Когда Билли сказал собирать вещи, я вовсе не собирался устраивать настоящую ревизию. Однако сейчас, сидя вокруг разбросанного хлама, понимаю: сын вспомнит все россказни о чудачествах стариков, которые слышал, и лишний раз убедится в своей правоте.
— Папа, в Доме Почетных Граждан о тебе позаботятся! — говорил Билли.
Дом Почетных Граждан… Кто-то посчитал, что дом престарелых звучит слишком неуважительно, вот и придумал новое название. Только сути это не меняет. Не хочу остаток жизни прожить со старыми пердунами, обсуждая уровень пенсии, правительство и пуская ветра в закрытом помещении. Едва приоткроешь форточку, чтобы изгнать старческий смрад, сразу посыпятся скрипучие, словно из заржавелых глоток, голоса: “Дует!”. Скорее от свежего воздуха пенсионеры опьянеют и пустятся в пляс.
Признаться, я никогда не доставлял хлопот. Всегда помогал деньгами сыну, пока мог работать. Не роптал, когда Билли с женой переехали в мой дом. Подумаешь, пару раз высказался, что невестка излишне громко чавкает, разве это чудачество?
Что ж, Билли, в дом пердунов, значит. Хорошо, будут вам чудачества.
Из кучи хлама выуживаю потертую кепку. Ого! Да это же бейсболка “Нью Эра” с эмблемами команды “Байтс Ред”. В моем детстве любой пацан готов был продать душу за такую.
Кепка есть, осталось найти плащ, который буду носить не снимая даже в лютую жару. Все это идеально подходит для образа безумного старика, который сидит в кресле-качалке на веранде дома старых пердунов, презрительным взглядом провожая прохожих и сплевывая время от времени вязкую желтую слюну.
Открыв дверь шкафа, роюсь в одежде. Засунув руку между пальто невестки и спортивной курткой Билли, пытаюсь найти плащ. Пальцы нащупывают полированную ручку. Инстинктивно тяну на себя. Сухо трещит перекладина с вешалками, и из шкафа вместе с кучей одежды вываливается увесистый ящик. Это папин чемодан, из буйволиной кожи. Пальцы жадно щупают редкую фактуру: сейчас все производство перешло на пластик.
Щелкнув затворами, открываю верхнюю крышку. Радость, легкая грусть, ворох воспоминаний отражаются в слезе. Помятая упаковка игральных карт, бейсбольный мяч, перчатка — стандартный набор любого мальчугана. Руки с трепетом перебирают детские сокровища. В черной коробочке без надписей вырезки голых девушек. Помню, отец надавал подзатыльников, когда обнаружил внеплановую цензуру в своих журналах. Аккуратно рассматриваю блокнот на пружинке. Мои первые стихи… Надо признать, в то время рифма давалась удивительно легко. Только жаль, все тексты неприличного содержания с большой долей юношеской похотливости.
Блокнот падает на пол. Трясущимися руками достаю из чемодана то, что лежит на самом дне.
Робот. Мой робот! Да что там робот! Это же Чам!
В моем детстве роботы-няньки были очень популярны. Их заводили люди с достатком, слишком занятые, чтобы смотреть за детьми. Мой отец не относился ни к первым, ни ко вторым. Мама умерла сразу после рождения, и перед отцом встал несложный выбор: либо заниматься воспитанием сына, либо впахивать на трех работах и обеспечивать семью кровом. Как и сказал, выбор несложный.
Я любил своего старика. Несмотря на все трудности, он смог вырастить из меня человека. Да, может в холодильнике не всегда была еда, да, может, я не получил на четырнадцатилетие первый автомобиль и не учился в престижном колледже, но и в алкоголика или бандита не превратился.
Потому робот-нянька Чам для нашей семьи стал необходимой роскошью. Да еще какой! Это был один из первых домашних роботов, которые появились на рынке. Сейчас многие будут воротить нос — робот не подключен к Единой Сети, нет режима настройки голоса и автономная работа лишь 28 часов. Но в то время это было пиком технического прогресса: с видеокамерой, сигнальным маячком и предустановленной образовательной программой на жестком диске.
Дети вырастают из своих игрушек, так и я вырос из робота-няньки. Уехав из дома в колледж, вернулся только после смерти отца. Старик заботливо собрал мои вещи и бережно хранил в своем чемодане все эти годы.
Невольно шмыгаю и придерживаю пальцем слезу.
Матиуш Элрик Хенсон, если бы у тебя было больше мозгов и хоть чуточку здравого смысла, ты бы чаще навещал своего старика. Так что не тебе винить своего сына, что он решил сбагрить отца в Дом Почетных Граждан. Тебе там самое место.
Аккуратно ставлю робота на пол — Чам удивительно стойко держится на ногах. Ростом чуть выше метра, сейчас едва достает мне до пояса, а когда-то я считал его гигантом. Голова слегка приплюснута и напоминает мяч для регби. Крупные окуляры закрыты продольной решеткой для лучшей сохранности. А что вы хотите, дети бывают разные. как будто лишняя ремарка. Такой же решеткой прикрыт динамик рта. Вместо шеи — гибкий пластиковый гофр, который гнется в любую сторону как гармошка. На тусклом корпусе туловища установлен небольшой экран для вызова меню и просмотра записей с камеры, встроенной в окуляры. Смешные, длинные руки достают до колен, от чего я в детстве дразнил Чама обезьянкой. Предплечья утолщены, в одно встроен компас, в другое часы. Правда, это особо не помогало, во время игр мы частенько забывали про ужин, и папе приходилось искать нас по маяку. Три пальца на ладони смотрятся довольно хлипко, но я-то помню, как Чам на спор гнул арматуру одной рукой. Ноги короткие, всего тридцать сантиметров. Разумная мера, иначе ребенку ни за что не успеть за шагами няньки.
Эх, Чам, сколько веселых деньков мы с тобой пережили! Возможно, если бы сын вырос под твоим присмотром, то мне бы не пришлось сейчас собираться в дом престарелых. Но нет, после развода Элизабет забрала Билли к себе, и пацан воспитывался на материнских щах, вспоминая о старике только когда требовались деньги. Не знаю, что наговорила моя бывшая сыну, но тот наотрез отказывался от свиданий со мной. Готов биться об заклад, что и к моему выселению эта ведьма приложила руку.
-Ну что дружище… Мы оба знавали времена получше, — обращаюсь к Чаму и по-братски хлопаю по плечу.
-Мати…
Едва не порчу воздух от испуга.
-Матиуш? Это ты? Ты дома?
Не знаю, что невероятнее: что аккумулятор робота до их пор сохранил крохи заряда, или что Чам узнал в старческом лице былого мальчугана?!
Мое лицо изрыто морщинами, неухоженные брови хмуро кустятся над поблекшими глазами. Поредевшие седые волосы аккуратно зачесаны на бок. Шея с отвислой кожей наполовину скрыта клетчатым воротом рубашки, шерстяной свитер, что на несколько размеров больше, мешком висит на костлявом теле. Домашние штаны с пятном от зубной пасты туго затянуты ремнем на поясе. Да я бы сам себя не узнал сорок лет назад.
В спешке роюсь в чемодане в поисках зарядного устройства. Пока Чам неуклюже вертит головой, подключаю кабель к роботу.
Благодаря электричеству Чам заметно оживает.
-Матиуш, давай играть!
Облизываю, покрытые сухой коркой, губы.
-Сейчас друг, поиграем. Ты только потерпи немного. Подзарядим старые аккумуляторы и будем играть.
Чам во всю размахивает руками.
-А пойдем в поход, Мати?
Наблюдая за забавной жестикуляцией робота, сажусь на колени.
-Я слишком стар для походов, Чам. — видя, как робот замирает, поспешно добавляю. — Давай в другой раз.
Не успев огорчиться, робот переключается в режим няньки.
-А ты уже обедал сегодня, Матиуш Элрик Хенсон?
Пристыженно втягиваю голову в плечи. Я успел позабыть, насколько этот голос может быть противным.
Озвучивал роботов-нянек Джо Бьюк — знаменитый в мое время ребенок, успевший сняться в нескольких комедиях. Именно его ставили в пример детям все мамы 21 века.
-Чам, давай лучше поиграем в прятки. — предлагаю я. — Только ты водишь.
Робот неуклюже хлопает в ладоши, затем притворно закрывает окуляры руками и начинает считать.
***
Зайдя в туалет, достаю из кармана пачку сигарет. Невестка терпеть не может, когда курю в доме, но сейчас мне плевать.
По сути ничего страшного не случилось, наоборот, нашел чемодан с детскими вещами, старого робота — сиди да ностальгируй. Тогда почему так волнуюсь? Не хочу уезжать?
Я вырос в этом доме и помню каждую мелочь: как скрипит дощатый пол, как дует ветер в оконную щель, и как одиноко среди бетонных стен.
Моя комната на втором этаже справа от лестницы. У окна старый стол со слабеньким компьютером, кровать у стенки и радиоприемник на тумбочке — не хитрая планировка. Дальше по коридору ванная комната, совмещенная с туалетом. Именно здесь я сейчас прячусь. На первом этаже аккуратная и скромная кухня с газовой плитой и двухдверным холодильником. Помнится, ночью тайком частенько устраивал пиршества. Напротив кухни широкая гостиная с маленьким телевизором и раскладным диваном, на котором спал отец. Еще есть темная кладовая, куда я до сих пор стараюсь лишний раз не заглядывать, и запущенный задний двор, где когда-то дни напролет играли с Чамом.
Почему я должен уезжать отсюда?
Нервно выдыхая дым, сажусь на унитаз.
Как он сказал: “Мати, ты дома”? Почему меня это так удивляет? Почему его это так удивило?
Скрип двери заставляет прервать размышления.
-Я тебя нашел! — произносит Чам. За спиной робота волочится кабель зарядного устройства.
***
-Ну же! — кричу я, кидая мяч. — Лови, Чам, лови! Ты что как старая рухлядь?
Чам, стоя с бейсбольной перчаткой, неловко пытается поймать мяч. Естественно, древние механизмы не рассчитаны на такую реакцию.
-Так не честно, Мати, ты кидаешь слишком сильно, — капризным голосом отвечает робот.
-Сорок лет назад у тебя были такие же отговорки, — смеюсь я.
Чам поднимает мяч с пола и внимательно смотрит на меня.
-Пойдем в поход? — неожиданно спрашивает робот и подкидывает мяч.
Ловко поймав, швыряю обратно.
-Не пойдем мы в поход, Чам. — устало объясняю я. — Да мы и не ходили с тобой ни разу, чего ты вдруг вспомнил?
Чам сохраняет молчание, лишь вновь подобрав мяч, кидает.
-Пойдем в поход, Мати, пойдем вместе с нами…
Противные мурашки поднимаются с низа спины и расходятся по телу. Останавливаюсь за секунду до броска.
-С кем это, с нами? — спрашиваю я.
Робот молчит, понуро опускает голову и переминается с ноги на ногу.
-С кем с нами, Чам? — повторяю вопрос чуть громче.
Робот продолжает переминаться, игнорируя вопрос.
-Чам! Я спросил, с кем ты хочешь пойти в поход?
Чам резко поднимает голову, окуляры робота пугающе светятся.
-С тобой и с папой.
Сжимаю мяч до хруста пальцев.
Примерно раз в месяц, когда на всех трех работах совпадали выходные дни, мы с папой ходили в поход. Это был обычный пикник без ночевки, примерно часа на четыре. Мы выходили рано утром, шли через лес и, забравшись на гору, уплетали сандвичи с кофе. Отец никогда особо не интересовался, как у меня дела, да и вообще был не разговорчив, но в те моменты этого и не требовалось. В воздухе витал аромат кофе, морозной свежести гор и расплавленного сыра в сандвичах. В такие моменты нам, достаточно просто быть вместе.
Откуда проклятой жестянке знать про эти походы, если мы не брали его с собой?
Оторопелость и страх сменяются гневом.
-Откуда ты знаешь Чам? — громко спрашиваю я. — Откуда ты знаешь про походы?
-Папа водил меня туда.
-Заткнись! Я спрашиваю, откуда ты заешь?
-Меня водил папа.
Размахнувшись изо всех сил, кидаю мяч в робота. С грохотом Чам падает на пол.
-Это МЕНЯ отец водил в поход, тупая жестянка! — брызгая старческой слюной, кричу я.
Чам молчит. Доносится лишь едва различимый голос. Голос отца…
На коленях подползаю к поверженному роботу.
-Ну что, Чам, правда высоко здесь? — спрашивает отец.
Бейсбольный мяч ударил по кнопке на корпусе робота и на небольшом экране запустилось видео с камеры.
Я вижу гору, на которой мы устраивали пикники. Отец, сильно постаревший, сидит с кружкой кофе на плоском камне. Замшевая зеленая куртка застегнута под горло. Холодный ветер безжалостно треплет седые волосы. Штанины вельветовых брюк заправлены в походные ботинки.
-Вот бы Мати был с нами, да? — подмигивает в камеру отец.
Слезы текут из глаз. Как бы я хотел быть с вами, Пап.
-Ну что, давай собираться домой? — произносит отец, отряхивая брюки.
Видео обрывается и тут же воспроизводится следующее. .
Непривычно мрачная гостиная, на разложенном диване лежит человек с натянутым по горло одеялом. Раздается глухой шум с металлическим оттенком. С ужасом понимаю, что это кашель. Трехпалые руки Чама протягивают тарелку с бульоном, но отец пытается повернуться на другой бок.
-Пожалуйста, папа, тебе нужно поесть, — это голос Чама.
Снова надрывный кашель, но в этот раз отец принимает тарелку.
-Спасибо, Чам, — тепло произносит он.
Я не думал, что отец был так болен. Извещение о смерти получил по почте от нотариуса и приехал лишь на похороны. Почему он не позвонил? Не попросил помощи? А почему не позвонил я, чтобы спросить как дела?
Аккуратно поднимаю Чама на ноги, нежно глажу по овальной голове.
-Что ж, старый друг, ты оказался сыном гораздо лучше, чем я. — шепчу, глядя в потухшие окуляры. — Зря я обижался на Билли. Если подумать, Дом Почетных Граждан всяко лучше, чем смерть в одиночестве, когда робот-нянька оказывается ближе собственного сына.
Внезапно окуляры робота загораются.
-А что такое Дом Почетных Граждан, Мати? — спрашивает он.
Я задумываюсь, подбирая верное определение.
-Это свалка для ненужных людей, Чам.
Чам озадаченно замолкает.
-Не хочу на свалку! — наконец решает робот. — Лучше пойдем в поход, Матиуш!
Я улыбаюсь, утирая слезы.
-Пойдем, Чам, пойдем все вместе.
В кепке “Нью Эра”, в джинсовом костюме под плащом и с лыжной палкой в левой руке я стою на пороге отцовского дома. Правой рукой сжимаю трехпалую кисть Чама, от чего приходится слегка согнуться. В рюкзаке за спиной термос с кофе и пара сандвичей.
Если Билли отнесет это к очередному старческому чудачеству — ерунда. Впереди меня ждет последний поход с лучшим другом. Нет… Со старшим братом.
Похожие статьи:
Рассказы → Понять радугу
Рассказы → Тишина металла. Ч.1
Рассказы → Электродог
Рассказы → Гонец
Рассказы → Тишина металла. Ч.2
