После заката

Сонаш прижался ко мне в отчаянной попытке избавиться от терзавшей его боли. Уже прошло время кормления, и постепенно дрожь охватывала угловатое бледное тело, поднимаясь все выше, сжимая стальной рукой горло. Я не знаю, сколько еще он сможет терпеть. Время неумолимо близится к рассвету. Придется встать и отправиться на охоту. Дадут ли нам несколько глотков крови, прежде чем отпустить в лес? Будут ли старейшины благосклонны?

Искренне хотелось в это верить, но вечно голодный червячок сомнения точил изнутри податливый разум. 

Мы – прислуга.

Нас легко заменить другими молодыми эльфами. Не такими истощенными и не задающими вопросов. Пока еще сочными, точно спелые плоды лисьего дерева, не иссушенными Жаждой.

Но и они скоро утратят блеск эльфийских сил.

Через несколько лет от меня потребуют потомство. Чтобы восполнить потери, как они часто говорят. Чтобы заменить убитых на охоте.

Зажмурившись, я стискиваю кулаки, чувствуя, как из самых дальних уголков моего сознания рвутся наружу болезненные, горькие слезы. Сонаш чувствует резкую перемену. Перестает всхлипывать и приподнимается на локте, всматриваясь в мое перемазанное грязью и слезами лицо. Он весь – точно призрак. Тонкий, будто шелковое покрывало. Взгляд давно утратил ту живость, что я заметила при первой встрече.

– Не плачь, Ирида, – узкие ладони обхватили мое лицо. ­– Мы всегда справлялись. Справимся и на этот раз.

Обхватив Сонаша руками за шею, я не смогла сдержать рыданий. Усталость и злость навалились на плечи, и этот груз оказался слишком тяжелым, чтобы нести его изо дня в день со страхом не дожить до нового рассвета.

Истощенные и раздавленные, мы могли подарить друг другу лишь болезненное тепло и мимолетное облегчение. Я знала, что через час оцепенение снова охватит его, и он будет льнуть к моей спине в ожидании приказа собираться для очередной вылазки в лес.

Но сейчас, сжимая друг друга в объятьях, мы забылись беспокойным сном.

 ***

Я хотела бы сказать, что этот сон не пугает меня, но боюсь уличить саму себя во лжи, которую не терплю.

Стоя на парапете, над пропастью, пытаюсь внушить себе, что там не так уж и высоко, но от страха отнимается язык, точно его приморозили к небу. Я не чувствую привычного дыхания Жажды, не ощущаю ее огненного прикосновения. Над пропастью все мои сомненья исчезают. Разум очищается, точно я готова к новому рождению, которое вот-вот свершится, осталось лишь сделать крошечный шаг в пустоту. Объятья тьмы раскрываются, приглашая меня, побуждая перешагнуть последнюю черту.

Я слышу шелест листвы за спиной. Ветер доносит слабый аромат цветущего миндаля. К шуму листвы добавляется слабое потрескивание, какое может издавать только начавший гореть костерок. Оно усиливается, разрастается, окружает меня, толкает вперед.

Позади слышны крики, но я не могу обернуться. В истошных, душераздирающих воплях можно различить отчаянную мольбу, призыв о помощи, но я не в силах смотреть.

Там, за спиной, сгорает мое прошлое.

А впереди ждет лишь забвение.

Раскинув руки, я падаю, широко раскрыв глаза, в которых больше нет страха, а в спину мне бьет последний отчаянный крик, полный ненависти.

    ***

Падение всегда заканчивалось пробуждением. Сны странно устроены. Они не дают тебе посмотреть на изломанное тело на дне ущелья, чтобы удостовериться, что там, в зыбкой реальности твоего воображения, ты мертв.

Сонаш все еще спал. Если это болезненное окоченение можно назвать сном. Чуть наклонившись, я удостоверилась, что он все еще дышит.

Пришло время охоты, но я отказывалась его будить. Растягивая минуты, я медленно оделась, пристегнула к поясу катар. Его тяжесть придала мне уверенности, отогнав на несколько драгоценных мгновений Жажду, готовую в любой момент вонзить когти боли в сердце.

Откинув со лба прядь светлых волос, я коснулась плеча друга. Шепот, горячий и острый, точно игла, пронзил затхлый воздух нашего жилища.

   – Время охоты. Нам пора идти.

                                                                       ***

– Эйши охотится сегодня? – удивленно спросила я.

Сонаш выглядел не менее озадаченным и испуганным, отчего его светлые голубые глаза потемнели, как море перед грозой. Старейшины велели взять с собой его сестру, которая едва вошла в возраст охотника.

Тонкокостная, высокая и сильная, она могла бы стать лучшей, но была слишком молода. Не свойственные эльфам огненные кудри обрамляли угловатое лицо, отчего многие сторонились ее. Она находила утешение лишь в моей комнате, когда плакала, уткнувшись лицом в колени и, захлебываясь словами, пыталась выплеснуть все, что залежалось за закрытой дверью хрупкой души.

Она совершенно не похожа на брата.

Поговаривали, что они и не родные вовсе, а мать принесла ребенка из лесов и воспитала, как своего. Что он порождение лесного духа, или, что еще отвратительнее, отпрыск демона.

Говорить могли все, что их душам угодно, но подтвердить или опровергнуть слухи было некому. Родители Эйши и Сонаша давно погибли.

– Я рада, что иду с вами, – беззаботно заявила эльфийка, поигрывая двумя клинками. Ей это оружие досталось от матери, и ее имя было выгравировано на серебристой глади, как напоминание, кому оно принадлежало.

Как вечное клеймо.

В серых глазах вспыхивали и гасли озорные искры, когда Эйши поглядывала на Сонаша. Он явно не слишком обрадовался внезапной необходимости оберегать младшую сестру.

На центральной площади никого нет. Вымощенная грубым камнем, она укрыта тенями и лишь иногда порывы ветра в зеленых кронах открывали просветы для солнечных лучей. Обжигающе горячих. Болезненных, как удар кнута.

Эльфы не провожали в леса своих охотников. Только старейшины имели право выйти к ним, чтобы дать глоток крови. Или не выйти, таким образом обрекая на смерть. Это случалось редко. На моей памяти всего один раз. Попавший в немилость эльф знал, что его ждет, но продолжал верить до тех пор, пока его силой не выволакивали за ворота поселения. Он старался вырваться, кричал, что это несправедливо, выбросить его вот так, слабого и беззащитного.

Слово «справедливость» давно утратило здесь свое истинное значение.

Я знала, что старейшина выйдет, чувствовала нутром, что через мгновение он будет здесь, почти ощущала запах крови в серебристом сосуде. Видела, как она бьется о светлые стенки, окрашивая их красным, и медленно стекает вниз, тяжелая, точно древесная смола, и такая же горькая.

Желанная.

Рот наполнился вязкой слюной. Предательски зазвенело в ушах. Головная боль подступала медленно, смакуя каждый момент ожидания. Скоро она оглушительным грохотом заполнит все пространство внутри черепа, если немедленно ее не ублажить.

Старейшина едва плелся. Солнце едва касалось одежды, словно огибало его, укрытого сумраком и запахом тлена. Зеленый полог деревьев отбрасывал на остроскулое лицо глубокие, темные тени. Светлые одеяния едва ли скрывали, насколько старейшина тонок, мешком повиснув на костлявых плечах.

Отрешенный, холодный взгляд скользнул по коротким светлым волосам, которые мне каждый месяц стригла Эйши, по исцарапанным рукам, бледной коже, сквозь которую просвечивалась паутинка сосудов. Он старался не смотреть мне в глаза, зная, что в темно-зеленой глубине его не ждет ничего кроме ненависти.

Я же не отрывала взгляда от его рук и едва не застонала в голос, понимая, что они пусты. Не может этого быть! Безумие. Отправить нас на охоту, так и не дав того, что поможет выжить.

От охватившей меня ярости, голова заболела сильнее. К горлу подкатил удушливый ком, грозивший разрастись и разорвать изнутри. Жидкое пламя Жажды текло по венам, она готова в любой момент запустить когти в ослабевшее сердце. Стоящий рядом Сонаш с силой сжал мою ладонь, и рука его оказалась удивительно холодной. Я хотела вырваться, но он лишь сильнее стиснул пальцы, причиняя боль. Его взгляд красноречиво указал в сторону стоящего в центре площади Столба.

Я не имела право на недовольство и гнев.

Взгляд старейшины впился в лицо, отчего в желудке появилась противная пустота. Но я не опустила глаз. Дерзость на грани дозволенного, но внутри клокотала жажда справедливости и Жажда крови. Я ловила ускользающий взгляд старого эльфа, но тот, словно пугливый заяц, метнулся к Сонашу, который головы поднять не посмел.

Все, что мне осталось – мысленный крик и глухое рычание, раздиравшее горло, но не найдя выхода, оседавшее горечью в глотке.

Когда старейшина начал копошиться в складках просторного одеяния, мы замерли, не в силах двинуть ни единым мускулом. Руки окаменели, я больше не чувствовала болезненной хватки друга.

Серебристый пузырек.

Во имя Галакто, скажите, что он полон!

Старейшина открыл сосуд, и я почти потеряла сознание от дурманящего аромата полыни, ударившего в нос. Лишь рука Сонаша удержала меня от того, чтобы наброситься на эльфа немедленно. Дернув меня, друг заставил опуститься на колени и запрокинуть голову. Приоткрыв рот, я с жадностью смотрела, как Сонаш получает глоток первым. Зрелище было почти болезненным.

Старейшина медленно подошел ко мне. Когда кровь тонкой струйкой полилась в рот, по телу прошла крупная дрожь долгожданного облегчения. Стараясь глотать медленно, я из последних сил оттягивала момент, когда все скользнет вниз по пищеводу, оставив во рту лишь послевкусие.

Эйши не испытывала того же подъема, что и мы. Она была исключительно терпима к Жажде и почти не слабела. Даже через два-три дня, когда я и Сонаш уже не могли подняться на ноги, Эйши оставалась жизнерадостной и полной сил. Это лишь укрепляло эльфов в мысли, что она не их крови. Тряхнув рыжими кудрями, девушка улыбнулась и посмотрела на меня. В глубине души я чувствовала зависть. Она все еще была крошечным семечком, не разросшимся в колючий куст, но почва оказалась благодатной. Глядя на улыбающееся лицо подруги, я почувствовала отвращение, сродни отвращению к демону. Это было неожиданно, неприятно. Отвернувшись, я старалась подавить ту бурю, что всколыхнула внутри доселе неведомое мне озеро гнили.  

Ее брат был слаб. Сейчас он сотрясался всем телом, не поднимаясь с колен.

– Вы знаете, сколько времени отводится вам на охоту, – голос Старейшины сух. Он не льется, а шелестит, точно куча опавших листьев, проникая под кожу, как назойливое насекомое.

Возникло острое желание отмахнуться, но я не осмелилась даже посмотреть на него. От былой отваги не осталось и следа. Когда ты сыт, то боготворишь руку, кормившую тебя, а не стараешься оторвать ее.

Поднявшись, я протянула руку Сонашу. Он ухватился за нее, как утопающий хватается за ветку склонившегося к воде дерева, и резко встал на ноги. Наши глаза встретились. В его взгляде скользнуло неподдельное отчаянье, затаенное, но от этого ставшее лишь острее.

С момента кормления нам давалось время до заката. Разумеется, все помнили, что произойдет, если мы опоздаем или, не приведи Галакто, вернемся без добычи. Когда Старейшина удалился, я подняла голову, пытаясь рассмотреть среди листвы и веток клетку, в которой сидел один из молодых эльфов, заслуживший наказание после прошлой охоты.

Он был не достаточно быстр и теперь остался с Жаждой один на один.

Я вспомнила об узнике совершенно случайно. Если бы старейшина не сказал о времени, я бы даже не подумала высматривать клетку. 

Все забывают о тебе, когда перестают слышать, как ты кричишь.

Восток Феории славился своими лесами. Темные, наполненные прохладой и тяжелыми запахами цветов, они раскинулись на многие километры вглубь континента и тянулись от самого Эрудо-Вола, где пики гор тонули в белоснежных облаках, и до восточного побережья. Прекрасное, но дикое место стало для светлых эльфов и домом, и их охотничьими угодьями. Изгнанные из южных земель нелепыми слухами, что они пьют человеческую кровь, светлое племя, а вернее то, что от него осталось, пряталось в восточных лесах вот уже несколько поколений. Они делили лес с демоническим народом, и порой их битвы были жестоки и кровопролитны, лишая сил обе стороны.

С рассветом лес превращался в шумное, наполненное голосами насекомых и животных место. Но с наступлением сумерек все тонуло в липкой неестественной тишине. Это время демонов. Они выходили на охоту после заката и прятались в полуразрушенных башнях древнего города с рассветом, впадая в оцепенение. Бывало и так, что кто-то не успевал добраться до своего убежища и оставался под палящими лучами солнца, где становился легкой добычей для эльфов. Это случалось достаточно редко, чтобы считаться небывалым везением.

Я всегда надеялась на подобное везение.

Это означало, что мы могли закончить охоту раньше, вернуться в город и рассчитывать на крошечную награду. Несколько глотков.

Пришлось с усилием сглотнуть, чтобы избавиться от навязчивого привкуса крови во рту. Как только старейшина покинул площадь, мы двинулись к выходу. Эйши шла впереди, легкая и радостная, словно ничего не произошло. Она иногда оборачивалась, чтобы улыбнуться, отчего когти неприязни все больше впивались в мое сердце. Меня безмерно раздражала ее невосприимчивость, словно все вокруг – лишь сон, в котором все остальным полагалось страдать, а рыжеволосая полукровка лишь взирала на это подобно стороннему наблюдателю, искренне потешаясь над мучениями своих соплеменников.

Возможно, жара туманила мое воспаленное сознание. До предела напряженные нервы гудели, как натянутая тетива.

Шагавший рядом Сонаш не поднимал головы, глядя под ноги. Он словно впал в забытье и намеревался остаться там навечно. Среди приземистых домов и деревьев вперед стелилась вымощенная гладким камнем тропинка. Если немного отклониться от привычного маршрута и повернуть налево, а не направо к центральным воротам, то можно оказаться у домов правящих семей. Особенно приближенных к старейшинам.

Я презрительно фыркнула.

В этом мире зелени и крови мы живем, чтобы служить сильнейшим. Благодаря кому мы здесь? Уж не один ли из старейшин когда-то совершил оплошность, позволив людям увидеть, как он пьет кровь демона? Не один ли из них стал причиной их изгнания и позора? Бесконечных слухов, которыми полнились королевства людей. Причиной рождения абсурдной сказки, что светлые и в человеческие глотки рано или поздно вонзят клыки.

И поняв теперь, что племя слабеет, старейшины лишь оттягивают неизбежный финал.

Многие эльфийки уже не способны выносить здоровых детей. Через два, максимум три столетия светлое племя само по себе превратится в легенду.

Эйши снова обернулась и остановилась, чтобы подождать нас. Я и не заметила, что уже несколько минут стою и смотрю на скрытые среди древесных стволов дома.

– Если не поторопимся, будем наказаны, – звонко прощебетала она, точно речь шла о безобидной забаве. Улыбка не сходила с остроскулого лица.

Сонаш вздрогнул. Он точно сбросил оковы сна и посмотрела на сестру так, будто впервые увидел. По лицу Эйши пробежала тень, и она не осмелилась сказать что-то еще.

Сонаш уже один раз побывал в Клетке и второго шанса не будет.

«Они обезглавливают нас. Весьма гуманная смерть», как-то сказал он после первого проступка, изможденный и едва не свихнувшийся от Жажды.

У ворот стояло двое стражников. Их глаза блестели от голода. Жажда еще не была достаточно сильной. Лишь легкое недомогание. Один посмотрел на нас глазами, полными любопытства, а второй не удостоил даже этого. Эйши вскинула руку в радостном приветствии, но ответа не получила.

Коснувшись висящего на поясе катара, я почувствовала прилив уверенности. Тяжесть оружия казалась как никогда реальной в этом мире расплавленных жарой миражей.

Обернувшись, я не смогла скрыть горького разочарования, когда ворота за спиной закрылись. Все-таки там, за стенами, было куда безопаснее.

                                                  ***

Сонаш осторожно раздвинул ветки кустарника и молча указал вперед. Это было одно из тех небывалых везений. Оно стояло прямо перед нами, сгорбившись, словно солнечные лучи настигли тварь в момент прыжка. Лапы, впившиеся в землю внушительными когтями остались напряжены, можно было рассмотреть каждую линию мускулов. Даже на таком расстоянии я чувствовала смрад, источаемый рыжей, свалявшейся шерстью, которая местами стала бурой от засохшей крови.

– Удача с нами сегодня, – прошептал Сонаш.

– Пока его кровь не в наших мешках, я не могу говорить об удаче, – ответила я, чуть придвинувшись к другу, – почти полдень. Нужно работать быстрее.

– До захода солнца еще несколько часов, – проговорила сидящая рядом Эйши.

Я едва подавила полную раздражения реплику, так и норовившую слететь с языка.

– Вернемся раньше и получим награду, – медленно сказала я, стараясь поймать взгляд девочки, – если это не нужно тебе, то нужно твоему брату.

Эйши обиженно надула губы, отчего я едва не влепила ей оплеуху. Я уже чувствовала, как горит ладонь, и, чтобы унять предательский порыв, отвернулась и снова посмотрела на демона. Ни единого движения. Даже деревья вокруг замерли. Разморенные жаром и влагой животные попрятались по норам, и все, что наполняло воздух в этот час – ленивый стрекот насекомых.

Сонаш поднялся с корточек и достал из-за пояса изогнутый кинжал, напоминающий коготь. Людское оружие.

Ступив на поляну, где демона настигло солнце, он начал двигаться вперед по широкой дуге. Ему ничего не грозило, но каждая охота, оставив свой шрам на тонком теле, заставляла проявлять исключительную осторожность. В колышущемся от жары воздухе, Сонаш напоминал бесплотное марево. Кинжал в его руке слабо поблескивал, отбрасывая блики на короткие светлые волосы. Кончики ушей подрагивали от волнения. Шаг, еще один. Остановка. Настороженный, пристальный взгляд.

Я почувствовала, как по коже пробежали холодные мурашки.

Что-то на границе видимости привлекло мое внимание. Небольшая, едва различимая тень.

Перед демоном, всего в нескольких сантиметрах от когтей, на землю опустилась крошечная пестрая птица. Она беззаботно щебетала и, как мне показалось, ничего вокруг не замечала. Может, заметила жука или упавший фрукт, которым решила полакомиться.

– Он шевельнулся, – зашипела Эйши, сжав мое плечо с такой силой, что я едва не вскрикнула. Короткие, но острые ногти впились в кожу.

– Это невозможно, – ответила я, попытавшись сбросить руку, но девушка лишь сжала пальцы сильнее, – да что с тобой, Эйши?!

– Ты что, не видишь, он шевельнулся! Он не спит, Ирида, не спит!

Птица продолжала крутиться возле демона. Сонаш медленно шел вперед и не слышал последних слов сестры. Или может старался не услышать, чтобы отвага не покинула его в самый ответственный момент.

Когда ему осталось преодолеть не больше десяти шагов, щебетание птицы смолкло. Она замерла на месте. Перья встопорщились, но из разинутого клюва не вылетело ни единого звука. Взмах когтистой лапы был таким быстрым, что я даже не успела понять, что произошло. Тело птицы, рассеченное пополам одним ровным, мощным взмахом, осталось лежать на земле. Клюв так и остался разинутым в попытке предупредить охотников об опасности.

Он не спит. Не оцепенел, как должен был.

Не может быть. Не может такого быть!

Я зажала рот рукой, стараясь не издавать ни звука. Эйши сидела рядом со мной с таким бледным лицом, что я не на шутку испугалась. Она не должна шуметь! Если она сейчас хоть единым звуком попытается предупредить брата.

Сонаш замер, точно пораженный громом. Если тварь не спала, то он не мог уйти. Он подошел слишком близко. Как раз на расстояние точного удара. Малейший шорох, любое лишнее движение – и он останется лежать здесь, перерезанный пополам, как эта птица, грудой ярких перьев лежавшая у ног демона.

Я заметила, как Эйши достала клинки. Яростно замотав головой, жестом приказала ей сесть, но та лишь упрямо смотрела вперед на брата.

– Не смей, – прошептала я едва слышно, но девушка даже не повернула головы в мою сторону.

Снова посмотрев на Сонаша, я теперь отчетливо видела, что демон медленно двигается. Он поворачивался к эльфу всем телом, вытягивал голову вперед, принюхивался, стараясь в буйстве ароматов леса уловить запах добычи.

Когда я обернулась, Эйши рядом уже не было.

Я даже не успела встать в полный рост, как увидела, что она мчится вперед, едва касаясь ногами земли. Движения девушки были настолько стремительными, что даже трава не шелестела под ней. Согнувшись, она в прыжке подняла клинки, словно собиралась рассечь врага на три части одним ударом.

Тварь резко развернулась, схватив ее прямо в воздухе, и с силой сдавила хрупкое тело. Эйши пронзительно закричала. Один из клинков отлетел в сторону, но второй она все еще крепко сжимала в руке. Замахнувшись, эльфийка рубанула по когтистой лапе.

Демон взвыл и отшвырнул Эйши в сторону точно тряпичную куклу. Вытянувшись в полный рост, демон повернулся ко мне, будто мог видеть. На обтянутой кожей морде, точно разрезанная ножом ткань, зиял черный провал усеянного мелкими клыками рта. Этот демон ничем не отличался от своих собратьев. Рыжая, клочковатая шерсть, никакого отличия в размерах или движениях. Но он мог перемещаться днем. Он ждал свою добычу, и только Галакто знает, сколько часов мог сидеть вот так, вылавливая охотников или неосторожных животных.

В голове мелькнула горячечная жуткая мысль.

Он ведь не может быть один. А если другие научились подобным трюкам? Если им надоест ждать, и они двинутся к поселениям светлых, решив превратить охотников в дичь?  

Сонаш разумно воспользовался атакой Эйши и отошел достаточно далеко. Сама девушка медленно поднималась с земли и двигалась тихо, что мне показалось, будто она отрастила невидимые крылья. Второй клинок оказался заброшен так далеко, что найти его, не привлекая внимания, невозможно.

О нашем присутствии демону известно. Бегство – путь к неизбежной гибели. Кто знает, сколько подобных тварей поблизости. Сколько еще устойчивых к свету монстров вышли на охоту сегодня?

Эйши приняла решение первой, со свойственной ей поспешностью. Горящий дикий взгляд мазнул по моему лицу, не узнавая. Копна рыжих кудрей взметнулась вверх под порывом слабого ветра, подобно языкам жаркого пламени. Эйши метнулась вперед, отведя клинок. Сонаш бросился к демону, намереваясь атаковать вместе с сестрой. Единственное возможное решение. Убить и вернуться в поселение. Предупредить старейшин.

Катар стал невыносимо тяжелым. Он просился в руку, требовал крови, я почти чувствовала его крики в голове, когда вышла из укрытия, чтобы присоединиться к нападению. Демон достаточно велик. Взрослая развитая особь. Когти прочертили широкие дуги всего в сантиметре от лица. Я почувствовала запах земли и влаги, смешанный с горечью полыни. Эйши снова прыгнула, рассчитывая, что сейчас, когда тварь отвлеклась, удар удастся. Клинок наполовину вошел в покрытую шерстью спину. Взвыв, демон завертелся волчком, стараясь сбросить эльфийку. Сонаш скользнул вперед, чтобы обездвижить зверя. Эльф с легкостью перережет ему сухожилия, если окажется достаточно близко к лапам.

Но Сонаш слишком медлителен. Демон и эльф замерли лицом к лицу на несколько мгновений. Разрез рта оказался на уровне головы. Удобное положение, чтобы одним укусом отправить Сонаша на тот свет. В этот момент Эйши рванула меч на себя, раздирая спину твари. Кровь хлынула из раны, заливая руки и лицо эльфийки. От одуряющего запаха закружилась голова. Демон рванулся в сторону и, не в силах дотянуться до врага, упал на спину. Послышался сдавленный вскрик. Откатившись в сторону, тварь оставила Эйши лежать на земле. На несколько жутких мгновений, мне показалось, что она не дышит. Сонаш завороженно смотрел на сестру, словно не мог понять, что произошло.

И тут случилось то, чего я не могла ожидать.

Демон обратился в бегство. Ломая ветки и окрашивая кору деревьев красным, он скрылся в чаще, решив вернуться к разрушенному городу.

Не нанеся ни единого удара, я чувствовала себя так, словно бежала весь день без остановки. Мимолетное облегчение смешалось с удушливым ужасом, проникшим в спутанные от Жажды мысли.

Охота не удалась. Не было времени искать новую добычу.

Я почувствовала приступ тошноты, когда вспомнила висящие в ветвях клетки.

Глаза Сонаша горели огнем нестерпимого голода. Бледное лицо исказилось, осунулось, превратившись в застывшую маску страха. Осознание неудачи пробиралось к нему медленно, запускало под кожу отравленные иглы.

Эйши с трудом поднялась, опираясь руками о землю. Изо рта текла тонкая струйка крови, смешиваясь в подсыхающей кровью врага.  

– Упустили, – пробормотала она, сунув окровавленные пальцы в рот. От вида окрашенных красным губ по моему телу прошла дрожь ужаса, смешанного с предвкушением.

Жажда горячими, удушливыми волнами омывала сознание, превращая лес вокруг в размытую картину. Красный смазанный пейзаж.

Рядом раздался странный звук. Вначале я приняла его за плач, но посмотрев на Сонаша, я поняла, что он зажимает рот рукой, чтобы не расхохотаться. В голубых глазах стояли слезы, а лицо покраснело, словно эльф съел несколько стручков дикой пряности. Когда сдерживаться уже не было сил, он захохотал во все горло, истерично, протяжно, словно намеревался вытолкнуть весь воздух из легких. В этом внезапном взрыве веселья я почувствовала обжигающее дыхание близкого безумия.

– Вот потеха! – захлебываясь говорил он. – Я теперь не смогу вернуться. Действительно смешно! Тебе стоит посмеяться вместе со мной, Ирида!

Резко размахнувшись, я отвесила Сонашу хлёсткую пощечину.

Смех оборвался, будто его отрезали ножницами. В горящих глазах мелькнуло непонимание, а за ним пришел и гнев.

– Какого черта?!

– Ты мешаешь мне думать.

– Думать о чем? – взвыл он. – Демон сбежал! Моя голова покатится по центральной площади сегодня на закате!

Один раз он уже ошибся на охоте. Нет никакого второго шанса, нет никакой возможности искупить ошибку. Провинившегося дважды ждет казнь.

– Я не вернусь в поселение.

Мне показалось, что я ослышалась.

– Ты погибнешь в лесах!

– Думаешь, смерть от меча милосерднее смерти от когтей?

Эйши закашлялась. Отойдя в сторону, она старалась подавить приступ, но кашель не унимался, раздирая ей горло.

Сонаш схватил меня за руку.

– Ты отведешь ее в поселение, – он до боли сжал запястье, когда понял, что я намерена возражать. – Ты отведешь ее. Скажешь, что я погиб во время охоты, – облизнув губы он осмотрелся по сторонам. – Это ваш первый проступок. Может, отделаетесь плетью или несколькими днями в клетке. Но будете жить!

– Как же ты?

– Уйду. Что мне еще остается?! Постараюсь дойти до границы. До Эрудо-Вола, – помедлив, он проговорил. – Куда хватит сил дойти, – схватив меня за плечи, эльф старался найти в моем взгляде понимание. Тяжело сказать, что он там рассмотрел и обрел ли то, чего хотел, – я хочу жить, Ирида. Мой последний шанс, понимаешь?! Я лучше отдам душу демонам, чем обреку себя на смерть на глазах у племени, давно переставшем быть моим.

Я нетерпеливо стряхнула его руки. Любое прикосновение к коже отдавалось болезненными уколами.

– Тебе необязательно оправдываться.

Он вопросительно посмотрел на сестру. Искал одобрения?

Та лишь пожала плечами.

Самый невыразительный в мире жест стал сигналом к бегству. Это слабое движение могло означать что угодно, и одновременно ничего. Словно Эйши все равно. Безразличие скользило в ее движениях, в повороте головы, в том, как она смотрела на брата.

Внутри Эйши что-то хрустнуло. Сломалось. Рассыпалось. Это не рассмотреть и не проверить, но мне казалось, что с таким звуком ломается внутренний стержень, не позволяющий кучей тряпья осесть на землю. Все, что сейчас поддерживало ее – это гора битых осколков, из которых раньше можно было сложить безрадостное, но все-таки будущее.

Прежде чем исчезнуть среди деревьев, он потребовал дать ему слово. Что мы будем молчать. Никому не расскажем о его бегстве.

Что мне оставалось делать, кроме как сказать «Хорошо, Сонаш. Я обещаю»? От наивности этой фразы на зубах словно заскрипел песок. Горечь осознания собственной беспомощности дрожью прошла по телу, когда Сонаш исчез. Растворился в зелени леса.

Протянув руку Эйши, я в глубине души рассчитывала, что она снова улыбнется. Тряхнет огненными кудрями, поднимется с земли, отряхивая одежду от прилипших травинок и начнет жаловаться на удушающее зловоние, которое теперь ее окружает. Я молча молила ее сделать то, что всегда меня раздражало. Стать собой.

Но она никак не отреагировала на этот жест. Сидела, обхватив колени руками и смотрела мимо меня. Сквозь лес, в пустоту.

Когда я хотела окликнуть ее, глаза Эйши внезапно закатились, и она упала на бок. Из приоткрытого рта текла кровь.

      ***

От жары нестерпимо болела голова.

Не смотря на то, что солнце клонилось к закату, влажный, раскаленный воздух никак не хотел остывать, заполняя легкие, точно вода, мешая думать, обволакивая тело маревом из мелких колючих капель. От прикосновения кожи к коже спина зудела, точно внутри копошился рой противных кусачих насекомых. Эйши так и не пришла в себя. Время утекало, следовало возвращаться, и единственным выходом было нести ее на спине.

Руки девушки безвольно свисали по бокам от моей шеи. От запаха крови демона начинало тошнить. Даже Жажда спряталась где-то в темных глубинах сознания, уступив место нестерпимой дурноте.

– Мы почти дома, Эйши. Почти дома, – шептала я, как заклинание, как молитву Галакто, которая на моей памяти оставалась глуха к любым просьбам.

Эйши пошевелилась и пробормотала что-то нечленораздельное, но и это вызвало во мне бурю радости. Раздражение утренних часов сменилось робкой надеждой, что среди светлых я не останусь в полном одиночестве.  

Эгоистично? Почему бы и нет?

Я обходила стороной все охотничьи тропинки, где даже в теории могли показаться демоны. Не исключено, что сегодняшний случай – уникален, но не хотелось проверять на себе.

Через час изнурительного, полного мучений путешествия, впереди замаячили ворота поселения. Никогда я так не торопилась вернуться домой. Я готова была упасть к ногам старейшины и молить его о благосклонности, охотиться хоть каждый день, только бы добраться до родной комнаты. Только бы подлечить Эйши, которая снова провалилась в беспамятство.

Сердце сжалось от страха. Настойчивый писклявый голосок начал нашептывать слова сомнения, что следовало сбежать вместе с Сонашем.

Что Эйши все равно умрет.

«Ты не видишь, Ирида? Если даже она и доживет до наступления темноты, ее привяжут к Столбу. Всех привязывают к Столбу. Они буду хлестать ее до тех пор, пока кожа не слезет с плеч, и потом бросят в Клетку! Долго ты собираешься прожить, м? рассчитываешь на благосклонность? Намереваешься вымолить прощение? Тебе следовало бежать! Бежать, как можно дальше, пока не собьешь ноги, пока усталость не заставит тебя забыться тяжелым сном, пока…»

– Заткнись, – зашипела я, стараясь перехватить ноги Эйши поудобнее. Я чувствовала, что она начинает соскальзывать.

– Ирида?

От неожиданности я вздрогнула.

– Мы почти дома.

У ворот нас встретили стражники. Мне показалось, что во взгляде одного из них мелькнуло сострадание, но это могла быть лишь игра света и теней. Весть о том, что охотники вернулись без добычи, разнеслась подобно лесному пожару. Казалось, каждый лист склонившихся над приземистыми домами деревьев старается подхватить новость и втолкнуть в уши любого, кто готов услышать. Опустившись на колени, я помогла Эйши слезть со спины и почувствовала долгожданное облегчение. От долгой, утомительной дороги мышцы ныли нещадно, а кожа стала исключительно чувствительной к любому прикосновению.

Не успела я подняться, как получила увесистый пинок в живот.

Откатившись в сторону и содрогаясь от боли, я подняла голову, пытаясь рассмотреть напавшего. Старейшина не заставил себя ждать. Правда, явился один, в пламени праведного гнева, и никого с собой не прихватил. Он смотрел на меня так, как обычно смотрят на вывалившиеся из живота демона внутренности. Стиснув зубы, я попыталась подняться. В ожидании второго удара прошло несколько секунд, но вот я уже на ногах, а старейшина так и стоит на том же месте, весь – холод и презрение.

Я видела в его глазах огонек неутоленного голода.

Кто-то сегодня познает суть Жажды сполна.

Над Эйши склонилась молодая эльфийка. Она была из Первых Семей. Могла лечить и никогда не участвовала в охоте.

Осмотрев девушку, она подняла взгляд на старейшину, но я не услышала слов. В голове шумело, а короткие болезненные спазмы в животе мешали сосредоточиться. Перед глазами расплывались радужные круги, отчего сделать хоть один шаг казалось мне невыполнимой задачей.

– Запереть их в комнате, – проскрежетал старый эльф, – а после наступления темноты вывести к Столбу.

Один из стражников схватил меня за руку и дернул вперед. По запястьям шершавой змеей скользнула веревка, больно впиваясь в кожу. Эйши подняли на ноги, отчего из горла эльфийки вырвался протяжный стон.

Никто не спросил о Сонаше. Ни один эльф, наблюдавший за этой милой сценой не спросил о том, где третий охотник. Словно его не существовало. Будто любое воспоминание о таких, как мы, гасло и рассыпалось, стоило эльфу исчезнуть.

От охватившего меня отчаянья я дернулась чуть сильнее, чем следовало, что было расценено стражниками, как попытка к бегству. Получив новый, удар в грудь, я едва могла стоять на ногах. Кто-то сдернул с пояса катар. Это огорчило меня даже больше, чем невозможность свободно двигаться. У Эйши отобрали ее клинок.

«Только не начинай возражать. Не делай себе хуже». 

Однако эльфийка не пошевелилась. Она безвольно повисла на плече второго стражника, потеряв сознание.

    ***

Я сидела у стены, стараясь двигать руками, чтобы разогнать кровь по уже онемевшим запястьям. Узел оказался надежным и не ослаб ни на миллиметр, как я ни старалась его развязать и выскользнуть из ненавистных пут. В горле пересохло, но никакая вода не смогла бы усмирить это жжение, распространявшее от губ вглубь горла. Единственное, что приносило облегчение — это мысль, что сегодня не одна я чувствую томление Жажды.  

Эйши подняла голову и осмотрелась по сторонам.

– Твоя комната?

Я смогла выдавить какое-то подобие «да», чувствуя, как слово колючим клубком прокатилось во рту.

– Они спросили о…– заметив выражение моего лица, Эйши поморщилась, – разумеется, не спросили.

Придвинувшись ко мне, что, судя по боли в глазах, стоило ей немалого труда, эльфийка жестом приказала повернуться. Я непонимающе покачала головой, и тогда она, ухватив за локоть, едва не вывернула мне руку. Протестующе замычав, я кое-как сменила положение, чтобы показать веревки. 

– Они стали неосторожны, – пробормотала она, – не связали меня. Хотя стоило бы. Видит Галакто, стоило.

Я не понимала, что она делает, но чувствовала легкие прикосновения к узлу.

– Я не смогу ее развязать, – сказала Эйши, заглянув мне в глаза, – но я смогу ее разрушить. Ты понимаешь?

– Не очень, – с трудом ответила я.

Эльфийка слабо улыбнулась.

– Одноразовое чудо, Ирида. Маленькая магия, которой меня научила мать. Ей нужно время, чтобы созреть, у нас его будет не очень много, так что тебе, возможно, придется помочь веревке, когда потребуется.

– О чем ты, Эйши? – я почувствовала, как в груди зашевелился червячок страха.

– О твоем побеге, разумеется.

– Я никуда не убегу.

– Убежишь, – резким, не терпящим возражений тоном заявила эльфийка, – и сделаешь это, когда я пойду к Столбу.

Поймав мой взгляд, Эйши расхохоталась.

– Во имя богини, Ирида, ты веришь, что они оставят меня в живых? Да каждый эльф в этом поселении жаждет моей смерти! Они не могут этого сделать просто так, потому что есть законы. И им, как ни странно, еще следуют. Но никто не сможет остановить руку старейшины, если он замахнется кнутом слишком сильно. Мое первое наказание станет последним. А ты – само благородство и упрямство, не последовала за Сонашем, хотя должна была.

Эйши с горечью ударила кулаком по стене.

– Ты убежишь, как только я окажусь у Столба.

«Моя сестра не должна пострадать. Обещай.»

– Нет, – гневно выпалила я.

– Не будь дурой! – зашипела Эйши, – я все равно умру. Даже та эльфийка не исцелит меня. Для этого нужен уход и кровь. И сейчас я не хочу тратить последние силы на то, чтобы заставить тебя принять очевидное! Я умру. А ты уйдешь. Все просто.

Она резко дернула узел, и я почувствовала, как запястья опалило странным, неестественным жаром.

– Чудо на один раз, – пробормотала Эйши, – будь готова.

 ***  

Нас вывели на площадь как пленников.

Как угрозу.

Не знаю, как Эйши поняла, что ее подведут к столбу первой. Я не услышала от нее ни прощального слова, ни какого-либо напутствия. Взгляд лишь на мгновение задержался на узле за моей спиной и потом скользнул по лицу, словно эльфийка проверяла, помню ли я о ее «одноразовом чуде».

Вокруг площади толпились светлые. Пришли посмотреть. Тихо петь гимны Галакто и молча ликовать, взирая, как один из охотников, ненавистная полукровка, получает то, что ему причитается. Им причиталось в разы больше, но об этом я старалась не думать. Я нашла утешение в мысли, что этому народу, который уже язык не поворачивался назвать своим, осталось недолго. Несколько поколений. Несколько поколений голода и жестокости сотрут с лица земли последних светлых.

Я не тешила себя иллюзиями, что проживу дольше. Но надеялась на то, что это будет достаточно долгий срок. Он позволит мне вернуться сюда и пройтись по костям умерших среди развалин домов и убедиться, что страхи прошлого перестали существовать.

Эйши шагала к Столбу с высоко поднятой головой. Копна рыжих кудрей вспыхивала в лучах заходящего солнца, отбрасывая кровавые отблески на бледное лицо.

Ее прочно привязали лицом к шероховатой, покрытой зазубринами поверхности. Сорвали одежду. Требовалось лишь обнажить спину, но стражники стянули все, отчего у меня в горле разросся удушливый ком гнева. Толпа вокруг заволновалась, загудела, в большинстве своем одобрительно. Они смотрели на охотницу с презрением, хлестали тонкое тело взглядами хуже любого кнута.

Вперед вышел старейшина. Не тот, что кормил нас утром. Этот был выше и шире в плечах. Моложе и сильнее. В его руке покоился хлыст, точно свернувшаяся клубком змея, готовая ужалить в любой момент.

Мой разум укутала темнота. Я не могла, не хотела смотреть. Уставившись в землю, я зажмурилась и молила богиню Галакто лишить меня слуха, хотя бы на несколько минут, чтобы не слышать криков, когда хлыст опустится на бледную кожу.

При первом ударе я почувствовала, как веревка на запястьях нагрелась, словно огонь пробирался изнутри сквозь прочные волокна.  Третий удар все-таки выбил крик из легких Эйши. Пятый заставил ее захлебнуться резким кашлем. Еще через два удара, веревка на запястьях горела так, что мне казалось, будто руки объяты пламенем.

И тут я услышала тихий смех.

Внутри все похолодело, когда я подняла голову, чтобы посмотреть на Столб.

Эйши смеялась. Поначалу тихо, но с каждым новым ударом она заходилась оглушительным хохотом, от которого у кого угодно кровь бы застыла в жилах. Хлыст рвал кожу, оставляя кровавые полосы на бледной спине, но толпа не слышала криков боли и мольбы о помощи. Лишь раздирающий, неестественный смех поднимался над головами эльфов, точно облако, готовое в любую минуту разразиться молниями.

Эльфы роптали. Кто-то испуганно начал пятиться к краю площади.

После нового удара веревки за моей спиной превратились в горстку пепла. Резко обернувшись к стражнику, который даже не успел понять, что произошло, я сорвала с его пояса катар, и одним резким разрывающим движением всадила клинок в живот.

Кто-то в толпе закричал, кто-то попытался схватить меня за волосы, но я была быстрее. Оттолкнув еще одного эльфа, я лишь на короткое мгновение обернулась, чтобы бросить последний взгляд на Эйши.   

Столб был объят пламенем.

Жадные огненные языки давно поглотили эльфийку, которая больше не смеялась.

Я бросилась к воротам. Всего несколько десятков шагов отделяли меня от укутанного сумраком леса, где никто не осмелится искать.

Позади кто-то кричал. Старейшина? Не хотелось смотреть, чтобы проверить.

Катар сверкнул в руке, когда еще один стражник попытался остановить меня у выхода. Зажимая страшную рану в груди, он упал на землю. Когда я уже скрылась за воротами, эльфы, решившие меня преследовать, резко остановились. Они не могли переступить невидимую границу, отделявшую их от мира, где настало время демонов.

Могу поклясться, что они рассчитывали, почти просили тварей ночи оборвать мою жизнь. Не жалея ног я мчалась через укатанный тьмой лес, но не чувствовала страха.

Лишь облегчение. К нему примешивалась горечь утраты, которую я ещё оплачу позже. Скрывшись в какой-нибудь пещере вдали от старого города, я дам волю скорби, затаившейся сейчас в далеком уголке сознания. Я не позволю ей прорваться наружу раньше времени, потому что это может стать роковой ошибкой, когда ты окружен врагами.

Убегая я уносила в душе крепнущую с каждым шагом уверенность, что в поселение светлых ни живой, ни мертвой я больше не вернусь. 

Похожие статьи:

Рассказы → Когда магия подкрепляется гранатой (полная версия)

Рассказы → Дневник гламурного эльфа

Рассказы → Принц Элова

Рассказы → Эхо Миров

Рассказы → Юнга с "Белого карлика" - 4