Пятая планета. Глава 9

Глава девятая

— Думаю, Флавин просто хотел избавиться от меня, — признался он Джо после того, как они вернулись из суда в свой офис. – Он перенес слушание и ведет какое-то свое расследование, а меня направил по ложному пути, чтобы я не мешался ему под ногами, — он посмотрел на Джо, но она настырно молчала. – Все еще злишься на него из-за Габу? – спросил Синглар.

— Я? Злюсь? С чего бы?! – попыталась неудачно изобразить беспечность Джо, но тут же вспыхнула, снова покраснела, как и в первый раз, когда узнала об этом. – Это просто… это ведь… это… — ее начали душить гнев и обида.

— Не профессионально? – подсказал Синглар.

— Да! – оживилась она. – Не профессионально. Точно! Именно это я и хотела сказать.

— Я так и понял.

— Да.

— И забудем об этом.

— Точно. Забудем… — Джо поджала губы, заставляя себя молчать. – Хочешь, я помогу тебе обзвонить ювелиров?

— Ювелиров? – растерялся Синглар, все еще думая об обиде Джо на Флавина.

— Кольцо, которое дал тебе наш непрофессиональный босс, — пояснила Джо. – Он же хотел, чтобы ты нашел владельца? Почему не начать с ювелирных магазинов? Сомневаюсь, что кольца с гравировкой «Мы умрем вместе Джейн» производятся серийно. Кто-то делал это на заказ. А где, как не в ювелирном магазине, могут сделать гравировку?

— Верно, — согласился Синглар. – Только я все еще не думаю, что этим следует заниматься.

— Тогда иди домой и оставь кольцо мне. Я сама займусь им.

— Ну, уж нет!

— Почему? Не доверяешь мне?

— Вот еще!

— Тогда одевайся и уходи, а лучше бери телефон и начинай звонить в ювелирные магазины, — Джо бросила ему на стол телефонную книгу. – Тебе найти страницу, на которой есть нужные номера?

— Сам найду, — заворчал Синглар. Джо противно захихикала, но когда он посмотрел на нее, сделала вид, что читает, дождалась, когда он отвернется и снова захихикала.

— Я тебя не слышу! – сказал Синглар, набирая номер первого попавшегося на глаза ювелирного магазина. — Простите, вам о чем-нибудь говорит надпись «Мы умрем вместе, Джейн»? – спросил он женщину на другом конце провода.

— Мы умрем вместе, Джейн? Господи, какая гадость! – скривилась она.

— Я так понимаю, это значит: нет? – Синглар услышал гудки и начал набирать следующий номер.

Джо снова захихикала, и снова он притворился, что не слышит ее. На пятом набранном им номере, ей надоела эта игра, и она начала помогать ему обзванивать ювелиров. Большинство из них говорили — нет. Раз за разом, звонок за звонком, час за часом. И лишь один совершенно внезапно оживился и радостно воскликнул:

— Как такое забудешь!

— Вы уверены? – недоверчиво переспросил Синглар и еще раз для верности описал кольцо.

Ошибки не было. Оставалось лишь записать адрес и отправиться на встречу.

— Джо? – негромко позвал Синглар.

Она не ответила. Положив голову на руки, она спала за столом.

— Эй, Джо? – Синглар подошел к ней, тронул за плечо.

Она вздрогнула, подняла голову, испуганно моргая глазами.

— Я звоню, звоню!

— Иди домой и выспись.

— Да нет. Нужно еще сделать так много звонков! – она показала смятый телефонный справочник, открытый на странице с пиццериями. – Видишь, еще сколько?

— Здесь пиццерии.

— Правда? Вот черт! – она глуповато улыбнулась и закатила глаза.

— Иди домой, Джо, — снова сказал Синглар.

Он дождался, когда она соберет вещи и вместе с ней покинул офис. На улице они поймали разные такси и разъехались в разные стороны.

— Надеюсь, для меня этот день тоже не будет долгим, — тихо сказал себе Синглар, выходя возле ювелирного магазина, хозяин которого делал гравировку на кольце Кафланда.

Он был не молод и не стар, носил небольшие круглые очки и галстук-бабочку, которую постоянно поправлял, словно она душила его.

— Эта парочка была совершенно ненормальной! – радостно объявил он Синглару сразу после сухих приветствий.

— Парочка?

— Да. Джейн и Страйкер. Когда он принес мне кольцо и попросил сделать надпись, мне хотелось посмотреть, как выглядит женщина, которой подобный подарок придется по душе. И знаете что? Она выглядит так же, как это ужасное изречение! Вся в коже и размалеванная, как на театральное представление! Впрочем, ее дружок был не лучше! Берг полукровка. Сами понимаете — тот еще красавчик! Все время приезжал на большом рычащем мотоцикле!

— А кольцо? – недоверчиво спросил Синглар.

— А что кольцо?

— Оно дорогое.

— Стащил где-нибудь! – махнул рукой ювелир. – Или в наследство досталось, — он еще что-то говорил, но Синглар уже думал о том, где ему искать этого Страйкера. Берг полукровка, мотоцикл, кожа… — Вам нужна его визитка? – неожиданно предложил ювелир.

— Визитка? – растерялся Флавин.

— Ну, не то, чтобы визитка, — ювелир достал измятый коробок спичек с названием клуба для байкеров, адресом и телефоном. – Но он уверял меня, что по всем вопросам я смогу найти его там.

— Это хорошо, — сказал Синглар. – Могу я это взять?

— Конечно, только будьте осторожны. Нормальным людям не стоит появляться в подобных местах без веской причины.

— Да у меня, кажется, есть такая причина, — Синглар попрощался, вернулся в дожидавшееся его такси.

«Ненавижу тебя, Флавин!» — решил он, когда они добрались до места.

Будь другом, дождись меня, — попросил он водителя, перед тем, как выйти из машины.

— Десять минут, — предупредил его таксист.

Синглар кивнул, надеясь, что ему потребуется значительно меньше времени. «Или же я не выйду оттуда вовсе», — подумал он, проходя мимо выстроившихся в ряд тяжелых мотоциклов и чувствуя исходивший от них запах бензина и моторного масла.

— Ненавижу тебя, Флавин! – Синглар вошел в бар.

Синий смог клубился у потолка. В углах, в высоких клетках с проткнувшими их в центре шестами, танцевали полуголые девушки. За круглыми столами сидели мотоциклисты разных рас. Синглар прошел мимо них, стараясь не встретиться ни с кем взглядом, остановился у барной стойки.

— Простите! – позвал он толстяка-бармена. – Я ищу парня по имени Страйкер. Он сказал, что по всем вопросам его можно найти здесь, поэтому… — он замялся, смущенный пристальным взглядом бармена. – Может быть, начнем с того, что я закажу что-нибудь выпить?

— Может быть, — бармен поставил на стол бутылку пива.

— Может быть, себе тоже возьмете?

— Может быть.

— За мой счет.

— Конечно, — бармен выпил бутылку пива почти залпом, вытер оставшееся на бороде пиво.

— Впечатляет, — Синглар покосился на свою бутылку, не решаясь прикоснуться к ней.

— Пей, — велел толстяк. Синглар подчинился. – До дна.

— Конечно.

— Теперь спрашивай, о чем хотел, хиляк, — сказал бармен, когда Синглар наконец-то разобрался с пивом.

— Страйкер. Он сказал, что его можно найти в этом баре.

— Зачем?

— Я кое-что ему должен.

— Сомневаюсь, что ему кто-то что-то должен.

— Но он бывает здесь?

— Бывал, пока не связался с этой чокнутой девкой!

— Джейн?

— Да. Кажется, Джейн. Напрочь без башки, скажу я тебе.

— Я слышал обратное.

— Что ты слышал? Эта девка втянула Страйкера в такое, что он вынужден был искать способ свалить из этого города! Вляпался из-за юбки по самые уши!

— А кольцо? Там еще надпись… — Синглар с трудом подавил отрыжку.

— Мы умрем вместе, Джейн, – помог ему толстяк, презрительно кривя губы. – Из-за этого кольца все и началось. Сначала, вместо того, чтобы продать его и заплатить долги, он решил подарить его этой крашенной кукле – Джейн, а потом, когда стало совсем туго, он нашел типа, обещавшего в обмен на кольцо помочь им убраться отсюда. Но! – бармен поднял указательный палец. – Джейн, вместо того, чтобы отдать кольцо, взяла да и сбежала с Кафландом, оставив Страйкера с носом.

— Ты сказал с Кафландом?

— Да. Кажется, так.

— А Страйкер?

— А что Страйкер?! Ищет их до сих пор. Андера большая планета, а у него большое сердце, – толстяк громко заржал. – Вот и вся история, – сказал он, открывая новую бутылку пива. – Твое здоровье, парень! Ты ведь угощаешь? Я правильно понял?

— Конечно, — закивал Синглар.

— Эй, ребята! – громыхнул бармен, хлопая Синглара по плечу. – Этот тип сегодня угощает! – толпа радостно заулюлюкала.

Синглар не стал возражать, расплатился кредиткой и чуть ли не бегом, покинул бар.

— Поехали к черту отсюда! – попросил он таксиста, затем, немного успокоившись, назвал адрес квартиры Кафланда.

Синглар не верил, что сможет найти там что-то важное, особенно после того, как там побывали законники, но не сомневался в том, что как только Флавин узнает подробности сегодняшней поездки, то тут же отправит его в эту квартиру.

— Вы сыщик? – спросил таксист.

— Если бы! – скривился Синглар.

— Но я вижу у вас отмычку. И ведете вы себя странно.

— Я адвокат.

— Да неужели?

— Дело Пилса, художника из подводного города, слышали о таком? Мы защищаем его сестру.

— В баре для байкеров?

— Это долгая история.

— В которой без отмычки не обойтись?

— Я же сказал, долгая история.

— А я никуда не тороплюсь, — таксист явно издевался над ним.

— Ладно, — Синглар выглянул в окно, надеясь, что знает город достаточно хорошо и не ошибается в том, где сейчас находится. – Остановите здесь. Я дойду дальше сам.

— Вы? В этом районе?

— Почему бы и нет? Я же заходил в бар для байкеров, — Синглар вздрогнул, услышав смех таксиста, расплатился за поездку, заметив, что его обсчитали, но решив не возражать, проводил желтый кэб взглядом, огляделся. – Ненавижу тебя, Флавин! – снова сказал он, услышал оживленные голоса, спешно перешел на другую сторону дороги, надеясь, что плохо освещенный тротуар спасет от ненужных взглядов.

«Главное не паниковать. Главное не паниковать», — убеждал он себя всю дорогу, прячась от машин и прохожих, затем, добравшись до квартиры Кафланда без приключений, осмелел, распрямил плечи. «Не такой уж это и страшный район, как о нем говорят», — сказал он себе. «Или же тебе просто повезло», — тут же возразил ему внутренний голос. Синглар решил не спорить. Вызвал лифт, поднялся на седьмой этаж, отыскал квартиру с номером 143А, огляделся, желая убедиться, что за ним никто не наблюдает и достал отмычку. Сначала, когда ему удалось открыть дверь в квартиру Кафланда, он возмутился той беспечности, с которой хозяин квартиры выбрал столь примитивный замок для защиты, затем, когда заглянул внутрь, он возмутился той наглости, хватившей хозяину этой убогой лачуги, чтобы повесить замок на ее двери. И еще эта вонь!

— Как здесь вообще можно жить, черт возьми?! – заворчал Синглар, оглядываясь по сторонам.

Зеленая тварь похожая не то на недоношенного ребенка, не то на жабу переростка выглянула из помещения, отведенного под кухню, увидела Синглара, зашипела.

— Это что домашний питомец Кафланда? – Синглар недоверчиво шагнул вперед.

Зеленая тварь попятилась, снова зашипела, словно готовясь защищать свою территорию, но тут же предпочла ретироваться, зарывшись в старые плащи, не забыв прихватить с собою свою игрушку – дохлую кошку, давно начавшую разлагаться, и Синглар видел, как в ее пустых глазницах копошатся личинки мух.

— Ладно. Уродцев я не боюсь, – он прикрыл дверь на кухню, надеясь, что это уменьшит вонь, заглянул в гостиную, где находилась еще одна зеленая тварь.

Не видя Синглара, она воевала с синими лучами рекламной вывески за окном, причинявшими, судя по шипению, ей боль.

— Черт знает что! – заворчал Синглар, пытаясь отыскать выключатель на стене.

Яркая лампа под потолком вспыхнула, загудела. Свет напугал зеленую тварь, разбудил жирных мух.

— И где же твой хозяин? – спросил эту загаженную комнату Синглар, оглядываясь по сторонам, надеясь отыскать хоть что-то, что подсказало бы ему, где искать Кафланда.

Ребенок-жаба тем временем исхитрился и схватил своим длинным языком кружившую возле него жирную муху. Синглар выругался, попятился, желая держаться подальше от этого зеленого уродца. Воображение разыгралось, заставляя представлять, как крохотная тварь нападает на него, хватает его своим длинным языком.

— Нужно убираться отсюда. Здесь все равно ничего нет. — Синглар увидел еще одну дверь. Дверь в стене у окна, которой не было, когда он вошел. Или же он просто ее не заметил? – Это ничего не значит… — он подошел чуть ближе, стараясь не обращать внимания на зеленую тварь, открывшую охоту на мух.

Дверь была не заперта, но и не открыта. Дверь в никуда. Дверь в пустоту за окном. Густой туман, извиваясь, выползал в небольшую щель и тут же, прижавшись к полу, пытался вернуться обратно.

— Какого черта? – Синглар сделал еще один шаг вперед, к незакрытой двери.

Зеленая тварь отвлеклась от ловли мух и начала грозно шипеть. Еще одна тварь выбралась из-под грязного матраца в дальнем от окна углу, уставилась на Синглара своими большими глазами и тоже начала шипеть. В коридоре что-то затрещало. Громко, настойчиво. Дети жабы стихли, затаились. Синглар вздрогнул, бросил на них растерянный взгляд, обернулся. Их мать смотрела на него своими водянистыми глазами. Такая же зеленая, но еще более мерзкая, чем свои дети. Ее нагота резала глаза уродливыми, но все-таки женскими частями тела. Детеныши раболепно прижались к ногам матери, вокруг которой кружил рой потревоженных мух. Люди-жабы бесшумно разевали свои лишенные губ рты, и Синглар знал, что они видят в нем – добычу, игрушку, лакомство!

— Это не хорошо, — Синглар медленно отступил к двери за своей спиной.

Туман охотно оплел его ноги. Такой холодный. Такой водянистый. Дверь приоткрылась. Дверь, скрывавшая за собой целый мир, которого там быть не должно. Но мир этот обещал спасение. Синглар сделал еще один шаг назад, развернулся, перепрыгнул через порог и захлопнул за собой дверь как раз в тот момент, когда женщина-лягушка приземлилась на то место, где мгновение назад стоял он сам. Ее слизистые лапы скользнули по полу, и она ударилась в дверь. Синглар слышал это. Разгребая руками сгустившийся вокруг него туман, он бросился к двери, чтобы навалиться на нее своим телом и не позволить открыть, но двери не оказалось там. Не было и стены. Только туман. Не понимая, что происходит, Синглар побежал. Лучше удариться о столб или попасть под машину, чем терпеть этот кошмар!

— Ненавижу тебя, Флавин! – кричал Синглар, и на звуки его голоса начинали отзываться шипением родственники тварей, встреченных в квартире Кафланда. – Черт! – жалобно заныл Синглар, чувствуя, что попал в западню. – Какого черта все это происходит со мной?!

— На твоем месте я бы лучше молчал, — сказал кто-то из тумана. Сказал так неожиданно и так четко, что Синглар аж подпрыгнул, обернулся, увидел желтые глаза потрепанного шакала. – Что? Нет. Это уж слишком! – замотал он головой.

— Слишком? – переспросил шакал, голосом, звучавшим в голове Синглара. – По-моему, это твой язык длинный слишком. Я же велел тебе молчать.

— Молчать? – Синглар испуганно заглянул в желтые глаза. «Господи, какой же он страшный!»

— Да ты тоже не красавец, — тут же ответил шакал.

— Не красавец? – Синглар вздрогнул. «Он умеет читать мысли!»

— И не только.

— Черт! – Синглар нервно огляделся. «Молчать не так уж и сложно, но как научиться не думать?»

— Научись лучше быстро бегать, если, конечно, ты не хочешь стать отцом зеленых тварей, что плодятся на этом болоте.

— Отцом?

— Сначала ты дашь им жизнь, а затем они возьмут твою плоть.

— Плоть? – Синглар вспомнил напавшую на него самку и ее детенышей в квартире Кафланда. – Нужно убираться отсюда!

— А ты что, пытался еще рассмотреть варианты? – выгнув спину, шакал нырнул в туман.

Синглар не умел читать мысли, но что-то ему подсказывало, что он должен следовать за ним.

— Здесь где-то была дверь! – крикнул он шакалу.

— Забудь о ней!

— Уже забыл, — Синглар увернулся от шершавого языка, пытавшегося схватить его, словно муху и, нырнув в густой туман, побежал так быстро, как еще никогда не бегал. – Ненавижу тебя, Флавин! Ненавижу! Ненавижу! – кричал он, думал он.

Юругу слышал его мысли, но не придавал им значения, как не придавал значения мыслям зеленых тварей, окружавших их в этом тумане. Глупым мелочным мыслям, от которых можно сойти с ума. В первые годы после вознесения, Юругу считал это великим даром, но потом его стало тошнить от этого. Никакого интереса. Никакой неизвестности. Словно нескончаемый гвалт, от которого невозможно избавиться. Инстинкты, желания, помыслы. Все это напоминало об оставленной жизни, о потерянной плоти, с утратой которой была потеряна часть себя. В последнем Юругу не сомневался. Они изменились. Изменились все. После вознесения. И ничто уже не могло стать иначе. Особенно после его бегства, когда он остался совсем один. Без надежды, без цели. Лишь горечь утраты. И вокруг, словно издевка, все эти голоса и плотские желания. Все эти чувства, надежды.

Долгое время Юругу метался по миру, пытаясь отыскать место, где он сможет остаться наедине с собой. Без посторонних, без голосов. Но одиночество сводило с ума еще больше, чем голоса чужих мыслей. Много веков Юругу потратил на поиски тех, кто сможет спрятать от него свои желания, с кем можно будет находиться рядом и не знать, о чем они думают. Флориане. Юругу отыскал их в подпространстве. Отыскал там, где заблудившись, свернув с изведанных дорог, можно бродить целую вечность, а в итоге понять, что стоишь на месте. Они жили в этом сжатом мире. Рождались и умирали, рядом с уродливыми тварями, мысли которых были настолько примитивны, что Юругу со временем научился легко не замечать их, словно жужжание надоедливой мухи, игнорировать. Но флориане, в отличие от окружавших тварей вокруг, были достаточно умны. Сходным с миром, где они жили, было лишь их уродство. Не люди и не монстры. Словно неудачная копия малани. Смазанная, разорванная и после небрежно склеенная. Лишь ночь скрывала их уродство и в какие-то моменты, можно было заметить врожденную красоту малани. Красоту, доставшуюся малани от вознесшихся предков номмо. В подобные моменты Юругу любил воображать, что он вернулся в прошлое, что у него снова есть плоть и есть своя среда обитания. Он представлял, что флориане – это номмо до вознесения. И он любил их так же, как когда-то любил своих друзей и родственников. Но ночь рано или поздно заканчивалась, и в те моменты приходила всепоглощающая грусть, от которой невозможно сбежать, укрыться. Грусть, рождавшая обиду и ненависть к флорианам за то, что они не номмо. И Юругу хотел уничтожить их всех, истребить, но… на самом пике гнева всегда приходило понимание, что никого другого, кроме флориан у него нет. И гнев угасал.

Со временем Юругу привык к своим новым возможностям, научился управлять ими, да и флориане стали вырождаться, особенно после того, как рождаясь в туманах подпространства, стали спешно бежать оттуда, чтобы умереть там, где им нет места. Юругу презирал их за это, ненавидел, не желал больше видеть и общаться, но… когда тысячелетия спустя ему потребовался картограф, выбор пал именно на флориана — одного из последних флориан, не желавшего, как и все до него, продолжать свой род. Его звали Кафланд. Юругу не пожелал встречаться с ним лично, отправив к этому уродливому неудачнику Плиору. Это она отвела его к мастеру ремесел. Она помогла заключить ту сделку.

— Флориане крайне живучи, – так она объяснила свой выбор. – К тому же, кому, как не такому никчемному существу как ты мечтать о чем-то большем?

В тот день Кафланд видел Плиору в первый и последний раз. Настоящая стерва. Если бы у него были родители, то они бы никогда не одобрили этой связи. Но он был один. Один в этом мире.

— Почему все флориане мечтают о семье? – спросила Плиора. – Это же так скучно. Поверь мне, — она устало зевала, в то время как Вишвакарнак копался в его груди, извлекая одно из двух сердец.

— Флориане – это редкость, — говорил мастер ремесел и лукаво заглядывал в глаза, словно собираясь предложить обменять еще какую-нибудь часть тела на диковинное для этого мира изобретение древних. – У меня есть много других интересных приспособлений помимо кристаллов подпространства, которые ставим тебе сейчас.

— Нет уж, спасибо, — сказал Кафланд, стараясь не смотреть на свою раскрытую грудь, где все еще бились два сердца – одно для него, одно для ребенка, который должен родиться. По идее должен родиться. Но не родится.

Он обменяет возможность продолжить свой род на способность видеть двери в подпространство, находить их. Эти переменчивые двери, которые так сложно отыскать, заметить, отличить от остальных, не зная их точного местоположения, не веря в них. Но теперь все изменится. Теперь он станет особенным, тем, для кого двери перестанут быть тайной. И это позволит ему стать чуть лучше, чем он есть сейчас. И больше ничего. Ради этого можно потерпеть и грязный стол и боль операции, тем более что флориане могут блокировать свои чувства, свои восприятия.

— Меня устраивает то, что я уже имею, — сказал Кафланд.

— Как знаешь, как знаешь…. – пропел Вишвакарнак, убрал извлеченное сердце в стеклянный сосуд, вставил на его место пучок микросхем с кристаллом в центре и начал подсоединять их к нервным окончаниям. – Знаешь, предыдущему картографу пришлось расстаться с половиной своего тела, чтобы заполучить это устройство, — напомнил он Кафланду, очевидно расстроенный тем, что обмен на этом закончится.

— Не забывай о том, кто он, мастер, — сказала Плиора.

— Да-а-а… — протянул как-то с придыханием Вишвакарнак. – Скоро не останется ни одного рожденного в тумане.

— Такого никогда не случится, — тихо сказал Кафланд, повернул голову, глядя на полку, куда мастер ремесел положил его сердце.

Там, на полке, было достаточно различных частей тела, чтобы собрать еще одного флориана.

— Не льсти себе! – усмехнулась Плиора, проследив его взгляд. – Вишвакарнак не станет спасать один вид. Он хочет сделать одного, в котором бы сочетались элементы всех.

— Мне плевать, — сказал Кафланд, чувствуя, как микросхемы в груди начинают работать, посылая в мозг новые, непривычные сигналы. Перед глазами появились картины городов, улиц, домов. Все было наполнено светом, жизнью. – Что это? – испугался Кафланд, перестав блокировать чувства.

Боль обожгла сознание. Свет рассеялся, погас, оставив серый печальный мир подпространства, затянутый туманом. Кафланд закричал, попытался освободиться от скоб, разводящих его ребра в стороны, чтобы можно было добраться до одного из двух сердец. Вишвакарнак замер.

— Держи себя в руках, флориан, — приказала Плиора. Губы ее изогнулись в отвращении. Сквозь кровавую пелену боли Кафланд увидел ее лицо, ее презрение. Оно охлаждало, приводило в чувства.

— Вот так-то лучше, — сказал мастер ремесел, когда Кафланд снова блокировал свои чувства.

Боль отступила, но вместе с этим вернулся свет, в котором Кафланд не чувствовал ничего, кроме страха. Светилось все вокруг. Даже Плиора, со своей желчью и ненавистью, даже мастер ремесел, забрызганный кровью. Кафланд видел, как Вишвакарнак заканчивает свою работу, зашивает ему грудь, но все это уже не беспокоило его. Куда важнее было, почему он не может видеть, как раньше?

— Вокруг так много, света… — Кафланд зажмурился. – Это сводит с ума. Когда это пройдет?

— Теперь это твой дар, — сказал мастер ремесел.

— Но мне это мешает.

— Кого волнуют твои чувства? – услышал он голос Плиоры.

— Ты не говорила, что я буду видеть этот свет!

— Хочешь отказаться и снова стать неудачником? – спросила она. Кафланд поджал губы, веря, что она может забрать у него свой дар. – Вот так-то лучше, — сказала Плиора. – И не думай, что теперь твое умение делает тебя особенным. Ты всего лишь картограф. Мой картограф. Никогда не забывай об этом.

— Ты привыкнешь, — пообещал Вишвакарнак, похлопав окровавленной рукой по щеке. Но Кафланд не привык. Ни через месяц, ни через год.

Жизнь, не имевшая смысла и раньше, окончательно потеряла для него свою ценность. Жизнь, ставшая совершенно другой. И все те богатства, что он мог получить, рисуя карты дверей в подпространство, они все не имели значение. Он больше не видел его. Собственное уродство больше не имело над ним прежней власти. Он смотрел в зеркало и видел свет вместо своего отражения. Яркий, слепящий свет. Лишь двери выглядели черными, бездонными дырами, к которым страшно приближаться. Двери в мир, где был рожден Кафланд. Все остальное горело, сверкало, искрилось, и только боль могла спасти от этого безумия. Боль, которую Кафланд причинял себе с тем же постоянством, что алкоголик тянется к спасительной бутылке. Боль, способная вернуть прежнюю жизнь и сохранить рассудок. Боль, достойная того, чтобы любить и уважать ее. Главное не зайти слишком далеко. И грязь, окружавшая его, больше не казалась в моменты прозрения чем-то постыдным. Она становилась частью мира. Такого естественного, натурального мира, жившего теперь лишь в воспоминаниях. Таким было начало его новой жизни – безумным и бессмысленным. И таким будет его конец. Кафланд не сомневался в этом до тех пор, пока не появилась женщина. Джейн. Она сияла и переливалась. Она была самым светлым из всего, что он видел прежде в своей новой жизни. И он знал, что готов полюбить ее и надеяться, что она полюбит его. И вместе они уйдут в туман, в подпространство. Вместе они дадут жизнь их ребенку. Нужно лишь забрать у мастера ремесел свое сердце. Нужно лишь, чтобы Джейн смогла выносить их чадо. И пусть Кафланд понимал, что все это лишь мечты, но это были первые мечты, появившиеся у него за долгие годы. Мечты, которым суждено созреть, распуститься.

— Устал от никчемности? – спросила Плиора.

Она вошла в его квартиру без стука, без приглашения. Ей было плевать. На него, на Джейн. Ее лицо – маска презрения и ничего больше. Как, впрочем, и она сама.

— Я предупреждала тебя, что этот день настанет, – сказала она, словно ответ на ее первый вопрос был уже дан, хотя Кафланд знал, что ей плевать и на это.

Плиора брезгливо, всего лишь одним указательным пальцем, тронула Кафланда за плечо, заставляя уйти с дороги, прошла в гостиную, долго смотрела на одежду Джейн: кожаные штаны, кожаная куртка, нижнее белье и то из черной кожи.

— Хм, забавно, — губы Плиоры дрогнули, смахнув на мгновение с лица маску отвращения. Но всего лишь на мгновение. – Держу пари, твоя кукла вся покрыта татуировками и матерится как сапожник.

— Не твое дело!

Кафланд спешно сбросил с кровати женскую одежду, пнул ее ногой, отправляя в пыльный угол подальше от глаз, в паутину и грязь, затем повернулся к Плиоре, заглянул ей в глаза, удивляясь, почему эта женщина светится так же, как и остальные люди, вместо того, чтобы зиять чернотой, как двери в подпространство, что было бы логичнее.

— Ненавидишь меня? – прочитала его мысли Плиора.

— Не тебя. Только твое презрение.

— Но, тем не менее, хотел меня видеть.

— Да, — Кафланд собрался с духом. – Пришло время расторгнуть нашу сделку.

— Вот как?

— Ты говорила, что поможешь мне, если я этого действительно захочу.

— И ты этого хочешь? Сейчас? Снова стать самым никчемным существом на всей земле?

— Не заставляй меня умолять.

— А то что, Кафланд? – Плиора неожиданно и громко рассмеялась. – Оглядись! Твоя способность – это единственное, что у тебя есть! Без нее ты ничто, пустое место, труха этого мира… — она вдруг замолчала, нахмурилась, — или же нет? – ее взгляд скользнул по кровати, в угол, куда Кафланд бросил одежду Джейн, затем ему в глаза, в самую глубь его глаз. Так лукаво. Так чувственно. – Неужели, последний из флориан решил обзавестись потомством?

— Последний? – растерялся Кафланд.

Внутри что-то щелкнуло, оборвалось. Смятение появилось внизу живота, быстро поднялось к груди, сжало сердце тревогой.

— А ты не знал? – Плиора радостно улыбнулась. — Бедняжка!

— Этого не может быть.

— Может. Ты сам знаешь, что может. Просто боишься ответственности быть последним из рода, — она замолчала, заглядывая ему в глаза, упиваясь его смятением. – Вы – кукушата, Кафланд! Плодитесь в тумане и тут же бежите оттуда.

— Я не сбегу. Теперь не сбегу.

— Не обманывай себя, Кафланд. Ты флориан и это у тебя в крови.

— Хочешь проверить?

— Нет, Кафланд. Не думай, что такая мелочь может заинтересовать меня.

— Но… — он прикусил губу. Большие коровьи глаза с длинными ресницами наполнились слезами.

— Не притворяйся, что испытываешь чувства, Кафланд! Я знаю, что у тебя в груди нет сердца. Ты отдал его Вишвакарнаку, и теперь оно пылится на полке в его хижине. А ты… ты всего лишь ничтожество.

— Я – флориан!

— Тогда зачем же тебе я? – Плиора выдержала паузу. Ее взгляд снова устремился к брошенной в угол одежде Джейн. – Или же все дело в ней? Хочешь вернуть себе свои глаза, чтобы видеть ее такой, какая она есть на самом деле? – Плиора широко улыбнулась. – А ты не думал, что она не понравится тебе, когда ты перестанешь быть картографом? Не понравится без того света, который ты так ненавидишь?

— Я уже видел ее такой, какая она есть, — Кафланд засучил рукав, показывая уродливые шрамы на левой руке. – Боль притупляет свет.

— Вот как. — Плиора долго смотрела на шрамы. – Скажи, а твоя женщина, она знает о том, кто ты? Знает, как рождаются флориане? – она заглянула ему в коровьи глаза.  – Кафланд? Если тебе так не терпится продолжить свой род, у тебя же осталось одно сердце. Почему бы не отдать ребенку его? Ведь мастер ремесел может не согласиться на обмен. Что тогда?

— Ты обещала!

— Обещала… — Плиора грустно рассмеялась. – Ты типичный флориан, Кафланд. Прикрываешься великими идеями, а на деле самовлюбленный эгоист.

— Я больше не хочу быть картографом!

— Придется, Кафланд!

— Ты обещала!

— И я сдержу свое слово. Когда-нибудь сдержу, но прежде… – Плиора бережно вытерла катившиеся по щекам Кафланда слезы. – Прежде ты нарисуешь еще одну карту. Для меня.

— Я не хочу.

— Услуга за услугу, Кафланд, – она прижала его к своей груди, словно заботливая мать нерадивого сына. – Все будет хорошо, мой милый. Даже таким ничтожным тварям как ты выпадает шанс изменить судьбу.

— Я так устал…

— Я знаю, Кафланд, знаю… — она дождалась, когда он заснет и только после этого брезгливо убрала его голову со своих колен, поднялась на ноги.

Кафланд повернулся на спину, засопел во сне. Ему снилась ночь. Спасительная, желанная ночь, способная скрыть его уродство. Ему снилось кольцо. «Мы умрем вместе Джейн». Оно блестело на безымянном пальце той, что клялась ему в своих чувствах…

— Мне нравятся флориане. Нравятся… — шептала она, извиваясь в его объятиях, в его убогой квартире, на грязной кровати, белье которой никогда не менялось, потому что Кафланд не видел грязи, только свет. Яркий, всеочищающий свет, в котором было место абсолютно всем, даже Плиоре. Кафланд видел ее. Здесь, сейчас, в своем сне. Стоя в дверном проеме, она наблюдала за ним, наблюдала за Джейн. Особенно за Джейн, потому что ее страсть могла свести с ума любого. Кафланд знал это. С первого взгляда. С первой встречи.

Когда Джейн пришла к нему впервые – в коже, покрытая татуировками и пирсингом. Ее обнаженный живот. Неприлично низкая талия брюк. Она рождала вожделение, словно невидимые феромоны окружали ее тело. Но был мужчина. Ее мужчина. Страйкер. Кафланд наблюдал из окна, как она садится на его мотоцикл. Как обвивает ногами его бедра. И это кольцо! Смерть действительно не казалась такой мрачной, если обещала забвение рядом с этой женщиной.

— Ты, правда, так думаешь? – Джейн рассмеялась, когда Кафланд сказал об этом.

— Слово флориана, — сказал он, впервые не чувствуя, что женщина смеется над ним.

— Ты сказал флориана? – переспросила Джейн, и Кафланд увидел, как вспыхнули ее глаза. – Не думала, что их можно встретить в нашем городе.

— Один из них прямо перед тобой.

— Вот как? – она прищурилась, обошла вокруг него, словно ища подвох. – Говорят, у вас два сердца, это правда?

— Правда.

— И там, — Джейн указала ему на пах. – Там тоже…

— Да.

— Ух ты… — она пытливо прикусила губу. – Говорят, ни один мужчина не сможет сравниться с флорианом в постели.

— А еще в этом городе говорят, что флориане – миф.

— А это не так?

— Нет.

— Хорошо, потому что я люблю экспериментировать.

— Это должно что-то значить?

— Кое-что. А может и чуть больше, — Джейн шагнула к окну, расстегнула широкий ремень своих кожаных брюк. – Не разочаруй меня, флориан, — сказала она, повернулась к нему спиной и уперлась руками в подоконник.

Из окна она могла видеть Страйкера. Его широкую спину. Он ждал ее во дворе дома, сидя на мотоцикле. Джейн рассмеялась. Рассмеялась над всем миром. Затем затихла, начала негромко стонать…

Потом она уехала. Села на мотоцикл, обвила ногами бедра Страйкера и, обернувшись, помахала рукой Кафланду. Никто не удержит эту женщину рядом. Кафланд знал это, но тешил себя надеждой, что с ним все будет по-другому. Тешил, и знал, что это не так. Знал тогда, знал и сейчас.

— Все флориане – одно большое противоречие, – услышал он голос Плиоры, открыл глаза.

За окном все еще была ночь. Ночь, в которой герои ловили монстров, а монстры пожирали героев. Философия Андеры, но какое дело ему — флориану, до этого города? Он родился в тумане, и он уйдет в туман, но… но что-то изменилось, что-то в этой комнате, здесь, рядом с ним.

— Джейн! – он увидел ее на грязном матраце у дальней от окна стены.

Она лежала на спине. Обнаженная. Неподвижная. Глаза ее были закрыты. Руки сложены на груди. Кафланд хотел подняться, подбежать к ней, узнать, жива ли она, может ли он спасти ее, но ноги не слушались его, все тело не слушалось. Можно было лишь ползти, извиваясь, словно червяк на раскаленной сковородке.

— Ты знаешь, а в ней действительно что-то есть, — сказала Плиора. Она стояла возле окна, наблюдая, как он ползет к своей возлюбленной. – Что-то вокруг нее… Словно аура к которой хочется прикоснуться. Снова и снова…

— Что… что ты сделала с ней? – закричал Кафланд, добрался до грязного матраца, схватил руку Джейн, прижал к своим губам. Рука была такой теплой. Такой живой. – Не забирай ее у меня, пожалуйста! – взмолился Кафланд. Из коровьих глаз снова хлынули слезы. – У меня больше никого нет.

— Она разобьет твое последнее сердце, Кафланд.

— Мне все равно! – он вздрогнул, увидев, что Джейн открыла глаза.

— Что ты делаешь? – сонно спросила она, увидев его заплаканное лицо, затем увидела Плиору, улыбнулась ей.

— Какого… — Кафланд онемел еще больше, чем в тот момент, когда решил, что его возлюбленная мертва.

— Успокойся, — сказала Плиора. – С тобой ей понравилось больше.

— Он знает, я люблю экспериментировать, — Джейн поднялась на ноги и начала одеваться.

Кафланд не двигался. Не мог двигаться. Ему казалось, что он не может дышать. Казалось, что черная дверь у окна, дверь в подпространство, разрослась и заполнила собою весь мир. Мир света. Его света.

— Поднимайся с колен и собирай свои вещи, флориан, — услышал он откуда-то издалека голос Плиоры. – Нам пора уходить отсюда.

— Уходить?

— Я помогу тебе, — сказала Джейн. Он почувствовал ее прикосновения, ее запах, ее тепло.

— Нам придется войти в подпространство? – спросил он Плиору.

— И даже дальше, флориан, — она громко и недобро рассмеялась, и Кафланд услышал, что Джейн смеется вместе с ней. Эта странная Джейн. В этом странном мире.

— Я никуда не пойду, — решил Кафланд.

— Тогда ты умрешь, — сказала Плиора, и голос ее снова стал жестким и надменным. – Меньше чем через час сюда придет Страйкер. Придет за тобой, потому что я рассказала о вас с Джейн.

— Мне все равно.

— Эгоист, — презрение изогнуло губы Плиоры. – Ты погубишь весь свой род только из-за того, что твоя подружка наставила тебе рога с другой девушкой? Не удивлена, что флориане вымерли.

— Они не вымерли, — с гордостью сказала Джейн, попросила дать ей пару минут наедине с Кафландом.

Вместо ответа Плиора открыла дверь в подпространство. Густой туман облизал ее ноги, застлал грязный пол гостиной. Черный туман. Черный для глаз Кафланда.

— Закрой эту чертову дверь! – заорал он Плиоре.

— Хватит бояться, флориан.

— Я не боюсь, просто… — он попятился, почувствовал руку Джейн на своей руке, замер.

— Даже и не думай оставить меня, – кольца, проткнувшие ее губы и язык, звякнули. Джейн схватила Кафланда за горло свободной рукой, впилась ногтями в кожу. – Запомни, флориан, теперь куда ты, туда и я! И никаких больше страхов. Особенно перед этим чертовым туманом! – она влепила ему пощечину, разбив губы, затем поцеловала, слизывая с губ кровь. – Теперь пошли. Не хочу, чтобы Страйкер нашел нас здесь и сломал шеи, — Джейн шагнула к двери, увлекая Кафланда за собой.

Он не сопротивлялся. Шел за ней, закрыв глаза, и спешно сглатывал сочившуюся из разбитых губ кровь. А где-то в тумане, за дверью, шипели твари, поджидавшие свою добычу.

— Думаю, для вас у меня есть кое-что получше, — сказала им Плиора, оставив дверь открытой.

Дверь, откуда струился свет. Лунный свет, которого никогда не бывает в подпространстве. И твари тянулись к нему, шипели, получая ожоги, отступали и снова прыгали вперед, в неизведанный мир, в опустевшую квартиру Кафланда, за окном которой рычал подъехавший мотоцикл Страйкера.

Разгневанный любовник поднялся по лестнице. Дверь была не заперта. Он вошел в пустую квартиру, остановился, принюхался. В воздухе все еще пахло сладкой истомой. Истомой Джейн. Страйкер узнал бы этот запах из тысячи других женщин. Он перевернул всю квартиру. Заглянул во все двери и за одной из них увидел туман. Зеленые уродливые твари тянули к нему свои языки. Но в эту ночь гнев Страйкера не знал границ, не знал страха и сомнений. Гнев, должен был найти выход, чтобы не сжечь своего хозяина изнутри. Твари за дверью снова зашипели. Страйкер растянул свои узкие черные губы в хищном оскале. У него были тяжелые кулаки и крепкие ботинки с железными носами. Твари шипели, твари пищали, твари не знали, куда спрятаться от этого обезумевшего монстра. А затем, когда Страйкер стоял в гуще тумана, покрытый зеленой слизью, рычащий и все еще безумный от разбитого сердца, дверь за его спиной закрылась. Он попытался отыскать ее, но не смог. Со всех сторон его окружал туман, под ногами хлюпало болото, где прятались зеленые твари от пришедшего в их мир незваного гостя, который был кем угодно, только не обедом. Скорее наоборот. Когда придет голод, он превратится в хищника, а они в обед. В последнем зеленые твари не сомневались. Незнакомец пугал, незнакомец вызывал в них примитивное чувство уважения, признания его силы. Но они не хотели, чтобы он превратил их в свой обед. Не хотели новых жертв. Несколько раз они пытались собраться, снова напасть на чужака, но его кулаки оказались слишком тяжелыми для их водянистых тел, лопавшихся под ударами, заливая Страйкера вонючей слизью. И эти ботинки! Не ботинки, а два молота, от которых невозможно увернуться. И чужак, казалось, не собирается уходить. Чужак не знает, где выход. Твари поняли это не сразу, лишь после того, как голод заставил Страйкера начать охоту. Желудок урчал, и в угоду ему, Страйкер вытаскивал из болота все новых и новых зеленых уродцев, откусывал им аппетитную голову, выбрасывая вонючее и слизкое тело назад в трясину. Твари прятались, пищали и шипели, но пока Страйкер не утолил свой голод, ничто не могло им помочь. Они затихли, перегруппировались, но вместо новой атаки, повели Страйкера прочь с болот. Сначала он не доверял им, искал ловушки, давил ботинками зазевавшихся проводников, но потом туман начал рассеиваться, болото кончилось, и Страйкер увидел хижину Вишвакарнака. Мастер ремесел стоял на пороге и смотрел куда-то вдаль. На глазах у него были надеты очки с толстыми линзами, за спиной раскачивался длинный хвост. Кожаный передник был грязным и старым. За губами чернели сточенные временем зубы.

— Ты рох? – спросил Страйкер, подойдя к крыльцу.

Вишвакарнак не ответил, лишь медленно повернул голову и посмотрел на чужака.

— Я ищу свою девушку, — сказал Страйкер. – Она пришла сюда через дверь, покинув мой мир. Высокая. Много пирсинга. Кожаная одежда. Ты ее не видел?

— Нет.

— Значит, ты мне не нужен, — Страйкер огляделся, пытаясь понять, куда ему идти дальше. – Не знаешь, где здесь можно достать колеса? В смысле мотоцикл или еще что-нибудь?

— Думаю, у меня есть кое-что получше.

— Что может быть лучше хороших и надежных колес?

— Пойдем, — Вишвакарнак повернулся к нему спиной, вошел в свою хижину. Страйкер увидел его затылок – вскрытый череп и пучок микросхем вместо мозга.

— Ты робот? – скривился Страйкер, осторожно заглядывая в пропахшую спиртом и кровью хижину. – Как давно ты используешь тело этого роха? Если думаешь, что сможешь забрать мое тело, то…

— Мне не нужно твое тело, — успокоил его Вишвакарнак, — то, что есть у меня, прослужит еще достаточно долго. Рохи сильная и многолетняя раса. Я привык к ним за последние тысячелетия. Несмотря на всю свою практичность, они очень любят заключать сделки, спорить. Раньше меня устраивали флориане, готовые променять родных и друзей на возможность улучшить свое тело, получить дополнительные способности, но потом их стало слишком мало. Да и хранятся они не так долго, как рохи.

— Чего ты хочешь от меня? – спросил Страйкер, готовясь к любым неприятностям.

— Твои ноги.

— Что?

— Не спеши говорить нет, ты еще не знаешь, что я предложу тебе взамен, — Вишвакарнак указал на холодильную камеру, где хранилось собранное по частям тело. – Это будет мое детище – мой ребенок, которого я соберу из частей всех известных мне живых существ. Разумных существ. Посмотри, здесь есть туловище роха, лицо малани, сердце гартрида, желудок берга, даже там, — он указал нп промежность туловища лишенного ног. – Эту гордость отдал мне флориан. Видишь? Не хватает только ног. Сильных ног получеловека, полуберга, — мастер ремесел улыбнулся. – Твоих ног.

— Ты ненормальный, — процедил сквозь зубы Страйкер, сжимая свои кулаки-молоты. – Жалкий, свихнувшийся робот. Думаешь, человека можно собрать, как машину, а потом вставить в него процессор и все заработает?

— Почему бы и нет? Первородные ушли из этого мира, превратились в энергию, в знание. Стали Амма – единым разумом, отказавшись от личностей. Отказавшись от таких, как я. Они оставили меня, как ненужную вещь, но, если мне все удастся, то я смогу зачать здесь новую несуществующую прежде расу, потому что энергия, в которую превратились первородные, есть даже в таких бездушных созданиях, как ты. Весь этот мир состоит из энергии. Рашилайи знал это и построил свои институты, чтобы продолжить изучать то, что было уже известно тысячелетия назад. Когда-нибудь они постигнут тайны древних и покинут этот мир, но будет это не скоро. Пока они способны лишь оживлять мертвецов. Ненадолго, на пару вопросов, и возможно пару ответов, но этого достаточно, чтобы подтвердить, что жизнь не заканчивается со смертью плоти. Она лишь уносится прочь, в деревню мертвых, к своим истокам. И Рашилайи знал это, знал и учился управлять этой энергией, возвращать ее в свое лоно, чтобы система жизни не была нарушена, и вокруг нас не скитались потерянные души. Но рано или поздно я смогу заполучить одну из них, и оживить своего сына, — Вишвакарнак снова указал взглядом на морозильную камеру. – И этого я готов ждать очень долго. И за это я готов заплатить любую цену. Робот, который станет творцом, началом, подарит жизнь чему-то новому!

— Дай мне хотя бы одну причину, чтобы не убить тебя, — Страйкер шагнул к нему, увидел скрытую грязной простыней конструкцию, по бокам которой выступали мотоциклетные колеса с широким протектором, замер, — что это?

— Причина, которая тебе нужна, — Вишвакарнак сдернул простыню. – Ты ведь любишь мотоциклы? Почему бы не стать с ними одним целым? – он попытался заглянуть ему в глаза, но Страйкер смотрел только на блестящую конструкцию мощного байка. – Решайся, полукровка! К чему тебе ноги, если есть такое чудо!

— Дело не только в этом, — Страйкер нахмурился, вспоминая Джейн. – Девушка, которую я ищу…

— Ах, девушка! – Вишвакарнак помрачнел. – Думаешь, она не захочет любить тебя новым?

— Думаю, она уже не хочет любить меня любым.

— Тогда зачем же ты ищешь ее?

— Чтобы убить. Убить ее. Убить ее жалкого любовника.

— Так она разбила тебе сердце! – просиял мастер ремесел. – Поверь мне, это лечится. Добавь к своим ногам глаз или почку, и, так уж и быть, я подарю тебе не только эти чудесные колеса, от которых ты не можешь оторвать взгляд, но и залечу все твои сердечные шрамы! – Вишвакарнак достал шприц и жестом попросил Страйкера закатать рукав. – Это поможет притупить боль.

— Нет.

— Ты не боишься боли?

— Никто не сможет причинить мне больше боли, чем Джейн.

— Тогда ложись на стол.

— А что потом?

— Потом ты найдешь себе новую подружку и приведешь ко мне, чтобы я подарил ей еще одну пару колес. Как тебе?

— Сомневаюсь, что я смогу найти такую же, как я. По крайней мере там, откуда я пришел.

— Тогда я покажу тебе другое место. Место, где ты сможешь отыскать кого угодно! – Вишвакарнак смахнул со стола ненужный хлам и взялся за скальпель.

Операция продолжалась несколько часов, но Страйкер не произнес ни слова, ни одной жалобы, словно Джейн действительно выжгла в нем все чувства. В конце, Вишвакарнак выжег из его груди образ Джейн. Она осталась в памяти, но все чувства, которые он испытывал к ней, умерли.

— Возьми мой компас, — сказал Вишвакарнак Страйкеру, когда настало время прощаться. – Он приведет в мир, о котором я говорил.

— Если ты обманешь меня, то я вернусь и убью тебя, — сказал Страйкер, включая мощный двигатель своего нового мотоцикла, с которым он теперь стал одним целым.

Стрелка компаса Вишвакарнака вздрогнула, указала ему путь. Он дал по газам и скрылся в тумане. Связь с новым механизмом была такой плотной, что Страйкер долго гнал вперед, желая лишь одного – выяснить все, на что способна его новая машина, новый он. Гнал до тех пор, пока на его пути не встала старая железная дорога. Колеса ударились о шпалы. Мир завращался перед глазами. Страйкер перевернулся несколько раз и упал на спину. Наступила тьма. Он не был мертв и не был жив. Просто лежал, скрытый туманом и надеялся, что обитатели этих мест не найдут его и не превратят в обед. По крайней мере не раньше, чем он исцелится. А в том, что ему удастся исцелиться, Страйкер не сомневался. Такое случалось и прежде. Его тело было достаточно крепким и живучим, но теперь кроме плоти ему нужно было ждать, когда исцелятся железные механизмы его нового существа. Ждать и надеяться, что его не найдут.

Время замерло, растянулось. Несколько раз Страйкер слышал, как мимо проходит трамвай. Часто мимо пробегали крохотные твари, для которых он был слишком крупным, чтобы они осмелились напасть на него. Но потом он услышал голоса. Вернее один голос. Мужчина и шакал шли вдоль железной дороги. Вместе. Страйкер не мог видеть их, но чувствовал исходивший от шакала запах и узнавал человека по его голосу. «Вот это уже может оказаться опасным», — решил он, попытался пошевелить рукой, подняться, приготовиться к бою, но сил хватило лишь на то, чтобы сжать пальцы в кулак. Оставалось лишь затаиться, затихнуть, если будет нужно, то перестать дышать и надеяться, что они не заметят его.

Похожие статьи:

Рассказы → Пятая планета. Глава 4

Рассказы → Пятая планета. Глава 5

Рассказы → Пятая планета. Глава 2

Рассказы → Пятая планета. Глава 3

Рассказы → Пятая планета. Глава 1