Сегодня вечером из отряда сбежали еще двое – Парчовая Туфелька и Кирзовый Сапог. Про Туфельку давно уже думали, что она сбежит, ну еще бы, сколько ныла, что у нее стразы пообсыпались. А вот от Сапога никто не ожидал, вот уж, казалось бы, кремень, непробиваемый…
А вот нате вам.
Сбежали. Поговаривали, что они любят друг друга, да мало ли, что говорят… если всем верить, это что же будет-то…
А к вечеру дождь зарядил. Да не мелкий осенний дождишко, который не поймешь, есть он или нет, а хороший такой дождище, привет от уходящего лета, дождище, от которого все развезло. Заворчали, конечно, недовольно, рассердились, Сланец даже фыркнул – и возроптал народ израильский, зачем Моисей увел нас…
А мне не до смеха. Надо что-то делать, знать бы еще, что. А я не знаю. Нет таких учебников, что делать после того, как… и фильмов таких нет. И ничего нет. Про до того, как, уже читано-перечитано, писано-переписано, смело мы в бой пойдем, и все такое, а вот после…
И надо где-то доставать гвозди, подошвы-то у всех отваливаются, и клей надо сапожный, и набивки, и калош бы побольше, мда-аа, хороший отряд калош нам не помешал бы… все к одному сводится, что надо бы ремонт обуви какой-нибудь захватить, только это в городе где-нибудь надо, а в городе сами знаете, кто…
То-то же…
— А?
Мой адъютант… я даже не заметил, как он вошел, стоит, мнется. За грязью уже и не видно надпись Риибок, задним числом спохватываюсь, что чистить нас тоже некому.
— Это…
— Слушаю тебя…
— Там это… самое…
— Чего такое?
— Ну это…
— Да говори уже…
— Заговор… против вас.
Вот этого я и боялся. А что боялся, как я хотел, думал, меня на руках носить будут…
— Кто?
— Два сапога, потом башмак этот Гуччи, и тапочка.
Фыркаю. Тапочка, а туда же. Сапоги тупые, куда поведешь, туда и пойдут, а вот Гуччи… Гуччи, это да.
— Прикажете арестовать?
— Да нет… следить за ним надо… за ботиночком… привык в офисах своих… отсиживаться…
Возвращаюсь к отряду. Меня как будто не замечают, не обращают внимания, болтают меж собой… о чем…
— А дома сейчас чистят…
— Ага, щеточкой…
— …млять, я ваксу сапожную не помню уже, когда видел…
— …и не увидишь…
— …народ-народ-народ, кто знает, где шнурки достать можно?
— Эх, сказал бы… при дамах не скажу…
Ловлю себя на том, что вспоминаю господина, его руки на мне, орудует щеточкой, тряпочкой, ваксой…
…тьфу ты черт…
— А они-то теперь как без нас будут?
— Тьфу на тебя, новых наделают…
Дождь поутихает, а что поутихает, сделал уже свое черное дело, все дороги развезло, расклеило, из сараюшек ступить страшно. В тумане вижу, как возвращаются разведчики, резиновый сапог, два сланца, м-мать моя, у нас еще и ласты оказывается есть…
— Ну что?
Спрашиваю просто так, ни на что не надеюсь.
— Там… за углом… ремонт обуви.
Вот блин… ну зачем вы это сказали, ну зачем, я уже молился, чтобы вокруг да около никаких ремонтов…
— Скворечник какой-нибудь сантиметр на полтора?
— Да нет, солидно так… во весь этаж… ремонт обуви…
Пропади оно все… Напускаю на себя важный вид, ору, как орал в каком-то кино какой-то полководец на какой-то войне:
— В атаку-у-у!
Ага, встрепенулись, кинулись… ворчат, ворчат, мать их, куда повел, идиотище, в самую грязь… туфельки визжат, забираются на сапоги, Гуччи топчется на месте…
— А вы что же?
Смотрю прямо на него.
— А я себя уважаю… в отличие от некоторых… не будем называть имен. Пока бахилы мне не выдадите, черта с два пойду…
— У нас бахил полторы штуки.
— И что? Аптеку захватим какую-нибудь, будут.
Выдаю ему остатки бахил, задним числом спохватываюсь, надо было упереться, встать в позу, еще не хватало, так они мне вообще на голову сядут… они… все… Гуччи брезгливо спускается в грязь, нда-а, надо было его здесь оставить…
Издалека вижу вывеску, Каблучок, что-то не похоже на ремонт обуви… если ласты напутали, мы с ними вообще ласты склеим, вот я вам что скажу.
Подбираемся к двери, как хорошо, что открыта. Сбиваемся у двери, на улицу выходит человек, отсюда вижу – она, еле сдерживаю улыбку, аг-га, босичком, в носках…
Видит нас. Визжит. Жалобно, пронзительно, и вроде бы до машины два шага, нет, кидаемся назад, в Каблучок…
— В атаку-у-у!
Обрушиваемся на дверь. Все, разом. Тут, главное, внезапность, пока заорала сигнализация, пока не закрыли двери, пока не…
Визжит она, кричит человек за стойкой, по голосу догадываюсь – он, это плохо, что он, он визжать не будет, что-нибудь да и сделает… выскакивает из-за стойки, ну-у, дальше – дело техники, это мы знаем, кинемся под ноги, и нате вам, грохнулся, аж земля задрожала. Выталкиваем обоих на улицу, на улицу, не бойтесь, на хрен вы нам не нужны, нам это все нужно… Краем глаза вижу, как ко мне подбирается Гуччи, врешь, не возьмешь…
Киваю на Гуччи.
— Взять его!
Тут же что-то обрушивается на меня сверху, ну конечно, подельники гуччивские, будут они стоять-смотреть, как главаря их…
Неужели…
Кроссовок прижимает меня к земле, это что у него, зажигалка, вот черт, подпалить меня хочет…
Кто-то сбивает кроссовок, два сапога хватают его, туфелька со стразами пронзает кроссовок каблучком.
Оторопело смотрим друг на друга – я и Гуччи.
— Чего? – спрашиваю.
Это я вас должен спрашивать, чего… взять его…
— Чего хотел?
— Напрасно сапожника выкинули. Пригодился бы.
— Думаешь, приручим его?
— А куда он денется от лавочки от своей… с голоду сдохнет…
Выглядываю в морось вечера, людей уже и след простыл, правильно, раньше надо было думать…
Ладно, разберемся, не последний сапожник на свете…
В книгах об этом ничего не говорили.
И в фильмах тоже…
2013 г.
