Последняя история
Блики холодных огней скользнули по стенам крошечной металлической капсулы. Безумные ледяные кольца Сатурна отразились от поверхности его спутника, словно солнечный свет от водной ряби. Только не было здесь водной ряби. Безумные ледяные кольца, подумал он. Безумные? Не слишком ли красноречиво? Спутник сам по себе уродлив.
- Ну как я тебя опишу, дружок? - вздохнул он, постукивая кончиком толстой, космической, шариковой ручки о поверхность чего-то, что напоминало бумагу. Писать по этой пластине можно было. Печатать, стучать по кнопкам, он и на земле не любил. Ему нравилось черкать, слышать шелест, поскрипывание.
Говорить с собой вслух для него уже стало привычным делом. В капсуле он был один. Разве говорить с собой - это всегда признак расстройства? Сумасшедшим ты можешь быть лишь в окружении людей. Космос слишком мертв, чтобы можно было в нем быть сумасшедшим.
- И так... - произнес он, почесав нос, и принялся писать, как обычно проговаривая всё вслух. - Спутник Сатурна. Напоминает луну. Не ту луну, которая настоящий спутник Земли и которую я видел пять лет назад, когда пролетал мимо неё. Не круглую, серую, сложную, покрытую заостренными кратерами. Скорее ту, которую представляешь себе, когда сидишь дома, на балконе родной планеты и смотришь в небо. Многое из того, что приходится представлять намного интереснее, чем на самом деле. Писатель был уверен, что и с Богом дела обстоят также. В космосе в Бога веришь по особенному, цепляешься за веру, потому что уж больно кажется, что его нет.
Спутник Сатурна. У этого космического тела есть две шапки - северная и южная. Как у Земли, только более уныло.
Писатель, который был отправлен в космос как первый писатель, чьи строки будут написаны далеко от дома, писал, поглядывая на экраны бортовых компьютеров и бросал нервные взгляды на лампочки-индикаторы. Весь сегодняшний день эти лампочки моргали красным, и он писал немного быстрее, чем обычно.
- Спутник Сатурна, - продолжал он. - Я должен бы с ним подружиться, - он засмеялся, смех был горький и едва не перетекал в истерический, немного детский плач. - Но сложно подружиться с планеткой, которая так уродлива. Но подружиться нужно. Ведь эта ледяная сфера - последнее, с чем я в жизни встретился.
Он достал из плотного брезентового кармана сигарету и закурил её. Дым поплыл по капсуле, начал завихрятся, сработал датчик задымленности и компьютер потребовал прекратить курение.
- Через два часа будет включено автоматическое вентилирование, - грозно произнес электронный голос. - Подождите, пожалуйста, два часа, потом сможете заняться курением.
Писатель нахмурился и сразу же снова засмеялся. Он откинулся на спинку кресла и, еще раз взглянув на красные моргающие индикаторы, стараясь скопировать тон и интонацию компьютера, произнес:
- Через два часа я могу заняться курением?
- Совершенно верно, - ответила машина.
- Сколько до столкновения, друг мой? - улыбнулся писатель.
- Четырнадцать минут и сорок восемь секунд.
- Значит, вероятно, я через два часа не смогу заняться курением, не так ли?
Компьютер замолчал.
Писатель продолжил писать.
- Однажды мы с дедушкой, когда я был совсем маленький, - записал писатель, и одобрительно кивнув, словно он поймал себя на мысли, которую просто нельзя было не записать, - пошли ловить рыбу. Дедушка был еще молод. Относительно молод. Ему было много в жизни интересно. Кстати, именно он рассказывал мне всякие штуки о космосе. Правда, он верил, что на других планетах есть жизнь.
Писатель улыбнулся и опять принялся за смех. Смех сложно было остановить. Истеричность брала своё.
- Если бы дедушка видел столько космоса, сколько повидал уже я, он бы никогда не повторил бы вслух эту чертову глупость о жизни в других мирах. Здесь настолько всё безжизненно, что даже я перестаю чувствовать себя живым.
Перед рыбалкой он всегда хотел наловить в бутылку кузнечиков. Эта часть ритуала мне нравилась больше, чем сама ловля рыбы. Мне было жалко рыбу. Из-за крючка, который прошибает ей весь рот, из-за того, что приходится оглушать её и вспаривать ей брюхо, когда она еще почти жива. А вот кузнечиков ловить мне нравилось. Кладешь их в бутылку, закрываешь плотно, чтобы не выбрались, и стараешься пускать к ним воздух. Дедушка всегда ловил рыбу на кузнечиков.
Писатель прервался и вновь посмотрел в толстое стекло смотрового окна капсулы. Спутник Сатурна уже пропадал из вида, большую часть окна теперь загромождало черное межпланетное полотно космоса, усеянное звездами. Первый астероид угодил прямо в двигатель, а второй, который покрупнее, вот-вот попадет прямо в эту чертову капсулу, подумал писатель.
- Мы часто ругались с дедушкой, - продолжил он. - Не столько ругались, сколько я сидел и выслушивал про себя всякие гадости. Он любил меня, я понимаю это. И тогда понимал. Но своей любовью, особенной, старческой, грубой. Он часто говорил мне, что я слабый, дохлый и мне не интересно то, что интересно нормальным ребятам. Я ненавидел его за это. Когда он начинал кривиться и очередной ком желчи поступал к его устам, я начинал пристально смотреть на него, но даже тогда он не переставал говорить какой я ничтожный малый. Но он очень любил ловить рыбу. И в такие моменты, когда я вынимал из-под бревен кузнечиков, которых еще не успело согреть солнце и сделать неуловимыми, он молчал. Только изредка говорил что-то вроде "Бери покрупнее которые, лучше меньше да побольше!", - писатель вздохнул, докурил сигарету, прикончил окурок в пепельнице и продолжил. - И я настолько, дорогие читатели, запомнил эти земные мгновения, эти ощущения... За годы моего космического путешествия я не насобирал в своем впечатлительном мозгу ничего более стоящего, чем могу наблюдать и чувствовать за минуты на Земле. Океан настоящий когда смотришь на него с берега, а не с орбиты. Солнце греет лишь, когда ты просыпаешься дома, а не далеко за его пределами.
Он замолчал. Достал еще одну сигарету, посмотрел на неё с уважением и закурил. Это была его последняя сигарета.
- Как много я написал за эти годы. Наша Луна, зловещий Марс, массивный Юпитер, злобный, уродливый спутник Сатурна, с которым я должен подружиться... А больше всего мне хочется рассказать вам до конца историю о кузнечиках.
Писатель засмеялся.
- Но, история о кузнечиках заканчивается плохо, мы так и не поймали тогда ни одной рыбы. Я думал, что дедушка уснул, он часто спал на рыбалке. Но всегда просыпался, когда слышал колокольчик удочки. В этот раз, он не проснулся, рыбу я вытаскивал сам, это и была моя первая пойманная рыба. Удилище изогнулось, леска натянулась и я приподнял её над водой, серебристую, точно как поверхность спутника Сатурна. Дедушка умер раньше, чем она попалась на его крючок. Она сорвалась, и я увидел как она скрылась в воде, а дедушка так и не просыпался. Я не хочу омрачать себя этой историей. Мне кажется, что в последние свои минуты писатель должен писать о чем угодно, только не о смерти.
Похожие статьи:
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Доктор Пауз
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Пограничник
Рассказы → Проблема вселенского масштаба