Работа №43 Чёрно-белая утопия
– Свобода- величайший грех человечества, дорогие мои.
Антон Петрович поправил съезжающий визуальный интерфейс. Он проголодался. Надо будет взять по талону ещё один мультиобед.
– Когда люди свободны, они делают то, что нравиться только им, а что нравиться большинству людей, друзья мои?
– Разврат, господин директор.
– Алкоголь, господин директор.
– Развлечения, господин директор.
– Именно, дорогие воспитанники, именно. Человек вообще существо грязное, порочное и беспорядочное. А как влияет беспорядочный человек на социум?
– Негативно, господин директор! – ответили сотни голосов. Зал был просторный. Голоса отскакивали.
Он не был в этой сотне.
Его кресло загорелось красным.
Килограммы волос и три сотни глаз повернулись вместе с пустыми головами.
– Глеб Тарантов, два три семь? – лицо установлено, цифры и буквы бежали перед глазами.
–Да, господин директор. – он как будто впервые разговаривал. Ему мешали эти глаза, они были повсюду, смотрели, зыркали, не смели отвернуться, боялись, что другие глаза могли счесть это предательством.
–Как беспорядочный человек влияет на социум?
–Странно, господин директор.–он пожалеет о своей самонадеянности. Точно пожалеет.
Зал приглушенно зароптал.
Ахмед Махдаев три семь один, сосед, отодвигается дальше. Умный Ахмед.
Будь как Ахмед.
– Развивайте свою мысль.–Антон Петрович стоял в кругу света. Зал во тьме и только красное кресло горело среди чёрного и белого.
– Беспорядочный человек странно влияет на социум, господин директор. Беспорядочный человек опаздывает на работу. Беспорядочный человек не хочет размножаться. Беспорядочный человек не стоит в очередях за продуктами. Это негативно сказывается на состоянии Планеты, господин директор.
Ахмед был в ступоре. Пытался решить, отдаляться или приближаться.
–Что же дальше, двести тридцать семь?- прическа Антона Петровича –длинные патлы белых волос.
– Но при этом, господин директор, беспорядочный человек умеет творить. Ахмеда выдернули подальше от прокажённого. Хорошо, что не пришлось решать самому. Плевать было на Ахмеда, Ахмед...Смотрел.
– Творить, Глеб?–рассмеялся Антон Петрович. Учителям разрешали смеяться. Но только чтобы показать превосходство.
– Слишком пафосно, но интересно, продолжай.
– Творцы, господин директор, умеют создавать картины и музыку, могут писать стихи и романы. Творцы являются скульпторами и архитекторами. Это называется искусством. А искусство греет душу, господин директор. Я читал про это в библиотеке. – руки мерзли.
– Вы из тех, кого в мои времена называли мечтателями, дорогой ученик.– Глаза Антона Петровича улыбались, и вдруг его голос во много раз усилился, он вскинул руки, по всему залу загорелся свет. Подростки щурились, шипели как крысы, нелегко было сузить привыкшие к тьме глаза.
– Давайте я объясню вам и остальным мечтателям, которые находятся в этом зале…– Сзади него включился огромный черно-белый экран. Антон Петрович знал, что его и так все видят, но все же появился в миллиардах пикселей.
–Мир, который был наполнен творчеством, в котором я когда-то жил, был свободен. Да, ужасно свободен. Картины озаряли мои глаза, мириады Нот сверлили мои уши, пред моими глазами стояли сотни гигабайт Текста, мои ноги ступали по полу прекрасных Зданий, а пальцы касались Скульптур. И знаете, почему я поддержал Серую Революцию, Глеб Тарантов два три семь?
– Нет, господин директор.
– Потому что тот мир гнил, дорогой ученик. Гнил нещадно и медленно. Продажные политики, юристы, отнимающие последние деньги у моего отца, и мечтатели, подобные вам, грезящие о телепортах на другой конец Вселенной, но праздно пьющие кофе у нарисованного камина. Они бездумно сжирали тот мир у меня на глазах.
А Революция подарила мне надежду на будущее человечества! Я лично, у стен Совета Земли, вспорол брюхо не одному политику, юристу и мечтателю! И что я получил? Новый МИР! Присоединение Фариты! Оцифровку сознания! Бесплатное жилье для каждого! Искусство и Свобода развращает, словно яд! И если я уничтожил эту гадость на Земле, чтобы жить в идеальном мире, то я сделал все правильно. Иногда надо просто повернуться к обрыву спиной и сделать шаг назад Глеб! Урок окончен.
Зал рассыпался в гомоне хлопающих рук. Потом все отправились на сон. Его кресло опустилось и погасло. Низвержение произошло. Странно, первый раз в его жизни, когда ему все равно.
Молочно-белая дверь отсека отъехала. Внутри все было серым: серый пол, серый потолок, серое одеяло на серой композитной кравати, черно-белый компьютор в серой оправе…Сзади прилел лёгкий удар в плечё.
– Ну ты даёшь, Тарантов. Класс!
– Я бы не осмелился!
Потом пришел Джон. Худой семнадцатилетний паренек, с которым они делили квартиру.
Его чёрные волосы были коротки, черты остры, ровесник Глеба. Пытался отпускать бородку, поэтому весь подбородок был усеян одинокими тоненькими волосками. Насмешливые зелёные глаза светились дьявольским огнём.
Он не стал спрашивать, о том, что случилось в аудитории, а лишь забрался на верхнюю койку, свесив длинную ногу, и вздохнул.
– Как думаешь…Элли?
Придурок. Он уже повидал отсеки половины девушек интерната. Воспитателям было все равно, что делают подростки между собой, лишь бы не нарушали Кодекс. Кодекс запрещал только перечить учителям.
– Ты, с ней? – угрюмо ответил Глеб, раздеваясь. –Не глуповата?
– Какая разница, ты видел, какая у неё…
–Нет. – Безразлично сказал Тарантов. –Я глотаю сонную таблетку, а ты как хочешь.
Следующее утро началось с душа. Мальчики и девочки стояли напротив друг друга нагие. По длинному коридору ехал робот, безразлично скрипя двоичным кодом, и поливал воспитанников из шланга.
Девушка спереди, высокая красивая брюнетка смотрела на него вызывающе. В тёмных глазах её читался интерес. Черты белого лица были мягки, смоль волос была коротко подстрижена по-мальчишески. Похоже, она подмигнула.
На завтрак – каша. Перловка. Дрянь.
Он упал на скамью и безразлично всовывал в себя ложку за ложкой пресной еды. На душе разруха. Глаза посерели.
–Может все же заведешь себе друзей? – Низкий тихий голос в его голове.–Нельзя же вечно сидеть на краю скамьи?!
– Заткнись.
–Ну да, бедный, позабытый всеми Глеб.– Другой. Высокий, сочувствующий.– Друзей нет, предатель Джон пытается уломать очередную девку. Никто не делит со страдальцем пищу. Как грустно.
– Роза.
Та самая брюнетка.
– Глеб.– хмуро ответил он –Красивое имя.
– Спасибо.
– Я про своё. Почту за честь, Роза, если ты пойдешь своей дорогой и дашь мне поесть.
–Идиот.–два голоса вместе.
Уроки.
История Земли.
– Именно так и завершилось эпидемия. –проговорила высокая женщина, одетая во все серое.–Следующим Архиспикером Совета Земли стал ... он знаменит тем, что при его управлении вся планета стала застроенным композитом городом, также,была возвращена вся, потерянная во времена вируса, культура и история. Он ещё один раз оцифровал всю библиотеку человечества,от времён наскальных рисунков, до последнего современного ему произведения…
Уроки.
Борьба.
Высокий, жилистый мужчина дерёт басом.
–Что обязан уметь делать полицейский, сопляки?!
– Драться, господин учитель. –Одновременно ответил спортзал. На математике они отвечали, что полицейский обязанзнать теорему Виета.
– А с каким противником обязан уметь драться полицейский?
– С любым, господин учитель.
– Именно, сопляки .Сегодня мальчики дерутся с девочками… – он открыл длинный список в своем коммуникаторе. –Глеб Тарантов два три семь и Роза Корниенко восемь шесть три. Спарринг. Правил нет.
Когда он встал в круг, начертанный на полу черным, она дьявольски улыбнулась. Глеб потер руки.
Хук правой, она нырнула под руку и слабо ударила в грудь,он отскакивает, никакой защиты на них нет, только короткие шорты и – у неё –лифчик Дождь ударов, разбитая губа, Ах ты, Ай, волосы, удар в плоский живот, её пот льется на него кислотным дождём, звезды в розиных глазах, тонкая нога бьёт ему в пах, последние усилия, чтобы не пустить слезу.
– Чего ноги раздвинул, Тарантов? У неё преимущество. – мерзко улыбнулся тренер и не стесняясь стал пялиться на согнувшуюся Розу.
Воспитанникам интернатов не разрешали гулять по городу.
Москва раскинулась внизу. Фонари теперь освещали всё.
Он различал цвета. Все было окрашено в разные оттенки серого. Фоны агит плакатов были отлиты из чёрного железа, а текст на них блистал мокрым асфальтом. Белые огни горели повсюду.
Дырой в заборе Глеб пользовался давно. Надо же, всего пятьдесят лет назад здесь был детский сад.
Там, внизу, на малых подземных уровнях, их пугали, что интернаты стерегут робо-собаки, заборы затянуты электрической проволокой, и, всех попавшихся, сразу пускают на комбикорм.
Это неправда.
Никто ничего не стережет, все просто думают, что выбраться отсюда невозможно. Да и интернатов по планете чрез чур много - за всеми не уследить.
-Аааа!
Нога выскользнула из выемки и Глеб повис, держась за водосточный желоб.
Люди, идущие по Тверской ничего не услышали. Один полицейский бил человека, второй запустил клешню в его сумку, а они безмятежно переставляли ноги в такт друг другу.
Тук-Тук-Тук.
Видеокамера, установленная следить за чем-то, была сломана. Глеб лично сломал её. В городе сотни тысяч камер, кто будет смотреть на все экраны сразу?
– Этот мир держится на соплях, Глеб. Наш Дивный Новый Мир склеен желтым. – говорил Семён, его первый и последний друг. И он, как всегда, был прав. Жалко, что его больше нет.
За правоту, не соответствующую Кодексу, всегда приходиться платить.
Глеб выругался. Он часто ругался, чтобы прекратить думать о чем-то.
–Бунта-а-арь! Не-Такой-Как-Все!– гремел голос в голове, не его, протяжный, окающий, низкий, раскладывающий слова на слоги.– Ты посмотри на этого анархиста! Силён, красив да умен, сам нашёл дыру в Системе и каждый день сбегает из неё!
–Вот только как-то неудачно он бегает!– Другой. Высокий. –Каждый день ест и спит в Системе. Каждый день ходит на уроки Системы. Да и Вика, подруга по Системе, часто начала звать к себе в отсек…
– Заткнитись…
крыша.
КРЫША.
Крыша всегда его завораживала.
Крыша позволяла смотреть на все в одиночестве.
Крыша не допускала тех двоих до микрофона внутри черепа.
Он сел на холодный, мокрый композит. Странно, он ничего не чувствует. Впервые в жизни.
Она была небольшая, крыша. Здесь всегда барабанил дождь. Сейчас дождя нет, но она мокрая. Странно.
Тем временем, человечество продолжало стагнировать. Конечно, неглупый людь вкладывался в космос, колонизировал астероиды, строил Чёрно-Белые Утопии по сотням планет и убеждал их жителей действовать точно также, но выше головы, прыгнуть так и не сумел. Все эти сотни Утопий, каким-то образом, остаются на том же уровне, что и пятьсот лет назад.
Странно…
–Страсть, как пафосно.Ты прям осенний художник, парень.
– Да иди ты на…
Роза скинула рюкзак. Оранжевый баллончик краски выкатился из серой ткани. Агит-плакат с одобрением карательных операций возвышался над какой-то башней рядом с интернатом, чтобы все воспитанники, выглядывая в «потусторонний» мир сквозь прозрачные стены атриума, знали о чем сплетничать, неслышимым для микрофонов камер, шепотом.
– Мяу.–Уголёк прыгнул ей на плечо. Чёрный кот хотел есть.
– Держи.
Его отобрали у неё и выбросили на улицу, недавно, пару лет назад. Тогда директор чуть не задохнулся от его шерсти. Роза не помнила, как Уголёк у неё появился.
– Мя-яяуу-у?
– Вон та башня, Спущусь на тросе и разрисую плакат!
День у Алексея выдался ужасным.
Не понимают эти животные, борющиеся за свои права, что полицейский тоже человек? Ему тоже надо жить на эти гроши, тоже покупать еду и тоже платить за одежду.
Гигантский митинг на Театральной закончился взрывом склада обмундирования под громогласные выкрики толпы.
Сегодня это слезоточивый газ.
Завтра это электрические пули.
Послезавтра резиновые.
Что дальше? Боевые винтовки, как там, на Кринехе, против протестующих нелюдей?
«Вечный Президент- Вечная Утопия»
Черно-Белая Утопия.
Он бы хотел увидеть антиутопию.
Маленький шарик отправился в рот. Вода следом. Таблетки спокойствия действовали всегда.
Ужасненько удобно.
Мэри сегодня нет дома. Ночная смена, чистит Театральную от тел.
Коммуникатор запиликал.
–Потапов, быстро на Тверскую, –приказал начальник.–высылаю адрес. Террористический акт, порча гос имущества. Преступника взять живым, выполнять.
Жирное лицо с красными щеками исчезло. Опять транспортная труба.
Спокойствие…
Глеб не сразу заметил движение. Только после того, как на плакате над его головой стали появляться оранживые полоски, а художник, свисая с крыши, волшебным образом складывал их в слова, его голова повернулась .
Преступник мастерски использовал слоган «Зеленый - в Красный», переделав его в надпись «Синий - в Красный».
Из всех людей на планете, только полицейские носили цветную форму.
Потом он добавил на фигуру, привязанную к позорному столбу с повязкой на глазах, чёрную краску. Из зеленого в синий, а руки, держащие винтовку стали розовыми.
Глеб последний раз повернулся лицом к Москве перед тем, как спуститься с крыши. Он ведь тоже, когда-нибудь станет полицейским. Зазвучала сирена.
Внизу все было серым, как и везде на Земле. Это будущих блюстителей закона воспитывали в молоке. Для всех остальных Серая Реальность была бесплатна.
Серые лица. Серая одежда. Серые волосы. Серая мышь не проскочила бы – заблудилась.
Тук-Тук-Тук- пели, грохотали, стонали человеческие ноги.
– Парень, стой. –человек, высокий, русый…
В Синем.
– Лейтенант Алексей Потапов. –удостоверение хлопнуло у него перед носом. – Твои документы.
Подстава.
–Так, если поймают, то за побег от ментов – три месяца изолятора. Побег из интерната – три недели… Хм…Сложна-а-а… Что же больше?
– Вот, господин лейтенант. –блокнотик, обтянутый кожей. Раритет, выменивал несколько недель. Лицо все ещё покрывал капюшон.
– Так, так, так.–рядовые за спиной Алексея синхронно стучали дубинками по перчатками. Он потянул пальцы к книжечке.
Блокнот внезапно выпал из руки Глеба. Алексей был быстрый и поймал её в нескольких сантиметрах от композита. Посмотрел вверх. Быстрый, но не умный.
Паренек уже убегал вглубь переулков, распихивая толпу, перепрыгивая маленькие прилавочки, выкручивался из пальцев, словно мокрая змея.
– Куда?! – Железные стены мягких тел вновь сомкнулись. –Идиоты, за ним!
Роза спустилась в тёмный тупик и уложила последний моток лёгкого троса в рюкзак. Уголёк уже здесь. Взобрался на лианы городских трущоб, словно пантера и прощально мяукнул.
Она толкнула дверь, вошла и припрятала снаряжение на следующий раз. Бармен, суровый на вид мужчина, кивнул и вернулся к работе. Она незаметно шмыгнула за стойку. Он налил. Спирт обжигал, пот неприятно грел. Серая маска теперь бесполезно висела на шее.
В заведение вошли Синие.
Все невольно втянулись животы.
Они подошли к стойке, блондинка в форме села рядом с Розой.
– Виски.
Суровый на вид мужчина подал стаканы. Они осушили их разом.
– Видели здесь кого-нибудь? Не пробегал кто подозрительный?
– Я на бутылки смотрю, госпожа офицер, да и платят мне мало, чтобы я по сторонам глядел. –басом ответил бородач.
Она прикоснулась своим коммуникатором к его.
З-з.
200 кредитов получено.
– А так?
– Что, собственно, случилось?
– Плакат испортили. Разрисовали.–Она кивнула за окно, а потом посмотрела в зал. Зал – сжался.
– Нет, не было никого.
З-з.
400 кредитов получено.
Вопросительный взгляд её голубых глаз и ешё двух пар из-под шлемов.
– Забегал один. Рыжий, метр семьдесят примерно. Руки постоянно вытирал тряпкой. Заказал водку. Весёлый был. Убежал, только сирена завыла.
– Камеры?
– Нету. –Пожал плечами бармен. – Хозяин – жлоб. Мне, говорит, дешевле доплачивать, чтоб ничего не своровали.
– Прекрасно. Твои документы, девочка. –Пистолет под стойкой.
Карие глаза Розы широко раскрылись. Она до сих пор в перчатках. И на них до сих пор оранжевая краска.
В это время в кабак залетел Глеб. Он громко хлопнул дверью, увидел полицейских за барной стойкой, чертыхнулся.
Мэри почувствовала удар в бедро и плечо, кинули на своих подчинённых.
Боль в руке.
Пистолет выстрелил, пробил в пол. И стоило уходить с Театральной?
Роза отвесила смачного тумака Глебу, чтобы освободить проход, открыла дверь и выбежала наружу.
Девушка помчалась за преступницей. И тут же поняла, что её пришпилили к мягкому композиту острым ножичком, появившимся не весть откуда. Мэри с криком вырвала сталь, запачкав стойку кровью.
– Быстро,какого чёрта расселись? – Они прошли сквозь Глеба, даже не удостоив его взглядом.
Посетители повалили на улицу. Бармен достал из-за стойки рюкзак, щелкнул предохранителем пистолета.
– Ты её друг, да? Свали с улицы вниз, тогда не найдут. – и побежал к задней двери.
Глеб почему-то взвалил на себя сумку и устремился за бородачем.
Сам не помнил, как взобрался на гладкую стену. Побежал по серым потолками. Роботы летали вокруг башни с разрисованным плакатом и светили мощными фонарями. Чудом увернулся от луча.
Внизу, на сотне метров под ногами раскинулись нижние уровни Москвы. Он швырнул рюкзак как можно дальше и бросился бежать.
Ищите теперь хоть всем отделом, не найдёте. Его уже нет в нормальном мире. Типерь он в Нижнем Городе и вам его не достать. В городе коричневом, не в сером, у вас нет там власти.
Следующее утро началось с душа. Мальчики и девочки стояли напротив друг друга нагие. По длинному коридору ехал робот, безразлично скрипя двоичным кодом, и поливал воспитанников из шланга.
Девушка спереди, высокая красивая брюнетка смотрела на него вызывающе. В тёмных глазах её читался бунт. Черты белого лица были мягки, смоль волос была коротко подстрижена по-мальчишески. Похоже, она закусила губу.
На завтрак – каша. Геркулес. Дрянь.
Он упал на скамью и безразлично стал всовывать в себя ложку за ложкой пресной еды. На душе спутанный комок.
–Ну, и как вчерашнее приключение? Заговоришь с ней?–Низкий голос в его голове.–Нельзя же вечно сидеть на краю скамьи?!
–Заткнись.
–Ну да, бедный, позабытый всеми Глеб.- Другой. Высокий, сочувствующий.– Друзей нет, предатель Джон пытается уломать ещё какую-то девку. Никто не делит со страдальцем пищу.Даже та, которую он вчера спас из лап правосудия. Как грустно.
– Привет.
Та самая брюнетка.
– Привет. Хмуро ответил он.- Как дела?
И тут она сломала алгоритм. Села рядом.
– Спасибо тебе за вчера.– она прикоснулась к его уху лёгким шепотом. – Без тебя я бы не отвертелась от Синих. Гена сказал мне, что ты сделал с рюкзаком… Спасибо.
– Пожалуйста.–сознание снова включилось. Её белая кожа мягкая как пух, губы алые, словно закат, увиденный в первый раз, волосы настолько черные, что он даже не мог различить оттенок… Она красива. Его глаза вновь загорелись зелёным светодиодом.
– Можно поесть рядом с тобой?
Он улыбнулся.
– Красава.– два голоса вместе.
«Вечный Президент – Вечная Утопия».
Он стоял на -34 уровне Москвы. В серой одежде.
Нижний город был коричневым. Не серым, как Верхний, не белым, как Интернат и не чёрным, как возвышающиеся надо всеми башни Совета Земли. От Нижнего, можно было испачкался ржавчиной.
– За угол и вниз по лестнице. Он тебя ждет. –пронеслись около уха слова и немедленно испарились во тьме.
– Кто?– рифленый ствол краденого автомата уставился в лоб.
– Тарантул. Пташки готовы.
– Чёрный Кот тебе благодарен.
Дверь открылась. Полоска света сузила зрачок.
Он ослеп. Сотни непонятных цветов хлынули в колбочки глаз.
Красный.
Розовый.
Жёлтый.
Фиолетовый.
Оранжевый.
Огромная картина во всю стену, буйство красок. Это...
Совет Земли.
Такой, каким он был раньше, до Серой Ревалюции, такой, какой он есть в сердцах революционеров Цветного Огня. Такой, каким он станет, после падения Черно-Белой Утопии.
«Не Вечный Президент –Не Вечная Утопия» - слоган небрежно набросанный над картиной.
Вокруг шум, но он стоял, прилипнув к стене. Город, не серый, Цветной.
Вокруг суета, но он стоял, прилипнув к стене. Небо, не серое, Голубое.
На плечо упала ладонь. Узловатая, жёсткая.
– Они готовы?
Иван Дмитриевич Корниенко стоял, прилипнув к стене. Вампир, кот цвета чёрного янтаря сидел на его плече. Уголёк ходил рядом.
– Да. Когда?
– Сейчас. За ужином. Все как планировали. Ступай. Улицы поддержат.
Глеб направился к выходу из подвала.
– Стой!– донеслось из-за спины. Он повернулся–люди готовили оружие, взрывчатку, рисовали плакаты, наполняли балончики самодельной краской. Скоро эти баллончик будут красить Синих. Уже скоро. В красный. Иван стоял среди них, кряжестый, невысокий, с карими глазами и коротко подстриженными смоляными волосами – Как её теперь зовут?
– Роза.
– Звучит красивее, чем Олеся. – Грустно заметил он. –Иди. Когда Цветной Огонь взовьется над Землёй… Ты будешь искрой этого огня, Глеб. И она тоже.
Он кивнул Джону. Тот подмигнул Вике. Она прошла рядом с Виктороми легонько толкнула его в плечо. Он начал рассказывать историю о том, как один раз старшаки заперли его в туалете. Ахмед притворно хохотал на весь зал. Дороги назад не было.
– Тебе смешно, дебил черножопый?! –за грудки взял он друга.
– Пошёл ты, рыжий! –плюнул Ахмед в лицо Виктора.
– Эй, гаденыш, что ты там про чёрных вякнул? – Стиви, по прозвищу Снежок, здоровый негр, встал из-за стола. – А ну-ка повтори!
– Какого хрена ты на него гонишь? – Джон выступил напротив Снежка. – Сядь и открывай свой рот, только когда нормальный человек разрешает!
Удар в лицо. Кто-то подскакивает к Виктору и бьёт поддых.
Драка.
Воспитатели и охранники пытались разнять подростков, но в их руках откуда-то появились ножи. Весь бунт, разрозненный, смятый, неорганизованный до этого момента, захлестнул их с головой. Штормом. Огненным Штормом
Он ходит по ним, плящет на их телах, ломает их ребра, позвоночники и черепа, втыкает в них раз за разом терпеливо выточенные и закаленные в ненависти клинки. Воспитатели кричат, стонут, просят милосердия, но разве под толщей огня слышны слова?
Только хруст.
Вот вам, последние патриоты Черно-Белой Утопии! Умрёте, покрасившись в красный!
Поздно блокировать двери. Цветной Огонь не спрашивает разрешения, он течёт как хочет, он плавит всё. Джон и Стив горят бок о бок, сотканные из одной плоти. Плоти, меняющей цвет.
Глеб бежал по белым коридорам. Он знал, что там, на всех площадях империи проходят митинги. Протесты горят Цветным Огнём. Люди и нелюди публилично красят одежду, бросают куски композита в полицию, кричат на сотнях языках, роботы, красные, жёлтые, зелёные летают над миллиардами голов, сбрасывают распечатки книг, на фасады проектируются картины, а все коммуникаторы взломаны. И из них льётся музыка.
Топот подошв чёрных берц раздается перед ним.
Глеб держится за нос.
– Они там, в столовой. –В руках полицейских боевые винтовки.
Они кивают на ходу сквозь чёрные стекла шлемов .Глеб проскакивает между ними и хватается за свою кобуру, спрятанную под мешковатую кофту.
Три выстрела. Три трупа. Революция сожрала Алексея Потапова,его жену Мэри и их сына Дмитрия Цветным Огнём. Но Кто вспомнит.
Лифты отключены. Пожарная лестница, цикличная, бесконечная белая композитная спираль.
Три тысячи шестьсот девяносто седьмая ступенька.
Крыша. Другая, сферическая, края незаметно переходят в пылающий серый обрыв. Флаг Черно-Белой Утопии развевается над самой серединой. Глеб бежит к нему, стреляет в трос, полотно срывается с места впервые за пятьдесят лет, летит прямо к нему в руки.
Удар в лицо.
Антон Петрович стоял над ним в синей форме, держал флаг своей Утопии над головой. Флаг был способен заслонить собой небо. Ухмыльнулся. В его руке был пистолет Глеба.
– Ты влюбился в эту девку, идиот? Как ты до этого додумался?
– Оглянитесь вокруг, – Глеб лежал, уставившись в серые глаза. – вашей Утопии больше нет. Она горит.
– Утопия жива, пока жив Президент! Глупый мальчишка, ты думаешь, что твой бунт пойдёт на пользу Земле?–Летний ветер трепал белые патлы, свисающие с висков.–Он сожжет её и всех людей, никто не сможет остановить пожар. Что ты собирался делать здесь, мечтатель? Нарисовать свой Огонь и попить около него кофейку?
Он зашелся хохотом. Глеб вывернулся из-под его ноги, дернул за ботинок, ударил директора в лицо.
Пистолет упал на скользкой белый композит и покатился в пылающую цветным огнём серую бездну.
– Нет, Антон Петрович, я захотел лично подпалить этот мир.
Он ещё раз приложил директора о крышу и завернул в его гигантский черно-белый флаг Утопии.
Антон Петрович дрыгался, словно связанный баран, Глеб достал из грязного рюкзака трос, испачканный оранжевой краской, и подцепил знамя к подъёмнику.
– Не-е-ет! – Кричал директор Белой Академии, но было уже поздно. Его голову полила вонючая жидкость. В тот момент, когда флаг в последний раз поднимался наверх, чиркнула спичка.
Тело Антона Петровича загорелось разноцветными языками пламени.
Иван Корниенко на другом конце города кивает, улыбаясь. Бородач Гена подносит ему детонатор.
Последний крик умершей Утопии раздался над Академией.
«Мертвый Президент –МертваяУтопия.»
– Именно, Антон Петрович. Людям вообще никогда не нужен был идеальный мир.
Руины Совета Земли горели радужным огнём.
Глеб развернулся и ушёл. Оставил директора смотреть, как догорает его мир вместе с ним самим. Революция всё сожжёт. Кто вспомнит.
Он нашёл Розу в изоляторе. Она спала, улыбаясь. Уголёк лежал под мягкой рукой и мурлыкал. Он один знал, как смог сюда забраться. Глеб осторожно и медленно отцепил её от паутины проводков, подающих антидепрессанты. Взял девушку на руки и понёс по белым коридорам.
Кот семенил рядом.
– Где мы, Глеб? – спросила она.
– В новом мире. – ответил он. – Спи.
Сзади пылал Цветной Огонь.
