Званко уже вовсе не удивился, что встретил возле ручья Мару. Она сидела на берегу одна. На Маре всё ещё была кольчуга, блестевшая позолотой из-под алого плаща. Возле её ног лежал меч в богато украшенных ножнах.

 Царь-девица роксоланов повернулась к нему и сказала:

   — Не говори никому, что я здесь прячусь.

 Сначала Званко хотел уйти, но после того, как услышал её слова, решил остаться. Он опустился на траву рядом с Марой.

 Теперь они сидели уже вдвоём и молчали. Мара смотрела прямо перед собой безразличным, ничего не выражающим взглядом. Она куталась в свой плащ, как будто мёрзла.

  А Званко разглядывал её. У него в голове никак не укладывалось, что такая красивая девушка умеет драться не хуже многих воинов. Он вспоминал битву, в которой и ему самому было страшно. И ещё не выходил из мыслей убитый Марой аланский воин.

  Наверное, её учили этому с детства, как же иначе. Он начал рассматривать оружие княжны. Кольчуга у Мары была легче и тоньше, чем у воинов-мужчин. Некоторые её кольца были позолочены, так что получался сложный узор. Он повторялся на поясе, украшенном синими и красными камнями. Сбоку, на металлических колечках к воинскому поясу были подвешены костяной гребень и зеркальце. 

 Званко отвлёкся от мыслей о делах воинских. Состояние девушки показалось ему странным. Может, она ранена и не должна признаваться в этом? Пойди, разберись сразу во всех сарматских обычаях.

 Он спросил Мару о том, здорова ли она.

   — Со мной всё хорошо.

   — Да, а я уже совсем другое подумал. Я смотрю на тебя, а ты такая грустная. Может,  случилось что-нибудь?

   — Нет, я же говорила.

   — А из-за чего же тогда ты переживаешь? Мы же сегодня победили.

   — Да, сегодня мы победили.

 Мара поняла, что двумя-тремя словами от парня не отделаешься и начала рассказывать:

   — Конечно, мы выиграли сегодня. А что завтра будет? А через месяц? Ты же ничего о нашей жизни не знаешь. А у нас теперь каждый день неприятности.

   — Ну, а раньше по-другому было?

 Званко подвинулся к ней поближе и заглянул в глаза.

   — Раньше всё по-другому было. Когда я была маленькой, таких войн ещё не было. Наш народ был сильным, и соседи боялись нас трогать.

 Званко только повеселили слова совсем ещё молодой девушки:

   — Ну, Мара, давно ли это было?

   — Нет, недавно, но теперь всё изменилось. Соседи нападают на нас. Мы воюем с ними каждый день, и такие битвы, как сегодня, бывают часто. И чем дальше, тем хуже.

   — За что же вы так друг друга ненавидите?

   — Никого мы не ненавидим, и они нас тоже. Просто тесно стало сейчас в нашей степи.

 Странно было для Званко услышать, что в степь стала тесной, ведь она казалась ему огромной, как небо.

   — Почему же вы не пробуете договориться с соседями?

   — Да, пробовали мы, только бесполезно всё это. Наши племена всегда между собой воевали за землю. Когда-то давно мой народ прогнал соседей с этой земли, а теперь, наверное, пришла и наша очередь.

 Она  снова замолчала, разглядывая своё оружие, а потом сказала:

   — А раньше было хорошо. Тогда мои родители были живы. Они жили между собой хорошо и не ссорились никогда. А нас с братом они любили и всегда заботились.

  — Да, с такой девушкой, как ты, попробуй, поссорься! Десять раз подумаешь, прежде, чем лишнее слово сказать.

 Званко попытался рассмешить её, но Мара только грустно поглядела на него и ответила:

   — Теперь мы с братом совсем одни остались. И помочь нам некому. – Потом она помолчала немного и снова сказала:

   — А куда ты ехал?

 Званко начал рассказывать, не сводя с девушки глаз. Мара слушала его и чувствовала, как с каждым мгновением отступает боль от потерь и страданий. Ей было так спокойно с ним, как никогда в жизни. Званко глядел на неё и удивлялся сам себе. Как же он мог думать о каких-то сражениях, когда рядом сидит красивая девушка. И так хорошо вокруг, мир такой яркий и прекрасный. Отчего только сейчас он это заметил?

 Кто из людей знает, почему приходит любовь? Никому не известно это. Потому и верят они, что любовь бывает лишь по велению богов.

 Наверное, кто-то из них  в тот день вспомнил о своих прямых обязанностях. Может, это была Лада, богиня в золотом венке, которой молятся люди, живущие в лесах за Данапром. Или Аргимпаса с зеркалом в руках и луком за плечами, чьей милости ждут во всей великой степи от Дона до Истра.

 Кто бы из них не проявил себя, но с того дня все мысли Званко и Мары были только друг о друге.  

                                 Глава третья.

 Дни летели за днями, один за другим, словно птичья стая. Кому-нибудь они могли показаться однообразными, но только не для Званко. Ведь иной раз за день здесь столько всего происходило, чего дома и за месяц не увидишь.

 Вокруг была огромная степь и лучшего места, чтобы стать настоящим воином, на всём свете не было. Это был особенный мир, в котором многим нашлось место – всем, кто мог держать меч в руках, и не боялся глядеть в лицо опасности. Не нашлось бы место только для труса. А по-другому и быть не могло. Ведь,  встречая рассвет нового дня, никто не знал, что принесёт сегодняшний вечер. И не было в степи высоких крепостных стен, чтобы за ними прятаться, потому каждый воин мог рассчитывать только на себя и на товарищей.

 Теперь Званко стал полностью своим для роксоланов. И заслужить уважение среди них можно было не красным словом, а только делом. Храбрость, сила и решительность ценились ими куда больше, чем пустые речи. А разве могло быть в этих краях как-то иначе?

 И степь стала знакомой и привычной для Званко. Бесконечное пространство зелёных трав, пересечённое великими реками, что текли на юг, к морю. Огромные табуны коней паслись на нетронутой плугом земле. Это была земля настоящей свободы.

  Из неё очень далеко было возвращаться домой. Да уже не очень и хотелось.

 Званко уже и представить себе не мог, что прежде жил совсем не так. Что прятался он от врагов, а не шёл им навстречу. Быть воином, способным защитить и себя и друзей, стало представляться ему единственной стоящей целью в жизни. И возможностей для этого было достаточно.

 Лето сменило весну — юная красавица Леля уступила место своей матери Ладе. Дни становились всё длиннее и жарче, и зелёная трава быстро высыхала под ярким южным солнцем.

 В поисках новых пастбищ сарматы перекочёвывали с места на место. За десяток дней овцы съедали всю траву в округе, вытаптывали степь. Тогда роксоланы сворачивали свои шатры, собирали скот, и отправлялись дальше в путь. Они приходили на новое место, чтобы через несколько дней вновь покинуть его.

 Кочевники оставляли после себя огромные поля вытоптанной травы, что вырастет вновь только следующей весной. В постоянном движении проходила их жизнь, подобно ветру или самому солнцу.

 Для каждого из сарматов находилось своё дело. Они пасли овец, шили одежду из шерстяных тканей и обувь из кожи. И ещё много было среди них кузнецов, что ковали оружие из здешней руды и делали украшения для сарматских красавиц.

 Язык роксоланов постепенно становился всё более и более понятным для Званко. Теперь он знал многих роксоланов и со многими успел подружиться.

 Каждый день он встречал Мару. Она всегда была вместе со своими подругами – сарматскими девушками. Все они считались названными сёстрами, и Мара была среди них главной.

 Поначалу Званко удивлялся сарматским девушкам, что ездили верхом в доспехах и с оружием, а потом, по вечерам, шили одежду, но позже перестал. Постепенно и он начал думать так же, как и сарматы. А они считали, что девушка, которая умеет объезжать коней и стрелять из лука – это хорошая хозяйка.

 Мужем Мары он ещё не стал, но их взаимное влечение стало заметным для всех роксоланов. Ведь любовь от людей не спрячешь, как не пытайся. А они вовсе и не прятались. Сарматы смотрели на них без всякого осуждения, ведь по их обычаям девушки выходили замуж по своему собственному выбору.

 Но уже несколько дней подряд Званко начал замечать на себе подозрительные взгляды одной из роксоланских девиц. Звали её Тамира, и она всю дорогу крутилась возле Мары и Радки. А чаще всего именно в то время, когда Званко разговаривал с Марой.

 Как-то вечером, когда в стане роксоланов все отдыхали после тяжёлого дня, она и решилась подойти к нему.

 Званко сидел возле костра и смотрел на огонь. Пламя горело ровно, вспыхивая, синим огнём после того, как кто-нибудь из сарматов подбрасывал в костёр куски чёрного камня. Тогда искры летели во все стороны, и всех обдавало жаром.

 Званко слушал сказителя, что пел о подвигах знаменитого сарматского царя по  имени Гатал. За свою жизнь победил он многих врагов и стал знаменит по обе стороны Дона. Званко догадался, что именно в его честь и назвали нынешнего роксоланского князя.

 Он и не заметил сразу, как подошла к нему Тамира. Званко поднял голову, посмотрел на неё.

   — Званко, я поговорить с тобой хочу.

   — Хорошо, говори.

 Тамира села с ним рядом, совсем близко, так что Званко услышал, как пахнет от неё мятой и полынью. Он внимательно поглядел на девушку. Тамира была рыженькой и немного полноватой, нарядилась она в яркое платье и надела множество серебряных колец и цепочек.

 Сарматка же разглядывала его с большим интересом. Ей никак не давала покоя мысль о том, что у Мары появился возлюбленный. Пусть даже какой-то простачок из лесу. Видеть, как на Мару смотрят влюблёнными глазами, оказалось для неё невыносимым. Ведь до сих пор в центре всеобщего мужского внимания Тамира привыкла видеть только себя. Она наклонилась к нему и сказала:

   — Я знаю, что тебе наша Мара нравится.

 Званко не стал отрицать то, что давно уже стало заметным для всех вокруг:

   — Да. Я никогда таких красивых девушек не видел. Ни в нашем народе, ни здесь, никого лучше нет.

 Она сразу дёрнулась всем телом и отодвинулась от него подальше.

   — А ты знаешь, почему никто из наших мужчин к ней и близко не подходит?

 Званко равнодушно пожал плечами, потому, как считал, что так ему значительно проще. Не подходят роксоланы к своей царь-девице, значит, и соперников у него нет.

   — Видишь ли, ты человек нездешний, много здесь не знаешь. Если никто из наших до сих пор тебе не сказал, то я и расскажу. Мне совсем не хочется, чтобы у тебя были неприятности.

   — Чего же я не знаю?

   — А не подходит к ней никто только потому, что Мара на самом деле – ведьма.

   — Да что ты говоришь? – сказал ей Званко без всякого интереса.

   — Ведьма она, это точно. Мара хорошо умеет колдовать. Она даже может превратить человека в лягушку. И сама в неё не раз превращалась, я это точно видела. Только всё это тайна, и чужим людям о таких вещах не говорят. Так что я тебя предупредила, а дальше ты уже сам думай.

 Этим она Званко не на шутку разозлила:

   — Послушай, ты меня полным дураком считаешь? Где же это видано, чтобы девицы по своей воле превращались в лягушек? А если бы она умела других превращать, разве ездила она на войну? Превратила бы всех врагов в жаб, да и ладно! Ты бы врать научилась сначала, прежде чем на свою подругу наговаривать.

 Она вскочила на ноги и побежала от него прочь. А Званко подумал с досадой, что из-за глупой девчонки прослушал такую занимательную песню.

 Но в тот день слышал он её не в последний раз, как и множество других сарматских песен во время их долгого пути по степи. Так навсегда в памяти Званко и остались печальные песни сарматов в дороге по бескрайним степным просторам. За время пути он увидел и великую реку Дон, пересекавшую степь, и Меотийское море, принявшее в себя воды великой реки. 

 Там, на берегах Меотийского моря и остановились роксоланы. Кочевники говорили, что приходят сюда каждый год, в это же самое время, отдыхая от дорог по степи.

 Море показалось Званко бесконечным, сливающимся на горизонте с небом. Там, наверное, и был край земли. Но это оказалось совсем не так. Сарматы пересказывали ему услышанное от эллинских торговцев – о том, что есть ещё немало населённой земли, и рек, и морей. И все они впадают в великий Океан – а вот там, уже на самом деле и есть край земли.

 Вода в Меотиде была спокойной, тихой, как в маленьком лесном озере. Глядя на неё, трудно было представить, что бывают бури и огромные волны. Вода тихо плескалась возле самых ног, отражая в себе вечернее небо.

 Роксоланы говорили, что теперь лето пойдёт на убыль. А ведь так оно и было, как же он об этом не подумал. Ведь стояли самые длинные дни в году, и только сейчас всадники утренней и вечерней зари встречали друг друга.

 Званко сел на берегу, он слушал тихий плеск волн, и думал о своём доме. А там сейчас был праздник – самый главный день в году. Где-то далеко отсюда, на берегах лесных рек горели костры в честь великого солнца и бесконечной жизни  Этот праздник люди ждали весь год, потому что только сегодня боги приходили в мир людей, и происходили самые невероятные вещи. Сегодня всё живое находило себе пару, и солнце освящало их союз.

 Но праздник был далеко, а здесь была совсем другая жизнь. Мысли Званко вернулись вновь к Маре, как возвращались к ней уже много дней подряд. Он прекрасно понимал, что нравится ей. Мара всегда рада была его увидеть, учила языку сарматов, смеялась над его шутками. И всегда рада была поговорить с ним, поделиться новостями. Но…

 Но дальше разговоров дело у них никак не шло, как Званко не старался. И повлиять на её выбор он не мог.

 А если бы Мара была из его народа, всё могло быть по-другому. И сегодня был именно тот самый день, праздник Купалы, когда славят любовь. В эту ночь Мара и стала бы принадлежать ему, если бы они оказались вдвоём на купальском празднике.

 Званко представил себе и тихую речку в лесу, и родное село на её берегу, и девушку, которая снилась ему каждую ночь.

 От приятных мыслей его оторвал Гатал. Князь подошёл к нему и сел рядом на берегу. Сегодня он выглядел расстроенным, озабоченным тяжёлыми мыслями. Гатал посидел немного молча, а потом сказал:

   — Скажи мне, а есть ли у вас человек, которому подчиняется весь ваш народ?

   — Нет, у нас такого нет. Каждый род живёт сам по себе.

   — Да? Может быть это и хорошо. А вот у нас такой человек есть. И это мой дед, царь роксоланов. А я разве тебе не говорил, что дед у меня правит всеми роксоланскими родами? Нет? Ну, он у нас уважаемый человек, знаменитый. Хотя, это совсем неважно.

 Гатал замолчал, глядя вдаль, где в морской воде отражался лунный серп. Он наклонился к Званко и тихо сказал ему:

   — Сегодня к нам приехали гонцы от царя всех роксоланов. Он зовёт нас к себе на помощь. Там, на правом берегу Данапра, дела ещё хуже, чем у нас. Завтра мы собираемся и едем туда. А вернёмся ли обратно, не знаю. Может так статься, что останемся живыми, а возвращаться будет уже некуда.

 Гатал поднялся и ушёл, отдавать распоряжения своим воинам. А для Званко только прибавилось, о чем подумать.

 Выходит, что роксоланы уезжают отсюда. Значит, пришло время сделать ему выбор, с кем же остаться.

 Он начал осматриваться по сторонам. Вот и Мара что-то говорит девушкам, а они слушают её, как воины своего вождя. И все вооружённые, получше многих его земляков.

 Что же, сколько не проси своих богов о любви, а здесь они его не слышат. Или не хотят помогать жениться на сарматке. Всё напрасно.

 Несмотря на позднее время, роксоланы начали собирать свои шатры, готовиться к дальнему пути.

 И  великого праздника для них нет — работать вздумали. Чужбина, одним словом.

 Тогда Званко и решил, что завтра роксоланам в одну сторону, а ему – в другую. Теперь он не боялся проехать по степи из конца в конец. Надо было продолжать свой путь, ехать туда, куда он и собирался.

                           Глава четвёртая.

Наступило утро – последнее для роксоланов в родных степях. С первыми лучами солнца они были готовы отправляться в дорогу.

 Для Званко день начался особенным образом. Прежде чем он успел что-либо сделать, к нему подошла Мара и сказала:

   — Если ты хочешь, то и дальше оставайся вместе с нами. Поедем со мной.

 Хотя вчера Званко и собирался проститься с роксоланами, но после её слов тут же передумал. Смотрела Мара на него теперь совсем по-другому. Ведь женщины начинают ценить только те отношения, которые готовы вот-вот ускользнуть из их рук. Но в хитросплетениях женского ума, не всегда понятного даже для его обладательниц, Званко не разбирался. Так и продолжилась их история.

 Так и начался их долгий путь на правый берег реки Данапр, что назывался в народе Званко Славутичем. Ехали они много дней по степям, мимо эллинских городов, закрывающих ворота перед сарматским войском, мимо Таврии, где жили некогда могущественные скифы, и Понта Эвксинского.

 И на всём их пути была только бескрайняя степь, трава высотою в половину человеческого роста, и огромные табуны диких коней, что паслись вольно, как сам ветер. А в чистом синем небе кружил только сокол, что считался сарматами священной птицей.

 Трудно было и представить себе, что возможна в этих краях какая-то другая жизнь, ведь боги создали этот край только для свободных людей.

 Гатал торопился, выбирая для своего войска самый короткий путь. Он хотел успеть во время, ведь их прибытие могло решить судьбу народа роксоланов.  Но чем ближе становилась цель путешествия, тем больше таяла его уверенность в благополучном исходе.

 Через десяток дней они приехали в кочевье царя всех роксоланов. Тогда и подтвердились их опасения.

 Войско роксоланов было полностью разбито язигами. Сейчас оно поредело наполовину. Но кровопролитные войны и тяжёлые потери были для сарматов не редкостью. Главная неприятность была совсем в другом.

 Ослабевший народ роксоланов больше не мог сопротивляться, и соседи с каждым годом теснили их всё дальше и дальше. Теперь они вынуждены были оставлять лучшие земли, уступая их соседям. Степь становилась тесной для самих роксоланов, они уже с большим трудом могли найти пастбища для своих табунов.

 Всё это они узнали сразу, едва приехав в кочевье. Мара и Гатал разыскивали своих друзей, но многих уже не было в живых.

 А ведь ещё два года назад, когда они бывали здесь, всё было не так, было по-другому. Это был многолюдный край, и мир в нём поддерживало оружие роксоланов, известное всем соседям. Но теперь жизнь стремительно менялась, и совсем не в пользу роксоланов.

 Так и пришло время решать, как жить дальше. Затем и созвал все подвластные роды царь роксоланов.

 Воины Гатала влились в роксоланское войско. Все прибывшие с левого берега Данапра держались вместе, они поставили свои шатры рядом друг с другом, одним отдельным лагерем. Теперь Званко и Мара надолго не разлучались.

 Хотя время было совсем не для влюблённых, ведь сегодня и должны были собраться на совет роксоланские князья.

 Ближе к вечеру, когда спала жара, все роксоланы начали собираться на совет. Они приходили на широкое поле в стороне от шатров, и рассаживались, каждый вместе со своим родом.

 А посередине поля, на возвышении был натянут навес для царя всех роксоланов. И сам царь уже был там.

 Во всём лагере один только Званко ничего о нём не знал, но этот недостаток сарматы быстро исправили, рассказав ему все сплетни, ходившие по степи. Царь всех роксоланов был человеком преклонного возраста. Но со своей далёкой молодости и по сегодняшний день пронёс он одну только любовь – к выпивке.

 В те давние времена это весьма огорчало его супругу – царицу Тиргитао. Несчастной женщине приходилось всё делать вместо мужа – и воевать с соседями, и собирать дань с эллинских городов. Поговаривали тогда, что такой царь долго на свете не заживётся, погубит его любовь к эллинским винам.

 Но время шло, давно уже не было в живых царицы Тиргитао, были у него такие взрослые внуки, как Мара и Гатал. А царь жил и прекрасно себя чувствовал, хотя вино, привозимое эллинами в счёт дани, всё не кончалось. Сейчас его наследником считался князь Сайефарн.

 Вокруг царского навеса собрались князья, а весь остальной народ расселся вокруг них. Для Званко занял место один из его приятелей, причём самое лучшее, откуда было всё хорошо видно. Рядом с ними села Радка.

 Все роксоланы замолчали, глядя на своих князей, от решения которых зависела их дальнейшая судьба. Князей было пятеро, все люди степенные, среди них самым молодым был Гатал. Любому он годился бы в сыновья. Вместе с ними вперёд вышла и Мара.

 Званко толкнул приятеля под руку и спросил:

   — А когда же вас всех спрашивать будут? Долго ждать, наверное?

 Он удивлённо посмотрел на него и сказал:

   — А у нас народ никто не спрашивает. Как князья решат, так и будет. Давай слушать, не то пропустим всё.

 Званко обернулся и вместе со всеми стал смотреть на середину поля. Смотрел он на царский шатёр, а видел перед собой одну только Мару. Она казалась ему нежной и юной, совсем беззащитной среди воинов. Что же заставило её придти сюда, и разве все эти князья могут послушать молодую девицу?

 Как бы отвечая его мыслям, с противоположного края поля послышались недовольные голоса:

   — А почему вы вдвоём вышли? От вашего рода с левого берега Данапра только один голос полагается. Пусть уйдёт кто-то один! Мара пусть уходит!

 С другой стороны в ответ закричали:

   — Как это, пусть уходит? Какой же совет без царь-девицы? Это против наших законов! Проклянёт вас всех за такое Аргимпаса! Не будет у вас ни жены, ни потомства!

 Этого хватило, чтобы на другой стороне замолчали.

 Со своей подушки поднялся царь роксоланов. Он устало оглядел всех и сказал:

   — Я собрал вас всех, чтобы решить, как нам жить дальше. Наших воинов уже не хватает, чтобы защищать родную землю. Потому, сегодня мы должны объединиться перед опасностью и вместе найти выход.

 Царь опустился на своё место обратно. Вперёд вышел князь Сайефарн. Он начал говорить величавым тоном:

   — Братья роксоланы!

   — Нет, ну ты послушай! «Братья роксоланы». – Приятель не мог сидеть спокойно, и всё время обращался к Званко.-  Раньше он народ за людей не считал, а теперь, когда случились неприятности, называет нас братьями!

 Сайефарн не слышал их и продолжал дальше:

   — Пришло новое время, время страшное. Отвернулись от нашего народа боги, давно мы не видели побед, только слёзы вдов и сирот. Разбили нас язиги, и, кажется всем, что нет для нас будущего. Но это не так! Выход есть! Мы должны признать власть царя язигов и платить соседям дань. Только так! Потому, что другого выхода у нас нет!

 Все роксоланы затихли. Князь предлагал нечто неслыханное. Несколько мгновений было совсем тихо, потом кто-то из народа крикнул:

    — Не будем мы дань платить! Нечем!

 Сайефарн даже не обернулся в его сторону и продолжал говорить:

   — А если не заплатим сейчас, то на будущий год быть большой войне. Тогда соседи нас и разобьют, и возьмут себе всё даром!

 После его слов и князья, и народ заговорили все вместе, так что ничего было не разобрать. Так  они кричали, пока царь снова не встал и не сказал им:

   — Может, ещё кто-нибудь хочет сказать?

 После Сайефарна очередь дошла и до других князей. Они выходили и говорили о своих воинских доблестях, о прежних победах, о заслугах перед всеми роксоланами. Говорили все хорошо, складно, заслушаться было можно. Каждый хотел показать себя с лучшей стороны. Вот только о деле, о том, как же дальше жить целому народу, не говорил никто.

 Наконец перед народом вышел и Гатал. Он растерянно оглянулся на всех и сказал:

   — Наверное, стоит попробовать объединиться всем? Только так мы сможем противостоять соседям.

 Сайефарн ответил ему, даже не скрывая снисходительного ехидства:

   — Ты хочешь со всеми воевать? Ты считаешь себя лучшим воином, чем великий царь Гатал?

 Нет, конечно же, Гатал не считал себя лучше знаменитого предка, потому и промолчал в ответ. Но его воины сдерживаться не стали. Приятель Званко встал со своего места и закричал:

   — Гатал, скажи ему что-нибудь! Не молчи! Ты же наш князь!

 Вместо князя ему ответили с другой стороны:

   — Да что говорить! Что вы там, на левом берегу видели? Совсем жизни не знаете!

   — Это мы жизни не знаем? Ты бы попробовал, пожил у нас!

 После их слов весь народ заспорил, на каком из берегов Данапра люди живут хуже. Спорили оно долго. Давно уже зашло солнце, степь погрузилась в темноту. Только ночное небо блестело россыпью звёзд, равнодушно смотревших вниз. А тут внизу, на земле ссорились между собой люди. И каждый не хотел уступать другому.

   Сайефарн пытался перекрикивать их всех:

   — Давайте решать, какую дань платить будем!

 Ему ответил один из князей:

   — А ты сам и заплати! Ты же у нас самый богатый! Заплати своими баранами, которых твои люди на моей земле пасли!

   — Да разве же это твоя земля? С каких это пор?

   — Она всегда моей была! И не такому проходимцу, как ты, со мной спорить!

   — Да вы же сами все, как стадо баранов!  — Мара вскочила со своего места и выбежала вперёд. Она была бледной и растрёпанной, и даже в темноте было видно, как блестели её глаза. – Прекратите ругаться, разве вы не видите, что наш народ гибнет!

 Сарматы замолчали, глядя на неё. Все они смотрели, как завороженные, на девушку с оружием, и ждали, что же она скажет дальше.

 Радка задумчиво сказала, обращаясь к своим:

   — Наши князья лучше всех говорят – и Мара, и Гатал.

 Ей ответила Тамира, что сидела впереди них:

   — А ты всё сохнешь по нему! Только напрасно!

 Радке ответить не дали, на девушек со всех сторон закричали, потребовали тишины. Приближался решительный момент, вновь поднялся царь и сказал:

   — Теперь пусть каждый предлагает, что делать дальше!

 Из толпы народа кто-то крикнул:

   — Да, пора уже договариваться, сколько можно здесь сидеть!

 Царь кивнул Маре и отошёл в сторону. Она вновь оказалась в центре внимания всего народа. Мара подошла к самому краю поля и сказала, обращаясь ко всему народу:

   — Сейчас у нас только один выход – это война! Наш народ всегда был свободным! И в этот раз мы не сдадимся! – голос её сорвался, но Мара продолжала говорить. – Мы не сдадимся! Если надо, то умрём, но умрём свободными людьми!

Её последние слова потонули в шуме одобрения. Званко слушал сарматов, и почувствовал, что начал понимать их обычаи. Теперь он никогда бы не отступил перед врагом. Слишком стыдно было бы показать себя трусом перед женщиной.

 Все сарматы вокруг кричали:

    — Мара – самая лучшая у нас! Такой царь-девицы не было ещё!

 Тамира вскочила с места. Она намеренно задела Званко, а затем побежала отсюда прочь.

 Теперь и Гатал, а вслед за ним и другие князья, высказались за войну с язигами. Последним высказался за войну Сайефарн.

 Так и решена была дальнейшая судьба народа роксоланов. Люди начали расходиться.

 Званко поднялся и сказал приятелю:

   — Ох, и долго же у вас совет идёт!

   — Нет, это не долго! Вот, в прошлый раз, два года назад, вообще до утра сидели. А сегодня Мара быстро всех уговорила!

                        Глава пятая.

    — Да не переживай ты так! Не обращай на него внимания!

    — Я не могу! Он же оскорбил меня! Я не буду это терпеть!

 Мара сидела в своём шатре со Званко и Радкой, а Гатал ходил перед ними, разбрасывая подушки и коврики. Со вчерашнего дня, со времени совета он не мог успокоиться, порываясь отомстить за оскорбление. Сестра уговаривала его, но всё напрасно – Сайефарн случайно напомнил о давней беде молодого князя.

   — Когда же ты, брат, перестанешь изводить себя?

   — Тебе легко говорить! А я всю жизнь из-за этого страдаю! Почему мои родители дали мне это имя? Неужели не было других?

 Главной бедой Гатала было имя, ведь назвали его в честь знаменитого предка. С самого детства он пытался прославиться, выделиться в своём народе. Но никак не мог – все его воинские подвиги, не шли ни в какое сравнение со славой знаменитого сарматского царя.

   — Может быть, на самом деле всё не так было, может, и не совершал царь Гатал таких подвигов! Кто сейчас знает правду? А мне говорят все, что я плохой воин, что мне до него далеко! Что же, так обо мне никто и не узнает?

 Гатал обернулся к Званко, ища поддержки у друга. Но сам Званко никогда не стремился к тому, чтобы весь народ знал его имя. Потому и помочь другу ничем не мог.

 Тогда Гатал обратился к сестре:

   — И ты меня не понимаешь! Тебе, Мара, всё равно, что наша мать назвала тебя своим именем!

   — Да, мне всё равно! И тебе пора бы успокоиться!

 Но смиряться он не собирался. Гатал вышел из шатра, с размаха едва не оторвав его полог.

 Званко наклонился к Маре:

   — Значит, тебя зовут – Мара, дочь Мары. А знаешь, как это на нашем языке будет?

   — Ну и как? Скажи мне!

   — Мара Маревна! – сказал ей Званко, который хорошо разобрался, как вели свой род сарматы.

 Радка поняла, что она здесь лишняя и хотела уже уходить, но тут и вернулся Гатал. Он вошёл шатёр и сказал им:  

   — Ну, как вам, нравиться? Теперь меня уже ни с кем не перепутают!

 За это короткое время он изменился до неузнаваемости. Голову он обрил, оставив одну прядь волос надо лбом. От трёхдневной щетины остались одни усы.

 И верно, никто из сарматских мужчин так до него не ходил. Гатал хотел услышать мнение друзей, но они молчали, стараясь не смеяться.

   — Сестра, дай мне своё зеркало.

 Мара принесла ему зеркало. Гатал заглянул в него. Он долго тёр бронзовую поверхность зеркала куском войлока, чтобы придать ему блеск. Но отражение никак не желало становиться лучше. Гатал долго-долго смотрел в него, а потом сказал, обращаясь к самому себе:

   — Ничего, сейчас война и на меня никто внимания обращать не будет. А через месяц волосы обратно отрастут. Пойдём, нам уже пора собираться.

 Они вышли из шатра наружу. Сейчас всё кочевье роксоланов было одним огромным воинским лагерем. Больше ничто не напоминало о мирной жизни.

 Тогда и увидел Званко большую войну, на которую равно ходили все сарматы. Ведь это было их общее дело, решающая битва за свободу.

 Роксоланские всадники строились. Перед ними на середину поля вышел царь. Он оглядел своих воинов. Числом их было десять тысяч. В прежние времена по его приказу могло собраться и большее войско. Но времена эти давно прошли. Теперь надо было воевать только с теми, кто остался.

 Царь роксоланов разделил своё войско на две части. Двумя тысячами всадников запаса должен был командовать Гатал. Его отряд составила молодёжь, самые лихие наездники степи. Оставшиеся, основная часть войска, была тяжеловооружённой конницей. Они и были главной ударной силой. Закованные в доспехи роксоланские всадники сметали всё на своём пути. В недавние времена они наводили ужас на соседей из Дакии и римское войско.

 Гаталу и его отряду надо было выступать прямо сейчас, раньше всего остального войска. Место Мары тоже было в отряде брата. Она уже сидела в седле, когда услыхала голоса у себя за спиной:

   — Спрятаться в запасе захотела. Потянула нас на войну, а сама теперь в сторону.

 Мара обернулась назад, ища обидчика. Но все уже молчали, и по лицам воинов понять ничего было нельзя. Гатал ответил им вместо сестры:

   — Я не прятаться от врагов еду! А если кто-нибудь считает меня и моих воинов трусами…

   — Не надо спорить с ними, брат! Я останусь здесь! Пусть все знают, что я могу отвечать за свои слова!

 Мара повернула коня и подъехала к всадникам главной части войска. А если и было где-то самое неподходящее место для неё, то только здесь. Ведь сарматские женщины не могли носить тяжёлые наборные доспехи и длинные копья. Такое оружие было им не по силам.

 Все знали об этом, даже Званко давно уже успел разобраться в сарматском вооружении. Он обернулся к Гаталу, спрашивая разрешения у него. Гатал кивнул ему, и Званко поехал вслед за Марой.

 Гатал знал, что переспорить сестру он не сможет. Он изо всех сил хлестнул нагайкой коня, и весь его отряд понёсся за ним.

 Теперь на Званко и на Мару были направлены взгляды всего роксоланского войска. Потому Мара и смотрела на него, а сказать ничего не могла. А Званко чувствовал себя как-то странно. Однажды он видел в кочевье эллинскую чашу с диковинной росписью. Там нарисован был всадник на крылатом коне. Так и Званко ощутил себя сейчас летящим над облаками.

 Отряд Гатала скрылся из виду. Уже успела рассеяться и пыль, поднятая двумя тысячами коней. Тогда царь и приказал выступать своему войску.

 Воины роксоланов медленно ехали по степи. Их кони топтали сухую траву, что не видела дождей с самой середины лета. И сейчас, в конце лета, стояла жара. На юго-западе, там, где жёлтая степь сливалась, с синим небом, начинались земли их врагов.

 Там и было сейчас войско язигов. Об этом говорили разведчики роксоланов. Конечно же, о подготовке к войне знал и противник. Ведь в открытой степи невозможно было спрятаться.

 Степная дорога привела их реке. Званко не стал спрашивать, как она называется. Река эта разделяла владения сарматских племён. Там, на правом берегу, начиналась чужая земля. А ему показалось, что это и есть граница обычного человеческого мира. А другой берег может быть населён кем угодно, и не только людьми.

 Войско роксоланов начало переправляться через реку. Здесь было место переправы, и вода едва доходила до коленей лошадям. Лишь только половина войска перебралась на другой берег, впереди и показались враги.

 Войско язигов быстро двигалось им навстречу. Они были близко, всего лишь на расстоянии двух полётов стрелы. Это зрелище и вернуло Званко к истинному миру. Ведь даже издали заметно было, что язиги ничем от роксоланов не отличаются. Перед ними стоял большой отряд тяжеловооружённой конницы. Солнце блестело на доспехах, на клюгах их копий.

 Царь роксоланов подгонял своих воинов, что не успели переправиться. Роксоланы поспешно выстраивались в боевой порядок, отстающие воины занимали своё место.

 Едва воины успели полностью переправиться, роксоланы развернули свой строй навстречу врагам. Они ехали вперёд, набирая скорость. Отряд роксоланов похож был на стальной смертоносный поток.

 А прямо на них двигалась такая же река из воинов, коней и оружия. На полной скорости столкнулись первые линии двух отрядов.

 Званко старался держаться рядом с Марой, на одной линии, но девушка постоянно вырывалась вперёд. Даже на расстоянии он чувствовал, как она рассержена несправедливым обвинением. Пожалуй, на её месте Званко чувствовал себя точно так же. Но теперь ему приходилось глядеть по сторонам и за себя и за неё.

 Роксоланы смяли переднюю линию всадников, но остановились дальше, увязнув в плотном строе противника. Всадники поодиночке выскакивали вперёд, но всё войско не двигалось с места.

 Крики и лязг оружия стояли над степью. Воины падали на землю, под копыта своих же коней. Но их место, с обеих сторон занимали другие. Лошади уже с трудом перешагивали через тела убитых.

 Рядом с Марой упал убитый роксоланский всадник. Его лошадь, обезумев от крови и криков, рванулась в сторону. Она столкнулась с конём Мары, кусая его. Девушка хлестнула её плетью, поворачивая в сторону своего коня.

 Прямо на Мару ехал воин из отряда язигов. Званко развернулся ему навстречу. Копьё пробило и щит воина, и его доспехи. Всадник, ещё мгновение назад бывший живым, начал сползать с седла.

 От удара копьё вывернулось из руки Званко и упало на землю. Едва он наклонился, чтобы поднять оружие, как увидел перед собой вражеского всадника на белом коне. Ничего другого Званко разглядеть не успел, видел он только наконечник копья перед своими глазами. Званко уже не мог ни повернуть в сторону коня, ни поднять оружие.

 Дальнейшие события прошли перед глазами Званко так, будто бы сейчас он был не на поле боя, а где-то далеко и смотрел на всё со стороны.

 Белый конь рванулся в сторону, встал на дыбы. Его всадник не удержался в седле, упал, зацепившись ногой за стремя. Тут же к нему подъехали роксоланские воины.

 Званко выпрямился в седле и только сейчас понял, что произошло. На шее белого коня была петля аркана, брошенного Марой. Она уже поворачивала своего коня, подъезжала к нему. Мара указала воинам на упавшего язига, и они начали связывать его. Оказалось, что он был знатным человеком – ведь на шее у него была золотая гривна.

 Званко хотел крикнуть воинам, чтобы защищались, а не возились с пленным. Пусть даже это и князь язигов, собственные жизни важнее. Но за это короткое время на поле битвы всё изменилось.

 В тыл язигам заходило войско Гатала. Стрелы роксоланов теперь летели в спину противнику. Войско язигов оказалось в ловушке. Хотя числом их было и больше, чем роксоланов, но вырваться из окружения они уже не могли. Их тяжёлая конница больше не могла разогнаться и ударить противника. Битва закончилась полным разгромом язигов.

                             Глава шестая.

 Гатал спешил, нахлёстывая коня. Он обогнал всех, даже своих воинов, стремящихся оказаться первыми в обозе язигов. Ведь роксоланы победили только благодаря Гаталу, значит, и добыча должна была ему достаться.

 Но все остальные роксоланы  так не считали, и каждый из них стремился обогнать другого. Воины роксоланов мчались по степи, вперёд, за желанной выгодой.

 Вот и показался стан язигов – несколько повозок и шатров. Он давно был оставлен хозяевами, которые успели разбежаться, едва услышав о поражении своего войска.

 Гатал спрыгнул с седла перед самым большим шатром в кочевье язигов. Он откинул полог и заглянул внутрь, не выпуская меча из рук.

 Но там не было ни золота, ни желанной черноокой красавицы. В углу шатра сидел человек в старой чужеземной одежде. Он был связан, и, похоже, было, что сидит так он уже давно.

 Гаталу он показался знакомым. Он внимательно вгляделся в полумрак шатра:

   — Это ты, Ливий? Что ты тут делаешь? Разве ты в плену у язигов?

 Человек, которого назвали Ливием, обернулся и посмотрел на Гатала. Он внимательно всматривался в лицо сармата, но никак не мог его узнать.

 Да и немудрено было. На своём веку узнал он стольких варваров, что запутаться несложно было. А сами варвары – сарматы, даки и тавроскифы знали его, как купца Ливия.

 Хотя был он самым влиятельным человеком в здешних краях. Но известно об этом было немногим – только командующим легионов, императору Марку Ульпию Траяну и его доверенным людям.

 Ведь Ливий был шпионом, агентом императора. В его руках находилась вся полнота власти в этих диких краях. Именно к нему сходились все нити от многочисленных шпионов Империи.  

 Пожалуй, многие люди в Риме, что интересы ограничивались раздачей дармового вина на гладиаторских боях, считали, что Империя обязана своими победами солдатам легионов. Но нет, всё было совершенно по-другому. Прежде чем начать войну, надо было изучить противника, расстроить его планы и лишить союзников. Только тогда и можно было начинать военную кампанию.

 Ливий был одним из тех людей, кому непобедимые легионы были обязаны своими победами. Благодаря его усилиям была выиграна затяжная война с даками, и страна их была превращена в римскую провинцию. Именно он и предостерёг императора от дальнейших завоеваний на северо-востоке, в стране сарматов.

 Сарматов он успел хорошо изучить. Их тяжеловооружённая конница была грозным противником для римских войск. Но сарматов отличало полное неумение договариваться между собой, редкое даже для варваров. Силу оружия они растрачивали,  воюя друг с другом.  Римлян прекрасно устраивали их междоусобные войны. Теперь  главной задачей Ливия было не допустить того, чтобы нашёлся среди них человек, способный объединить все сарматские племена. Потому император и остановил завоевание Сарматии. Не стоило провоцировать варваров, давать им повод объединиться перед лицом общего врага, каким могло бы стать римское войско. Тем более, что никаких выгод от завоевания сарматов не предвиделось.

 Император часто ставил Ливия в пример другим агентам. А он всегда готов был поделиться секретами своего мастерства. Он говорил им, что не надо недооценивать противника. Не следовало считать варваров заведомо глупее себя на том простом основании, что все они ходят в штанах.

 Но и для самого умного и удачливого человека рано или поздно наступает время неприятностей. В этот раз язиги не поверили Ливию. Их вожди решили, что если римлянин помогает им, значит, на самом деле он на стороне роксоланов. Хотя всё было совсем наоборот. Язиги связали его, и от неизбежной смерти Ливия спасло только приближение роксоланского войска.

 Ливий внимательно вгляделся в лицо сармата. Нет, он по-прежнему не мог узнать этого молодого варвара, как не пытался.

   — Ты не помнишь меня? Ты забыл, как три года назад покупал лошадей у моего отца?

 Только сейчас Ливий и вспомнил его. Тогда, три года назад, он приезжал к роксоланам. Там и встретил этого парня, сына роксоланского князя. Ливию запомнилось, как князь рассказывал о своём сыне. Он жаловался, что сын переживает из-за своего имени, слишком знаменитого в сарматских степях.

 Ливий и сказал ему: ” если ты переживаешь из-за того, что назван в честь великого царя –  надо сменить имя. Назовись, к примеру, Александром. Среди сарматов до сих пор не было ни одного Александра”.

   — Конечно же, я тебя помню, Гатал! Разве я могу забыть такого знаменитого воина! – Ливий схватился за самый незначительный шанс изменить своё положение.

 Гатал пригнулся, проходя внутрь шатра. Он подошёл к пленному римлянину и оглядел верёвки, которыми он был связан. Постарались язиги на совесть – Ливий никогда бы не смог сам освободиться. Гатал достал нож и начал разрезать верёвки.

 Ливий почувствовал приближение свободы:

   — Вот, негодяи!

   — Конечно, негодяи! Все, до одного! Как же можно было взять в плен такого уважаемого купца!

 Гатал разрезал несколько узлов, а руки Ливия оставил связанными. Потом он помог римлянину встать на ноги.

   — А я тебя отпущу! Заплатишь мне выкуп, и ты свободен! И цену попрошу небольшую!

 Ливий подумал, что сегодня богиня Фортуна избрала для себя особенное развлечение – шутить над ним. Но отказываться от любой возможности не стоило.

   — Я согласен, но ты просишь слишком много! Откуда у меня, у бедного торговца, такая сумма! Я и половины заплатить не смогу!

   — Разве это много для того уважаемого человека, как ты?

   — Конечно, много! Я сам никогда таких денег не видел! – Ливий не собирался сдаваться в этом торге за свою свободу. Тут он совершенно не к месту вспомнил великого Цезаря. Тот случай, когда он заплатил больший выкуп, чем требовали пираты. Но Ливий не гнался за великой славой. Да и никаких денег бы у Империи не хватило, если раздавать их всем  разбойникам.

 Торговались они долго, пока не сошлись на половине требуемой суммы. Тогда Гатал позвал своих воинов, что приехали вслед за князем. Они привели коня для Ливия, и все вместе поехали обратно, в стан роксоланов.

 Вернувшись в кочевье, Гатал наконец-то перестал беспокоиться – и сестра, и Званко были живы. Они даже могли похвалиться редкой добычей – в плен к ним попал князь язигов Косакис.

 Но главной причиной для удивления и зависти всех роксоланов был вовсе не пленный князь, а принадлежавший ему белый конь. Люди со всего кочевья приходили посмотреть на прекрасного скакуна. Даже князь Сайефарн приходил сюда, разглядывал пленных и удивлялся.

 Что и говорить о простых людях – никто до сих пор не видывал такого красавца. Говорили, что похож он был на белую птицу – таким лёгким был его бег, будто летал над землёй.  За половину дня здесь перебывали все роксоланы. Ведь для любого кочевника кони – это богатство, более желанное, чем золото.

 Конь теперь принадлежал Маре, и она надолго от него не отходила. Его даже оставили неподалёку от её шатра.

 Теперь больше никто не ставил в вину Маре её слова на совете князей. Наоборот, все восхищались её храбростью.  

 Всё успокоилось только к вечеру. Роксоланы разошлись, каждый к своим шатрам.

 Тогда Мара и позвала Званко пойти к брату, ведь он с поля битвы тоже вернулся не с пустыми руками.

 Лишь только Мара вошла в шатёр брата, тут же и подтвердились её подозрения.

 Гатал сидел в шатре вместе с пленным римлянином. Судя по лицу роксоланского князя, он уже считал Ливия своим лучшим другом. Он рассказывал римлянину о военных подвигах, вспоминал вместе с ним своего отца. Хотя амфору эллинского вина они только-только начали.

 На своей службе Ливий многому научился. Лучше всего он умел вызывать чувство полного доверия у незнакомых людей. А для этого ему приходилось делать разное. Сейчас же пришлось пить таврийскую кислятину и поддерживать любезную беседу с сарматским мальчишкой, изображающим из себя властителя.

 Ливий обернулся, он увидел, как в шатёр входит сестра Гатала вместе с парнем в сарматской одежде. Но на сармата он был совсем не похож, видимо, из какого-то другого варварского народа.

   — Да, Гатал, а ведь всего три года прошло с тех пор, как я бывал у вас. А что же, сестра уже и замуж вышла? – Ливий махнул рукой в сторону Званко.

   — Нет ещё. – Он наклонился к Ливию и сказал ему на ухо. – Всё никак.

 Ливий вернулся к прежней беседе:

   — Я с тех пор много раз вспоминал твоего уважаемого отца. Вот это князь был! Во всей степи никого более славного не было. А о гостеприимстве его даже в наших краях слышали! Я покупал у него коней и баранов, и он решил отпраздновать нашу сделку. Так на том пиру зажарили вдвое больше баранов, чем я купил.

   — Верно! Славно повеселились тогда, даже трое сказителей пели перед гостями! Ни у кого такого не было!

   — А ты, Ливий, хоть и чужеземец, но о нашей старине говорил не хуже сказителей. – Вмешалась в разговор Мара.

 Ливий обратился к ней с куда большим почтением, чем к Гаталу:

   — Дорогая княжна, и в нашей земле многие люди наслышаны о славных победах ваших предков. – А сам подумал, что лучше так ответить им, чем объяснять, что такое исторические трактаты и как он в юности любил их читать.

   — Наши предки известны всем! – Заявил Гатал. – Каким могущественным был народ скифов, а наши предки их победили!

   — Да, скифы были могущественным народом. – Согласился с ним Ливий. – Вашему роду принадлежат сейчас те земли, на которых жили цари скифов. На правом берегу Данапра жили скифы-кочевники, которые были их данниками. А на севере от них, на одиннадцать дней плавания вверх по Данапру была земля скифов-земледельцев. Они выращивали хлеб не только для себя, но и продавали его в эллинские города и скифам-кочевникам. Вот какую обширную страну завоевали ваши предки!

   — Так это на самом деле было! А я и не верил! – Сказал Званко. – Мне казалось, что всё это выдумки стариков.

 Ливий внимательно посмотрел на него и продолжил:

    — Конечно, было. Об этом рассказывали эллинские путешественники.

   — А о нас, сарматах, они не рассказывали?

   — Конечно, Гатал, и о сарматах они рассказывали. Говорили они, откуда пошёл народ сарматов. Когда-то давно эллины победили ваших предков. Они захватили в плен их женщин и на своих кораблях везли их по морю. В море они сумели освободиться и перебить охрану. Но управлять кораблями они не умели и обратно на родину вернуться уже не могли. Через несколько дней корабли вынесло к земле скифов. Там женщины сошли на берег и встретили скифов. Скифские мужчины увидели их и сказали – станьте нашими жёнами. Так и появился народ сарматов. И сейчас они живут на берегах Дона,   сохраняют обычаи своих предков, по которым женщины ездят верхом и стреляют из лука. И говорят они на языке скифов, только с ошибками.

   — Нет, это скифы на нашем языке неправильно говорят! – Воскликнул Гатал. – Они так наши слова коверкают, просто со смеху упасть можно!

   — Что-то я ничего подобного не слышала! – Удивилась Мара пересказанной Ливием легенде. – Что бы эллины увозили за море наших женщин?! Наши предки жили на востоке, за Доном. А эту историю я никогда не слышала. А если мне, царь-девице, о таком не известно, значит, и не было такого никогда!

   — И я не слышал, чтобы эллины побеждали наших предков! Когда же такое было?

 Ливий промолчал, не желая с ними спорить по таким пустякам. Он спокойно разглядывал свою чашу, из которой пил вино.

 Вино у роксоланов было неважным, а посуда дорогая, настоящей афинской работы. Изгибы чёрного лака и красной глины образовали тонкий изящный рисунок – поединок Ахилла и Гектора.

 А сарматы всё продолжали обсуждать легенду о своём происхождении:

   — Врут эллины, а все остальные им верят. – Сказал Гатал. – Ты, Ливий, больше не слушай того эллина, который рассказывал тебе подобную глупость!

 Ливий кивнул ему, соглашаясь, что не надо ему больше читать на ночь “Муз” Геродота. Гатал налил ещё вина, и Ливий начал разговор на другие темы.

 Мара и Званко вышли из шатра, а Ливий сидел там ещё долго. Когда вино закончилось, и разговоры иссякли сами собой.

 Ливий вышел из шатра в сопровождении охранников князя. Они привели его к маленькому навесу из войлока, приготовленному для него. Там римлянину и предстояло провести ближайшие дни, ожидая посланцев с выкупом.

 Ливий пригнулся и прошёл внутрь. Он лёг, положив под голову свой старый чёрный плащ, что прошёл с ним все сарматские степи. Он пытался заснуть, но никак не мог.

 За долгие шестнадцать лет, что провёл Ливий на службе среди варваров, он ко многому привык. Не смог привыкнуть он только к запаху кож и войлоков, из которых сшиты были сарматские шатры. Проклятый запах проникал везде и не выветривался годами.

 Уж лучше было спать под открытым небом. Ливий откинул кусок войлока и выглянул наружу.

 Воздух сейчас был чистым и прохладным. Был самый конец лета, такого быстротечного в этих северных краях. Скоро беспощадный Борей выстудит эту землю, накроет её ледяным покрывалом.

 А пока здесь было хорошо. Можно было просто так лежать и смотреть в небо, блестевшее тысячами звёзд. И смотреть на луну, лик Дианы-охотницы, что поднималась высоко над дальней рощицей.

 Ливий смотрел ввысь, и ему казалось, что в неверном серебристом свете он видит саму богиню Диану. Она, с луком за плечами, мчалась по этим диким степям, выслеживая зверя. И все её стрелы летели точно в цель, ведь ничто не отвлекало богиню от священной охоты. Даже любовь, чужая для холодного сердца бессмертной девы.

                                    Глава седьмая.

 Едва Мара и Званко вышли из шатра наружу, её рука оказалась в руке парня. Давно уже была глубокая ночь, все в кочевье спали. Не спалось только влюблённым.

 Да разве в такую ночь можно было подумать, о чём-либо другом, кроме любви. Луна поднималась всё выше и выше. В её свете мир казался совершенно иным, обещающим каждому прекрасную сказку. А поверить в неё было совсем просто, стоило только пожелать этого – и вот она, в твоих руках.

 Подумаешь, скажете, нет ничего нового в ваших сказках. Да, всё это было уже много раз. Но слушать их людям не надоедает никогда – все хотят оказаться в том времени, когда рассказывали её друг другу в первый раз.

 Званко казалось, что время вокруг них остановилось. То ли один миг, то ли несколько жизней прошло, а он стоял, обнимая Мару. Окружающий мир отступил куда-то далеко, а они летели в глубокий омут, без берегов, без края.

 Подул ветер, неся прохладу ночи. Мара вздрогнула от холода, очнувшись от сказочного сна. Вслед за ней и Званко пришёл в себя.

 Только сейчас он и почувствовал, как много времени уже прошло. Наконец-то всё складывалось, как он хотел – Мара была рядом с ним. Потому и пришло время действовать.

   — Ну, что, Мара, теперь ты должна моей стать.

 Мара посмотрела на него, словно не понимая, о чём речь.

   — О чём ты говоришь?

   — Ты моей будешь. Пойдём.

 Мара удивлённо поглядела на него – парень сказал полную глупость.

   — У нас так не делают. Это я должна тебе говорить.

 Званко тоже ничего не понял из её слов. Подобной несуразицы ему слышать до сих пор не приходилось.

   — А тебе не всё равно, кто это скажет? Пойдём, сколько же можно тянуть!

 Мара отстранилась от него и сказала в ответ:

   — Я же не рабыня, что бы кому-то принадлежать! Я сама решаю, кому моим мужем быть! Не знаю, как у вас там, в лесу, делают, а у нас обычаи такие!

 Первой мыслью Званко было согласиться с ней, но он уже не мог. У него тоже своя гордость была, в конце концов. Пока он раздумывал, Мара сказала:

   — Ты у себя дома так и делал?

   — Да, так я и делал, и никто не отказывался! – Званко и сам не знал, зачём он врёт. Ведь у них в округе ни одной девицы для него не находилось – слишком мало людей жило в их сёлах. Так что все девушки были либо малы годами, либо уже успели выйти замуж. Но признаваться в этом Маре он не стал.   

 Конечно же, Маре об этом было неизвестно. И все его слова она принимала за правду. Вот как, оказывается, всё было на самом деле:

   — Значит, ты врал, что любишь меня! У тебя дома с десяток жён может быть! А если так, то можешь уезжать обратно! А меня не тронь больше!

 Мара выдернула плащ из его рук и побежала к своему шатру. А Званко остался один. Он совсем не понимал, почему на него обиделась девушка. Может, если бы сердце не стучало тысячами барабанов, и не чувствовал на губах её поцелуи, то и пришла бы ему сейчас здравая мысль. Как вернуть обратно Мару он не знал.

 Званко решал, как поступить ему дальше. Надо было поговорить с Марой, но почему это он должен был уступать первым?!

 Так он и стоял, раздумывая, пока не услышал у себя за спиной голос:

   — Эй, парень, подойди сюда.

 Званко обернулся назад. Там был шатёр, в котором держали Косакиса, пленного князя язигов. Званко подошёл к нему поближе.

 Косакис сидел в шатре, скованный тремя цепями. Даже в темноте было видно, что лицо у него было разбито в кровь. Он облизнул пересохшие губы и сказал Званко:

   — Принёси воды напиться. А то не дожить мне до утра. Роксоланы хотят, чтоб я от жажды помер. Ради всех своих богов, помоги.

 Званко ни на миг не сомневался, что надо помочь человеку, попавшему в плен. Он разыскал кувшин и налил в него воды из бурдюка, что стоял возле ближайшего шатра, принёс кувшин и протянул его пленнику.

 Косакис отпил немного воды и сказал ему:

   — Спасибо тебе, не дал умереть человеку. Теперь без награды не останешься.

 Званко едва успел подумать, что не ради подарков он старался, а сказать это вслух не успел. Что-то тяжёлое ударило его по голове, острейшая боль пронзила всё тело. Боль была такой сильной, что от неё вмиг потемнело перед глазами и сознание померкло, не оставив ни единой мысли. Больше уже ничего не видел.

 Не видел он, как ударивший его роксоланский князь снимает с пленника цепи. Не видел и Мары, что успела пожалеть о своих словах и пришла мириться. Но сама стала добычей пленного князя. Не видел Косакиса, что уезжает прочь отсюда, ведя за собой принадлежащего ему белого коня со связанной царь-девицей. Тьма раскрылась перед ним, и ничего больше Званко не увидел.

 Пока не наступило утро. Так вышло, что тьма, окружавшая его, отступила с первыми лучами солнца. Он открыл глаза, но увидел перед собой только струящийся туман. Вокруг него слышался неясный шум, и вместе с чувствами возвращалась и дикая боль в голове.

 Туман перед глазами постепенно рассеялся, и перед Званко появились Гатал и Радка. Они стояли и смотрели на него. Первыми словами, что он понял, были слова Гатала:

   — Нет, Радка, я с тобой не согласен. От воды ему сейчас только хуже будет.

 Званко всматривался в парня и девушку, вооружённых мечами, одетых в одинаковые доспехи. Только сейчас он и понял, что всё сарматское золото было прибылью от торговли рабами, среди которых было немало его земляков. Оттого и понимали его язык сарматы, что многие поколения людей из его народа жили в плену у кочевников. Да пропали бы вы все пропадом!

 Вот последние слова он и сказал вслух, даже не поняв этого. Но, почему-то, Гатал обрадовался:

   — Смотри, Радка, узнаёт нас! Помнит, что мы – сарматы! Не так уже и сильно его ударили! Вставай, брат.

Они вдвоём взяли его под руки и помогли подняться. Земля на миг качнулась, ушла из-под ног, а потом вернулась на место. Радка отряхивала пыль с его рубахи, а Гатал наклонился, чтобы осмотреть рану на голове.

   — А нет, здорово ударили, повезло, что жив остался. Ну, а куда Мара подевалась?

   — Как это, куда подевалась? – Званко всё ещё не мог прийти в себя.

 Радка ему и пояснила:

   — Нет её нигде. Мы уже всё обыскали. А вы вчера с ней вместе выходили, значит, ты последний, кто её видел в кочевье. Рассказывай, как дело было!

 Званко и начал им рассказывать, про вчерашнее свиданье, о том, как поссорился с Марой. Они слушали его, не перебивая, пока он не дошёл до того момента, как решил мириться с девушкой.

 Гатал переспросил его:

   — А потом что случилось? Кто тебя ударил?

 Званко хотел ему ответить, но тут с ужасом осознал, что больше ничего не помнит. Все события, что были до их ссоры, остались в его памяти. А о том, как получилось, что он лежал с разбитой головой, сказать ничего не мог.

 Гатал подозрительно посмотрел на него, а потом спросил:

   — А лет тебе сколько, помнишь?

   — Восемнадцать. – Ответил Званко.

   — Тогда ничего, поправиться ещё, — сказала Гаталу Радка.

   — И что же делать будем? – Спросил её Гатал.

 Но девушка молчала, ожидая ответа от князя. Но и самому Гаталу ничего в голову не приходило. Наконец она сказала:

   — Если мы не знаем, что делать, надо спросить совета у старших.

 Гатал тут же с ней согласился:

   — Конечно! Идите спрашивать, а я пока тут осмотрюсь – может, и узнаю новости.

 Званко пошёл следом за Радкой. Они вышли из кочевья и направились к рощице, что была в стороне от шатров. В этой стороне Званко ещё не был, да и не видел, чтобы кто-нибудь из роксоланов ходил туда.

 Через два десятка  шагов перед ними показалась бревенчатая изба, совсем такая, как строили у Званко дома. Только была она раза в три больше.

 Званко внезапно понял, куда девушка привела его. С самого детства он много раз слышал рассказы о Владычицах сарматов, что приносили мужчин в жертву Аргимпасе. Рассказывали о них потихоньку и шёпотом, словно боялись, что услышат их в далёкой степи. Именами сарматских правительниц пугали непослушных детей, потому сам Званко слышал о них чаще других. Детский страх так глубоко въелся в его душу, что Званко замер на месте, не решаясь двигаться дальше.

   — Мы пришли, — сказала ему Радка. – Заходи, а я тебя снаружи подожду.

   — А, может, вместе пойдём?

   — Нет, пока вы там разговаривать будете, мне заходить нельзя.

 Отступать далее было уже некуда, и Званко переступил порог дома Владычицы сарматов.

 Лишь только он вошёл внутрь, сразу понял, что здорово привирали его земляки. Ничего ужасного там не было. Наоборот, в таком доме он бы и жить остался.

 Там было светло и чисто. Стены избы были завешаны шерстяными ковриками с красно-чёрным узором. На полу стояли эллинские кувшины  с пучками душистых полевых цветов. Прямо перед ним сидела хозяйка дома – Владычица сарматов.

 Она сидела, поставив ногу в вышитом замшевом сапожке на маленькую скамейку. Одежда у неё была ярко-красного цвета, вся расшитая бисером и золотыми бляшками. На ногах у неё были шаровары, одета она была в длинное платье с золотым поясом, поверх которого наброшена просторная накидка. На голове у хозяйки была маленькая шапочка, расшитая сплошь золотом, её длинные чёрные волосы прикрывал кусок полупрозрачной красной ткани, что свешивался с шапочки сзади. Рукава на платье были закреплены толстыми браслетами, а на каждый палец она надела по золотому перстню.

 Званко остановился, не зная, как вести себя в подобном месте. Владычица тоже молчала, глядя на него. В полной тишине они смотрели друг на друга.

 Она была гораздо старше годами, чем Званко, но он глаз отвести от неё не мог. Владычица была образцом зрелой женской красоты, красоты чувственной и страстной, часто более привлекательной для мужчин, чем неопытная юность.

 Видя, как на неё смотрят, Владычица поглядела на Званко так, что его в жар бросило. А потом сказала:

   — Вот это да! Парень из лесного народа ко мне пришёл, будто кто-то из наших! Знаешь ли, что за совет мне должен?

 Званко молчал, не понимая, что от него хотят. Владычица протянула ему чашу с душистым отваром:

   — Вижу, по голове тебя ударили. Выпей, это здорово ум проясняет.

Он проглотил отвар, пахнущий мёдом и липой.

   — Что за беда у тебя случилась?

   — Мара пропала.

   — Как это – пропала?

 Званко молчал, он глядел на дно чаши и ожидал, когда отвар начнёт действовать.

   — Не молчи, рассказывай всё с самого начала.

 И он начал говорить. Званко рассказал Владычице о своей жизни дома, о том, как поехал искать своё счастье и заблудился в степи. Она внимательно слушала, пока Званко не рассказал всё, до событий вчерашнего вечера.

   — Пропала Мара, и мы не знаем, где теперь её искать.

   — А тебе какое дело до нашей царь-девицы?

   — А я люблю её, — ответил Званко.

 Владычица крутила колечки на своих пальцах и думала вслух:

   — Так, ну дело ясное. Мару украл князь язигов. И какая-то сволочь из наших ему помогала – сам Косакис никогда бы не сбежал. Да, слишком многим не понравилась, что Мара уговорила народ воевать. И искать её надо у язигов…

 Званко услышал последние слова, встал, поклонился в пояс и сказал ей:

   — Спасибо тебе за мудрый совет. Пойду я.

   — Куда это ты пойдёшь?

   — Мару спасать.

   — Один? Они же тебя убьют.

    — Что ни будет, а разыщу Мару. Я без неё жить не могу.

 Владычица внимательно посмотрела ему в глаза, отвернулась в сторону и сказала тихонько:

   — Да, повезло… Подожди, так идти не годится!

 Она крикнула что-то в окно Радке, а потом начала доставать из-под ковров блестящее сарматское оружие. Владычица надела на него стальную кольчугу, шлем, и дала в руки тяжёлый сарматский меч. Всё оружие пришлось точно по мерке, будто ковали для Званко.

 Когда он оделся, Владычица схватила его за руку и потянула на улицу. А там уже стояла Радка, которая привела сюда вороного коня.

 Конь был так прекрасен, казалось, не было на земле для него достойного всадника. Ни один витязь или князь не годился для него. Пожалуй, мог он носить самого бога грозы Варуну.

 Званко удивлённо посмотрел на Владычицу:

   — Это, что, для меня?

   — Нет, самого паршивого жеребёнка из табуна тебе дадим. Запоминай лучше дорогу, чтоб в другой раз не заблудиться!

 Он слушал её, смотрел вперёд, а потом спросил о том, что беспокоило его с самого начала:

   — Скажи, а почему ты мне помогаешь?

   — Как же я могу тебе не помочь? Ведь Мара – моя родная племянница.

 Званко представил, сколько времени прошло, с тех пор, как похитили Мару. Немало уже, вон как высоко солнце поднялось. За это время можно было многое успеть – даже тесто замесить и хлеб в печи испечь. Или хмельного пива наварить да выпить. Выходило, что догнать Косакиса он уже не сможет. Безнадёжное это было дело. Потому он за него и взялся.

 Он сел на коня и поехал вперёд, в земли язигов.

                      Глава восьмая.

 Владычица сарматов проводила Званко. Ей казалось, что едет он не по степи в соседнее сарматское племя, а прямой дорогой в подземное царство. Таким опасным было его путешествие. Она тихонько вздохнула и сказала Радке:

   — Пойдём быстрее, а то племянник без меня таких дел натворит!

 И, правда, всё это время Гатал без дела не сидел. Он прошёлся между шатрами, внимательно разглядывая землю. Но ничего, похожего на следы, там не было. Расспрашивать воинов было бесполезно – вчерашней ночью все они пили, празднуя победу. Многие спали до сих пор.

 Ну, хоть один человек должен был что-то видеть!

 Вдруг Гатал остановил взгляд на шатре Ливия. Как же он мог сразу не догадаться!

 Римлянин лежал под своим навесом, равнодушно разглядывая грязный войлок. Гатал позвал его и приказал идти за собой.

 В княжеском шатре был всё тот же беспорядок, что и вчерашним вечером. На полу валялась пустая амфора, ковры были сложены, как попало. Гатал сел на одну из подушек и начал расспрашивать Ливия. А римлянин и не думал скрывать события, свидетелем которых он стал вчерашней ночью…

 Званко наклонился, забирая кувшин у Косакиса. Он и не заметил, как сзади к нему подошёл князь Сайефарн, размахнулся и ударил по голове. Косакис посмотрел на упавшего парня и сказал роксоланскому князю:

   — Да, ловко ты его. Я не уже и не надеялся, что ты мне поможешь. Ваши победили сегодня, я думал, что ты обо мне не вспомнишь.

 Сайефарн ответил ему, снимая цепи:

   — Эта победа ничего не значит. Всё равно, сила теперь на вашей стороне. Ну, а я не забываю старых друзей. Мы с тобой торгуем уже много лет. Потому наша выгода для меня важнее, чем слова этого старого пьяницы или глупой девчонки.

 Тут и вернулась Мара, на слова которой не собирался обращать внимание Сайефарн. Увидев, что здесь происходит, она хотела вмешаться. Но сейчас царь-девицу слушать никто не стал. После очень недолгой борьбы князья связали её.

 Сайефарн затянул узел на мешке, который они надели на девушку, и сказал Косакису:

   — Забирай её отсюда, чтобы здешний народ не мутила. Она хоть немного возместит твои убытки.

   — Да, Гатал дорого за сестру заплатит.

   — Ты даже не думай! Свидетели нам не нужны. Продай её лучше римлянам. Они хорошо заплатят за девчонку, которая умеет обращаться с оружием. Пойдём, пора уже.

   — Нет, я уйти не могу. Есть ещё кое-что. – Косакис указал в сторону шатра Мары. Рядом с шатром стоял белый конь, принадлежавший князю.

   — Понимаю тебя. Забирай, и пойдём отсюда. Сейчас в карауле мои люди, они вас и выпустят…

 Ливий давно уже замолчал, а Гатал всё смотрел на него, ожидая продолжения рассказа и не веря в случившееся. Ливию надоело это, и он сказал князю:

   — Так всё и было. Я пойду.

   — Нет, подожди.

   — Разве ты мне не веришь?

   — Верю, по твоим словам всё и сходиться. Просто мне не понятно, почему Сайефарн так поступил? Ведь он князь роксоланов, наследник царя. Неужели, из-за денег? Выходит, что он с самого начала был предателем?

 Ливий ничего ему не сказал, только подумал про себя, как же просто служить среди варваров. Дома бы никто такими вопросами не задавался. Он снова обернулся к выходу, но сармат остановил его:

   — Скажи, а почему же ты не поднял тревогу?

 Ливий спокойно ему ответил:

   — А вот это ты должен со своих воинов спрашивать, а не с меня. А вчера среди них ни одного трезвого не было.

 Замечание было справедливым, а Гатал почувствовал себя совсем, как в детстве, когда отец его отчитывал. Потому он вдруг и спросил совета у чужеземца, который был его пленником:

   — А что же мне делать? Надо же собирать войско и ехать за сестрой.

 Вот тут самообладание едва не подвело Ливия – он хотел, было сказать Гаталу всё, что о нём подумал. Мало того, что сарматский князь взял его в плен, требовал выкуп, так он ещё должен разбираться с неприятностями!

 Однако, Ливий вовремя остановился. Ничего не поделать, но его жизнью теперь распоряжался сарматский князь.

 Сейчас сармат больше всего напомнил Ливию его молодых помощников, которых он набирал из первой линии легиона. Именно такие лица были у воинов, когда он заставлял их делать то, что раньше не приходилось никогда – то есть думать.

 Пользоваться одним только умом их и учил Ливий. Видимо, даже в сарматских степях он не мог отвертеться от своих обязанностей. Ливий отпихнул ногой одну из подушек, вернув её на место, и сказал князю:

   — Ты, конечно же, должен ехать за сестрой, но оставлять предателя за спиной слишком опасно. Неизвестно, как он может поступить.

 Гатал тут же схватил его за руку и закричал:

   — Пошли со мной! Ты расскажешь нашим людям, что случилось вчера!

 Потом он остановился, поглядел на Ливия, который и не думал двигаться с места и сказал:

   — Хотя нет, люди нам не поверят. Скажут, что это я заставляю тебя так говорить.

 Ливий кивнул, соглашаясь с ним. Тогда сарматский князь надолго задумался. Он оглядывался по сторонам, морщил лоб и щёлкал пальцами. Ливий равнодушно глядел на его мучения, и помогать не собирался. Наконец, Гаталу удалось придумать нечто:

   — Я всё равно должен поговорить с людьми. Я напомню всем, как Сайефарн предлагал платить дань язигам, и ещё о том, что он много лет торговал с их князьями. Когда люди это услышат, они поймут, что Сайефарн на стороне наших врагов. А потом расскажу, что пропала моя сестра, и сбежал князь Косакис. Вот тогда наши сами догадаются, что это сделал Сайефарн. Ведь вчера в карауле стояли именно его люди!

 Услышав предложение сармата, Ливий не выдержал. За свою жизнь он придумал не один хитроумный план, давал советы значительным людям. Он махнул рукой на свою личину купца, на необходимость притворяться, и сказал, что думал:

   — Всё, что ты придумал, совсем никуда не годиться. Слишком сложно. Сайефарна надо убить, это наилучший выход.

 Его слова услышала Владычица сарматов, которая пришла в шатёр племянника помогать разбираться с неприятностями. Вслед за ней в шатёр несмело протиснулась Радка.

   — Так это Сайефарн нас предал! Правильно, надо его убить! – Владычица обернулась к Радке и тихо сказала ей, — сходи девочка, ко мне за ядом. Ты знаешь, где он лежит.

   — Нет, тётя, не надо никакого яда! Я сам его убью!

 Гатал схватил лук и колчан со стрелами, он оттолкнул Владычицу и выбежал из шатра наружу.

 Владычица снова обратилась к Радке:

   — Сходи, всё-таки.

 Радка побледнела и прошептала, глядя в глаза своей грозной предводительнице:

   — Я не могу. Я иду с ним.

 Она обернулась и побежала за Гаталом. Владычица раздражённо щёлкнула пальцами, и сказала, обращаясь к римлянину:

   — Вот времена настали! Всё за молодых самой приходиться делать!

 Она подобрала край своей длинной накидки и вышла наружу.

 Вернувшись в свой дом, Владычица сарматов принялась искать заветный  кувшинчик с зельем. Она торопилась, перебирая кувшины всех форм и размеров, что стояли в доме. Но всё было напрасно – зелье пропало.

 Ей давно уже надо было идти назад, помогать племяннику, но она не могла. Владычица села на скамью и задумалась. Выходило, что похищение племянницы – это ещё не все неприятности этого дня. Её саму обокрали, но кто это сделал, и зачем понадобилась отрава, было неизвестно.

  Не скоро сказка сказывается. Хочешь, чтобы была она, как затейливая вышивка на полотне, чтобы и через много лет удивлять людей хитроумными узорами. Чтобы складным был рассказ мой, чтобы слова в нём шли одно за другим, будто жемчужины по нитке бус.

 А не выходит. То иголка падает да свет гаснет, да путаются шёлковые нитки. Много времени пройдёт, прежде чем появится на полотне заветная жар-птица.

 Не скоро. А дело скоро делается.

 На таком коне, что был сейчас у Званко, ехал он быстрее ветра. Лихо перепрыгивал через ямы, топтал копытами кусты перекати-поля. Он и не замечал дороги, спеша навстречу опасности.

 В лицо ему дул ветер, что нёс прохладу и свежесть со стороны Понта Эвксинского. Только сейчас, в открытой степи, Званко почувствовал, как отступает головная боль, и всплывают в памяти события вчерашней ночи.

 А воспоминания эти были крайне неприятными. Званко чувствовал себя очень глупо, когда вспоминал о том, как обманул его князь Косакис. Он подгонял коня, который бежал всё быстрее и быстрее.

 Впереди, среди высохшей степной травы, он разглядел белое пятно. Званко подъехал поближе и увидел лежащего на земле белого коня князя Косакиса. Конь был мёртв, и умер он уже давно.

 Званко наклонился, рассматривая остывшее тело лошади. Да, это точно был тот самый конь, принадлежавший князю язигов. Он внимательно рассматривал траву вокруг, но ни крови, ни следов там не было. Для Званко было непонятным, что же здесь случилось.

 Так он и не смог разобрать, что и как произошло. Но, хорошо было уже и то, что он находился на правильном пути. Значит, где-то впереди был похититель Мары.

 Надо было спешить, и Званко поехал дальше. Он торопился, выбирая путь по указаниям Владычицы. Но мысли его были далеко. Он вспоминал всё, что случилось с ним за эти месяцы в сарматских степях. Всё, что увидел Званко в далёких краях. И ещё из головы никак не выходил рассказ того чужеземца о давних временах, что подтверждал слова стариков из его народа.

 Выходило, что была в родных краях какая-то другая, лучшая жизнь. Тогда, в прежние времена его народ жил в союзе с кочевниками Степи, которые были сильным и могущественным народом. Всё это было совсем непохоже на нынешнюю жизнь в сарматских степях.

 За прошедшие месяцы и сарматы стали вовсе не чужими для Званко. Их жизнь состояла из одних войн и сражений, в которых гибло людей куда больше, чем рождалось на свет. Теперь чужая жизнь стала близкой и понятной для Званко, ведь вперёд его вела любовь к девушке из чужого народа.

 А где же она была сейчас? Званко приходили на ум мысли одна другой хуже. Так, думая то об одном, то о другом, он ехал вперёд.

 А впереди была всё та же бесконечная степь. И там, на горизонте он увидел всадника. Званко повернул за ним, ещё не зная, тот ли это человек, который ему нужен.

 Всадник ехал тяжёлым шагом, не оборачиваясь назад. Званко без труда стал его догонять. Он уже мог рассмотреть его лошадь – дикого степняка с песочной полосой вдоль хребта. Лошадь его устала, едва перебирала ногами, хотя он то и дело хлестал её плетью.

 Всадник обернулся, услышав, что его догоняют. В тот же миг Званко узнал князя Косакиса.

 Да и князь узнал его. Он ударил лошадь плетью, но она вовсе остановилась. Косакис повернул коня, и тут Званко увидел поперёк его седла связанную Мару. Косакис столкнул её с лошади и поехал в сторону Званко.

 Званко успел пожалеть, что не взял с собой тяжёлого роксоланского копья, но и у князя его не было, так что и не страшно. А больше он ни о чём не думал, стараясь только угадать направление удара.

 Их кони столкнулись на полном скаку, от удара мечи высекли искры. Князь был опытным бойцом, и Званко пришлось бы тяжело. Он и сам это увидел, когда первым же ударом Косакис едва не разрубил его кольчугу. Званко с трудом отбил его, стараясь удержаться в седле.

 Изо всех сил он замахнулся и ударил в ответ. Косакис легко отбил его, но конь под ним вдруг встал на дыбы. Он резко дёрнулся в сторону, и князь вылетел из седла.

 Косакис упал и ударился о землю. Званко даже не успел натянуть поводья и остановить своего коня. Так и вышло, что конь Званко ударил князя копытом. С разбега он разбил ему голову.

 Званко спрыгнул с седла и наклонился над ним. Да, Косакис был уже мёртв, ему и не пришлось даже всерьёз сразиться с ним.

 Конь князя пятился назад, чувствуя мёртвое тело. Он тяжело дышал, ведь Косакис едва не загнал его до смерти, но сбежать уже не пытался.

 Званко подбежал к Маре. Она лежала на земле без движения, девушка была связана, и на голове у неё был мешок. Званко разрезал верёвки с её шеи и стянул мешок.

 Он опасался, что она мертва, но нет, Мара открыла глаза. Мара судорожно вдохнула, глотая холодный воздух. Девушка сняла душившие её верёвки.

 А через мгновение и Званко почувствовал, как не хватает ему воздуха. Руки Мары обхватили его шею, и он перестал дышать, окунувшись в её волосы. Их губы встретились, и весь окружающий мир исчез. Остались только их глаза, видевшие лишь друг друга.

 Мара положила голову ему на плечо и сидела, глядя прямо перед собой. Теперь невидимая нить протянулась от неё к Званко. Она не могла увидеть её, но чувствовала каждое мгновение. Любовь связала их, отделив от всего остального мира, в котором находилось место лишь для страданий, потерь и боли.

   — А я думала, что они тебя убили, и я больше никогда тебя не увижу. – Мара стала заплетать распущенные волосы. – Как ты меня нашёл?

 Званко рассказал ей всё, а потом спросил, о том, что же с ней случилось. Рассказ Мары был недолгим. Она почти ничего не видела, только чувствовала, как увозит её князь Косакис. Они проехали совсем немного, а потом белый конь, к которому была привязана Мара, споткнулся и упал. Косакис привязал её к своей лошади, и всю дорогу ругал жадность князя Сайефарна, подсунувшего ему негодного коня.

   — Поедем назад? – Спросил её Званко.

   — Не знаю, хочу ли я возвращаться. Меня продали, как овцу, только за то, что я выполняла свой долг перед народом. И никто из нашего народа мне не помог, только ты один. Значит, кроме тебя я и не нужна никому.

 Званко поднялся, отряхнул с ног траву и сказал ей:

   — Поедешь ко мне жить? Ты теперь моя жена, и я хочу, чтобы ты всегда жила со мной.

 Мара поднялась ему навстречу:

   — Конечно, поеду. Я тебя люблю, и знаю, что ты теперь для меня ближе всех на свете. Даже, ближе, чем мой брат, хотя мы с ним и родились вместе.

 Стоило Маре только лишь вспомнить о брате, как тут же они вернулись к заботам обычной жизни. Мара испуганно воскликнула:

   — Гатал же не знает ничего! Он не знает, что Сайефарн нас предал!

   — Едем назад! А то, поздно будет!

 Потом Званко сел на своего коня, а Мара на коня Косакиса, и поехали обратно, в кочевье роксоланов.

                               Глава девятая.

   — А я говорю всем, что ты, Сайефарн, предатель! Ты продал мою сестру язигам и помог бежать князю Косакису! Даже и не думай отпираться! – Гатал повторял эти слова уже который раз, он кричал так громко, что почти сорвал голос.

 Вокруг него собрались роксоланы со всего кочевья. Люди сбежались сюда, едва услышав слова Гатала о предательстве князя Сайефарна. Они обступили своих князей и спорили о том, кто же из них прав.

 Рядом с Гаталом стояли воины его рода, а за князя Сайефарна вступился его род. Роксоланское кочевье начало разделяться на два лагеря. С обеих сторон полетели угрозы, люди припоминали друг другу старые обиды. Шум слышался отовсюду, а после криков и ругани у сарматов дело быстро доходило до настоящей драки.

 Но Сайефарна это вовсе не смущало, он спокойно стоял, снисходительно поглядывая на своего молодого соперника:

   — Люди, только послушайте, в чём он меня обвиняет! Это же неслыханно! Злые духи отняли у него разум. Посмотрите, что он с собой сделал!

 Сайефарн указал рукой на голову Гатала, и все роксоланы посмотрели на него. Казалось, что только сейчас они заметили его странную причёску – бритую голову, на которой остался только чуб, и длинные усы.

 В эти тревожные дни никто из кочевников до сих пор не обращал внимания на его  причёску, да и сам Гатал успел забыть, как необычно он выглядит. Он неловко провёл рукой по голове, оглядываясь на окружающих его воинов.

 Сайефарн не унимался, не прекращая насмехаться над ним:

   — Видите, неладное с человеком твориться! Ты думаешь, в наших краях теперь так все будут ходить?

 Гатал побледнел, услышав его слова. Он оттолкнул своих воинов, вышел вперёд и сказал, указывая на небо:

   — Я докажу всем, что я говорю правду! Пусть бог Гойтосир рассудит нас!

 Солнечный лучник Гойтосир, которого называли в северных лесах Хорсом, знает всё обо всех. Солнце ходит по небу, начинает новый день. Оно видит, что твориться в мире людей. Они могут обмануть друг друга, но бога им не обмануть – ему известна правда.

 Все кочевники притихли, глядя на Гатала. По священному сарматскому обычаю Гатал вызывал на поединок Сайефарна, призывая, в свидетели бога. Теперь Гойтосир должен был рассудить спор князей.

 Для такого поединка годилось только оружие самого бога – лук и стрелы. Никто из сарматов, почитающих богов своих предков, не рискнул бы отказаться от вызова на бой. Просто ему бы больше не нашлось место во всей Степи.

 Сайефарн злобно поглядел на Гатала, как бы желая убить его одним лишь взглядом, и начал снимать кольчугу. Тем временем роксоланы начали готовить место для поединка.

 Люди вокруг них расступились, освободив широкое поле для боя. Воины вкопали в землю два копья, украшенных конскими хвостами. Спорщики должны были ехать навстречу друг другу. Проехав мимо копий, они должны были стрелять. Им полагалось только по одной стреле.

 За правилами поединков следили строго, следило всё племя, что пришло смотреть на него. Тот, кто нарушал правила, рисковал тут же лишиться жизни. На священном поединке доспехов воинам не полагалось, считалось, что защищает правого сам бог Гойтосир.

 Гатал снова сидел в седле, он смотрел вперёд, на Сайефарна. Сейчас он был на расстоянии одного полёта стрелы. Гатал всё смотрел на него, стараясь увидеть его глаза, ведь только так и можно было угадать, как будет стрелять Сайефарн. Но князь был слишком далеко, и разглядеть было ничего нельзя. Следовало положиться на одного только бога.

 За свою недолгую жизнь Гатал много раз встречался с тем, что боги не отвечали на его молитвы, не выполняли его просьб, когда он приносил жертвы. Сарматские жрицы учили, что боги справедливы, что они не могут наказать невиновного. Но в настоящей жизни всё было совсем не так.

 Потому Гатал и почувствовал, как сжимается его сердце. А что, если бог Гойтосир разгневался на него за какой-то проступок?

 Гатал увидел, как царь роксоланов махнул рукой, подав сигнал к началу поединка. Он поехал навстречу своему врагу.

 Сердце Гатала бешено стучало, выскакивая из груди, когда он проехал мимо первого копья. Только сейчас он имел право стрелять.

 Гатал натянул тетиву лука и тут же услышал, как свистит стрела над его головой. В то же мгновение его пальцы разжались, и стрела полетела в сторону князя Сайефарна. На полном скаку он проехал мимо второго копья и обернулся.

 Сайефарн был мёртв, стрела Гатала попала ему в шею. Со всех сторон он услышал крики роксоланов, крики торжества и боли.

 Они почти оглушили его, так, что в мыслях Гатал унёсся далеко отсюда, не обращая внимания на окружающих людей.

 Он посмотрел вверх. Солнце по-прежнему  было там, оно плыло по небосводу, даря миру свой божественный свет. Так впервые в своей жизни, Гатал посмотрел в глаза богу.

  Равнодушно он глядел на то, как снимают с лошади тело князя Сайефарна, как бегут к нему воины его рода.  Так же равнодушно он выслушал слова царя о том, что он провозгласил его своим наследником и передал власть над народом роксоланов.

 К нему подбежали все роксоланы. Все они толкались, старясь первыми поздравить нового царя.

 Гатала окружила целая стена из людей, и подойти к нему было нелегко. Особенно тяжело было подойти той, что смотрела на поединок, задыхаясь от ужаса.

 Радка всё время пыталась протиснуться между людьми и оказаться рядом с Гаталом. Но куда ей было, ведь она была одна, а нового роксоланского царя теперь окружало всё племя. Радка кричала, звала его, но её голос затерялся в море человеческих голосов.

 Гатал был совсем близко, но не обращал на неё никакого внимания. Так было всегда в её жизни. До её любви ему не было никакого дела.

 Радка встала на цыпочки, стараясь разглядеть хоть что-нибудь из-за спин воинов, и тут почувствовала на себе тяжёлый взгляд. Она обернулась и увидела Владычицу сарматов, которая незаметно подошла к ней.

   — Пойдём со мной, разговор у меня к тебе есть.

 Она схватила Радку за руку и потянула в сторону, подальше от толпы. Радка постоянно оглядывалась назад, но Владычица прикрикнула на неё:

   — Стой спокойно! Без тебя там обойдутся! Быстро говори, куда яд из моего дома делся?

   — Не знаю я ничего. – Тихо ответила ей Радка.

 Владычица пристально поглядела ей в глаза, так, будто могла увидеть за ними её душу:

   — Да, верно, ты этого не знаешь. Но разве так может быть? Ведь это ты была у меня вчера вечером, твоя очередь была помогать мне по хозяйству.

   — Я к тебе чаще других прихожу. Я же рода простого, а другие девицы рода знатного, потому я и работаю, больше остальных. – Радка заговорила перепуганным голосом, не отводя взгляда от глаз Владычицы.

   — Ты, может быть, видела что-нибудь?

   — Видела. Ко мне вечером Тамира приходила. Сказала, что помочь хочет. Посидела со мной немного, я же одна осталась, когда все победу праздновали, а потом ушла.

 Владычица отпустила руку девушки:

   — Что же, сейчас проверим, так ли было на самом деле.

 Разыскивать Тамиру долго не пришлось. Она стояла совсем близко отсюда, вместе с воинами, которые поздравляли нового царя. Владычица подозвала её к себе.

   — Тамира, хватит бездельничать! Иди сейчас в мой дом, приберёшь там всё, потом пойдёшь в поле, наберёшь там трав. А я скоро вернусь и проверю, всё ли ты хорошо сделала.

 Тамира раздражённо ответила той, которой подчинялись все сарматские жрицы:

   — Почему я должна идти? Пусть Радка к тебе идёт. Я же ей помогала вчера, значит и сегодня её очередь!

 Владычица хитро усмехнулась и посмотрела на Тамиру тем же тяжёлым взглядом:

   — Ну, а кто тебя просил вчера помогать Радке? Это же обязанность вас, роксоланских девиц, работать в моём доме. Что тебе там понадобилось?

 Тамира вздрогнула под взглядом Владычицы, лишь на мгновенье, на её лице отразилась борьба с чужой волей, а потом она завизжала так, что слышно было во всей степи:

   — Да, понадобилось! А почему всё ей одной достаётся? Почему всю жизнь так? У неё всегда всё есть, а у  меня совсем ничего?

 Владычица выслушала её крики, но так ничего не понял, хотя задумалась сильно, даже шапочка сползла с её головы:

   — У кого всё есть? У Радки?

 Ответом ей стал новый приступ криков:

   — Нет, у Мары! У неё всё есть – и красота, и богатство, и в битвах она самая лучшая! А теперь ещё и влюбился в неё этот болван из лесу! И конь ей самый лучший достался, белый, как из сказки! Пусть хоть что-нибудь у неё пропадёт!

   — Так это ты у меня отраву украла? И коня ей напоила?

   — Да!

   — Всё мне понятно.

 Владычица посмотрела на девушек. Радка стояло тихо, будто спала с открытыми глазами, а Тамира кричала не останавливаясь. Владычица снова сильно задумалась, глядя на них:

   — Похоже, я перестаралась. Ну, хватит, просыпайтесь теперь обе!

 Услышав её слова, Радка тут же очнулась и подбежала к Тамире:

   — Вот как было дело! А сама говорила, что хочешь помочь мне! Обокрала Владычицу и хотела, чтобы она на меня подумала?

 Тамира в долгу не осталась:

   — Пусть так! Вечно вы с Марой надо мной насмехались, будто я верхом плохо езжу, и стрелять не умею! Говорили, что из-за этого на мне никто не женится!

   — Конечно, ты же жирная, как осенний заяц! До сих пор никто не женился!

   — А ты, что ли, нужна кому-то? С детства по Гаталу убиваешься, а он на тебя никогда не смотрел! А я с ним спала!

 Радка побледнела, она выхватила меч из ножен и тихо сказала своей названной сестрице:

   — Вот сейчас я тебя и убью.

 Она и шагу вперёд сделать не успела, как рядом с ней оказался Гатал. Он встал между Радкой и Тамирой. Так для нового роксоланского царя нашлось первое дело – разнимать дерущихся из-за него девиц.

 Хотя Гатал и был предметом спора девушек, рисковал он жизнью всерьёз. Гатал пытался перехватить руку Радки и отвести её меч в сторону. Одновременно он отворачивался от кинжала Тамиры. После священного поединка он не успел надеть доспехи, и сейчас был в одной рубахе.

 В этом споре мужчина мог не достаться ни одной. Все другие роксоланы близко не подходили и в драку благоразумно не вмешивались.

 Гатал удерживал Радку изо всех сил, и схватиться между собой девушки не могли. Но кричали так, что оглушили всё кочевье:

   — Какая же ты дрянь, Тамира! Чтоб тебя родная мать из рода прогнала!

   — Я, Радка, тебя ненавижу! И тебя, и Мару, и этого дурака из лесу!

   — Значит, ты тоже Званко любишь? – Выкрикнул Гатал.

   — Нет, не нужен мне этот болван! Пусть Мара его себе оставит!

   — Зачем тогда ты всё затеяла? – Спросил её Гатал. Он с ужасом чувствовал, что силы его оставляли. – Тётя, почему ты стоишь? Ты же видишь, что я один с ними двумя не справлюсь! Вернётся сестра, ох и попадёт вам обеим за драку!

 Он держал Радку за руки, а потом вдруг почувствовал, что она стоит спокойно и уже не вырывается. Владычица давно уже оттащила Тамиру в сторону, и всё затихло. Только он стоял, прижимал к себе девушку, и отпускать её Гаталу больше не хотелось, уже никогда в своей жизни.

 Роксоланы смотрели на своего царя, удачно справившегося со своим первым делом при власти. Только сейчас Гатал и опомнился:

   — Всё, хватит разбираться. Собираем войско и идём на язигов. Надо выручать сестру.

 Люди стали расходиться. По дороге они обсуждали события сегодняшнего дня и предстоящий им новый поход.

 Владычица подошла к племяннику:

   — Да, ты у нас молодец, со всем справился. Но сейчас тебе от власти славы мало, а одни только заботы.

 Гатал спокойно ответил ей:

   — Так и есть. Сейчас одной только войной наших дел не решить. Надо договариваться и искать среди соседей союзников. Этим я и займусь. Но сначала надо выручить сестру.

 Однако, новому походу не суждено было состояться. Прежде чем успело собраться роксоланское войско, вернулись Мара и Званко.

 Вот только теперь и выяснились все обстоятельства похищения Мары. Оказалось, что спасла ей жизнь не только любовь, но и женская зависть. Так тоже иногда бывает в жизни. Благодаря этим обстоятельствам, Тамиру наказывать не стали.

 Ещё не наступил вечер этого долгого дня, а из роксоланского кочевья выехал всадник. Ливий, агент римского императора, держал путь на запад, в провинцию Дакия. Новый царь роксоланов отпустил его на свободу без выкупа. Гатал только взял с римлянина клятву, что никогда не будет он рассказывать о событиях, свидетелями которых он стал.

 Хотя Ливий ни во что не ставил свои клятвы варварским царькам, это обещание он сдержал. Об этих событиях в Риме не узнали.

 Гатал был рад, ведь сбылась его мечта, и сестра наконец-то нашла себе мужа. Вот только никак не мог он согласиться с тем, что она решила уехать и жить среди народа своего мужа. Зато союзников для роксоланов ему удалось найти.

 Обо всех свих делах они и собрались поговорить этим вечером. В шатёр Мары пришли Гатал и Владычица сарматов. Теперь они стали новыми родственниками для Званко.

 Гатал всегда знал, что переубедить сестру он не сможет, но всё равно продолжал спорить с ней:

   — Я не понимаю, почему ты должна уезжать? Живите здесь, я же всегда вам буду рад!

   — Я так решила, значит, я уеду! А ты же не один остаёшься. У тебя теперь тоже невеста есть.

   — Но, как же ты, Мара, будешь общаться с его роднёй? Ведь у нас с ними нет одинаковых обычаев, и они тебя не поймут!

   — Ничего, они к нашим обычаям привыкнут. – Ответила вместо Мары Владычица сарматов. – Девочка правильно всё решила. Пусть едет.

 Гатал махнул на них рукой и обратился к Званко:

   — Я согласен на то, что бы наш народ роксоланов заключил союз с вашим народом. Но тебе тяжело придётся. Ведь у вас нет одного правителя, с которым можно договориться, потому придётся разговаривать со многими людьми.

   — Я сумею всех убедить. Когда-то давно наш народ жил в союзе с народами степи. Значит, и сейчас всё возможно. Я уехал из дома и мечтал найти в чужих краях другую, лучшую жизнь. А это не правильно. Надо самому найти своё счастье, и построить лучшую жизнь в своём доме.

 На том бы сегодняшний вечер и закончился, но Званко решился спросить о том, что интересовало его с первого дня жизни у сарматов. Он подошёл к Владычице, а она сразу поняла, что нужно ему:

   — Спрашивай обо всём, что ты хочешь!

   — Скажи мне, а почему все сарматы стали уважать меня за то, что я влюбился в Мару? Она выбрала меня в мужья, и только за это меня слушают все люди здесь? Ведь я никаких воинских подвигов не совершил и ничего волшебного в жизни не сделал.

 Выслушав его, Владычица сарматов только усмехнулась в ответ:

   — Невелик труд, воевать и совершать подвиги на поле боя. Самый главный подвиг – просто быть достойным человеком во всём, чтобы ты не делал. А почему сарматы уважают тебя за то, что ты Мару любишь? Так в этом вовсе ничего непонятного нет. Только немногие мужчины могут выдержать рядом с собой красивую и умную женщину. Мужчина, который встретит и полюбит такую, как Мара, узнает себе настоящую цену. А эту истину знали ещё наши предки, когда в давние времена жили далеко отсюда, за морем. Только это наша тайна и ты её никому не рассказывай!

 А на следующий день Званко со своей женой отправлялись в обратную дорогу, дорогу домой.

 Ехал Званко обратно на север, и не знал, что всё устроиться именно так, как он и хотел. Не сразу конечно, но ещё при своей жизни он увидел, как изменилась жизнь в родных краях, когда его народ заключил союз с сарматами. Но с тех самых пор о нём только так и говорили…

        «недаром же Иван-царевич ездил: такой красавицы, как Марья Моревна, во всём свете не найти».

v