Работа №32 До рассвета

Седой старик качался в кресле, грея озябшие ступни в тепле камина. Махровое одеяло покрывало ноги. Его дрожащие узловатые руки держали глиняную кружку, наполовину заполненную теплым молоком.

На улице занималась летняя ранняя заря, разбуженная неугомонными криками петухов. Старик надрывно закашлял и посмотрел за окно.

- Рассвет... - прокряхтел он.

- Да, - кивнула его внучка, что сидела на ковре у камина и задумчиво смотрела на огонь. - Опять мы засиделись до рассвета.

Дедушка закряхтел, удобнее устроился в кресле, щелкнул хрустящими пальцами, и на его плечах  вмиг оказалась меховая накидка.

- До рассвета... А знаешь, помню я одну историю, которой, пожалуй, развлеку тебя.

Девушка посмотрела на него и улыбнулась, предвкушая рассказ.

- Однажды на свете жил бард... - начал старик, отхлебнув молока из кружки.

 

***

Послышался звонкий девичий смех, прокатившийся звоном тысячи колокольчиков по всей комнате. Девушка сидела на кровати, поджав под себя ноги, ее золотистые волосы окутывали тело мягкими волнами, а глаза цвета полевого льна лучились забавой.

- Алан, спой еще раз!

Юноша улыбнулся.

- Пожалуйста! И сядь со мной рядышком, а не на полу.

Он покачал  головой, прислонился спиной к каменной стене, расписанной краской цвета лазури, и кинул взгляд за окно, где начал заниматься рассвет.

- Мне совсем скоро уходить, - проговорил он.

Уголки ее губ опустились вниз. Королевна склонила голову и тихо промолвила:

- Ты ведь вернешься?

Он задел самую низкую струну на  лютне, и она загудела, заплакала.

- Вернусь. Я же всегда возвращаюсь.

Ее губы тронула мягкая, точно небо в июне, улыбка. Он отвернулся и решил сыграть ей, пока не настанет миг разлуки. Решил играть до рассвета.

Пальцы привычно забегали по струнам, выливая переживания, что копились в душе, а голос полетел птицей, взвиваясь ввысь. Девушка опустила голову, ее ресницы опали на щеки, и она улыбнулась.

Он смотрел на нее и не мог насмотреться. Кажется, юный бард отдал бы все, чтобы это мгновение длилось вечно.

 

Алан открыл глаза и несколько минут смотрел в потолок, не желая сбрасывать остатки сна, не желая возвращаться в этот мир. Он прогонял в голове каждую секунду пребывания там, в той несуществующей стране. Сколько бы он ни искал, сколько бы ни спрашивал у людей о тех местах, что видел в сладкой грезе, все только пожимали плечами да отводили глаза. А между тем юноша продолжал встречаться под покровом дремы со своей королевной.

Она обычно спала, когда он приходил, и тогда бард будил ее своей музыкой. Он садился на пол у стены и начинал играть, а она слушала, мягко улыбалась и смотрела на него. Ее глаза следили, как длинные пальцы перебирают струны, создавая музыку, что ласкает душу. Она наблюдала, как движутся его губы, произнося слова песни, что проникает в сердце.

Ему же не нужно было много, лишь бы играть для нее, лишь бы видеть, как ямочки появляются на щеках, а звонкий смех журчит ручейком, переплетаясь со звуками лютни.

Но вот в его дверь заколотили.

- Бард! Бард! А ну вставай! Я за что тебе плачу, бездельник?!

Юноша со вздохом поднялся, оделся и, подобрав свою лютню, пошел вниз. В таверне за столами сидели совершенно разные люди. У кого только ветхая рубашка да полотняные штаны закрывали тщедушное тельце, а кто в шелка был одет, кто-то ел аккуратно, словно на приеме короля, а кто-то чавкала и брызгал слюнями во все стороны, кто-то разговаривал, а кто-то молчал.

 Бард получил свою обычную порцию похлебки да хлеба, поел и направился на помост, где ему предстояло петь.

Все, кто видел его, не верили, что он песнопевец. Этот народец издалека узнаешь: одет он ярко и броско, шаг его представителей легок и быстр, лицо светится озорством и смехом, а уж рот и не заткнешь - коли не поют, так болтают, коли не болтают, так поют. Этот же был молчалив, мрачен и тих. Неброский шарф был перекинут через шею, на руках были перчатки без пальцев, на плечах висел плащ, а на ногах красовались сапоги. Он скорее напоминал бродячего философа, чем певца. 

Но вот он сел на помост, пробежался чуткими пальцами по соскучившимся за ночь струнам и принялся играть.

Его песни никогда не повторялись, и он никогда не помнил то, что пел до этого. Слова будто  складывались в стихи прямо на его языке, понукаемые велением сердца. Однако все же в его пении все время был одни и тот же мотив.

Далекая страна, где две горы соперничают высотой с высью неба, а жаркое солнце отдыхает на их вершинах, где внизу, очарованная спокойствием мраморного дворца, течет в подножье гор река. Люд там добр и ласков, девы прекрасны. Но краше дочери короля нет никого. Кожа молодой королевны бела, как июньская луна, а волосы золотые, точно июльское солнце, голос переливается словно река, а глаза лучатся смехом, будто солнечные зайчики.

Слушая его песни, нельзя было не почуять тоску, что охватывала сердце юного барда. Он словно бы говорил: «Есть она, страна эта, да только я в нее попасть не могу». И хотелось помочь ему, хотелось направить, хотелось указать на мраморный дворец, где живет прекрасная королевна, да только, как путь рассказать, коли сам дороги не ведаешь?

И слушал его и стар, и мал, и тосковали о девушке, в которую влюблен юный бард, но которой может и на свете-то не существует.

Сам Алан не знал, насколько сильно он выражал себя в своих песнях, не знал, как были видны все его чувства, не знал, какое он влияние оказывал на слушателей. Пел он с закрытыми глазами, представляя перед собой королевну, а себя - на полу ее комнаты, поэтому он всегда сидел во время исполнения, держа лютню на коленях.

Когда песня закончилась, он продолжил перебирать пальцами струны, успокаивая сердце и лютню. Но тут его обычному ритуалу помешали чьи-то пальцы, коснувшиеся его руки. Юноша открыл глаза и увидел перед собой дряхлого старика. В глазах того стояли слезы, а на морщинистом лице цвела беззубая улыбка.

- Ну, спасибо, сыночек, удружил... - растроганно проговорил он. - Я на родине уже с десяток лет не бывал, а ты так хорошо все описал, что я будто снова там очутился.

В глазах Алана зажглась надежда, сам он будто весь ожил, изменился.

- Ужели, правда, есть такая страна? - спросил он, вглядываясь в лицо старика.

Не шутит ли он? Не решил ли поиздеваться над страдающим бардом?

- А как же нет? - удивился тот. - Далече она отсюда. Долго тебе придется идти. Да ничего, молодой ишо - справишься! Я тебе и карту дам! Ты только обожди маленько, я за ней в комнату схожу.

 Алан вскочил, заметался. В его теле бурлила неведомая сила, он готов был лететь на край света, лишь бы знать куда! Кое-как он дождался старика с его картой, тут же схватил ее в руки, развернул и стал рассматривать.

- Вот страна с прекрасной королевной, - указал пальцем старик.

Юноша поднял голову, в его глазах стояли слезы.

- Спасибо!

Дедушка же покивал, а потом удивленно посмотрел на барда.

- Да как же ты про нее узнал, коли не бывал там ни разу?

- Бывал, - мотнул он головой. - Во сне.

Поблагодарив еще раз старика, он ушел. Тот же остался стоять и смотреть ему в след с улыбкой.

- Вот и хорошо, - проговорил он, опираясь на клюшку.

- Дедушка, дедушка! - маленькая девочка дернула его за подол.

Он посмотрел на нее.

- А бард найдет свою прекрасную королевну?

- Уж почем мне знать... Один только бог и ведает.

 

***

- Алан! - королевна спрыгнула с кровати, подбежала к нему и остановилась, не дойдя полшага. - Как ты долго! Я уж думала и не придешь!

- Приду, ненаглядная! Приду! - сказал он радостно.

Девушка его не узнавала. Обычно печальный и грустный сейчас он готов был смеяться от счастья. Чтобы не послужило причиной перемены, она была искренне рада за него. Никто в этом мире не должен грустить.

Сам же юноша еле сдерживался, чтобы не закружить королевну в объятьях.

Подумать только, долгие десять лет он считал, что она лишь плод его воображения, лишь греза, лишь мечта. Но она на самом деле живет в мраморном дворце, в городе, где люди добры и ласковы, а девы прекрасны, где горы соперничают с небесами, солнце отдыхает на их вершинах, а река, очарованная спокойствием дворца, течет в их подножье.

Девушка смотрела на него и любовалась его радостной улыбкой, сиянием его зеленых глаз. 

- Сядешь со мной рядышком? - спросила она.

Он покачал головой, отошел к стене и опустился на пол, по обыкновению своему скрестив ноги. Королевна рассмеялась, и когда бард начал петь, она подбежала к нему и села рядом.

Алан от неожиданности сначала взял не ту ноту, но потом вернулся к своему спокойному состоянию и повернул голову в ее сторону.

- Спой мне еще раз. Пой до самого рассвета, - прошептала она и, будто пугливая птичка, осторожно опустила голову ему на плечо.

Юноша глубоко вздохнул, боясь спугнуть ее и начал наигрывать тихую и спокойную, точно колыбель мелодию, начал петь о том, как прекрасная королевна в мраморном дворце спокойно засыпает на плече ее верного слуги.

 

Впервые за долгие десять лет бард проснулся, не желая засыпать снова, он знал, что нужно собираться в дорогу, нужно идти в ту далекую страну, где его ждет королевна.

Он оделся, накинул на плечи дорожный рюкзак, поднял лютню и поспешил в путь. Ноги несли его, не чувствуя усталости. Юноша с необычайной скоростью миновал город и добрался до леса, который нужно было пересечь или же обойти. По лесам он ни разу не ходил, и не знал, как там выживать. Однако ж в другом случае он потратит много дней.

Решив, что и так терпел слишком долго, Алан смело пошел вперед. Деревья будто сами расступались перед юношей, поднимая свои мохнатые ветви. Дорожка будто расчищалась от веток, облегчая барду путь. Чувствуя радость, он начал петь, подстраиваясь под чириканье птичек.

Пройдя немного, он вдруг почувствовал пристальный взгляд, устремленный в его сторону. Дрожь прошла по всему телу. Юноша не знал, как быть: ускорить шаг или же остановиться да спросить кто это. Но тяжелый выбор делать ему не пришлось.

- Отчего замолк, соловей? - услышал он женский голос.

Алан обернулся и увидел, что меж деревьев стояла девушка. На ней было длинное испачканное землей платье, в черных волосах ее торчали разные травинки и веточки, но лицо было чистое, правда, грубоватое.

- Оттого, что испугался, - честно ответил юноша.

Она рассмеялась, смех ее был грудной, так не похожий на звон колокольчиков, милый его сердцу.

- Ужели меня? Какой ты пугливый!

- Пожалуй, что так, - кивнул он.

Девушка, бесшумно ступая, быстро добралась до него.

- Городской, поди?

Он кивнул.

- А куда путь-дорогу держишь?

- В далекую страну.

Она снова рассмеялась.

- Думаешь, там живется лучше?

- Не знаю. Я не за этим туда иду.

Девушка склонила голову к плечу и посмотрела на него так, будто пытаясь понять.

- А зачем же?

- Там живет моя королевна.

Снова послышался ее смех.

- Сдался ты этой королевне! Она, поди, и не ведает, что ты есть! Смешной!

Алан покачал головой и улыбнулся.

- Мне все равно. Пусть она даже не знает меня - это не важно.

На это странная девушка не рассмеялась, просто качнула головой и вздохнула.

- Видно, сильно она тебе в сердце запала. Ну, коли так - Бог с тобой. Помощь-то тебе не нужна, случаем? Я в этих лесах родилась. Каждую тропинку здесь знаю. Хочешь - проведу.

- Хочу, - кивнул бард.

- Меня Бояной зовут, а тебя?

- Аланом.

Так они и пошли дальше. Бояна шла чуть впереди, показывая дорогу, бард же шел следом.

Девушка то и дело оглядывалась на своего спутника. Был он очень уж не похож на виденных ею мужчин: был задумчив, на губах то и дело мелькала загадочная радостная улыбка, а свет глаз преображал лицо до неузнаваемости, стоило ему лишь распахнуть свои очи.

Когда они остановились на привал, Бояна посмотрела на лютню и попросила спеть. Алан же, чувствуя, что обязан этой лесной девушке, не посмел отказать. Он удобнее сел на земле и закрыл глаза. Длинные гибкие пальцы запорхали по струнам, и полилась музыка.

И тогда лесница поняла, о чем говорил Алан. То, как он пел об этой девушке, заставляло сердце замирать, а глаза наполняться слезами. И хотя он пел о том, что сейчас идет к ней, и вскоре будет петь для королевны не только до рассвета, но и все сутки напролет, в песне нет-нет да проскальзывал страх, что она всего лишь мечта.

После того, как он закончил, они ели молча. Бояна о чем-то думала, а Алан вспоминал о королевне.

Когда он увидел ее впервые, она была смешной девочкой с двумя длинными косами, которые лежали на ее плечах. Она жутко испугалась его появления и принялась кидаться подушками, мальчик же только и мог, что уклоняться. Когда у нее иссякли силы, юная королевна укрылась с головой одеялом и отползла в самый дальний угол кровати.

Алан не знал, что и делать, как вдруг заметил прислоненную к стене лютню. Он подошел к ней, взял в руки и начал играть. Мальчик брался за этот инструмент в первый раз, но пальцы сами знали, как играть. И тогда он посмотрел на сжавшийся в углу комочек, и стал петь. Алан пел и пел, до самого рассвета, и только с первыми лучами солнца, он понял, что она мерно спала.

Тогда мальчик осознал, что хочет всегда играть для нее. Пусть она его не любит, пусть она его не знает - все равно. Лишь бы только петь для нее. До рассвета.

 

Путники остановились на ночлег, едва солнце стало садиться. Они развели костер, чтобы отпугнуть хищников, и принялись готовиться ко сну.

- Я завтра рано утром уйду на охоту. Ты рот не разевай, смотри в оба. Места тут дикие, волков много. Чуть что неладное почуешь - лезь на дерево. Запомнил? Не геройствуй.

Алан кивнул и погладил лютню, укладывая ее рядом с собой.

- Ты с ней как с дитем нянчишься, - заметила Бояна с усмешкой.

Он кивнул.

А как же иначе? Когда он проснулся после первой встречи с королевной, эта лютня, волшебным образом явившись прямо из сна, лежала у него под боком. С того момента бард с нее пылинки сдувал.

Девушка качнула головой и легла, наблюдая за юношей. Он задумчиво водил красивыми пальцами по струнам, закрывая глаза, сердце Бояны екнуло, и она, нахмурившись, сомкнула очи.

 

Алан медленно вошел в комнату и увидел, что девушка спит, сбросив одеяло на пол из-за жары. Он улыбнулся, подошел к окну и по привычке открыл его, запуская летний свежий воздух в душную комнату.

За окном бард увидел горы, покрытые ночным туманом, увидел журчащую реку и подумал о том, что совсем скоро он будет здесь не во сне, а наяву.

- Ты пришел, - услышал он сонный голос.

- Пришел, - кивнул юноша, оборачиваясь.

Она сонно ему улыбнулась и закрыла глаза.

- Спой мне. Пой до самого рассвета.

 

Когда бард проснулся, Бояны поблизости не было. Он оделся, справил свои нужды и вернулся к сгоревшему костру. Алан настраивал лютню, когда внезапно услышал рык. Медленно он обернулся на звук и увидел огромного серого волка. Хищник присел, прижал уши и был готов напасть в любую минуту.

Юноша медленно положил на землю лютню, боясь ее сломать, а затем попытался запрыгнуть на дерево, но волк успел раньше. Бедняга бард только и смог, что выставить руки вперед, защищая горло, да зажмуриться.

Бояна уже возвращалась, когда услышала крик. Без раздумья бросив добычу, она подхватила лук, выхватила из колчана стрелу и быстро побежала к лагерю. Она успела заметить, как бард вцепился рукой в горло волка, не давая тому достать до своей шеи, но тот рвал его когтями и клацал зубами. Руки девушки дрогнули, но затем она без раздумья пустила стрелу. Серый хищник в последний раз рыкнул и осел.

Алан посмотрел на девушку и, прошептав кровавыми губами: «Спасибо», упал.

 

После нападения зверя все помутилось в сознании барда. Он то и дело видел перед собой залитое слезами лицо Бояны, чувствовал боль во всем теле и все чаще проваливался в темноту. Перед его взором изредка мелькали золотые волосы королевны. Он все чаще звал ее, пытаясь ухватиться за шелковистую прядь.

- Тише. Тише. Сейчас я над травками поколдую,  и тебе легче станет, - слышал он.

Но это был не мелодичный голосок его королевны - голос был грубее. И потому он отворачивался от кружки, что подносили к его рту, отталкивал утешающие его руки.

Спустя много дней, юноша, наконец, открыл глаза. Он находился в небольшом деревянном срубе - лежал на лавке, покрытый льняной тканью. У его руки, склонив голову, спала Бояна. Здесь пахло разными сушеными травами, а особенно горьковатой полынью. «Да Бояна и сама, как полынь» - внезапно подумалось Алану.

Тут он вспомнил о лютне и, испугавшись, резко поднялся, разбудив девушку.

- Тише, тише, - забормотала она, еще сонная, но потом, увидев, что он очнулся, бросилась ему на шею. - Ты выкарабкался! Вот же везунчик!

Бард неуверенно похлопал ее по спине, продолжая нервно осматривать комнату.

- Бояна, спасибо, что спасла меня, - проговорил он. - Прости, что спрашиваю, но ты взяла лютню?

- Взяла! - кивнула она и шмыгнула носом.

Юноша облегченно выдохнул.

- Спасибо! - на этот раз искренне отозвался он.

Девушка отстранилась от него и вытерла щеки.

- Тебе лютня дороже собственной жизни. Смешной ты! - ухмыльнулась она и еще раз всхлипнула.

- Ей цены нет, - кивнул он и устало откинулся на подушки.

- Она как-то связана с твоей королевной? - прозорливо спросила девушка.

Алан не ответил, уже проваливаясь в сон. А Бояна посмотрела на музыкальный инструмент и подумала: «Что такого сделала для него она, чего не сделала я?».

 

- Алан! - воскликнула королевна, едва бард зашел.

Она кинулась к нему на шею и крепко обняла. Не думая долго юноша обхватил ее рукой и прижался щекой к ее макушке, вдыхая запах волос. Оказывается, они пахнут медом.

- Ирина, - прошептал он, целуя ее локоны.

- Я так переживала за тебя! У тебя все хорошо? - спросила королевна.

Он почувствовал, как задрожала ее спина, как стала намокать от слез его рубашка, как тихие всхлипы то и дело срывались с ее губ.

- Тише. Со мной все хорошо. Не переживай, ненаглядная. Я того не стою, - Алан снова прижался губами к ее волосам.

- Давай стоять так до рассвета, - проговорила она, дрожащим голосом, крепче обхватывая его шею.

 

Спустя два дня бард и лесница добрались до края леса. Он обернулся к ней и увидел, что девушка стояла, опустив голову, а волосы закрывали ее лицо.

- Ну, спасибо тебе, Бояна, - проговорил он, осторожно коснувшись ее плеча. - Ты жизнь мне спасла. Через лес проводила. Без тебя я бы пропал.

Она посмотрела на него, и он увидел слезы, стоящие в ее глазах.

- Ты дурак! Неужели так и не понял ничего?! Люб ты мне, Алан! - крикнула она и замолчала, прикусив губу.

Он даже не вздрогнул, только опустил взор.

- Прости, но я...

- Нет! Не говори ничего! Не ходи к ней! Останься со мной! Лучше синица в руках, чем журавль в небе! - слезы покатились по ее щекам, и она утерла их рукавом.

Столько раз она мысленно проигрывала эту сцену, подбирала красивые и правильные слова, но получилось все как-то коряво.

Алан тяжело вздохнул, подошел к ней и обнял. Она вцепилась пальца в его спину, комкая плащ.

- Не ходи к ней, - прошептала Бояна.

Бард закрыл глаза, понимая, что не те волосы касаются его лица, не тот он шепот слышит.

- Прощай, - проговорил он, отойдя от нее, поправил на плече лютню и ушел, не оглядываясь.

Девушка смотрела вперед и, шмыгая носом, утирала катившиеся слезы.

- Зачем только ты повстречался на моем пути! - со злостью проговорила она и отправилась назад в чащу леса к своим травам и зверям. Они в отличие от бардов не бегут за мечтой, а остаются здесь, на земле.

 

***

За окном рассвет только-только начал собираться с силами, Алан сидел на полу, прислонившись спиной к стене, пел и смотрел на необычайно печальную королевну. Когда его голос прекратил рекой разливаться по комнате, она подняла глаза и спросила:

- Ты скоро уйдешь?

Бард кинул взгляд на улицу.

- Еще нет.

Девушка спрыгнула с кровати и, подойдя, к нему опустила на колени. Она провела пальчиком по струнам лютни, и они отозвались мягким звуком. Королевна подняла голову и, наклонившись вперед, прижала мягкие полные губы к губам Алана.

Отстранившись, она тихо прошептала: «Будь со мной. До рассвета».

 

Проснувшись, Алан стряхнул остатки сна,  собрался с последними силами, и к обеду оказался в той далекой стране, о которой раньше мог только мечтать.

Дома красивым ровным рядом стояли по мостовым улицам. Там ходили люди, которые ласково улыбались друг другу, а женщины, прогуливающиеся в красивых нарядах, были прекрасны.

Бард направился прямиком в мраморный дворец, готовый всеми правдами и неправдами попасть к королевне.

Он миновал ряд улиц и приблизился к заветной мечте. Юноша был готов насмерть спорить со стражей о том, чтобы его впустили. Но они, едва завидев его и глянув за спину, тут же сопроводили внутрь.

 «Может, королевна все же знает меня? Может, не права была Бояна?» - подумал бард, следуя за стражей по мраморным анфиладам, пока, наконец, не оказался в тронном зале. У дальней стены на высоком троне сидел король. Морщины измождили его лицо, а в глазах была усталость. Он выслушивал жалобу подданного, когда заметил барда. Тяжело вздохнув, король дал знак страже, и они сопроводили Алана к трону.

Едва подойдя, тот церемонно поклонился и, получив, разрешения подняться, открыл было рот, чтобы спросить о королевне, но король остановил его.

- Спой мне, бард, - попросил он, пристально глядя на лютню.

Не смея ослушаться, юноша сел на мраморный пол и начал играть. Он пел о королевне.

Изменив своей привычке и открыв глаза, бард увидел, что король утирает катящиеся слезы. Лютня заплакала, когда он потянул не за ту струну.

- Вон! - проговорил король и жестом приказал юноше остаться. - Пойдем.

Алан повесил за спину лютню и последовал за правителем, давя в душе ужасное предчувствие.

«Она существует. Она - не сон!» - повторял он себе.

Они дошли до двери, и король открыл ее, пропуская спутника вперед. Юноша хорошо знал эту комнату, он бывал в ней так часто. Одно лишь отличало ее от сна, на кровати его не ждала королевна.

- Та лютня, на которой ты играешь, бард, принадлежит моей дочери.

Алан растерянно посмотрел на короля.

- Лютня исчезла десять лет назад. И каждую ночь в течение десяти лет я слышу ее звук в этой комнате. А еще слышу голос. Голос молодого юноши - барда, который поет о прекрасной королевне. До рассвета.

Голос короля сорвался, и он отвернулся. Алан, холодея в душе, спросил, срываясь на крик:

- Но где она? Где ваша дочь? Где Ирина?!

- Она умерла. Умерла десять лет назад, - сухо ответил король и быстро ушел.

Лютня слетела с опустившихся плеч и разбилась в дребезги, струны закричали, заплакали, и эхо подхватило их плач, разнося его по комнате.

- Нет, - прошептал Алан. - Нет. Нет!

Она замотал головой, отступил на шаг назад и уперся в кровать.

- Нет!

Только вчера юноша целовал в этой комнате сахарные губы прекрасной королевны, только вчера он сжимал ее в объятьях, зная, что увидит ее, зная, что сможет обнять наяву.

- Нет! Нет!

Он упал на кровать и зарылся лицом в постель.

- Нет!

Но постель не хранила запаха королевны. Простыни давно были сменены, и медовый аромат покинул эти покои.

- Нет...

Много часов спустя юноша встал и шатающимся шагом дошел до окна. Распахнув его, он увидел, как две горы соперничали высотой с высью неба, а жаркое июльское солнце отдыхало на их вершинах. Он видел, как внизу, очарованная спокойствием дворца, текла в подножье гор река.

Он был в мраморном дворце, в городе, где люди ласковы и добры, а женщины прекрасны, но где не было его королевны. И внезапно все потеряло всякий смысл: эти горы и солнце, река и дворец.

Что в этом прекрасного, если он не может любоваться ямочками королевны? Что в этом манящего, если он не может наблюдать, как она мирно спит, убаюканная его пением?

Вскоре бард ушел из дворца, оставив разбитую лютню в комнате прекрасной королевны. После этого кто-то видел, как он шел к реке, чтобы утопиться, а кто-то говорил, что он взбирался на гору, дабы спрыгнуть с нее и навечно остаться в мире грез со своей возлюбленной.

Трагичный конец барда Алана был предопределен с мгновения, когда он решил  вечно петь для юной девочки, мирно спящей меж шелковых простыней. Тогда он положил всего себя к подножью ее ложа, не зная, существует ли она на самом деле, не ведая, как горька будет его судьба после этого мига. И все равно он, наверняка, поклялся бы петь ей. До рассвета.

 

***

 

Девушка утерла катящуюся по щеке слезу и посмотрела в обесцвеченные годами глаза старика.

- Так что же с ним случилось?

Он закряхтел, завозился и сказал:

- Обычно, я не рассказываю этого. Юным сердцам нравится слушать про трагичную любовь. Но тебе, мое сокровище, я расскажу, ибо ты поймешь.

Старик вздохнул.

- Бард умер. Умер в комнате королевны. Из дворца вышла потерянная тень, которая после долгих скитаний вернулась в леса и там переродилась в Белозара - верного мужа, ласкового отца и заботливого лесника. А покой его охраняла любящая Бояна. В том деревянном срубе мужчина, когда-то носивший имя Алан, и дожил свой век.

После этих слов дед устало закрыл глаза, а его внучка посмотрела за окно и вместо привычной картины увидела за слюдяным стеклом уже дряхлого морщинистого старика, который открыл глаза с разливом зари. Его губы что-то тихо-тихо напевали, а из выцветших зеленых очей катились слезы. Ведь в самой потайной глубине своего сердца он все еще был готов петь прекрасной королевне...

- До рассвета.

Конец.