Ржавей с миром
в выпуске 2015/01/261
Париж с нетерпением ждал снега, который в этом году снова запаздывал. Уже прошло Рождество, с неизменной гигантской гирляндой на Башне, салютами на Монмартре, суетой рождественских рынков и прочими обязательными атрибутами; вот наступило двенадцатое января, а снегом в дождливом воздухе и не пахло. В грязных кюветах вдоль дорог слиплись прошлогодние листья, и под постоянно свинцовым небом блекли выцветшие статуи.
Клод с надеждой посмотрел в окно. Нет, и сегодня будет такой же промозглый день, и снова Мишель будет не в духе.
— Кофеварка опять выдает бурду вместо кофе, — она вошла, утренняя и слегка раздраженная, — почини ее, наконец.
— Ты на одном кофе сидишь. Пожрать нормально не можешь. Ты же знаешь, я ничего не понимаю в кофеварках, — Клод отошел от окна. Это было правдой: он наизусть помнил все сбойные блоки в микросхемах большинства промышленных роботов, но это не означало, что мог чинить и кофеварки. Откуда только у женщин это стойкое заблуждение: если мочишься стоя – значит, должен уметь и крышу залатать, и кухонный комбайн разобрать с закрытыми глазами.
— Тогда пора купить новую.
— Давно пора, — согласился Клод.
Он исподтишка не без отвращения посмотрел на жену. Маниакальная погоня за диетами превратила ее в костлявого грифона с провалившимися глазами; некогда роскошные светлые волосы теперь пучками топорщились из обтянутого бледной кожей черепа; и этот квадратный, почти мужской, подбородок… Но отчего-то именно круги под глазами раздражали больше всего. Кажется, в женской среде это считается признаком бессонной ночи, а потому поводом для гордости. Или это он сам себе придумал. Какая разница. Пока раздражение не переросло в бешенство, но он чувствовал, что до этого остался один крохотный шажок.
«Было бы хорошо, случись сегодня сборы или еще какой-нибудь аврал», — мечтательно подумал Клод, продолжая следить, как Мишель бродит по спальне в одних трусах. Когда-то ему нравилась ее маленькая, чуть припухлая грудь, но теперь на ее месте к ребрам прилипало два кожистых пакетика – как с испитым чаем – и захотеть припасть к ним можно было разве только после некоторого количества «Грей Гуз».
Если будут сборы, то Бонен снова прикроет, можно будет остаться ночевать у Полин. По крайней мере, она не станет напоминать про кофеварку.
Дело, конечно, не в кофеварке. И не в ее внешнем виде? Тогда в том, что у Мишель не может быть детей?
Клод привычно прогнал эту мысль: получается, что он бросил жену в беде, а это решительно ему не нравилось. Но и дальше быть вместе с бесплодной нервной анорексичкой он не хотел. Нужно было разрубить этот узел. Так когда же он сделает это? Когда он расскажет о Полин? Сразу по возвращении со следующего задания. Да, именно тогда он это сделает.
И как только подумал об этом – сам бы не поверил, расскажи ему кто-то – прозвучал сигнал экстренного вызова. Это означало одно: красный код. В какой бы точке Земли ни находился член группы – по красному коду в течение трех часов он обязан явиться на сборный пункт. Клоду повезло, что этим утром он проснулся в Париже.
Почти вслед за сигналом позвонил Мартен.
— Это действительно красный вызов?
— Да, это именно он, — подтвердил Клод.
Судя по облупившемуся розовому лицу Жюльена, тот проводил время далеко от промозглой Франции.
— Хорошо. Просто хотел убедиться. Далековато гнать придется.
— Придется.
— Хорошо.
Жюль зачем-то помедлил несколько секунд, сказал опять «Хорошо» и дал отбой.
— Успею еще кофе выпить, — сказал Клод, возвращаясь из ванной. Все-таки не хотелось этим гнилым утром вытаскивать себя из теплой квартиры. Какая предстоит задача – гадать бесполезно, так не лучше ли вместо этого посвятить четверть утреннего часа наслаждению кофе.
Но Мишель была права: настоящая бурда. Клод поморщился.
— Я куплю новую, — сказала жена, — к твоему возвращению.
— Да, купи.
— Лучше сразу комбайн.
— Я куплю комбайн.
Сразу после возвращения. Он все скажет сразу после возвращения. Должно быть, это и есть знак. Или прямо сейчас – сказать, отрезать – и уйти. И не надо будет больше думать об этом.
— Комбайн умеет больше, лучше комбайн, — сказал Клод.
Он поднялся и начал неторопливо одеваться.
— Будь там осторожней, — сказала Мишель.
— Конечно.
Она ткнулась в его свежевыбритую щеку холодными губами.
— Я куплю комбайн.
— Да, конечно, лучше сразу комбайн.
Клод перекрестился и вышел. Только бы не пробки. Человечество научилось использовать гиперзвездное пространство и достигает ближайших звезд за несколько дней или даже часов, но по-прежнему задыхается в пробках. Даже многоярусные воздушные трассы не слишком помогали.
Он вывел из памяти бортового компьютера координаты базы. Теперь процессор сам рассчитает наименее загруженный маршрут и двинет по нему автомобиль, можно даже вздремнуть полчаса. Двигатели рванули серебристую «Мурену» едва ли не на самый верхний магистральный ярус, и Париж сразу исчез под белесой пасмурной дымкой внизу. Только расплывшиеся автомобильные огни внутри молочного тумана. Оставалось лишь поставить «Noir Désir» и, закрыв глаза, отдаться воздушному покачиванию кабины.
Порт военной базы в Новом Пюто принял сразу, достаточно было показать вызов по красному коду. Клод вырулил «Шкоду» на парковку и направился в комнату инструктажа. Почти вся группа была уже в сборе; кроме Жюля: со своих Гавайев – или где он там – прибудет не раньше, чем через час.
— Что у них на этот раз?
— Как всегда, дело темное. Секретность и все дела.
— И полковник даже не намекнул?
— А он хоть когда-нибудь намекает?
— Звонил Мартен. Похоже, ласкался в теплом море. Придется его подождать.
— А я хотел сегодня Валери в зоопарк отвезти…
— Завтра отведешь. Красный код – не черный.
— Да, после черного дорога одна — на прием к Крауху, — хохотнул Клод.
— Да уж, Краух мозги починит.
Пауль Краух – военный психолог, легионер из Бундесвера – сам несколько лет служил в боевом отряде межпланетного десанта, но после одного из заданий в темных лабиринтах Альфа Центавры В k попросту свихнулся. Его вернули в настоящий мир ровно через четыре года усиленной терапии, после чего Краух сам начал вправлять мозги десантникам. Причем, методы его были порой весьма странными. Чего, например, стоила терапия пропущенными через модулятор звуками вакуумного унитаза или…
— Еще одно дерьмовое утро вдали от жарких берегов и хрустально прозрачного моря, — в комнате инструктажа будто из ниоткуда возник громогласный Жюльен Мартен.
— Быстро ты.
— Красный код не каждый день дают. Пришлось поспешить.
— Теперь или заложников взяли, или еще что-нибудь, с жертвами.
— На заложников обычных спецов послали бы, не по кибернетике, — прогудел Бодри, — и гадать нечего, железяка свихнулась и пошла в разнос.
Почти сразу после его слов явился полковник. Начал без долгих предисловий:
— Три дня назад в шесть утра по нашему времени на Бриарее в Альфа Центавра произошло ЧП. В четвертом руднике из-под контроля вышел руднодробительный робот из серии Гейла. Дополнительные сведения о модели вам загрузят на КПК.
Бодри торжествующе осмотрелся: он оказался прав.
— Вводная стандартная: добраться до геологической станции на Бриарее, выяснить детали на месте, по возможности, робота не уничтожать, а отключить и доставить аналитикам для выяснения причин сбоя блока интеллекта. Ну а там – по ситуации, конечно. Робот опасен, имеет ракетные заряды для дробления рудных пород. Количество жертв точно не известно, но предположительно человек пять. Вопросы?
В огромной комнате стало тихо. Какие могут быть вопросы – все выяснится на месте. Роботы время от времени сходили с ума, и кто мог заранее предположить причину. Люди постигли секреты нанокибернетики и научились выращивать органы в инкубаторах, приблизились к синтезу антиматерии и тайнам Большой Инфляции, но вот собственный разум для них по-прежнему оставался загадкой. Безграничные горизонты, казалось, вот-вот готовые открыться перед ними, по-прежнему были скрыты туманом. Слишком уж сложными для микросхем оказались законы даже повседневной человеческой жизни, вот блоки искусственного интеллекта и сбоили. Даже построенные на основе белковых чипов с органическими нейросвязями. То здесь, то там роботы сходили с ума. И пока ни одна корпорация не рискнула начать производство бытовых блоков ИИ, ограничиваясь далекими инопланетными рудниками и комбинатами.
— Хорошо, — подытожил полковник, — если без вопросов, то сбор немедленно, у седьмого пирса.
— По стандартной форме?
— По стандартной. На Бриарее есть участки с повышенной радиоактивностью, но не думаю, что он туда успеет добраться. По крайней мере, на станции есть все средства защиты, лишний груз с собой брать не стоит.
И стремительно вышел.
Все пятеро двинулись в оружейную. Бронескафандры, индивидуальное оружие, детекторы, сухпаек… все давно приготовлено, остается только забрать. Через полчаса группа вышла на седьмой пирс, где уже ждал транспорт. У лифта стоял сержант и сверялся со списком на своем компьютере:
— Жиль Депре, позывной «Эскулап» – инженер, медик. Матье Бодри, позывной «Бизон» — инженер, оператор тяжелого орудия. Жюльен Мартен, позывной «Хаос» — программист, взрывотехник. Клод Робер, позывной «Молот» — инженер, оператор мобильной турели. Шарль Лабель, позывной «Магнит» — следователь, командир группы.
— Все так точно, — Лабель вошел в шлюз последним, за ним опустился тяжелый люк.
Из шлюза они попали в полетную кабину, где для каждого уже было приготовлено анатомическое кресло гиперзвездного прыжка. Клод невольно поежился: каждый раз перед глазами вставали снимки из инструктажа, на них изображались последствия неудачных прыжков – то, что оставалось от человека. Достаточно было сместиться в кресле на миллиметр в сторону или забыть задержать дыхание в нужный момент.
— Готовность десять минут, — пробубнил переговорник над головой.
Пристегнуться. Проверить крепеж пулемета. Проверить крепежи рюкзака. Глубоко вдохнуть-выдохнуть несколько раз, выгоняя из легких углекислоту.
— Готовность пять минут.
Внизу завибрировало, загудело. А сейчас засвистит — продуваются охладители. Засвистело. Потом отойдут мачты, но этого из иллюминатора не увидеть. Крейсер останется лежать на гравитационной подушке до включения основных двигателей.
— Принимаем стимуляторы.
Из подлокотников выехали контейнеры с красно-синими капсулами: выход на орбиту совершался гораздо быстрее гражданских транспортов, так что с гигантскими перегрузками помогали справляться только специальные препараты.
— Трехминутная готовность. Перекличка по позывным.
— Бизон готов.
— Хаос готов.
— Эскулап готов.
— Магнит готов.
— Молот готов, — сказал Клод и подумал о Мишель. Интересно, она уже выбрала комбайн?.. И еще о Полин подумал, о ее круглых глазах.
— Минутная готовность.
Вибрация превратилась в сумасшедшую тряску, потом заревело так, что едва не заложило уши. Кабина сначала будто просела, а вслед за тем Клод почувствовал, как тяжеленная плита медленно опускается на грудь, спирая дыхание… сковываются конечности. Все это было давно знакомо, но ощущения не из приятных. И эта тряска. Клоду все время казалось, что транспорт вот-вот развалится. Порой толчки становились настолько ощутимые, что зубы едва не откусывали кусок языка. И – несмотря ни на что – его не покидало ощущение необыкновенного кайфа от сознания того, что там, внизу, всего-то в паре метров от кабины, скрывается титаническая сила двигателей и тысяч тонн топлива, рвущая земное притяжение в куски.
— Да-а-а, детка-а-а-а… — прохрипел он, не беспокоясь о том, что кто-то услышит.
За иллюминатором серое небо сменилось на ослепительно синее: здесь уже не было погоды. Плита на груди едва не вдавила ребра в позвоночник, лицо будто растеклось по костям. Нужно было мелко и часто дышать. А внизу ревело и ревело, пару раз тряхнуло сильнее обычного, что-то треснуло на потолке.
— Все в порядке, — прозвучал в шлеме голос пилота, — ямка небольшая.
За стеклом потемнело, затем и вовсе стало черно. И тряска – сначала заметно утихла, а затем и вовсе прекратилась, теперь кабина лишь слегка подрагивала. Но рев внизу стоял прежний.
А грудь вдруг освободилась, распрямились прижатые ребра. Да и само тело сделалось будто из ваты. Клод любил этот самый момент перехода — только что ты был сделан из свинца (да что там из свинца – из титана, из отвердевшей ртути), а уже в следующую минуту не чувствуешь самого себя. Сравниться с этим может разве что пик экстаза с Полин. А, может быть, даже и лучше…
— Можете почистить перышки, — сказал пилот, — готовность до выхода на гиперзвездную орбиту тридцать минут.
Клод щелкнул застежкой ремней – и тело повисло над креслом. Конечно, не космическая станция, не разлетаешься, но как упустить возможность свободно покачаться в воздухе.
— Когда я сдохну, наверное, буду себя чувствовать так же, — заметил также отстегнувшийся Матье «Бизон».
— Такие говнюки просто так не подыхают, — заметил Жюль.
— Ты предсказуем.
— Да, я знаю, что ты хочешь меня.
— Ублюдки… — беззвучно рассмеялся Жиль.
— Присоединяйся, — сказал Жюль, — тебе с нами понравится.
Клод на всякий случай закинул в рот таблетку от укачивания: случайно блевануть, как это было в первый раз, не хотелось.
Следующие полчаса прошло в последних приготовлениях к гиперзвездному прыжку и рассматривании Земли с орбиты. К этому виду невозможно было привыкнуть – так рассуждал Клод, и остальные были с ним согласны. Особенно ночная часть Земного шара. Сияющие сгустки раскаленными щупальцами растекались по черной поверхности. Местами пробегали короткие вспышки – где-то шла гроза.
— По местам.
Клод вернулся в кресло и тщательно зафиксировался ремнями. Подголовник плотно охватил затылок, кисти также перехватили автоматические фиксаторы.
— Готовность три. Начинаем выход с опорной орбиты.
Корабль будто пришпорили. Клода вжало в кресло, внизу заревело с новой силой. За иллюминатором качнулась и стала уходить куда-то вниз и вправо Земля. Увидеть весь шарик планеты целиком не удавалось никогда: гиперзвездные трассы лежали в противоположной от иллюминатора стороне, а вылезать из кресла, даже в момент выруливания, практически равнялось самоубийству. Теперь пилоты, должно быть, уже включили поле, правда, увидеть его получится лишь в момент самого прыжка. А потом сознание отключится, все частицы, из которых состоит человеческое тело, да и сам корабль – перейдут в иное состояние. Земные законы физики в том пространстве вне закона, потому никто до сих пор точно и не знал, что именно там находится и как вообще выглядит это гиперзвездное пространство. Даже снимков оттуда не было. Хотя предположений, как всегда, множество.
— Готовность два. Разгон.
Собственно, все эти готовности означали одно: прижать задницу плотнее и не дергаться. Но этого и не особенно хотелось, когда вокруг все ревело и тряслось, будто громадная рука схватила кабину и изо всех сил тормошила, стремясь вытряхнуть из тебя всю душу. И на грудь снова – словно целую тонну бросили.
Уже много раз Клоду приходилось «прыгать», он уже знал, что будет потом; но каждый прыжок был как будто первым.
Включились импульсные двигатели. Теперь кабину не просто трясло, но било в равномерных судорогах, и каждый удар готов был выбить тебя из собственного скелета.
— Готовность один, — послышался голос откуда-то издалека.
Вокруг кресла медленно проявлялась голубоватая оболочка – то самое поле. Кабину стал заполнять ровный ослепляющий свет, в нем тонуло все, тонуло и переставало существовать. Знакомый яйцеголовый рассказывал, что это самый древний свет, который появился…
Он увидел кресла впереди себя и проход между креслами. Совсем как в детстве, когда они с отцом летали к…
— С прибытием. Как вы там, мадмуазели?
Пилот шутил, а значит, все прошло в штатном режиме. Но Клоду все равно было не по себе: не известно, что происходило с его телом все это время и как оно там все собралось обратно.
— Перекличка по позывным. Магнит в порядке.
— Бизон в порядке.
— Молот прибыл.
— Эскулап в норме.
— Хаос в порядке.
И все-таки странно: кажется, только что они находились недалеко от Земли – и вот уже в нескольких световых годах от нее, совсем в другой системе. По ощущениям, прошло не больше минуты, но они знали, что на самом деле – почти двое суток. И даже радиосигнал теперь до родной планеты дойдет лишь через через пять лет. Вокруг будто совсем другие звезды, чужие, холодные. И невообразимо странно, что даже здесь люди построили свои космодромы, вырыли шахты и в который раз заставили – если не всю Вселенную, то какую-то ее часть — работать на себя.
— Через сутки будем на Бриарее.
2
Бриарея, или по Международной номенклатуре Альфа Центавра А m, третья планета от своей звезды, представляла из себя суперземлю, всего в полтора раза превышая земную массу. В ядовито-желтой углекислотной атмосфере постоянно ревели раскаленные днем до трехсот, а ночью до ста градусов смерчи из серной пыли, грохотали исполинские молнии; давление на поверхности превышало земное почти в три раза. И в изобилии простирались залежи оплавленной серы и меднистых руд, ради которых, собственно, планета и была освоена. Шесть открытых карьеров и четыре шахтных вот уже двадцать лет круглосуточно отправляли на Землю грузовики с миллионами тонн руды.
Планета встретила их своей обычной раскаленной бурей. Но сначала было нудное ожидание на орбитальной перевалочной базе Картуш.
— Уж скорей бы хоть черту в задницу, только отсюда, — сказал Клод, на что Магнит заметил в том духе, что, чтобы попасть в задницу, надо сначала оказаться в зубах, а поимка свихнувшегося робота даже на один зуб не тянет.
— По навигатору найдем, отстрелим, блок вытащим – к вечеру будем пьянствовать по этому поводу.
Про «пьянствовать» он, конечно, прифантазировал: сухой закон во время операции был обязателен. За нарушение можно было сразу вылететь из группы, а то и вовсе из десанта: пьяный боец запросто свалит всю операцию и подставит под удар других.
Наконец, подали команду на отгрузку. Шлюпка медленно приближалась к грязно-желтой планете, а потом погрузилась в бушующее пекло. За стеклом багровыми сгустками заструилась плазма. Кабину снова трясло. Наверное, минут десять. Плазма снаружи постепенно угасла, на мониторе пошел обратный отсчет до соприкосновения с поверхностью, и после «2-1-0» в спину ударило так, что Клод едва не прокусил язык.
Жиль выругался.
— Ребята, вы там в порядке? – раздался голос пилота.
— Замечательно. Только едва кишки не проглотили.
— У нас реверс мягкой посадки отказал.
Новость эта произвела на всех нулевое впечатление.
— Проверить снаряжение.
Собственно, «проверка» заняла не более минуты: схватить рюкзак и оружие.
— На выход.
Они оказались в залитом ровным голубым светом ангаре с закопченными от множества двигателей стенами. Мигающая дорожка показывала, в каком направлении следует идти.
На выходе их встретил здоровенный сержант с двухдневной щетиной.
— Пошли, — сказал без предисловий и приветствий.
Клоду он вдруг сразу стал нравиться: в сержанте почувствовалась боевая хватка, без штабных ужимок; скорее всего, у того за могучими плечами не одна реальная операция.
— Во вторник он с катушек слетел. Сначала долго не отвечал, оператор подумал, что просто связь слетела. Такое бывает. Но остальные роботы отзывались. А потом он начал стрелять по грузовикам. Шесть человек положил сразу, еще троих ранил.
— Он что, вооружен?
— Портативная артиллерия для взрывных дистанционных работ.
— Понятно. Что за модель? Тот дежурный оператор – он жив?
— К нему сейчас и идем, он после этого случая отказывается выходить на работу и хочет разорвать контракт.
— Ну понятно…
— Ага. Модель: Гейл РД-01.
— Это какого же года такая древность! – поразился Жюль.
— Да, старенький был.
— Антиквариат для музея. Он еще на двоичной логике построен, было же указание всех старых роботов утилизировать.
— Указание… — ухмыльнулся сержант, кстати, до сих пор не представившийся.
— Тогда от встречи с начальством толку много не будет, — прокомментировал Жюль, — начнут себя выгораживать. Отведи потом к вашему инженеру по технике безопасности, надо специфику этой железки просмотреть. Давно уж с такими дела не имел.
Они уже прошли какие-то технические помещения и оказались в жилом блоке. Обыкновенные для подобных станций ряды одно-двуместных кают по обе стороны длинного железного коридора. Точь-в-точь как в тюрьме. Людей было мало: кто-то, видимо, отсыпался после смены, остальные коротали время в кают-компаниях. Поднялись по железной лестнице на пятый ярус, у одной из кают сержант остановился:
— Пришли.
Через минуту оператор уже рассказывал. Особенной ясности, впрочем, не внес. Случай был достаточно заурядный, какие, наверное, каждый день происходят; только администрация вызывает спецназ лишь когда с жертвами.
— Потом он удрал в пустыню, — завершил свой рассказ дежурный, — черти б его там задрали.
— Да, они всегда удирают, — задумчиво сказал Жюль, — значит, все-таки понимают, что совершили преступление.
— Понятное дело: Три закона все-таки.
— Да ерунда эти Три закона. Что твои Десять заповедей. Всех готовы загнать в рай, но на самом деле нихрена не работают. Тут другое. Они все стремятся избавиться от наказания. А их этому никто не учил. Значит, все-таки учатся.
— Кто ж их учит людей убивать!
— А теперь еще вопрос: это первый такой случай? Только честно! Это нигде не будет занесено в отчет.
— Во время моего контракта первый, — оператор и не думал врать, — но рассказывали, что до этого еще один раз точно было. Только тогда его успели отключить. Но никого не убивал, просто перемкнуло, начал вместо скалы бурить стены станции. А то б и досверлил до дырки. Хотя черт его знает, может, именно так и задумал всех угробить.
Жюль кивал, слушая оператора, а Клод задумчиво рассматривал тесную каюту и пытался представить, как жил бы здесь полгода или год, предусмотренный контрактом. Слишком низко, слишком синие стены без окон. В казармах все-таки просторнее. И в них не приходится существовать целый год. И вокруг – смертельный ад в миллиардах километрах от Земли. Свихнуться можно. Но сходили с ума не люди, а железяки, которые и знать не знали ни о какой Земле. Или знали?.. Впрочем, ерунда. Сбой в одной из процедур из-за нестандартной внешней ситуации — и в результате неверный выход на логическую петлю. И Земля здесь не при чем.
— Логи по этому роботу где находятся?
— Скорее всего, компания их засекретила. Я смотрю, даже с вами встретиться не захотели. Так что логов вряд ли дождетесь.
— Понятно, — усмехнулся Жюль, — знают, что не погладят за то, что списанного робота на производстве держат. Но это все равно, логи можно будет и из самого робота вытащить. У них обычно из-за всякой ерунды перемыкание случается. Однажды один вот упавший камень с птицей спутал. Алгоритма-то четкого не вложили. Да оно ему и не надо было. Кто ж мог знать, что потом такую вот цепочку потянет…
— Можно логи с санкцией изъять, — предложил Матье.
— Можно, — кивнул Жюль, — только пока дождешься санкции, он может и вернуться.
— А он может вернуться? – оператор уставился на программиста.
— Да, иногда они возвращаются.
— Зачем? Чтобы… завершить начатое?
— Иногда и для этого. А иногда просто продолжают работать.
— Да ребята… дела…
— Дела. Ну а необычного ничего не происходило незадолго?
Оператор задумался.
— Нет… — ответил неуверенно, — кажется, нет. Не могу припомнить ничего.
— Хорошо. Хорошо…
Клод в который раз подумал, что разум человека все-таки долго сопротивляется безумию. Могут пройти годы, накапливаться факторы… и однажды мозг не выдержит. У роботов же он отказывал сразу. Еще не было ни одного случая, когда сумасшествию робота предшествовало какое-нибудь неадекватное поведение.
Все-таки роботы никогда не станут полноценными сожителями человека, как это оптимистично предсказывали футурологи. Теперь не станут: слишком плохую рекламу им успели сделать. Возможно, лет через сто… или даже двести.
— Так, здесь, наверное, все ясно, — Жюль поднялся, — теперь я к инженеру по безопасности, а вы – в общем, сами смотрите, куда вы теперь.
— Да вот пожрать бы, — заметил Клод.
Жюльен явился только через два часа, когда с обедом давно покончили. Собрались в дальнем углу кают-компании.
— Расклад хуже, чем хотелось, — начал он, наспех глотая оставленное ему рыбное рагу, — наш малыш нигде не значится, а потому даже датчика передвижения на него не ставили.
— Понятно, неучтенная рабочая единица… — кивнул Шарль.
— И спецификаций по нему нет. Официально робот давно раздавлен прессом и переплавлен. А это значит…
— Что хрен его знает, где у него какие блоки находятся, — закончил за него Клод.
— И придется разорвать его в куски.
— Точно.
— Это как раз не впервой.
— Малышка, для тебя есть работа, — Матье погладил стоявшую рядом с ним ракетную установку.
— В наших базах тоже нет спецификаций?
— Были бы – тогда без проблем. А РД-01 уже полвека как сняли с производства. Где-нибудь на Земле они валяются. Но ты будешь летать на Землю только чтоб узнать, где у этой хреновины блок ИИ? Легче уж покопаться в кишках, авось увидим, где он там.
— Но есть и хорошая новость, — сказал Жюль, — администрация выделила нам вездеход. Но без водителя.
— И на том спасибо, все не пешком через бурю.
— Что сообщают, сколько она еще продлится?
— Еще сутки, по-местному. Дня три по-нашему.
— Хреново.
— Хреново. Но ждать не будем. Мои нервы долго здесь не выдержат.
— Никто ждать и не будет. Вездеход – значит, вездеход. Ни один пилот в бурю не полетит.
— А если просто подождать, пока у этого старья сдохнет батарея?
— И когда она сдохнет? Через день, через неделю, месяц, полгода? А если она у него на фотоэлементах, то жди, когда сам заржавеет.
— Лет через двести.
— Точно.
— Много болтовни. Доедай — и поедем искать малыша.
Вездеход был больше похож на танк, только без пушки. Громадный, с двойными гусеницами, он и взревел всеми шестью двигателями, оглушив всех находившихся в ангаре.
— Ребята, ребята! – в люк свесился кто-то из механиков, — зачем все моторы-то сразу? Это ж для тягачей.
— Ну извини, — проорал командир, — водилу нам не дали, а с этой хреновиной еще разобраться надо.
— Вы за тем роботом?
Шарль кивнул.
— Они его перепрошить хотели.
— Что?! – Шарль сделал знак заглушить двигатели.
— Месяц назад они ему пытались перепрошить мозги.
— Зачем? – удивился Клод. Смысла в этом и правда не было: кому придет в голову устанавливать обновления на выброшенные на помойку чипы.
— Кто их знает. Но думаю, чтобы по документам проходил как какая-нибудь другая модель.
— Значит, хотели легально ввести в штат?
— Может быть.
— А зачем им это? Налоги ведь придется платить. Вкалывал себе старичок и вкалывал. Рисковать-то зачем?
Механик пожал плечами.
— Я бы молчал, только в той смене мой напарник оказался. К нему даже попрощаться не пустили. Все шестеро теперь в холодильнике. Как сказали, до выяснения чего-то там.
— А ты откуда знаешь, что его перепрошивали?
— А я и не говорил, что перепрошивали. Забирали вроде бы на перепрошивку, Жак мне и рассказывал. Он и сам удивился, зачем. Но тем же вечером и вернули. Значит, не стали прошивать, обычно это дня два занимает, с базовыми тестами.
— Могли и без тестов вернуть в строй, время – деньги.
— Тогда зачем его вообще прошивать? Неучтенный, он дешевле обходился.
— Вот именно.
— Может, какая-нибудь инспекция приближалась?
Механик помотал головой:
— Вряд ли. Тогда нас всех на уши поставили бы. Да и что, станут инспекторы шататься по шахтам и пересматривать всю технику?
— Тоже верно…
— В любом случае, — заметил Клод, — ничего толком не узнаем, пока в мозгах у него не покопаемся. Но история странная.
— И темная.
— Больше ничего подозрительного не было?
— Больше ничего не знаю.
— Ладно, благодарим, как говорится, за службу.
— Ага, — ухмыльнулся механик и исчез из люка.
— Значит, план такой, — сказал Шарль, тыча пальцем в экран бортового навигатора, — выдвигаемся на это плато Режио, там врубаем сканеры на полную мощность и идем дальше на север, километров на тридцать. Здесь все равно одни скалы, луч ни черта не поймает. Если там его нет, поворачиваем на запад и делаем еще квадрат на тридцать километров. Дальше он уйти не мог, не вездеход. Думаю, уже застрял в каком-нибудь ущелье. И так далее, пока не сделаем вот так, — он описал по экрану дугу километров в сто.
— Далековато. У нашего драндулета ресурсов хватит?
— В случае чего, вернемся сюда и пополнимся. Но уверен, что мы найдем его раньше. Ты ж знаешь, они никогда далеко не уходят.
— Хорошо хоть, что он не летает, как тот, на Второй Луне, помнишь?
— Ну как такое забыть.
— Окей, задраить люки, продуть шлюзы. Диспетчер, вездеход борт Танго-Семь-Ноль просит разрешения на выход.
— Вездеход борт Танго-Семь-Ноль разрешаю выход по готовности.
Снова затарахтели двигатели, на этот раз только два. С грохотом пошла вверх массивная задвижка шлюза. Машина въехала на оранжевый квадрат, задвижка с тем же грохотом опустилась.
— Выравнивание давления.
На табло снаружи замельтешили цифры. Когда, наконец, их мелькание прекратилось, начал открываться внешний шлюз. И почти моментально все заполнилось грязно-желтой пылью.
— За бортом плюс двести шесть, скорость ветра десять метров, давление две и шесть атмосферы, — констатировал по приборам Матье.
— Курорт.
— Бывало и круче.
— Вездеход борт Танго-Семь-Ноль покинул шлюз.
— Принял, вездеход Танго-Семь-Ноль. Удачи.
На мониторах, кроме желтизны, не различалось ничего, переключились в инфракрасный режим. Контуры внутри скального прохода четко обрисовали ближайший маршрут.
— Тут одни лабиринты. До плато придется попетлять на автопилоте.
— Да, покопались геологи…
— Не удивлюсь, если у них тут свой Минотавр прячется где-нибудь.
Автопилот осторожно вел машину по продолбленным в скале проходам, выводил на открытые площадки и снова погружал в тоннели. Детектор движения поминутно реагировал на рудных пакет-ботов, снующих здесь, видимо, круглосуточно.
Ровный гул мотора и покачивание клонило в сон. Клод решил, что до Режио хода не меньше часа, и закрыл глаза. Представил, что сейчас они с Полин на яхте, как тогда, в июле. Арендовали яхту на целую неделю и все дни напролет проводили в открытом море, наслаждаясь морским воздухом, солнцем и друг другом. И что ему было до раскаленных ядовитых смерчей Бриареи, если где-то есть море, Полин…
Полин раскинулась на корме, и волны окатывали ее коричневое обнаженное тело радужными брызгами. В ложбинке, где начинались ее ягодицы, скопилась вода. Клод наклонился и припал туда губами. Полин пошевелилась и что-то томно пробормотала.
— Я выпью тебя всю, — прошептал Клод.
— Это было бы замечательно, — улыбнулась Полин, не отрывая лица от теплого полотенца.
Клод обнял ее и лег рядом. От женского тела пахло молоком и морем. Он провел ладонью по выгнутой спине, чувствуя каждый бугорок под кожей. Полина глубоко вздохнула и повернула к нему загорелое лицо. Черт, только от вида ее лица можно испытать оргазм. Когда-то его охватывал мандраж от одной мысли, что он станет обладать ее телом. Полин могла позировать художнику, тот был бы счастлив запечатлеть ее формы.
А теперь он может наслаждаться им, когда только пожелает. Она перевернулась на спину и бесстыдно раздвинула бедра, поглаживая живот руками. Пухлые губы Полин отвечали, язык настойчиво ласкал его рот. Он припал к ее шее, как истомившийся пустынник к ледяному роднику, прикусил соленую после недавнего купания кожу, провел языком вдоль кадыка к подбородку и снова обнял ее раздвинутые губы своими. Полин улыбалась, зажмурив глаза. Голова закружилась, он тоже зажмурился, отдаваясь полету по медленным волнам. А в ладонях сжимались упругие бедра под бархатистой теплой кожей. Она обвила его, как змея, плотно прижимаясь всем телом.
— Назад, — сказал он ей решительно.
— Назад, назад! – кричал Магнит, вырывая штурвал у Бизона.
— Чертов автопилот!..
Клод посмотрел на мониторы и чуть сам не вцепился в штурвал: сквозь мушиное мельтешение бури отчетливо вырисовывались острые края пропасти.
Наконец, вездеход удалось выровнять. Бизон заглушил моторы.
— Ничего не понимаю, — пробормотал он, — на картах здесь должно быть ровно.
— Ладно, разберемся. До плато еще далеко?
— Час ходу. Может, меньше.
За толстым стеклом царапалась раскаленная буря. Совсем ничего не различить, даже в метре от вездехода. Только желтая пелена; и песчинки со страшной скоростью взбиваются в стекло.
Клод пожалел, что его вырвали из такого замечательного сна. Захотелось поскорее вернуться к Полин. Покончить с этим РД-01 и сразу к ней. Да, и он же решил, что именно после следующего вызова все скажет жене, потом случился и вызов. Если это не знак, то что тогда знак?
Бизон ошибался: до плато петляние по камням заняло два часа. Потом включили сканер. Луч выхватывал куски рельефа, но робота не наблюдалось. Постепенно увеличивали охват, тщетно.
— Он мог смешаться с остальными ботами на шахте?
— Для этого надо иметь такое свойство, как хитрость. Хитрость – это ложь. А роботы врать не умеют, сам знаешь.
— Тогда остается объезжать квадрат.
— Если б не буря, с пилотом давно нашли.
— А если бы у меня были сиськи, я б умел рожать.
Все хохотнули.
— Пушку б на борт, а то вылезать не охота в такую погоду.
— И портативную ядерную ракету.
— Думаешь, на рудниках есть танки?
— А зачем? Еще б сказал – орбитальный истребитель.
— Да, с воздуха шарахнуть на этого уродца и не надо трястись по каменюкам.
Они уже двигались на запад, управление взял на себя Эскулап, сменив Бизона. Автопилоту больше не доверяли.
— А идея неплохая: на каждом руднике ввести регулярную боевую единицу. Да хоть и танк, например. Охрана охраной, но роботы постоянно с катушек слетают, так что…
Вездеход снова закачало по песчаным заносам.
— Как у тебя с женой, Клод? – спросил вполголоса Жиль.
— Никак, — нехотя отозвался тот, — как и прежде.
— Она себя изведет. И это будет очень скоро.
— Это не мое дело. Как хочет, это ее выбор. Наверное, после этого дела расскажу ей о Полин. Вот и все.
— Она у тебя замечательная. Ты просто забыл напомнить ей об этом.
— Да, я знаю о твоем дипломе психолога.
— Нет, правда. Я помню, как она принимала нас. Когда это было… года два назад? Помнишь, тот роскошный салат из креветок под соусом…
— Она сейчас на него смотреть не может. Она вообще еду ненавидит.
— Она больна, Клод. Убеди ее показаться к врачу. Хочешь, я сам с ней поговорю.
— Если горишь таким желанием, можешь и поговорить. Или вовсе забирай ее себе, со всеми тараканами. Мне их вытравливать надоело.
— Но это все только ради тебя. Она сама этого не понимает. Но это только для тебя.
— Я не требовал никаких жертв. Какой смысл продолжать друг друга мучить? Все кончено. Мне с Полин хорошо. А у этой – у этой утро начинается с весов.
— Вот и она боится такого сравнения. Для женщин вообще всякое сравнение с другими, если не в их пользу, неприятно. И потому страшнее всего – это быть, как все. Хочешь оскорбить женщину – скажи ей, что она ничем не отличается от других. Наверное, поэтому они и нас таким же образом оскорбляют. Все вы мужики одинаковые – универсальный язык, который понимает любая женщина на планете. Для них быть как все – дно падения. Лучше назови ее шлюхой, но только не как все. А для нас подобное – признание того, что ты как минимум не импотент.
— Но ирония в том, что они и правда все одинаковые.
— Конечно. Так же, как и мы. Это только вопрос восприятия.
— Как ты вообще живешь? Тебя все время тянет ковыряться в чужих мозгах?
— Я просто хочу вам помочь.
— Я не прошу мне помогать.
Клод отвернулся, дав понять, что тема исчерпана, хотя знал, что Жиль обязательно вернется к этому разговору. Так уже было по меньшей мере раза три и раздражало только в первый раз. Как знать, вдруг Жиль таким образом успокаивал себя перед операцией. Во всяком случае, именно перед выброской его всегда тянуло на раскопки психологических залежей.
Сам же Клод никакого мандража или напряжения не чувствовал: робот пока не обнаружен, так какой смысл суетиться. Вот они уже на плато, а детекторы молчат. И не известно, когда и что обнаружат. Можно закрыть глаза и представить, что вокруг зима…
— А дома уже, может, и снег выпал…
И плавные линии вокруг, такие успокаивающие, черные линии на белом. И спускаются медленные пушистые хлопья первого снега, накрывая собой мокрый асфальт, шершавые стволы деревьев и головы прохожих. Пусть хотя бы еще месяц полежит, успокоит воспаленные нервы. А потом будет отпуск и Полин.
Ах да, он же хотел сразу по возвращении покончить со всем этим. Теперь Полин будет сразу и навсегда. Надо только собраться духом и сказать все Мишель. Это будет трудно. Почему, зная, что, может, через минуту они будут обстреляны сумасшедшим роботом, внутри не шевельнется ни один нерв, а от одной только мысли, что придется объясняться с Мишель… Она будет кричать и рыдать. Может быть, даже биться в истерике. Это все надо пережить. В жизни бывают моменты, которые надо только пережить, собрать себя в комок – и продержаться некоторое время в таком сжатом состоянии. Зато потом наступят светлые времена. И Полин – она будет не только в отпуске, а вообще, всегда. Навсегда.
Но это потом, все будет потом. Клод решил, что начнет думать об этом не раньше того времени, как они стартуют с Бриареи. Тогда уже можно будет подбирать слова и… да зачем это все. Сразу в лоб высказать – и уйти. Пусть трусливо, зато он уйдет. Когда уходят, то все равно, как это происходит.
Он попробовал оправдать себя тем, что перепробовал все варианты вернуть прежнюю Мишель, но в глубине души понимал: не все. Потому что не хотел. Когда это произошло? Еще до встречи с Полин. Кажется, он не давал ей повода. Ни разу не сказал, что она растолстела, и вообще никогда не сделал замечания по поводу веса. Просто однажды она сделалась слишком стервозна. Слишком напряжена. И слишком требовательна. Будет все только так, как она сказала, и никак иначе. Пожалуй, за ней это стало наблюдаться еще до маниакальной войны с собственным весом. Или все-таки сначала случилась война, а потом эта нетерпимость. Ладно, теперь неважно.
Перед поворотом в западном направлении вездеход едва не сел на брюхо.
— Чертова железяка! – разозлился Клод, незадолго до этого приняв на смену штурвал. – Она нас угробит раньше робота.
А за полчаса перед тем они подкрепились сухпайком. Питательная паста со вкусом мясного рулета. И пара глотков воды. Вода на других планетах – самый важный ресурс. Еще ни на одной не открыли не только пресных водоемов, но и вообще – сколько-нибудь пригодную для питья. Поговаривали, что корпорации, озолотевшие на доставках воды, тормозили водную разведку; но как бы там ни было – а литр чистой воды уже на Марсе стоил в пять раз дороже земного литра. Переработанной на замкнутом цикле постоянно не хватало из-за притока рабочих и туристов.
— Чертова железяка! – разозлился Клод, незадолго до этого приняв на смену штурвал. – Она нас угробит раньше робота.
Он попробовал вырваться из бархана на полном газе, но вездеход ощутимо стал проваливаться; пришлось отказаться от этой затеи.
— Да вруби ты вертикальные, пока не слишком сели, — посоветовал Бизон.
Клод так и сделал. Мощные сопла мгновенно выдернули многотонный вездеход и подвесили над барханом.
— Так-то лучше будет, — крякнул Бизон.
— Не скоро мы дождались бы тягача со станции.
— Что погода?
— Без изменений. Фронт широкий, может затянуть и половину планеты.
Тем временем, молчал и радар. Только рябь от песка. И где-то там, среди этого адова месива меж заносов бродил РД-01 со взведенной ракетницей, готовый в любой миг выпустить геологический заряд, но не в породу, а в живых людей, запертых внутри железной коробки. Несколько дней назад он уже отправил на тот свет шестерых. И что теперь творилось в его логических цепях, известно было лишь биокибернетическим богам.
3
Робота они увидели только утром. Точнее, то, что показывал радар. Светлый прямоугольник с различимыми башенками и ракетницами – совсем как маленький танк. Замер на месте, уткнувшись в вертикальный скальный скос и, казалось, задумался.
— Что он делает?..
— Просто не знает, куда идти. Вот и стоит.
— Хорошо бы повис, тогда хоть голыми руками бери.
— Или совсем сдох.
Было решено провести предварительное наблюдение. Прошло с четверть часа, робот не шевельнулся. Потом все-таки сделал едва уловимое движение вперед, но сразу же вернулся в исходное положение.
— Еще живой.
— Вот и привет, РД, — проговорил Эскулап, поглаживая ствол винтовки.
— Живьем не возьмем, — сказал Магнит, — да и смысла нет.
— Пушку бы…
— У нас турель. Молот, заряжай бронебойные и дуй на поверхность. Мы тебя отсюда поведем по радару. Доведем, как за ручку. И направим, и стрелять прикажем. Тебе только останется на свою кнопочку нажать.
— Пока он на свою не нажал.
— Вряд ли он нас сейчас видит. У него только приборы прямого обзора. Подходим с фланга, оттуда тебя ведем. Сносишь ему башку, потом Хаос забирает блок интеллекта и валим домой.
— Если все прошло гладко, то это засада, — заметил Хаос.
— Не нагнетай. Тут не джунгли.
— Предлагаю сразу из моей малышки шарахнуть, — встрял Бизон, указывая глазами на ракетомет.
— Это на крайний случай. А то потом в обломках ковыряться лень. На сотни метров разбросает. Подбирай потом…
Клод уже заправил в коробку бронебойную ленту и принялся натягивать внешний скафандр. Бронированный, он и без того мог выдержать прямое попадание импульсного осколка, а уж поверх боевого костюма превращал бойца в эдакий шагающий танк.
— Ракетницы у него только фронтальные, так что не заходи в лоб.
— Знаю, знаю. Еще бы я чего-нибудь увидел в этой каше…
— Мы проведем. Как только будет команда – открывай огонь.
— Да, я понял, — Клод протиснулся в узкий шлюз вездехода, утягивая за собой тяжелую турель, — начинаем.
— Активная фаза, — сказал Магнит для самописца.
И после этого люк задвинулся. Послышался шум нагнетаемого воздуха. А через минуту Клод оказался один на один с ревущим ураганом.
— Борт, я снаружи.
И выкатился из вездехода в грязно-желтые сумерки.
Вокруг ревело, песок бился в стекло шлема и царапался о скафандр. Клод поднялся, это удалось не без труда. Ветер метров восемь-десять, но при такой атмосфере сбивал с ног.
— Видим тебя, — послышался голос Магнита в наушниках.
— Где он?
— Иди на север, метров сто. Там упрешься в скалу, пройдешь вдоль нее налево. Наш дружок там стоит. Сразу за поворотом. Если не сменит положение, ты с ним расправишься сразу.
— Я пошел.
Клод сделал несколько шагов и оглянулся. Вездеход совершенно не различался за плотной пеленой песка. Лишь несколько бледных пятнышек – ходовые прожекторы – едва пробивались сквозь бурю. Преодолевая сопротивление ветра, он двинулся дальше, едва удерживая тяжеленную турель, цепляясь ногами за камни.
— Еще пару метров – и ты упрешься в скалу.
И точно. Впереди выросла темная стена.
— Черт, тяжело же здесь…
— Он совсем рядом. Осторожно налево. Шагов двадцать.
Клод совсем не различал дороги. Шажок за шажком, шажок за шажком.
— Стоп. Готовь свою игрушку.
Он вскинул турель и направил прямо перед собой. Рука в перчатке легла на спусковой рычаг.
— У нас гости, — услышал он вдруг и, сначала не поняв смысла фразы, продолжал переступать влево.
— Отбой. Отбой. Повторяю, у нас гости.
Клод замер. Кто мог появиться в этой пустыне, еще и в бурю?
— Что там?
— Пока не понятно. Объект похож на танк. Скорость километров сто.
Еще и на всех парах.
И через минуту:
— Да, это танк. Сен-Леклерк. Дополнительное орудие на башне.
— Не нравится мне это.
— Что говорит?
— Ничего не говорит, молча идет, не отзывается.
— Может, у них тут учения?
— Не говори ерунды. Одинокий танк в пустыне – какие учения.
— Не нравится…
И в это мгновение со стороны вездехода ударил взрыв. Клод едва удержался на ногах от взрывной волны.
— Что они творят! – сквозь помехи раздался встревоженный голос Магнита.
— Валите оттуда.
— Да там мазилы. Не танкисты, а бабы.
И это было правдой: настоящий танкист поражает цель с первого раза. Тем более, что вездеход был абсолютно безоружен, можно подойти практически вплотную. Клод вжался в скалу и замер. А потом скорее кожей, чем зрением, почувствовал, как мимо проходит РД-01. С едва слышным рокотом робот проплыл всего в нескольких метрах размытым пятном. Клод едва удержался от того, чтоб дернуть рычаг турели.
— Он справа, справа обходит, — прохрипело в шлемофоне.
Клод опустился на живот и вжался в грунт, попробовал различить хоть что-то в этом жутком желтом месиве. У противника теперь наверняка тепловизоры. Клод чувствовал себя будто голым перед бронированным врагом.
— Бизон, где они?
— Теперь на десять часов.
Клод попятился – и снова взорвалось там, где должен быть вездеход. Волна едва не перевернула на спину.
— Что там?
— Мимо. Они где-то за скалой.
— Чертовы лабиринты…
— Молот, — включился Магнит, — посылаю к тебе Бизона с пушкой, будем вас вести. Они там на танке, но достать можно. Бизон с собой парочку гранат прихватит. Как понял?
— Понял я, понял. Гранаты – это хорошо.
Импульсная граната – это и правда было хорошо. Одна такая танк, конечно, не разнесет, но шасси вырвет, а значит, противник как минимум будет вынужден выйти на поверхность. Несмотря на наглость, ребята там сидят трусоваты: до сих пор носа не показали. Но тогда они окажутся на равных.
— Я выхожу.
Через минуту из ядовитой мглы возникла ползущая фигура Бизона. За спиной качалась реактивная пушка.
— Я на месте.
— Я вас вижу. Объект пришел в движение. Возможно, нас слышат.
— Дерьмо…
— Иди на спец канал. На второй канал.
— Понял.
— Обходят вас справа, на два часа. Прямо впереди ущелье, метров пятьдесят. Там можно будет достать их, когда борт покажут. Пошли, пошли!
Они сорвались и побежали. Неуклюжие скафандры сковывали шаги, грязный кисельный воздух облепил шлем и был вязок, ветер сбивал с ног. И хриплое густое дыхание из собственного горла заглушает его шум.
— Десять метров. Сейчас.
И они ткнулись в скалу.
— Где?
— Хорошо идут, прямо вам бок сейчас покажут. Бизон, готовь малышку. Черт…
В шлемофоне зарокотал двигатель.
— Что у вас?
— Они идут прямо на нас. Сидите там.
И со стороны вездехода глухо ударили – как гигантским молотом в землю. Но рокот в наушниках не умолкал, значит, все-таки промазали. Но что такое геологический вездеход против боевого танка? Достаточно вывести его на линию прямого огня…
— Мы их выведем к вам на три часа ровно, — ожил, наконец, шлемофон, — По сигналу стреляйте из своей игрушки прямо на три часа, прямо на три часа. Как поняли?
— Понял вас. На три часа по команде.
И снова – лишь рокот в ушах.
Бизон вжался в песок и направил ракетомет в нужную сторону.
Секунды растянулись, размазались по раскаленным скалам, затекая в мозг, напряженно замерший в ожидании сигнала. Немного левее грохнул новый выстрел, кажется, на этот раз сквозь ураган прорезалась вспышка разрыва. Но сквозь такую пелену ничего не различить. Вряд ли. Просто показалось.
— Огонь! Огонь! – ударило в уши.
— Огонь! – вскрикнул Клод.
Выстрела он не слышал. Только по тому, как дернулся лежащий Бизон, понял, что ракета ушла. Затем еще одна. И еще.
Секунда. Секунда. Две секунды.
— Мимо, — это в наушниках, — мимо, повторяю.
— Чтоб тебя…
И тут снова полыхнуло. На этот раз точно была вспышка. А потом от грохота заложило уши, поволокло, опрокинуло на камни.
— … по вам… — сквозь гул в голове раздался обрывок фразы в шлемофоне.
— Живой?
Над ним возникло лицо Бизона. И тут Клод с ужасом заметил, как из угла шлема по стеклу расползаются тонкие белесые паутинки-трещинки. Будь скафандр не боевой бронированный, а обычный…
— Повреждение скафандра, — сказал он.
— Что? Что со скафандром?
— Забрало потрескалось. Еще немного – и я…
Грудь разорвало сырым кашлем. Этого еще не хватало.
— Держись, — прохрипела рация, — мы тебя обязательно вытащим.
— Где они?
— Делают разворот. От вас за скалой на шесть часов.
— До вездехода успею?
— Нет. Сиди там. Ищи укрытие.
— Да какое тут к чертям укрытие. Одни камни.
— Черт, черт! Они идут прямо к вам, прямо к вам!
— Ну что ж, пусть придут. Богу время, а дьяволу час, — Бизон вытащил гранату и исчез за едкой пеленой. Через некоторое время из грязной мглы раздались хлопки выстрелов и глухие удары взрывов.
— Бизон. Молот вызывает Бизона. Магнит, что с Бизоном?
— Сигнал пропал.
Это могло означать лишь одно…
— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох, они успокаивают меня!
Клод рванулся всем телом – туда, где только что стихли выстрелы.
— Твои благость и милость Твоя…
Кисель атмосферы сковывал движения, ветер сбивал с ног, болела грудь; но Клод заведенной машиной упрямо рвал себя вперед.
Первое, на что он наткнулся, было тело Бизона в небольшой воронке. Из разорванного скафандра вяло вытекала бурая жидкость. Искореженный ракетомет валялся здесь же.
— … сопровождают меня во все дни моей жизни…
Новая ракета могла прийти откуда угодно.
— Молот, Молот, робот на девять часов.
Клод вскинул турель и сделал несколько очередей в ядовитую завесу. Оттуда раздался хлопок, но взрыв ухнул в противоположной стороне. Там, где должен быть танк.
— … и я пребуду в доме Твоем…
На минуту Клод впал в оцепенение и держал спусковой рычаг до тех пор, пока стволы не начали вращаться на холостом ходу. Кажется, и потом еще держал. Но выстрелов не слышал.
— Ты уничтожил его, уничтожил. Молот, прекратить огонь.
— … многие дни.
Клод перевел дыхание.
— Где танк?
— На двенадцать часов. Движения нет.
— Иду проверять. Бизон погиб.
— Да, я картинку принял.
Танк вырос из пелены мгновенно, стоял с искореженным шасси, тщетно ревя всеми двигателями. Вверх вздымался почти оторванный ствол геологической ракетницы, зачем-то приделанной к башне рядом с основным орудием.
— Магнит, я у танка. Робот ему шасси разбил.
— Есть потери?
— Ублюдки, видимо, живы. Робот тоже уничтожен.
— Понял, — послышалось через секунду, — Держи люки на прицеле и не суйся под башню. Сейчас будем.
Клод хотел сообщить про ракетомет, но подумал, что будет лучше, если это все увидят своими глазами.
И тут один из люков на башне начал открываться. Значит, выжили. И вряд ли начнут ползать на коленях и вымаливать пощаду. Не за тем они сюда ехали через всю пустыню. Из люка что-то вылетело, но Клод был готов ко всему. Через мгновение, он откатился за борт, а еще через полсекунды грохнул здоровенный фонтан песка, по броне заколошматили осколки. Клод со страхом увидел, как стремительно разбегаются новые трещинки по забралу шлема. Ну что ж, теперь они сами свою судьбу решили.
Люк сразу же захлопнулся, но это уже было все равно. Возникли пятна фар, а через секунду рядом возник вездеход.
— Они гранату бросили, — сообщил Клод вылезшему Магниту.
— Зацепили?
— Если б зацепили, я тут не стоял.
— Сейчас с ними разберемся, — сказал Хаос, укладывая вокруг танка взрывчатку.
— Только что за хрень у них вместо пушки?
— Похоже на рудный ракетомет. Ерунда какая-то. Зачем танку рудный ракетомет?
— Потому они в нас и попасть не могли, из боевого орудия – одного выстрела хватило бы.
— Эй, уроды, вам конец, — постучал по броне Хаос. – Имеете, что сказать перед тем, как сдохнете?
— За Бизона им забрала поразбивать бы, полюбоваться, как корчиться будут.
— Допрашивать не будем?
— Ты их оттуда теперь не выкуришь.
— Отойдем за вездеход.
— Выдержит, вездеход-то?
— Никуда он не денется. Что твой танк.
— На бак положи для верности. Пусть от них одни кишки останутся.
Ох, не хотел бы Клод оказаться сейчас на месте тех, кто притих внутри умершего танка. Без сомнения, они знали, что сейчас произойдет. Но ни единого звука не раздалось изнутри, не открылся люк, и никто не вылез за пощадой.
— Жми, — сказал Магнит.
Оглушительный грохот ударил по перепонкам, под ногами колыхнулась почва. По бортам вездехода отчетливо забарабанили осколки.
Когда Клод высунулся, увидел как бы вскрытый сверху танк с вывороченной набок башней. Из внутренностей валил черный дым.
— Ну, вот и все.
— Пусть здесь побудут, если надо, свои потом подберут. А нас здесь не было.
Подобрали тело Бизона, положили в вездеход. Потом Магнит пошел ковыряться в останках робота. За ним отправился и Клод.
— Наверное, я понимаю, зачем они к танку ракетомет прикрутили, — высказал предположение Магнит. – Хотели следы своих экспериментов с роботом скрыть. Вроде бы как он нас и уничтожил. А потом и его разнесли бы. Блоки и логи изъяли – и дело с концом.
— А теперь проблем только больше.
Магнит помотал головой, если только так можно было назвать шевеление шлема над скафандром.
— Никаких проблем. Они не заинтересованы в том, чтоб их дела всплывали. Здесь им нас браться уже не резон. Теперь подключат свои связи на Земле. Но это нас уже не касается.
Между камней застрял искореженный Гейл. Опрокинутые гусеничные шасси беспомощно торчали вверх.
— Если бы они могли думать, я сказал, что он выбирал между собой и нами, — задумчиво произнес Магнит.
— Они не умеют думать, до сих пор все-таки не умеют.
— Не умеют.
Магнит наклонился над бортом Гейла и что-то некоторое время ковырял там. Наконец, выпрямился, держа в руке помятую железную коробочку.
— Профи работали, следов вскрытия нет.
— Ты это уже определил?
— Электронная пломба на месте. Но теперь пусть спецы с ним работают.
— А все же надо быть настороже: военные могут попытаться отобрать блок.
— Могут.
Еще несколько минут ушло на перекачку всех логов.
— Хаос, мы возвращаемся. Подгоняй свою машину.
Клод еще раз посмотрел на разрушенного Гейла.
— Ржавей с миром, — сказал.
4
— Продувка… Готовность десять минут. Пристегнуться.
— Домой.
Клод покосился на контейнер, в котором надежно был заперт блок интеллекта Гейла. Подумал, что это душа робота там лежит. А пожалуй, что и действительно душа. И они приходили за ней. Он сделал свой выбор и отдал свою душу за их спасение.
Пафосно. Ничего ведь такого нет.
Как знать. Не известно, что творится внутри этих белковых чипов. Кто-то высказывал мысль, что такие чипы почти живые. Или даже не почти. Просто роботы не виноваты, что их создатели пока не могут сделать все по уму, вот и страдают от собственного несовершенства. Роботы живые. Живые роботы.
Чушь.
Выехал контейнер со стимуляторами. Через такую плотную атмосферу придется продираться, затрясет весьма неслабо.
Военные. С военными теперь пусть другие разбираются. В конце концов, если не вышлют вслед орбитальный истребитель – уже будет славно.
Все же некая мысль неявно свербила еще с самой посадки в корабль. И вот – с появлением образа живых роботов – начала стремительно оформляться в чувство. Чувство вины перед Мишель. Он бросил ее. Бросил в беде, сделал выбор только в свою пользу. Полин. Ее образ по-прежнему манил, обещая многое. Но Мишель… она была более… да, более настоящая. Живая.
Клод откинулся на спинку кресла. Было такое ощущение, что с груди свалился огромный камень. Он все решил. Все эти недели не мог и не знал, что решить. А теперь все сделалось простым и очевидным. Он покажет Мишель врачу. Приложит все усилия, чтобы вытащить ее из этого состояния. Но только не предаст и не оставит. Или это только отсюда, с Бриареи, все казалось таким ясным? Но сейчас Клоду не хотелось, чтобы это было так.
Когда вышли на орбиту, Клод выглянул в иллюминатор. Под черной пустотой висела грязно-желтая планета, окутанная такой же желтой ядовитой атмосферой. Но местами появлялись разрывы, показывая сине-зеленые участки. Он подумал, что это весьма похоже на Землю. Конечно, не леса с океанами – какая-нибудь скальная руда – но все равно очень похоже.
Кабина завибрировала, корабль брал курс на гиперпространственную трассу. Отсюда было видно, что синих островков стало куда больше: буря над Бриареей стихала.
01.01.14
Похожие статьи:
Рассказы → По ту сторону двери
DaraFromChaos # 28 августа 2014 в 20:12 +2 |
Добавить комментарий | RSS-лента комментариев |