Поймать химеру

По сигналу тревоги второй степени следует пристегнуться к креслу, поднять и надвинуть капюшон — теперь его можно одним движением превратить в гермошлем, да он и сам превратится, если упадет давление — натянуть и пристегнуть перчатки. В космосе при любой опасности, даже просто в необычной ситуации следует как можно быстрее надевать скафандр или гермокостюм, а встреча с шептуном — сама ее возможность, — еще как опасна. Что же делать тем, кто эту встречу ищет, специально охотится за бестелесными — не вылезать из скафандров? И не вылезают, кроме как в санузлах и медблоке. Даже спят, не раздеваясь. Костюмы специально разработанные, с капюшоном-гермошлемом и съемными перчатками. Кое-кто их совсем не снимает, чтобы при тревоге время не терять. Тэнк предпочитал руки проветривать, однако нарочно натренировался надевать перчатки быстро, в секунду.

Сигнал еще не утих, а Тэнк уже пристегнулся-застегнулся и приладил к пальцам специальные резиновые когти — без них перчатки мешают работать на пультах и клавиатурах, особенно в вакууме, когда раздуваются. Теперь можно вызвать на личный планшет последние корабельные новости. И по какому поводу сегодня тревога? Как всегда: чувствительные антенны уловили характерный радиошорох, похожий на торопливый истеричный шепот — «голос» бестелесной энергетической твари. Кто слышал, тот сразу поймет, откуда название «шептуны». Сейчас радиошороха почему-то не слышно, но запеленговать успели. «Ворон» уверенно повернул — Тэнка при этом ощутимо повело, сразу ясно становится, почему нужно пристегнуться, — и шел с ускорением в половинку «же».

— Почему она молчит? Затаилась? — прозвучал в наушниках спокойный голос Согуёми, капитана «Ворона».

Ответил ему Лазарев, всегда задумчивый начальник рейда:

— Маловероятно. Либо она совсем ушла, а мы не заметили, либо что-то экранирует.

— Это тоже маловероятно.

Тем не менее, капитан отработал поворот «Ворона» и дал несколько импульсов, чтобы изменить курс. Где-то на сорок пять градусов. Реактивные струи отшумели, наступила невесомость, хотя большой скорости звездолет не набрал. Правильно, не стоит торопиться к шептуну — опасные они твари.

А прав оказался Лазарев — радиошорох вскоре прорвался. И тот же Лазарев сразу определил:

— Фея.

Резко повело, и навалилась перегрузка — от феи нужно уходить на форсаже. Потому как, во-первых, феи опасны, во-вторых, не нужны, не за ними охота. Грифоны, гидры, харибды, баньши, аспиды, фениксы, вампиры, лоа и другие мощные, но тупые шептуны тоже опасны и не нужны. И слабенькие безопасные эльфы с гремлинами без надобности, даже разумные шишиги интересная, однако совершенно не главная цель. Нужны химеры — они не только мощные, но и, почти наверняка, умные. Тем страшнее к ним приближаться, потому ощущение двойственное: с одной стороны, обидно, что не попалась химера, с другой стороны, спокойнее, что не надо рисковать жизнью. По крайней мере, сегодня не надо — вряд ли еще один шепот до завтра уловят, раз до сих пор его не слышали. Радиоволны расходятся со скоростью света, как-никак, а здешняя пространственная аномалия не так уж велика, «голос» шептуна по ней по всей будет слышен хорошо. А вне аномалий бестелесные почти не встречаются — они и сами, по сути, очень сложные дефекты в структуре вакуума, им нужно искажения, большие концентрации других дефектов. Причем устраивают и естественные, и созданные людьми, в частности — оболочки искривленного пространства вокруг звездолетов. Люди как будто сами бестелесных приманивают, но что делать? Без этих оболочек до звезд не доберешься — хоть и летают звездолеты на реактивной тяге, с выключенными искривителями даже на межпланетные полеты не хватит ни топлива, ни мощности.

Прозвучал отбой тревоги и сразу после него — команда подготовиться к маневру. Надо всего лишь пристегнуться или, как сейчас, не отстегиваться. При штатных маневрах вдалеке от поселений торопиться некуда, а топливо желательно экономить, потому «Ворон» развернулся плавно, ускорялся потихоньку. А Тэнк спокойно занялся отчетом. Без желания и вдохновения — кто любит рассказывать о неудачах? И ладно бы в двух словах отстреляться — уловили радиошорох, полетели проверять. Оказалось, фея шуршит, пришлось драпать на форсаже. Вспоминать противно, как опять рухнула надежда, хоть и слабенькая, да еще и ужасом припечатало. Но в отчете будь добр все это указать в подробностях и несколько раз. Больше полусотни обязательных к заполнению полей, в одни нужно писать самому, а вдохновения нет, в других выбирать из списка, да только подходящие пункты далеко не всегда в этих списках есть.

Возиться с отчетом расхотелось окончательно, но каждая встреча с бестелесными считается инцидентом, и положено про нее форму заполнять. Даже тем, кто специально за бестелесными охотится. Поначалу идея отчитываться по очереди показалось Тэнку хорошей — надеялся, что до него самого очередь не дойдет. А сейчас не отпускает мысль, что лучше бы навесили тоскливую обязанность на кого-то меньше всех занятого. Он бы уже руку набил, заполнял бы форму в пять минут, а не возился два часа, борясь с острейшим желанием отложить на потом. Или вообще бросить.

Но, раз Тэнк взялся, значит надо. Другие же справлялись. Интересно, как? Можно посмотреть — вызвал файл последнего отчета, который Тэширо заполнял. Две трети полей пустые. Тогда хватит на сегодня — где аккуратист Тэширо на потом оставил, Тэнку тем более нечего выпендриваться. А отправляться на ужин — давно пора. И все равно осталось неприятное ощущение, что пообещал и не сделал.

На «Вороне» сложилось нечто вроде традиции — после каждой неудачи с бестелесными все собираются в столовой и рассказывают соседям по столу, как пережили тревогу. Если сразу пошли ужинать, то могли уже и разойтись.

Отстегнулся от кресла — это же надо, спина затекла, хоть и невесомость. Выбрался из каюты и полетел в столовую, отталкиваясь от переливчатых стен мягко освещенного коридора. Уют «Ворона» через два месяца экспедиции уже не радовал, приелся.

Донеслись звуки струнных инструментов — значит, не один Тэнк поздно ужинает. Когда все уходят из столовой, музыка выключается автоматически.

Там сидел только космогонист Поллок — задумчиво мял тонкими пальцами пустую тубу.

Тэнк взял бульон, чай, минисендвичи. Подлетел к Поллоку, взглядом спросил, можно ли устроиться рядом. Тот пожал плечами — не против пообщаться. А другие на Тэнка уже косятся из-за его профессии — обвиняют прогнозисты что «Ворон» с экипажем и пассажирами так далеко от Земли. Да, виноваты, слишком добросовестно работали: смоделировали бестелесного дракона, посмотрели, испугались. Потом обнаружили, что драконы боятся химер, только непонятно, почему. Значит, надо выяснить, для начала хотя бы найти химеру. Вот, ищут теперь.

Тэнк пристегнулся к креслу и, отпив из тубы бульона, распечатал сендвич. Поллок спросил:

— Как твое моделирование?

— Да разве здесь моделирование? Мощности есть, а база данных… И, главное, идеи у меня отличные. Причем насчет химер. Да и насчет драконов есть кое-что.

— Что, можешь их смоделировать? — Поллок подался вперед, аж ремень ему в живот врезался.

— Драконов уже не надо, модель и так отличная. А химер не то, чтобы… но приближение хорошее будет.

— Так может нам возвращаться надо? Может, твоих идей на Земле больше всего не хватает?

Тэнк посмотрел Поллоку в глаза:

— Ты очень хочешь вернуться?

Поллок сунул пустую тубу под резинку на столе, как-то по-женски куснул губу. Вздохнул:

— А сколько можно гоняться за бестелесными химерами по всей галактике? Напишем докладную Лазареву. Он, кстати, в вашем деле тоже ориентируется, поймет твои идеи.

— Понимаешь… Когда мы смоделировали дракона, то испугались. Страшная тварь — тупая, агрессивная, сильная. И бестелесная, ничем его не возьмешь, кроме хартера.

— Но люди и раньше встречались с драконами.

— И гибли, если не успевали удрать. Потом хартеры появились, но драконы все равно пугают. Ты не боишься его встретить?

— Отобьемся, у нас есть хартер, — досадливо махнул рукой Поллок. — И скорости хватит, если что.

— Вот видишь, боишься. А я его, считай, в упор увидел. В виртуальности тогда. Повезло человечеству, что бестелесные не любят приближаться к звездам и планетам. А потом, когда мы отправили разработку в Центр моделирования, и когда там выяснили, что против стаи драконов хартеры бесполезны… И, что стая может к Земле пожаловать, потому что по Солнечной летало слишком много звездолетов и накопилось в пространстве неоднородностей, и они стаю приманят… Я же видел, что стая может сделать с Землей. А потом жалел, что видел.

— И вы решили позвать на помощь химер, — громогласно донеслось от входа. Линт явился, опять будет доказывать, что с химерами лучше не связываться.

— Но раз выяснилось, что драконы боятся химер, — привычно возражал Поллок, — причем так, что рекорды скорости бьют, когда от них драпают… одного только шепота химер хватает, чтобы любую стаю разогнать. Значит, надо, хотя бы, выяснить, почему драконы боятся.

Линт тем временем подлетел, устроил свой могучий организм в ближайшем кресле. Еды никакой не взял, ему интереснее было подискутировать. Точнее — пополемизировать:

— А я все равно считаю, что опасно гоняться за тварями, которых даже драконы боятся. Раз можем защититься от драконов, то и ладно, а то гляди, сколько сил и средств потратили. Меня от гремлинов оторвали, а они тоже могут быть опасны. В определенных условиях.

— Все равно химеры и драконы важнее любых других шептунов! — начал закипать Поллок.

— Драконы не шептуны, — уверенно поправил Линт, — они не издают радиошорохов. Не шепчут.

— Тебе виднее, ты спец.

— А тут и спецом быть не надо! Что мы знаем о химерах кроме того, что они редкие? Что они одновременно сильные и умные, так? Звездолетами управляют, хотя никогда не учились, а человеку годы учиться надо.

— Другие шептуны тоже перехватывают управление звездолетами, хотя тупее селедок, — вставил Тэнк. — Но ты прав, химеры умные. И?

— И, раз они моментально разбираются в любой технике, то сразу увидят хартер — им корпус не помеха, сам понимаешь. И поймут, зачем хартер нужен, что он для них опасен. И что сделает химера? Либо сбежит, либо атакует. Да мы можем химер против себя настроить этим хартером! Мало нам драконов.

Тэнк едва не поперхнулся чаем:

— Предлагаешь без хартера?!

— Нет. Без хартера химера перехватит управление «Вороном» и унесет нас невесть куда. Ей так, видите ли, быстрее, чем своим ходом. Мы и с другими бестелесными встречаемся — сегодня с феей, с лоа вчера, до того с аспидом. Пока что удирали, но вдруг чего? Выходит, и с оружием нельзя, и без оружия нельзя. То есть — вообще нельзя!

— Нет, она не будет атаковать или убегать, — покачал головой Тэнк. — Я кое-чего просчитал.

— Построил модель? — удивился Линт.

— Нет, — Тэнк секунду посомневался, вздохнул и сообщил: — В общем — я построил психологический портрет.

— Кого? Химеры?!

— Ну да. У них же есть психика, раз они разумны.

— И где же ты успел выучить психологию?

— Прогнозисты проходят курс, мы же моделируем человеческое общество. А здесь на вспомогалке нашлась специальная программа, вроде тестов.

— Зачем?

— На случай, если придется расследовать что-нибудь.

— Н-да.

— Постой, — встрял Поллок, — она же рассчитана на людей, а не шептунов.

— Ну… пришлось использовать приближения. Еще я советовался с Демерзель, она психологию сдавала на отлично, даже статьи по ней писала.

— И считаешь, что твоему портрету можно верить? — подался вперед Линт.

— Я за свои портреты не отвечаю, я только за себя отвечаю. Но, что касается портрета химеры, то все, что мы знаем о химерах, в него вписывается.

— И?!

— Химера не станет убегать или атаковать людей, она выведет из строя хартер, если его испугается. Химеры минималисты в некотором смысле, разносить все в клочья не их стиль. По той же причине они вряд ли опасны для человечества.

— И то верно, — согласился Поллок. — Хоть как мало мы про них знаем, но… Читал я одну статью: когда химера оседлала «Аризону», пилоты хотели сломать боротовой компьютер, чтобы она не могла управлять кораблем. Но у них сварочный аппарат поломался. Исследовали его потом — клапан там заело, метал к металлу прирос. Посмотрели внимательнее… в общем — кто-то с вакуумом побаловался. Точнее, не кто-то, химера. Кто же еще. А на той «Грозди» что было? Химера сначала перекачала топливо из шлюпки в корабельные баки, а потом — все во внутренние баки, чтобы люди не могли заправить шлюпку. Не то, чтобы минимализм, но… старается не делать ничего непоправимого, так примерно.

— Покажешь мне портрет химеры? — жадно потребовал Линт у Тэнка.

Полемика превращается в дискуссию, это хорошо. Обычно бывает наоборот.

Тем временем в столовую вплыл Клочковский, набрал еды, устроился неподалеку, прислушиваясь. Он — самый несчастный человек на «Вороне». Вообще случайно здесь, ему сказали: «Четвертая дверь направо», — но забыли уточнить, что выход к лифтам за дверь не считается. По профессии Клочковский сварщик, но в его удостоверении написано, что оператор каких-то там систем. И бюрократ, набиравший экипаж «Ворона», решил, что Клочковский компьютерщик. Внес в списки, выдал разрешения. Все выяснилось, когда ни в чем не виноватый сварщик прибыл на «Ворон», а убыть уже не успевал. Хотел улететь на шлюпке или надеть скафандр и сойти со звездолета в открытый космос, но правила такое запрещают. Теперь в экипаже всего один компьютерщик — Льюис. Завален работой так, что едва справляется, и злой на всю вселенную. И один бездельник-сварщик. Он пытался освоить ремесло программиста, чтобы быть полезным. В файлах «Ворона» есть учебники, но дают основы, азы, которые Клочковский и так неплохо знает. Есть еще справочники для профессионалов, но их не поймешь без подготовки. Льюис мог бы помочь с обучением, но вечно занят. И мается сварщик, с каждым днем становится угрюмее. Сейчас причесан, аккуратен, идеально выбрит, однако все равно кажется помятым — из-за потухшего взгляда, а может разболтанных движений.

Когда Тэнк достал комп, чтобы сбросить психологический портрет химеры Линту, Клочковский желчно полюбопытствовал:

— А вы действительно надеетесь поймать химеру? С таким отношением?

— А что не так? — поднял бровь Линт.

— Вам тут всем как будто не до химер.

Упрек, пожалуй, справедливый. Физик Миллер завел роман со связисткой, только друг другом и заняты. Еще пятеро оказались фанатиками кван-сю — новомодная игра, где доски с фишками или компьютеры с программами не нужны, только крепкая память. Так и плавают по коридорам пятеркой, невразумительно перекидываются числами. Другие спасаются от скуки в виртуальности — а что делать? Тэнк так и сказал:

— А что делать? Химеры не ловятся, всего и развлечений, что от фей удирать. Если не отвлекаться, то друг на друга кидаться станем.

— Ты на начальство посмотри! — язвительно ухмыльнулся Клочковский. — Капитан натурально белый бунт устроил — делает только то, что ему скажет Лазарев, а больше ничего не делает.

— А ты не нарушаешь субординацию? — покачал головой Линт. — Ты в экипаже, это мы груз.

— Я ему прямо в глаза высказал, а он: «Давайте будем считать, что вы ничего не говорили». Так и разошлись. А сам Лазарев? Ум у него, конечно, острый и гибкий, но живет внутренней жизнью. Недавно он составил план, как ловить химеру в областях рассеянного света, куда бестелесные не залетают. И с помощью вакуум-капканов, которые еще даже не спроектированы. И если это будет не химера, а харибда. Харибду бы поймал. Я спросил, как он будет химеру ловить, так сказал, что будем мы ее музыкой приманивать.

— Но на «Грозди» музыка подействовала на химеру, — возразил Поллок. — Что аж свою музыку придумала, да такую… сами знаете, «Шепот химер» все слушали.

Тэнк покачал головой:

— Если мой психологический портрет правильный… На «Грозди» попалась химера-меломан, но у других химер могут быть другие увлечения. Они даже могут вообще не понять музыку.

— Вот видите! — с горячностью воскликнул Клочковский и так сдавил тубу, что оттуда вырвался сквозь клапан бледно-желтый шарик яблочного сока. Проводив его глазами, Линт посмотрел на Клочковского и уверенно заявил:

— Жениться тебе надо. Или придумай сам себе работу по специальности. Иначе пропадешь.

Сварщик собирался ответить, по выражению лица — что-то язвительное. Уже и рот открывать начал. Но заверещала сирена тревоги. Очень знакомыми переливами — опять бестелесная тварь рядом, второй раз за сутки.

— Зачастили, — растерянно пробормотал Поллок, натягивая перчатки.

— Да уж, — согласился Клочковский еще растеряннее.

— Может быть, фея увязалась, — тихо предположил Линт, прилаживая когти. — Они иногда гоняются…

Тут же в наушниках зазвучал голос Лазарева:

— Бестелесный не гонится за нами, а направляется к аномалии, мы идем на перехват.

Он что, подслушивает? А зачем? Впрочем, легко догадаться: сейчас главная задача это распознать, что за шептун попался, химера или не химера. Энциклопедист Лазарев неплохо разбирается в бестелесных, но вряд ли так же глубоко, как специалист Линт, вот и выходит с ним на связь при каждой тревоге.

Однако, если шептун не гонится, значит не та фея, от которой недавно драпали. Другой кто-то. Кто?!

— Сейчас шепот отфильтруется — точно скажу, — пообещал Линт, поняв взгляды остальных.

«Ворон» разворачивался и ускорялся. Судя по динамике, на рулях сидел Тэширо, а не капитан — мягче работает, не так самоуверенно.

— Мы не успеваем ее настичь до аномалии, — сообщил капитан. — Прибавить тяги?

Лазарев не согласился:

— Даже если это химера, торопиться не стоит. Мы в любом случае быстрее, шептун не может от нас сбежать.

Он уже не надеялся на удачу. И совершенно зря, потому что Линт вдруг вытаращил глаза и гаркнул:

— Она! Химера!

— Точно?! — воскликнул Поллок.

Лазарев спросил гораздо спокойнее, хотя не без напряжения в голосе:

— Вы уверены?

— Да, она! — закивал Линт, будто Лазарев мог его видеть.

Тэнк тоже не сразу поверил. Потом, когда поверил, испугался, что в этот раз не будут удирать от шептуна. Однако быстро взял себя в руки — поздно бояться. Кроме того: хартер наготове, оболочка у «Ворона» такая, что ее можно сбросить вместе с химерой, если та прицепится, да и по составленному самим Тэнком психологическому портрету химеры людям зла не желают, просто так вредить не будут. Окончательно успокоило, что глаза Поллока и Линта блестели азартом, но не страхом. Как будто не Поллок хотел вернуться и не Линт доказывал, что не стоило и начинать. А вот Клочковский боится, да только не химеры, а упустить химеру — страх у него пополам с надеждой.

— Прибавить тяги? — еще раз предложил Согуеми. Никакого белого бунта, неправ Клочковский.

Лазарев ответил не сразу:

— Не будем торопиться.

— Упустим, — тут же занервничал Поллок. — Придется гоняться за ней по аномалии.

— Для «Ворона» не страшно, — хмыкнул Линт.

— Но там радиоволны искажаются, — сомневался Поллок. — Она не разберет музыку, за помехи примет.

— Главное, чтобы мы ее шепот слышали, — бодро заявил Тэнк. Неужели только он один на всем звездолете все еще боится связываться с бестелесным?

— Сигнал пропадает, — досадливо прошипел Линт. Пояснил: — Она уже в аномалии. Давно уже, просто ее шепот только сейчас дошел.

Капитан еще раз попросил разрешения ускориться, Лазарев, вздохнув, согласился.

— Не вижу, не детектируется, — тряс головой Поллок, глядя на планшет. — Сбросить бы оболочку…

Да, проблема: при включенном искривителе датчики вакуумных неоднородностей теряют чувствительность.

— Э, куда это она?! — вдруг удивился Линт.

— Что?! — вскинулся Поллок.

— Свернула куда-то… полминуты назад.

Корабль ощутимо завилял, даже, кажется, вираж заложил.

Поллок несколько раз пробормотал: «Упустим», — а потом хищно выдохнул:

— Вот она!

Линт медленно кивал с довольной улыбкой.

Тэнку очень хотелось самому посмотреть, что там ловят датчики. Но с планшета не было доступа, просить который у Поллока или Лазарева не время.

«Ворон» развернулся и тормозил — не меньше двух же навалилось, — Поллок все также хищно тянул:

— Теперь не уйдет!

Лазарев быстро распорядился:

— Держите ее на прицеле! Здесь высокие градиенты, автоматика не позволит нам сбросить оболочку.

Значит, «Ворон» уже в аномалии. Да еще и в высоких градиентах. И только одному Тэнку страшно.

— Линт, вы такое видели?! — удивленно спросил Лазарев.

— Нет, первый раз. Странно.

— Что происходит? — нервно полюбопытствовал Клочковский.

— Химера изменила конфигурацию, — хмурясь, объяснил Поллок. — Саму себя перестроила.

— Ничего невозможного для шептунов, однако до сих пор подобного не наблюдалось, — добавил Лазарев. — Не только у химер, а вообще. К чему бы это?

Тэнк мог предположить, к чему: он вовсю работал с психологическим портретом химеры, и выходило, что та должна как-то реагировать на хартер, если конечно его заметила. Убегать, сбивать прицеш, пытаться атаковать. Заметила или нет? Уже хотел спросить, воздуха набрал. Не успел, потому что Линт отчаянно заорал:

— Фея!!!

В первый миг Тэнк подумал, что Линт зовет Фей Торн — пилота. А потом щиток гермошлема захлопнулся с металлическим щелчком. Заложило уши, в глазах потемнело на полсекунды, гермокостюм немного, но ощутимо раздуло. И стало понятно, о какой фее шла речь. Не совсем понятно другое: вокруг явно вакуум, но нет сигналов о разгерметизации. И почему до сих пор живы Тэнк и все остальные?! Только отчаянно мигает на планшете красная точка — с кем-то беда… кому-то не повезло.

— Не стреляйте, это химера! — раздался в наушниках торопливый голос Линта.

— Я уже выстрелил в нее несколько раз, когда она рванулась к нам, — как всегда на удивление спокойно и несколько озадаченно ответил Согуёми. — Не подействовало.

— В фею тоже не стреляйте, — распорядился Лазарев. — Пусть уходит.

Раз в химеру стрелять не надо, то она, видимо, не опасна… А фея ушла — что, можно расслабиться?

— Близко, — прошептал Поллок. Да, близко, над самым ухом просвистело… И не осознается, не принимает душа, что можно просто вдруг погибнуть, даже не успев испугаться. Может, так оно и лучше.

Тэнк, удивляясь краем сознания, что на шептуна не подействовал хартер, ткнул в красный кружок на экране — по уставу положено узнать, с кем беда. С медичкой Демерзель. Взрывная декомпрессия… клиническая смерть… аварийный анабиоз — значит, выживет, сразу от сердца отлегло. На помощь спешить не надо — медблок далековато от столовой, и там уже два человека есть, без Тэнка разберутся, иначе бы вызвали.

Следующий пункт по уставу — пробраться к герметичному кессону или аварийному запасу воздуха. С этим легко — в столовой как раз расположен один из шкафов с запасными баллонами. Дальше нужно просмотреть корабельную сводку — как ни удивительно, корабль после атаки феи более-менее в порядке. Запас воздуха израсходован на шестьдесят два процента, в энергосистеме какие-то небольшие сбои, шлюпки не проходят автоматический контроль функционирования (что-то у них с искривителями), а в остальном все нормально. Следующий пункт: переодеваться из гермокостюма в полноценный скафандр, хотя с этим можно не спешить.

— Что произошло? — сипловато спросил Клочковский.

Линт, хоть как был занят, взялся торопливо отвечать:

— Фея на нас напала. Та самая, от которой мы удирали сегодня. Забыли про нее…

Вот ведь действительно, увлеклись, погнались за химерой фее навстречу. Все забыли про опасность: и гений Лазарев, и старая корабельная крыса Согуёми. И прогнозист Тэнк.

— Ну и смотрели мы только на химеру, — признавал свою вину Линт, — фея и накинулась. Не заметили… А химера… по всему выходит, что кинулась нам на выручку и фею прогнала.

— Зачем?! — не сдержался Тэнк.

— Это не меня надо спрашивать, а ее.

— А вы стреляли в химеру из хартера, — осудил Клочковский.

Линт хохотнул:

— Строго говоря, стрелял капитан. Хорошая у него реакция. У химеры тоже: успела в последний миг, как настоящий герой. Близко в этот раз.

— А воздух… это фея его…

— Удалила, — подсказал Линт. — Она самая. Феи всегда на захваченных кораблях первым делом удаляют воздух. Их потому феями и назвали, что они способны на мелкие чудеса. Воздух удаляют, свойства материалов меняют, радиацию глушат. Люди тоже такое могут устроить, если надо — физика вакуума может все. Однако впечатляет.

— А что случилось с Демерзель? Нос почесала?

Клочковский имел в виду источник корабельных шуточек: многие на «Вороне» жаловались, что во время тревог у них чешутся носы, брови, глаза и так далее. А по инструкции нельзя чесать — пальцы могут помешать захлопнуться гермошлему, случись разгерметизация.

На вопрос ответил Тэнк:

— Демерзель не в обычном костюме была, а в скафандре высокой защиты с внешними манипуляторами. Медикам так положено при тревогах. А фея… убрала воздух из всех помещений, и из скафандра тоже. Может даже из запасных баллонов… Пришлось автоматике скафандра включать аварийный анабиоз. А у нас щитки захлопнулись уже, когда фея… приступила к делу. Ничего, если Демерзель в анабиозе жива, то ее спасут. А почему не сработал хартер? Не то, чтобы меня бы обрадовало…

— А конфигурация сейчас у химеры такая, что хартер не возьмет, — объяснил Линт. — Как увидела хартер, так и перестроила себя, чтобы нас не бояться. Конфигурация немного похожа на структуру стаи драконов.

— Ну-у, — протянул Поллок, — тогда что угодно похоже на что угодно.

— Во всяком случае, есть что-то общее.

— У зонтика и скафандра тоже есть что-то общее — и то, и другое может спасти от дождя.

— Нет, не скажи, здесь ближе.

Они затеяли узкоспециальнрый спор, к которому подключился Лазарев и еще пара человек. Тэнк тем временем вводил новую информацию в психологический портрет химеры. Вроде бы пока сходилось все. Если химеры действительно минималисты, то предпочтут изменить свою структуру, чтобы защититься от хартера, примерно так.

А вот зачем химера спасла людей от феи, непонятно. Не то, чтобы Тэнк был против, но очень хотелось бы узнать мотивацию. Для психологического портрета и не только.

Линт с Поллоком наконец-то договорились и задумались. Линт качал головой, Поллок пытался чесать затылок через шлем.

— Если она такое может… как ее такую ловить? — задал он риторический вопрос.

Клочковский протяжно и шумно вздохнул:

— Не надо ее ловить. Если мы ее поймаем, она нас уже не отпустит.

***

— Не тем мы занимаемся, — кривился Линт. — Моделируем конфигурацию химеры… тело, а нужна ее душа.

— Тело тоже важно, — проворчал Тэнк. Он пытался добавить в модель химеры только что полученные с датчиков результаты, и не получалось — не согласовывалось новое со старым.

— Душа важнее, — мотнул головой Линт. — Мы как будто держим в руках книгу, а языка, на котором она написана, не знаем. И описываем цвет чернил и качество бумаги.

— По цвету чернил тоже можно кое-что сказать, — рассеяно отбивался Тэнк, он, кажется, придумал, как примирить новые и старые данные. — И тело химеры все равно надо моделировать: чтобы понять, что она будет делать, надо знать, что она может.

Тэнк сохранил изменения в модели химеры, стал тестировать.

— А изящно, — оценил его работу Линт.

— Подгон под ответ, — пожал плечами Тэнк. — На самом деле может оказаться нечто совсем другое. Даже цвет чернил неточно описываем!

— Даже книгу открыть не можем, — подключился к разговору усталый Миллер. — Обложку описываем, о цвете чернил по цвету корешка гадаем.

— Не реагирует? — посочувствовал Тэнк.

— Может быть, и реагирует, но не отвечает.

— Клюет, но не ловится, — хохотнул Линт.

Вот, опять же: ко всякому готовились, но не к тому, что окажутся химере неинтересны. Уже который день кружат по аномалии, транслируют по радио музыку, математику, до физики добрались. А бестелесная тварь слишком занята какими-то своими загадочными делами — тоже кружит, непринужденно проникает туда, где добрым людям делать нечего — в запыленные области с высокими концентрациями дефектов вакуума. На музыку еще как-то реагировала — перемещалась так, чтобы слышать, пока мелодия доиграет, в шепоте ритм проскакивал. Потом музыка кончилась, и химера потеряла интерес. Конечно же, включили по второму кругу, но без толку, видимо, химере достаточно один раз услышать музыку, а потом уже сама себе сыграет, если захочет. Ритмы разных мелодий, кстати, и сейчас можно расслышать в ее шепоте. Стали передавать математику, химера отнеслась с полнейшим равнодушием, уже не держалась в пределах радиовидимости. Может быть, вообще не понимала, что ей передают какую-то информацию, считала бессмысленным шумом. Или не считала нужным задуматься… вряд ли, химеры относятся к окружающему внимательно, если верить психологическому портрету.

— Понимает она все, — раздраженно цедила криптолог Вера Лапина, — просто скучно ей, как взрослому в младших классах.

Присутствовавший Лазарев вопросительно посмотрел на Тэнка, мол: как там по психологическому портрету, могут химеры скучать? Могут. А значит, должны быть неравнодушны и к другим развлечениям, кроме музыки, Тэнк тогда предложил, не подумав:

— Может, задачку ей задать? — и тут же понял, что глупость сморозил, химеры в любой сложнейшей технике мгновенно разбираются, что им математические головоломки, хоть бы и рассчитанные на гениев. Кроме того, записанная двоичным кодом математика тоже загадка та еще — криптологи читают код, как обычный текст, но Тэнк, например, не обучен. Да и не такое уж революционное предложение насчет задачки, Лазарев и сам бы додумался. Он тогда серьезно и задумчиво ответил:

— Да, стоит попробовать, — наверняка со своей фирменной добродушной улыбочкой, которая многих бесит, хорошо, сквозь стекло гермошлема ее не видно.

Вот так вот, до сих пор в корабле вакуум. Инженеры боятся напускать атмосферу после атаки феи — мало ли, какие изменения возникли в материалах конструкций. Пустишь воздух, а корпус звездолета лопнет, как пузырь, случалось и такое. «Ворон» будто подраненный — автоматика энергосистемы сбоит, освещение мерцает, вибрации в переборках возникают ниоткуда, раздвижные двери до конца не открываются. Пыль появилась — раньше ее воздухом затягивало в вентиляцию, а сейчас нет воздуха. В кольцевом туннеле второго яруса угнездилась маленькая пространственная аномалия, на удивление устойчивая. К тому же до сих пор ученые и часть экипажа в гермокостюмах — скафандров-то на всех хватало с запасом, однако большая часть из них не проходит контроль функционирования. Надо ремонтировать, а кто этим займется, если у всех дел зарезь? С такими проблемами нужно лететь на ближайшую базу, пока корабль совсем не развалился. Поначалу азарт не пустил. Как-то даже не задумались в первые минуты. Только Лазарев выдавил, обращаясь к Согуёми:

— Может, нам стоит… сворачивать экспедицию? Возвращаться?

Капитан, недолго думая, ответил:

— Сначала нужно протестировать системы, исправить, что сломалось. Кроме того, химера… Если она спасла нас от феи, то, по логике, должна спасти и от последствий.

Лазарев сказал, что по логике нефть не горит, и спросил у Тэнка, как вся эта логика умещается в психологический портрет химеры. Знать бы больше, а так: если химера прогнала фею потому, что хотела спасти людей, то действительно выручит и во второй раз и в третий, химеры, они такие — дотошные и последовательные. Но очень хотелось бы знать их мотивацию. Тэнк тогда еще удивился, откуда Лазарев знает про портрет, заподозрил, что начальство всех на корабле подслушивает, а то и подглядывает за всеми. Тут же спросил напрямую, выяснил: это Демерзель Лазареву рассказала. Сама она, кстати, до сих пор в анабиозе — медицинский робот выдал несколько вариантов лечения, и ни у кого на «Вороне» не хватает квалификации, чтобы выбрать правильно. Так что, кроме всего прочего, еще и врача теперь считай, что нет в экипаже. Бытовые неудобства к тому же, к примеру, очереди в санитарные боксы. Питание всухомятку и нерегулярное, потому что кухонное оборудование для вакуума не приспособлено, а поход в кессон-столовую целое дело. Гонки за химерой приводят к тому, что команды подготовки к маневру звучат раз за разом, хоть вообще от кресла не отстегивайся. А не получится: надо иногда и поесть, и в санитарный бокс сходить, и в центрифугу. Баллоны слишком часто менять приходится. Гермокостюм не скафандр: ни регенерации воздуха в нем, ни еды, ни питья, ни гигиены, ни электромассажа, даже температура не регулируется. И пропахли костюмы изнутри, особенно противно их надевать, когда помоешься. Про аварийный анабиоз лучше не задумываться — и так все время на нервах. С другой стороны, Демерзель в скафандре была…

О возвращении говорят многие. Что тут делать, если химера все равно не отвечает? Конечно, было бы полезным смоделировать ее «организм», но уже сейчас понятно, что он гораздо сложнее, чем у любого шептуна. Годы работы нужны по скромным прикидкам. Кроме того, полученные результаты (психологический портрет в том числе) тоже интересны, еще не хватало погибнуть, не предоставив их жадному до знаний человечеству.

Капитан с начальником рейда посовещались, и капитан решил: пускай научники пытаются установить контакт с химерой, отрабатывают еще составленную на Луне программу. Если бестелесная так и не ответит, значит не судьба, возвращаться надо. В конце концов, можно отправить сюда другой рейдер — химера здесь надолго вроде бы. Только на связь с Землей выйти. Или хоть с кем-то. А пока стандартная программа отрабатывается, экипажу скучать не приходится — неполадки ищут. Даже если всего не починят, хотя бы выяснят, что неисправно и какой беде надо готовиться. Еще, вот, Лазарев, Линт, Поллок и Тэнк организм химеры моделируют. Пытаются разобраться, где у нее «мозг». Да, с другими бестелесными гораздо проще было: описывали конфигурацию, моделировали, и этого хватало, чтобы надежно предсказывать поведение. У примитивных тварей только рефлексы, а у химер, пожалуй, мысли есть, эмоции даже. У шишиг есть и то, и то, повозиться пришлось, чтобы установить контакт, однако с другого конца узел распутался: криптологи расшифровали язык шишиг, благо, те между собой общаются по радио. Может быть, и у химер есть какое-то средство общения, однако двух химер сразу в одном месте никто из людей не встречал никогда.

Тэнк «гонял» модель, прикидывая алгоритмы, по которым будет вводить новые данные о конфигурации. Поскольку химера достигла очередной области с высокими градиентами, ближайшее время никуда отсюда не двинется, так что маневров не будет. Тэнк поглядывал по сторонам, не вертит ли головой еще кто-то — искал напарника чтобы сходить с ним в столовую, а то есть уже хочется. Сейчас внутри «Ворона» космос, а значит, нельзя оставаться одному. Так положено, правило № 1, и, даже если все на свете правила вредны, это, первое, полезно — с напарником раз в сто больше шансов выжить, если продырявится скафандр. Потому и собрались ученые в кают-компании, превратив ее в рабочий зал, и спят здесь, пристегнувшись к креслам. Иные храпят, приходится их будить и просить, чтобы отключили микрофоны. Успокаивающе-развлекательные голограммы пришлось отключить — на них какая-то рябь появлялась время от времени, отвлекала от работы. Что-то фея в проекторе нарушила, а ремонтировать некому. Жаль, белесые стены и потолок выглядят слишком аскетично, скучно без голограмм. И если что-то надо показать всем, приходится проецировать его с компа на стену, а не в голографическом виде, как раньше. Наглядности меньше стало.

Тэнку повезло, что не нашлось напарника, иначе пропустил бы исторический момент. Физик Миллер дернулся, медленно и с шумом втянул воздух и воскликнул:

— Ййесть! Я ошибся! Она ответила! Я ошибся, и она ответила!

Линт, торопливо стуча по панели компа, вопросил со сдержанным гневом:

— Что значит «ошибся»? Она ответила, а ты не заметил? — И добавил тихо, радостно-растерянно: — Да, это ответ. А что это?!

— Нет, я не ошибся, то есть, я не в том ошибся, я заметил, как ответила, а ошибся я не в том…

Его требовательно перебили сразу несколько ученых: «Ну!», «В чем?!», «Не тяни!», «Успокойся», — и подобные реплики.

Миллер взял себя в руки:

— Я кодировал для химеры формулы Минха… это из теории бран, и… словом, опечатался. А химера поправила! Вот, видите: исправила ошибку в формуле.

— А я-то смотрю, чего это она передает то же, что мы передали, — прошептала криптолог Вера.

— А мы хотели просветить, — добавил кто-то. — Физику… преподавали. А она теорию бран знает не хуже нас.

— Самое главное, что химера ответила, — заметил проснувшийся Лазарев. — Первый шаг. Безусловно, успех, однако полноценным контактом назвать нельзя.

Тут же посыпались предложения, как бы еще разговорить химеру, каких ошибок наделать и в чем. Тэнк быстренько ввел новые данные в психологический портрет. Получилось, что дотошная и аккуратная химера действительно укажет на ошибку, но только тому, кто ей симпатичен. Если бы всего лишь не желала зла, то не стала бы отвлекаться от своих загадочных важных дел.

Сообщил радостную новость остальным. Шум поднялся, хоть приемник выключай. Предлагали для начала выяснить объем знаний химеры —транслировать в эфир разные теории, с ошибками, естественно, если химера не поправляет, значит, с теорией не знакома. А если еще и не прочь познакомиться, то уже намечается неплохой диалог. Предлагали химере на ее ошибки указать. То есть, про данную конкретную химеру не скажешь, ошибается она или нет, но ведь можно абстрактную ситуацию изобразить — вот химера делает так, и получается так, а надо было делать так, тогда получилось бы так. Якобы когда-то уже это наблюдали, а теперь совет дают, как делать нельзя. Поллок, горячая голова, предложил устроить на «Вороне» еще одну аварию — ненастоящую, с подстраховкой, — чтобы химера еще раз бросилась на помощь. Выспрашивал Линта, как бы его скрыть подстраховку от химеры. Особой поддержки идея Поллока не получила.

Пока одни разговаривали, другие работали. Тэнк возился с моделью и портретом — пытался их соединить. Миллер и Лазарев на пару составляли передачи для химеры — все та же физика в основном, — Вера и Линт помогали с шифрованием. И с расшифровкой — отвечала химера! Ответы пересылали Тэнку, но там было слишком много физики, даже трудно сказать, помогут ли новые данные с портретом и моделью.

Постепенно шум утих, все взялись что-то прикидывать и рассчитывать. Если переговаривались, то по закрытым каналам.

И вдруг Миллер громко, с расстановкой произнес:

— Нам нужно возвращаться немедленно!

— Как?! — воскликнули несколько ученых одновременно. С разными интонациями: возмущенными, удивленными, растерянными, испуганными даже.

— Вот, — объявил Миллер. На общем экране запестрели восьмиэтажные формулы и невразумительные рисунки. Физик продолжал: — Это революция в теории бран! И не только — еще в космогонии!

Поллок саркастически хмыкнул:

— Занятно, конечно же, но в нашей науке раз в три дня такие революции.

— В теории бран — раз в триста лет! — не сдавался Миллер. — Вы не понимаете… да нам теперь никакие драконы…

— Драконы нам и так нестрашны, — сообщил Тэнк. — Их шепот химер отпугивает наверняка. Жалкие твари.

— Не драконы, так еще кто-то, — досадовал Миллер. — Мы теперь сможем планеты двигать! Звезды гасить или из пустоты зажигать!

Лазарев внимательно рассматривал формулы, покачивал головой. Обратился к Тэнку:

— Давайте попробуем смоделировать.

Остальные ученые приготовились долго и напряженно ждать, но Лазарев с Тэнком в четыре руки управились за несколько минут. И вскоре прогнозист докладывал:

— Двигать планеты теоретически можно, но очень много технических трудностей. Будут они решены или нет — сказать трудно. Мы же не можем моделировать человеческую изобретательность… предсказать рождение гениев и даже просто талантов. Если предположить, что найдутся решения, то двигать планеты можно будет лет через триста пятьдесят — четыреста. Это при условии, что нам оно понадобится.

— А что, может не понадобиться?! — удивился Миллер.

— Конечно. Собственно, в теперешних условиях вряд ли люди решатся на это тратиться. Это же нужны установки… не знаю, как их назовут, но затраты на них будут огромные. Выгоднее во что-то другое вложиться. Разве что потом… А звезды гасить — это вообще лет через тысячу. Кое-какие выгоды будут сразу. В энергетике, вон, астрофизикам подспорье.

— А терраформирование? — упавшим голосом спросил Миллер. — Ведь оно нужно.

— Нужно, но… На Марсе лучше продолжать с куполами. Венера — затратно очень, и технические сложности опять. Тускула… да, с ней легко будет, но далековато от Земли.

— Дело в том, что эти «революционные» зависимости будут и без нас выведены в течении ближайших лет, если не будут свернуты программы исследований, — продолжил Лазарев. — Теоретически могут свернуть, поскольку не знают, что в результате получат научную революцию. Практически — маловероятно. И даже если свернут, зависимости рано или поздно откроют. Или узнают у химер. Потому не стоит торопиться, лучше продолжить попытки контакта с химерой.

— А заодно про теорию бран повыспрашивать, — насмешливо добавила Вера. — Глядишь, случится еще пара-тройка революций.

— Продолжить! — как-то неуверенно возмутился Миллер. — Как будто мы… Если мы расскажем, что узнали, на химер в десять раз больше кораблей дадут! А у нас корабль разваливается…

— А станет ли человечество счастливее, если научится гасить звезды? — философски заметил Лазарев.

— Не станет, — твердо заявил Тэнк. — Даже моделировать не надо. Несчастнее может стать.

Разочарованный Миллер уткнулся в планшет. Погорячился он, действительно. Как первобытный дикарь, который нашел учебник по металлургии и радуется: «Ох и настроим мы теперь самолетов с пароходами!»

И тем не менее — революция, опять исторический момент. Если, конечно, удастся донести новые знания до человечества.

— Вот видите, я же говорила, еще одна революция будет, — ехидно заметила Вера. Миллер ничего не сказал. А Поллок принялся рассуждать:

— Перед химерой недолго закомплексовать. Она сильнее нас, умнее, знает гораздо больше. Боится гораздо меньше — чего ей бояться? Высшее существо, если не сказать, что божество.

Миллер не согласился:

— А почему не демон?

— Потому что слишком добрая. И делится с нами знаниями… демиург!

— Когда-то люди обожествляли явления природы, животных и других людей, — заметил Лазарев. — И во всех случаях — ошибочно.

— Но ведь химера объективно сильнее, умнее и добрее, — настаивал Поллок. — В чем мы лучше химер? Не захочешь, а закомплексуешь.

— Вы далеки от жизни, и философия у вас скучная, — грубо заявил Линт.

Однако слова Поллока заставляли задуматься. Надо будет смоделировать, не возникнет ли «культ химеры», и что от него ожидать, если возникнет.

Наконец-то нашлось, с кем Тэнку сходить в столовую — долговязый вакуумщик Сван головой завертел. Лазарев разрешил, и полетели, синхронно отталкиваясь от стен. Свет мерцал, стены подрагивали, невесомость к тому же — все кажется нереальным, сном. Тэнк, вроде бы, притерпелся, а Свана на разговоры потянуло:

— Быстро вы построили модель. Я думал, это часы займет. Гений Лазарева?

Тэнк саркастически хмыкнул:

— Лазарев не гений, обыкновенный энцеклопедист, каких в наше время не так уж мало. Вы просто до сих пор не встречались с такими. Гения бы не отпустили на охоту за химерами, гениев беречь надо. А модель мы взяли готовую — обобщенку.

— Что?

— Обобщенная модель. Всю вселенную описывает.

— Да ладно! — усомнился Сван.

— Конечно, модель неточная. Точная была бы сложнее самой вселенной, к тому же должна содержать себя саму.

— Так… чего вы жаловались, что базы данных маленькие?! С такой-то мощью… Вселенная!

— Моделей достаточно, алгоритмов не хватает, средств обработки. Хоть и не весят они ничего, всю базу данных Центра с собой в космос не возьмешь — каждую программку надо согласовывать с космофлотом.

— И Центр не смог обойти правило, которое ему же работать мешает? — удивился Сван.

— По рекомендации Центра правило и ввели, с ним хуже, чем без него.

— Моделировали?

— Ну.

Разговор продолжили уже, когда отшлюзовались, расположились в унылом тесном боксе и подняли щитки.

— В этой обобщенке есть звездолеты? — спросил Сван, распечатывая тубу с питательным желе.

— Есть, конечно, и очень подробные. «Ворон» есть, причем со всеми переделками — согласно данным с последнего обслуживания. И последнего доклада, который от нас на Луну ушел — нам тогда переслали обновления для моих баз данных, ну и для «Ворона» по нашему же докладу. Сейчас у прогнозистов все автоматически вводится.

Тэнк ожидал, что Сван начнет расспрашивать: а мы там есть? А вдруг мы на самом деле там — лежим в Центре моделирования на Земле, а «Ворон», фея, химера — только видимость? И отрицать смысла нет — ведь может оказаться правдой. Признаков, по которым можно отличить виртуальность от реальности, Тэнк вокруг себя не видел (или не помнил из-за ложной памяти). А вот сама по себе ситуация — исторические моменты один за другим — наводит на подозрения. Мир и покой в Центре моделировать не будут, только всевозможные кризисы. Можно утешиться, что участвовать в виртуальных экспериментах Центра тоже почетно. На мысль: «А вдруг мы на самом деле в виртуальности?!» — уж точно не стоит отвлекаться, моделировали уже, что от этого бывает. Самое правильное — просто делать свое дело. Даже официально рекомендуется.

Однако Сван, видимо, знал эти рекомендации или оказался не склонен к бесполезным философствованиям, о другом заговорил, действительно важном:

— А нельзя по той модели «Ворона» вычислить, что с ним? А то экипаж не справляется. Неполадки какие-то странные, нигде не описанные. Потому что описанные друг на друга накладываются. Локальные аномалии… Инженеры говорят, что каждую деталь надо проверять. А двигателисты боятся, что и это не поможет. Хуже всего энергетикам: чтобы разобраться с их системой контроля, надо остановить генератор… да он сам без контроля остановится — защита упадет. Но неизвестно, сможем ли мы его потом запустить.

Тэнк почувствовал себя, как на вулкане или в ловушке — падения автоматической защиты генератора звездолетчики бояться больше, чем черных дыр. А ученые все сидят в бывшей кают-компании, будто в виртуальности, знать ничего не знают про генератор и все остальное.

Значит, надо помогать экипажу:

— Смоделировать атаку феи я не могу — фей до сих пор не ввели в обобщенку. Но кое-что можно… Да: пускай опишут «симптомы», а я запрограммирую перебор вариантов на модели. Если «симптомы» совпадут… гарантии не даю, но можно попробовать. Во всяком случае, с энергетикой должно сработать.

— Симптомы, — повторил Сван и вытащил планшет. Связался с энергетиком Ригги, тот ответил раздраженно и устало. Выслушав, заворчал, что идея с моделированием хорошая, однако список «симптомов» будет очень длинным, некогда его составлять. Фей Торн, которая была у инженеров на подхвате, вызвалась заняться списком.

Когда доели, Тэнк обнаружил, что ему одинаково не хочется оставаться в тесном боксе и залазить в осточертевший вонючий гермокостюм.

***

Энергетик Ригги, зависнув наискось посреди бывшей кают-компании, молча читал «диагноз» «Ворона». Сам явился — ремонтники окончательно в тупик зашли, пытаясь выяснить, почему сбоит контроль генератора. Трудно это, чинить машины на ходу.

Ученые — кто в пульт уткнулся, кто на Ригги смотрит — ждет напряженно. Зловещая ситуация, и Ригги в своем громоздком скафандре высокой защиты с манипуляторами на руках и множеством инструментов на поясе, груди, голенях, добавляет мрачности.

Тэнк чувствовал себя неуверенно — он плохо знал звездолетную энергетику, ведь до сих пор моделировал космогонию, психологию еще, в которых базовые знания, все же, имелись. Но сейчас — техника, специфическая. В присланном Фей списке «симптомов» были только аббревиатуры и цифры, совершенно невразумительные для неспециалиста. Модель «Ворона» список приняла без возражений и даже выдала результат, перебрав варианты. Однако поставленный «диагноз» состоит в основном из таких же букв и цифр, если есть слова, то от них спокойнее не становится: «стибилляция индакастора», «отсутствие исчезнувшего отклика» и даже «эффект подвыпившей балерины».

А Ригги читает долго. Перечитывает? Дернул рукой, будто пот со лба хотел вытереть, потом взялся за планшет и стал вызывать других ремонтников, раздавать им указания — там переключить, там проверить, там померить и доложить результат. Наконец, рассказал Лазареву:

— Генератор в порядке, но контроль… все время не туда его дергает. Может дойти до нарушения стабильности, а там и защита упадет. И нестабильный генератор мы не сможем запустить без риска взорваться.

Лазарев понимающе кивнул: мол, продолжайте. Энергетик продолжил:

— Мы, что могли, исправили, но самая главная проблема, это реле сплошного переброса. Важнейший элемент, и сбоит.

Лазарев был в курсе дела:

—Но ведь есть дублирующие реле?

— Да, — кивнул Ригги, — для контроля достаточно одного реле, но обычно ставят три. У нас — пять. Если одно заедает, переключается на другое, однако работает только одно реле, остальные в очереди! А у нас все пять постоянно работают.

— Все пять неисправны, — сделал вывод Лазарев. — Какие могут быть неисправности?

— Разные, — вздохнул Ригги. — От подгоревших клемм до… до пространственных аномалий каких-нибудь.

Сван саркастически хмыкнул, но встревать не стал.

— В любом случае, реле надо снимать, — задумчиво решил Лазарев. — Может быть, подключить шестое реле, целиком исправное? Мы ведь можем его изготовить.

— Можем, но калибровать и тестировать не на чем, а неоткалиброванное ставить нельзя. Нет, единственный выход, это отремонтировать рабочее. Да, снимать надо… Но сейчас пять реле едва тянут, четыре не потянут совсем!

Тэнк уже прикинул на модели:

— Вероятность, что не потянут, одиннадцать процентов. Однако тогда генератор наверняка потеряет стабильность и защита упадет.

— Выключить бы генератор, — тосковал Ригги, — но для этого исправный контроль нужен. Не запустим потом… Заколдованный круг, будь оно все проклято!

Ученые подавленно молчали, беспомощно переглядывались. Ощутимо смертью повеяло от этих одиннадцати процентов.

— Надо было возвращаться сразу, — тихо сказал кто-то. — А сейчас уже, наверное, поздно.

— Почему?! — испугалась астрофизик Илона Грей.

— Да потому что на сверхсветовых нагрузки на генератор гораздо больше! — темпераментно объяснил Ригги. — А из-за этих реле его стабильность уже… сомнительная. Столько времени его дергают…

Он смотрел на Лазарева, можно поспорить, что враждебно. Да и остальные, пожалуй, винят начальство. И Тэнк тоже.

Однако сейчас самое неподходящее время, чтобы искать виноватых, Тэнк выручил Лазарева:

— Если бы мы стартовали сразу после атаки феи, вероятность, что генератор отключится, была бы… процентов тридцать – тридцать пять. Сейчас — сорок два.

Конечно, чем бы дело ни закончилось, с Лазарева спросят. За то, что фею проворонили, за то, что гонялись за химерой, когда надо было заниматься кораблем. Согуёми виновен больше — капитан в космосе главный, — но, пожалуй, выкрутится, не впервой. И слишком нужны опытные капитаны. Инструкции нарушены не были, а ошибки можно списать на новизну ситуации. А Лазареву почти наверняка закроют визу в космос, да и вообще — пятно на карьере.

Дожить бы до всего этого…

Лазарев быстро переговорил с Согуёми по закрытому каналу, получил «добро» на то, чтобы снимать одно из пяти злополучных реле. Решили сначала отогнать «Ворон» в безопасную область аномалии — туда, где ничего страшного не случится, даже если отключится искривитель. Тэнк слушал и цепенел от ужаса. Когда дали сигнал подготовки к маневру, едва сумел пристегнуться непослушными пальцами.

Однако не паникует никто, в истерике не бьется. Не хватало еще драки за место в шлюпке… С этой точки зрения даже хорошо, что шлюпки не работают.

Пока корабль маневрировал, Тэнк сумел взять себя в руки. Но не всем хватило твердости — Миллер нервно хихикнул:

— Чувствую себя котом Шредингера — мертвый с вероятностью одиннадцать процентов…

Нельзя так шутить! Хорошо, что есть на свете Линт — он грубовато успокоил:

— Не дрейфь. В крайнем случае, заляжем в анабиоз, нас найдут в конце концов. Наш план полета на Луне знают, проверят все места, где мы по нему должны были отметиться. Найдут, в наше время никого не бросают.

Сразу несколько человек облегченно выдохнули.

Линт еще развивал мысль: что и до анабиоза не обязательно дойдет, если удастся запустить упавший генератор или починить шлюпки, или химера поможет. В последнее совсем не верилось — потому что это из-за химеры люди оказались здесь и влипли в беду.

К тому же Тэнк просчитал вероятность, что потерявшийся «Ворон» найдут, если дойдет до анабиоза. Семьдесят четыре процента получилось. А не сто.

Корабль отработал все повороты, разгоны и торможения. Сейчас будет момент истины, он же точка возврата.

Ригги переговаривался с другими ремонтниками по закрытому каналу, предоставив остальным маяться неизвестностью.

— Мы хотим слышать! — истерично потребовала Илона Грей.

— Переключитесь на общий канал, — распорядился Лазарев. Ригги дергано ткнул нужную клавишу, и Тэнк услышал размеренный голос Дюпанье, одного из ремонтников:

— …отключил, корпус закрепил, вижу реле. Не греется.

— Значит не клеммы, — определил Ригги. — Лучше бы клеммы…

— Так я отключаю? — неуверенно спросил Дюпанье.

Ригги вдохнул, выдохнул, снова вдохнул и громко прошептал:

— Отключай.

Следующая секунда была очень долгой. Тэнк, как и остальные, вцепился взглядом в значок состояния генератора на планшете. Все нормально, светится зеленым. Уже отключили проклятое реле или нет? Наверное, отключили, сколько можно возиться! Но почему тогда не говорят, что отключили?!

А потом раздался в наушниках начисто лишенный эмоций голос Дюпанье:

— Все, нет контроля.

До чего же спокойно он это говорит. Да, бывает такое — когда случается самое страшное, люди успокаиваются. Вот и Тэнк… Но значок был по-прежнему зеленый!

Даже Ригги возмутился:

— Как нет?! Генератор работает! Он бы упал уже!

— Здесь химера! — торопливо воскликнул Линт. — Это она нас… держит! Контролирует наш генератор!

— Держит… — растерялся Ригги. — Как?!

— Ей хватит энергии? — быстро спросил Лазарев. Линт ответил:

— Похоже, она нашу использует энергию. Из нашего генератора.

— Нашу?! — ошарашено вопрошал Ригги. — Как — нашу?!

— А тебе что, жалко? — издевательски заметил Линт.

Ригги только руками развел:

— Но… я не понимаю!..

— Потом разберемся, — оборвал Лазарев. — Что с реле?

Дюпанье, видимо, не сразу понял, что обращаются к нему:

— А?!.. Да, я… ссмотрю… — куда и подевалось спокойствие. — Ссейчас… Вот! Это сердечник — сопротивление ноль ноль двенадцать… в три раза выросло!

Ригги застонал, выругался, дернул руками:

— Хуже не придумаешь… — и замолчал.

— Почему? — спокойно подогнал Лазарев.

— Запасных сердечников нет! — истерично выкрикнул Ригги. — И сами мы сделать не можем…

— Почему?! — удивился Лазарев.

— Потому что он из а-пэ четыреста два!

— Проводящий алмаз, — узнал марку Лазарев. — Его у нас полно.

— Но его ничего не берет! — не унимался Ригги.

— Атомно-силовой резак возьмет. Он у нас тоже есть.

Ригги несколько поостыл, смутился:

— Но… с ним работать уметь надо, навык нужен и…

— Сварщик у нас тоже есть, — рассеяно перебил Лазарев, тыкая в планшет. — Клочковский? Для вас есть работа по специальности. Отправляйтесь… давайте в кают-компанию, задание я вам сейчас перешлю.

— Там же точная геометрия! — опять полез с пораженчеством Ригги.

— Допуск пять микрон?! — саркастично заметил Лазарев, глядя в планшет. — Тю.

Энергетик бормотал еще, что сварщик должен сваривать, соединять, то есть, а здесь надо резать алмаз, то есть разделять. Никто не слушал — потеряли уважение. Потому что кроме правила номер один есть еще правило номер ноль: не паниковать. И Ригги его нарушил. Конечно, всем страшно, даже несмотря на то, что для спасения все есть с избытком, но пораженчество зачем? Наоборот, нужно верить, что вывернутся и в этот раз — оптимистам чаще везет по статистике.

Лазарев распорядился принести в бывшую кают-компанию еще атомно-силовой резак и несколько заготовок проводящего алмаза покрупнее. Потом спросил, как там химера, Линт проворчал:

— А что ей сделается.

— Может, попросить ее, чтобы нам помогла — поменяла проводимость этих… сердечников?! — возбужденно предложила криптолог Вера.

Сразу несколько человек сказали: «Нет», — Сван добавил:

— Тут такое дело, что ломать — не строить. Восстанавливать свойства того, с чем фея поигралась, это как собирать разлитую воду.

— И если бы химера могла исправить сердечники, она бы уже… это сделала, — продолжил Тэнк, прикинув на психологическом портрете.

Заспорили: можно ли считать химеру божеством, раз она не умеет восстанавливать испорченное феей? Божества, конечно, разные бывают, не обязательно всемогущие, однако тогда и фею придется считать потусторонней силой, а это уже слишком.

Явился Клочковский, его сопровождали двое из экипажа. В своих скафандрах высокой защиты они казались раза в два массивнее одетого в обтягивающий гермокостюм худого сварщика, хотя известно, что в одном из скафандров миниатюрная Фэй. Ассоциация: двое мощно сложенных стражников доспехах конвоируют арестованного за ересь философа-аскета.

Тэнку удалось разглядеть через стекло гермошлема лицо Клочковского, и очень не понравилось выражение: радостный энтузиазм на грани фанатизма. Трудно доверять таким лицам, а ведь от Клочковского зависит все. Хотя его радость можно понять. Сначала вообще был на «Вороне» балластом, потом, после атаки феи, всем дело нашлось, но не всем одинаково почетное. Клочковского назначили разводящим: ремонтникам нужно работать в самых разных местах на корабле, отлучаться в столовые и санитарные кессоны, приносить разные детали или инструменты. А в одиночку нельзя по правилу № 1, вот Клочковский и сопровождает или просто рядом присутствует. Может быть, иногда везло что-нибудь подать или подержать. Трудно придумать менее престижную должность.

Прибыли еще двое из экипажа — один буксировал объемистый короб атомно-силового резака, второй сопровождал первого. Потом еще двое принесли цилиндрические заготовки из проводящего алмаза. Так со временем, глядишь, все население «Ворона» соберется в бывшей кают-компании.

Пока готовили к работе резак, Тэнк внимательно присматривался к Клочковскому, старался лицо разглядеть. Когда наконец-то разглядел, успокоился: энтузиазм на грани фанатизма сменился профессиональной сосредоточенностью. К работе сварщик приступил неторопливо, обстоятельно, тем не менее, сноровисто. Весь процесс спроецировали на большой экран: видна заготовка с разных ракурсов, к ней сами собой пририсовываются размерные, осевые и выносные линии, обозначения, парочка таблиц. Может, не надо, чтобы Клочковский выступал на публику? На нем и так ответственность, да еще пялятся все. Лишь бы с советами не полезли.

Однако сварщику зрители не помешали: спокойно настроил резак, запустил. И вот уже из цилиндрической заготовки формируется восьмигранный стерженек. Ригги хотел, было, прокомментировать, но его раздраженно оборвали.

— Химера… — тихо сказал Линт.

— Что? — быстро спросил Лазарев.

— Вроде нормально, контроль держит, конфигурацию не меняет, но шуршит как-то странно.

— Готово! — гордо сообщил Клочковский. В руках он держал тонкий черный стерженек. Из-за этой вот мелочи едва не погибла такая громадина, как «Ворон» и три десятка человек?! До чего же… несправедливо.

Ригги проверил электропроводность свежеизготовленного сердечника, относительно размеров поверил на слово Клочковскому и улетел. За ним — все остальные звездолетчики. Сразу просторнее стало.

Тем временем Линт занимался шепотом химеры:

— Она как будто несколько передач ведет. Сейчас попытаюсь их разделить… Есть.

— Одна из них похожа на наш код, которым мы химере передавали физику, — отметил Лазарев. — К нам обращается? Вполне возможно. Вера, ну-ка давайте расшифруем.

Результат они вывели на экран. Сначала было только невразумительное мельтешение, но потом догадались пустить запись медленнее. И увидели: гладкий цилиндр разделяется на части, и одна из них — восьмигранный стержень. Потом еще одна заготовка разлетелась, возникла четырехугольная усеченная пирамида с вогнутым верхом — Тэнк сразу узнал клавишу с нагрудного пульта скафандров высокой защиты. Потом «вырезались» плоский квадрат со штырьками по краям, обыкновенная шестигранная гайка, нечто, отдаленно похожее на старинный ключ. На «ключе» дело застопорилось — не удавалось его «вырезать». Ну да, такую сложную хреновину можно только из частей собрать, наверное.

— Надо же, как ее впечатлил наш резак, — протянул Поллок. — Странно.

— Чего странного? — хмыкнул Клочковский. — Она-то так не может.

— Может — изменит вдоль нужной поверхности параметры вакуума так, чтобы разорвались атомные связи, и… получится даже чище, чем атомно-силовым резаком.

— Так уж и чище, — обиделся сварщик. — Может, оно и чище, однако взять готовую деталь и куда надо поставить не сможет твоя химера. Вот и завидует.

Тэнку мысль показалась здравой, однако все остальные заспорили. Слишком оно ново и необычно выглядит, не принимается сразу. Только-только собрались назначить химеру божеством, а она не может элементарного, доступного любому смертному.

Тем временем химера все передавала, как «вырезаются» самые разные детали. Среди них мелькало нечто очень похожее на кости, черепа… хотя кто его знает, может подобные формы есть и в технике, не только в биологии. А ведь и по другим «каналам» шла какая-то информация.

— Все детали есть на «Вороне», — заметил Лазарев. — Вероятно, не остановится, пока не переберет все до последней.

— Тогда надолго хватит, — весело протянула Вера.

— Да нет, часа на три, — возразил Линт.

— Я и говорю — надолго!

— Нет, долго, это годы.

— А дни не долго?

— Дни — средне. Но чего это она? Есть идеи?

— Сама с собой разговаривает, — предположил Тэнк.

— Рехнулась, что ли? — развил мысль Клочковский.

Не хотелось бы оставаться рядом с безумной химерой, мало ли, что ей взбредет. Не в голову, которой у химеры нет, однако найдется, куда взбрести. Кроме того, Тэнк химере симпатизировал, ведь два раза жизнь спасла. А люди за это довели ее до безумия. Несправедливо!

— Не только сумасшедшие разговаривают с собой, — просветил Лазарев. — Психически здоровые люди тоже могут, например, под сильным впечатлением от чего-либо. Кроме того, не стоит ассоциировать химеру с человеком до такой степени.

— Психологический портрет можно, а просто ассоциировать нельзя? — заспорил Поллок.

Тэнк решил прояснить:

— Психологический портрет всего лишь модель. А модели… если модель действует, это не значит, что она точная, это значит, что в ней четное количество ошибок.

Все до единой детали «Ворона» химера так и не перечислила, прекратила сама с собой разговаривать — ее шорох стал обычным бессмысленным шумом.

Лазарев бодро сообщил, что контроль генератора восстановлен — Ригги только что обрадовал начальника рейда по закрытому каналу. Тут же легче стало, хотя с той секунды, когда Клочковский вырезал сердечник, Тэнк казался сам себе спокойным и расслабленным. Другие ученые тоже облегченно выдохнули, загомонили, кто-то зааплодировал. Лучше полагаться на человеческую технику, чем на добрую волю шептуна, привычнее.

А химера держалась рядом с «Вороном». Забыла про другие дела.

— Чего бы ей еще передать? — думал вслух Поллок.

— Кван-сю собирались, вдруг заинтересуется, — ответил Линт. — Хотя… С ее умом мы ей не соперники.

— Химера заинтересовалась… хм… изготовлением деталей, — задумчиво сказал Лазарев. — Нужно познакомить ее с нашими технологиями. У нас есть учебный курс металлургии? Может быть — керамической технологии? Впрочем, слишком сложно кодировать.

— У меня есть кино про скульптора! — припомнила Вера. — Там много — и литье, и стеклодувное дело, и резцом по мрамору!

Фильм на Верином планшете был трехмерный, быстро вырезали эпизоды с формованием, закодировали. Когда передали химере, она даже шептать перестала. Дослушав, передала в радиоэфир что-то явно осмысленное и спокойно направилась прочь из аномалии. «Ворон» за ней, довольно прилично ускориться пришлось. Сван пробормотал:

— Может, хватит? Мало нам феи и сердечника.

— Может быть, и хватит, — задумчиво согласился Лазарев. — Но что она нам сказала?

— Попрощалась! — предположила Вера.

— Нет, не похоже, — возразил Лазарев. — Хм. Смотрите, это не числа?

— Числа! — подтвердила Вера. — Координаты?

— Похоже! — радостно согласился Линт.

Связались с пилотом Тэширо, и он тоже решил, что числа могут быть координатами. Причем той точки, к которой направляются химера и «Ворон». Не попрощалась химера, а пригласила.

— Раз мы знаем, куда лететь, то нужно возвращаться, — решил Лазарев с явным сожалением.

Однако Тэширо добавил:

— Если мы долетим туда — по этим координатам, — то окажемся ближе к нашим базам, чем сейчас.

— То есть, нам по пути? — удивился Лазарев.

— Не совсем, — признал Тэширо. — Если отправимся к ближайшей базе, доберемся быстрее… раза в полтора.

По голосу было ясно, что Тэширо не хочет домой на Землю, а хочет еще погоняться за химерой. Удивительно, Лазарев даже спросил, с чего вдруг так странно. Тэширо, смущенно кашлянув, признался:

— Рядом с химерой спокойнее.

И то правда. Согуёми согласился с пилотом:

— «Ворон» в порядке… более-менее в порядке, если мы ничего не проглядели. Если что-то проглядели и это что-то внезапно себя проявит, то лучше нам быть рядом с химерой. Тем временем будем выискивать… слабые места, чинить неисправности. Приведем в порядок скафандры, шлюпки. В конце концов, давно пора разобраться с той аномалией на втором ярусе — если она начнет смещаться к генератору, нас только химера и спасет.

Тут еще и Тэнк закончил возиться с психологическим портретом:

— Если химера нас позвала с собой… если это было приглашение, а не просто информация, то она обидеться может, что мы с ней не пошли.

— Мстить начнет?! — испугался Миллер.

— Нет… но мы ей будем не так симпатичны. По крайней мере, надо перед ней извиниться… объяснить, почем не приняли приглашения. Тогда она нас даже и домой проводит… может быть.

— Ух ты! — восхитился Линт. — Реальный шанс поймать химеру!

— Ну, что ж, в таком случае, продолжаем гонку, — решил Лазарев.

***

У Тэнка зачесалось под левой лопаткой. Быстро включил электромассаж и, когда прошла по коже волна бодрящих покалываний, с тревогой прислушался к ощущениям. Вроде прошел зуд, а у тех, кому не повезло подцепить сыпь, только усиливается. Однако зачесалось на животе… Нет, это явно от страха у Тэнка. Дремучий, первобытный ужас перед эпидемиями. С другой стороны — у половины корабля эта проклятая сыпь, от универсальных мазей исчезает, но потом снова появляется. Иногда на том же месте, иногда на новом. То есть, нужно не симптомы лечить, а причины искать, но сделать это может только специалист, врач. А она в анабиозе после встречи с бестелесной феей. Медицинский робот есть, но если бы он мог управиться во всех случаях без человеческого присмотра, то зачем таскать с собой в дальний космос врача? Подцепившие сыпь у робота обследовались, он находил много мелких отклонений, а причины называл только возможные. Часть, вроде, нестрашные: стресс, неравномерная сила тяжести пополам с невесомостью, неправильное питание. Не исключено, что до сыпи могло дойти — раньше Демерзель присматривала за здоровьем экипажа и пассажиров, прописывала то витамины, то упражнения, то питание, а сейчас все повыбивались из режима, вот результаты. Но, по мнению робота, причиной сыпи могли быть также инфекция, аллергия, токсины. Рекомендовал провести какие-то сложные анализы. Лезли в учебники и специальную литературу, проводили, как могли — а что делать? Да только результаты получали вообще необъяснимые, мало того — воспроизвести не получалось. То ли навыков не хватает, то ли вакуум в лабораториях мешает. А робот еще и запугивает, что кожная инфекция может взять и перейти в легочную или внутрисосудистую форму. Аллергия того страшнее — в любую секунду надо ждать осложнений.

С эпидемией на борту надо возвращаться. Однако все заболевшие слишком несерьезно относятся. Лечатся мазями, согласны полежать в анабиозе, если совсем плохо станет. Это все Линт, он, когда обнаружил у себя сыпь, заявил:

— Вернемся, окажется, что эта сыпь ерунда полная. А химера обидится. Сорвем контакт из-за ерунды, будут на нас потом коситься. На всех.

Решили сначала объясниться с химерой, рассказать ей о своих проблемах, а потом подумают, возвращаться или нет. Решили и забыли — сыпь стала всего лишь еще одним неудобством сильно усложнившегося корабельного быта. С химерой общаются объемными картинками и математикой, сначала взялись, было, составлять сообщение, которое химере про эпидемию расскажет, однако Вера всех напугала:

— А вдруг она подумает, что мы просим помочь? И начнет помогать?

Действительно, медицина это не физика вакуума, слишком рискованно доверять здоровье бестелесным. С другой стороны, химера, как оказалось, неплохо разбирается в химии — может и биологию с ходу поняла бы.

Слишком все увлечены, славу предвкушают.

Убедившись, что ничего больше не чешется, Тэнк вернулся к работе над ППМ (так зашифровали «портрет плюс модель»). Нескоро еще можно будет вводить химер в обобщенку, даже в виде самых примитивных ботов и клонов. Не годы понадобятся, десятилетия, особенно что касается «тела» химеры — Тэнк недавно вынужден был признать:

— Мы очень лихо смоделировали эльфов, гремлинов, грифонов, драконов. Сложно было, но до чего же они примитивны по сравнению с этим. Как механический дверной замок по сравнению со звездолетом. Нет, еще сложнее — звездолет можно условно разделить на части, а у химеры совершенно непонятно, где заканчивается одно и начинается другое.

— Да, перескочили мы, — согласился Линт. — Надо было на других бестелесных попрактиковаться, попроще — на феях там, аспидах. Ничего, славу мы уже заработали.

Слава. Вот именно, за ней все гонятся, даже эпидемия не пугает. Миллер несколько статей заготовил по своей теории бран, его спросили, кого укажет автором, ответил, пожав плечами:

— Себя.

— Себя?! Но не ты же все эти формулы вывел, у химеры узнал!

— Ну и что? — говорит. — Я подробно укажу, каким образом узнал все формулы. Или мне химеру назвать соавтором? Но вряд ли она сама разработала теорию, наверняка узнала от другой химеры. А мы до сих пор контакт налаживаем.

А статью опубликовать хочется — этого никто не сказал, но все подумали.

С учеными понятно, каждый мечтает прославиться в своей области. Но почему экипаж не желает возвращаться прямо сейчас? Какая им слава нужна — смелых и бесшабашных, которым эпидемии не страшны? Однако бесшабашным звездолетчикам никакого доверия нет, не было и не будет, если верить моделированию. Почему тогда Тэширо прямо заявил про сыпь:

— Психосоматическая она! У одного от нервов высыпала, второй посмотрел, испугался, сам себя накрутил, организм и поверил. Изобразил, что голова просит. Бывает такое, особенно в замкнутых коллективах.

Теория, по крайней мере, объясняла, почему бессилен медицинский робот — он ищет инфекцию, аллергию, токсины, которых просто нет. Без болезни нет лекарства. Но ведь инфекция с аллергией тоже не исключены! Исключать их — риск для жизни и верный способ испортить репутацию. Напрямую своей бесшабашности звездолетчики не объясняют, на начальство ссылаются. Однако, наблюдая за их реакциями, Тэнк заподозрил: хотят быть первыми в «пятнышке» — так, по аналогу с «белым пятном» назвали то загадочное место, куда позвала химера. Прославиться хотят. Ведь на слуху имена тех, кто первым достиг чего-то особенного — Америки, Луны, Марса, Ближайшей, Кочевого искривления. А тут можно дважды за один рейс войти в историю — сначала с химерой договорились, потом до «пятнышка» доберутся.

Тэнк как-то изложил свои подозрения Вере, она подтвердила:

— Конечно, все хотят прославиться. А ты не хочешь?

— Я?! — удивился Тэнк. — Ну… Я и так вон сколько сделал. Психологический портрет, модель, потом их объединил. Я же теперь лучший специалист по моделям химер. Еще долго буду с ними работать.

— Но «пятнышко»?!

— Хватит мне славы и без «пятнышка».

Вера осуждающе цикнула зубом:

— Нет в тебе честолюбия. Как же ты попал в космос?

— По «шанхайской вербовке». Неужели в космос попадают только за славой?

— Не в последнюю очередь! А что такое «шанхайская вербовка»?

— Да просто не спросили меня, когда назначали. Изменили статус и все.

— Ты не мог отказаться?! — ужаснулась Вера.

— Мог. И без последствий, но если я нужен здесь, значит… Значит, нужен.

Вера поежилась:

— Ты смотри, какие добросовестные и покладистые люди в Центре.

— Я не в самом Центре, в филиале. А тебе понравилось бы, если бы судьбу человечества решали те, кому это нравится? Кто всю жизнь мечтал про власть?

— Не понравилось бы, — признала Вера. — Так у вас нарочно отбирают самых покладистых?

— «Вершители судеб мира» сами отсеиваются. Работа у нас в основном рутинная. Я сидел в кабинете и вводил последние научные данные из физики вакуума в разные модели, к обобщенке готовил. В саму обобщенку потом другие добавляют. Потом с моделью дракона возился — на подхвате был. А потом сюда — в Центре просчитали, что от прогнозистов может быть польза при охоте на химер.

— Есть польза, — сделала комплимент Вера. — Хорошо, славы тебе хватит. Но неужели не любопытно, что там, в «пятнышке»?

— Любопытно, но я согласен потерпеть.

— А вдруг там ловушка? — неожиданно подал голос Клочковский. Сидел до сих пор, глядя в планшет, как будто не замечал ничего, и вдруг заговорил. Он вообще замкнулся в последнее время, ни с кем общаться не хочет. Хотя славу себе заработал, когда вырезал алмазный сердечник. Кто-то даже сказал кому-то: «Ты веришь в высшие силы? Клочковский и спас нас, и заинтересовал химеру— можно поверить, что случайно у нас оказался?» Потом сварщик вырезал про запас еще десяток сердечников для реле и больше работы по специальности не нашел. Да и не искал. Его засадили писать отчет о контакте с химерой — порядок есть порядок, даже если сплошные контакты один за другим. Согласился безропотно, но больше ни с кем не разговаривал. Что-то его гнетет, и появилась возможность выяснить, что. Не спугнуть бы только. Тэнк спросил осторожно:

— Вы считаете, что химере есть смысл нас… заманивать?

— Я считаю, что бестелесным доверять нельзя! — горячо ответил Клочковский. — Самое что ни есть здоровое отношение! В космосе вообще ничему нельзя доверять, особенно шептунам!

Тэнк возражал обдуманно:

— Химера не желает нам зла, она могла бы нас уничтожить, а вместо этого два раза спасала. И, если бы ей нужно было доставить «Ворон» в «пятнышко», она бы просто перехватила управление.

— Да? А как насчет того, что химеры минималисты? Зачем нас силой заставлять, если можно поманить, и мы сами пойдем.

— Раньше химеры перехватывали управление. Последний раз — на той «Грозди», где химера послушала музыку и ушла. Да еще и свою музыку соорудила на синтезаторе… Но в любом случае, с точки зрения того же минимализма, перехватить управление проще, чем заманивать.

— Это наша, человеческая логика! А химера не человек… Сами же признаете, что ваша модель только подгон под ответ. И даже по нашей логике… Почему химера сама не объяснит, что там в «пятнышке»?

— Она объяснила, просто мы не понимаем, — ответила Вера. — Вроде бы там постоянно живет другая химера, хотя это не соответствует психологическому портрету.

— Да, — подтвердил Тэнк, — химеры непоседливы из-за того, что дотошны — им надо все осмотреть, проверить. Может быть, в «пятнышке» живет химера, которая все видела и все знает… такой химеровский гуру. Хотя вряд ли. По крайней мере, мы теперь знаем, что на свете не одна химера. Была и такая теория.

— Гуру, — зло буркнул Клочковский. — Опять сравнение с человеком. И портрет. А вдруг она нарочно объяснила так, чтобы было непонятно?

— Тогда могла бы просто соврать, — подумав, сказал Тэнк.

— А если она не знает, что нужно соврать, чтобы нас приманить? Зато точно знает, что мы сами полетим выяснять, что же там, если из ее объяснений понять не сможем? Сами подумайте: такая умная, а объяснять не умеет! А если хитрит… тогда, вполне возможно, замышляет что-то против всего человечества! А виноваты будем мы. И я в том числе не в последнюю очередь.

— В чем виноваты? — спросила Вера.

— Не знаю… Химеры слишком сильные, они могут нас уничтожить, а мы их нет! И мы привлекли их внимание. Они теперь с человечеством что хотят, то и сделают.

— Не паникуй, — напомнила Вера правило номер ноль. — Раз мы привлекли внимание химер, надо узнать про них как можно больше.

— Уже привлекли, — глухо пробормотал Клочковский. И снова замкнулся. Занимался только отчетом и заполнял его аккуратно, Тэнк видел.

А ведь заронил сомнения сварщик. Скорее бы уж добраться до «пятнышка» и все выяснить. Хотя можно и не добираться — вчера выяснили, что химера не обидится, если прямо сейчас свернуть. Тэнк игрался с ППМ, добавлял все, что «говорила» химера, и обнаружил: приглашение или любое другое руководство к действию она должна была «визуализировать». То есть, передала бы не только координаты, но и картинку, на которой «Ворон» летит к «пятнышку». Тут же и уточнили: три раза передали химере объемное изображение, где она летит вместе со звездолетом, потом три раза — где одна летит. Тройное повторение означает вопрос, так успели договориться. Химера ответила: передала одну картинку, где летит вместе с «Вороном» и другую, где в одиночестве. Одновременно передавала, то есть, оба варианта равнозначны, можно сопровождать бестелесную, можно свернуть. Общаться картинками — примитив, аж скулы сводит, зато надежно. Химера могла бы грубо «оседлать» компьютеры «Ворона», считать с них всю информацию, расшифровать в пару секунд и уже шпарила бы на всех земных языках не хуже людей-носителей. Но не хочет — после случая с «Гроздью» химеры людей не трогают. Приходится обучать ее постепенно, начиная с картинок и формальных криптоязыков. Впрочем, успехи головокружительные.

А свернуть… можно бы, раз химера не обидится. Но до «пятнышка» ерунда осталась, полдня полета. Можно разогнаться и раньше химеры туда прибыть, однако с бестелесной самое общение началось, у научников уйма вопросов к ней. По одной уйме на каждого ученого. Что там будет в «пятнышке», когда еще повезет с химерой по душам пообщаться…

И все новые данные идут Тэнку — что-то в ППМ вводит, а что-то аж в обобщенку (начерно, в Центре специалисты все равно будут подгонять). Сейчас, правда, затишье — ученые в отлучке или спят, или над новыми данными хмурятся. Лазарев у Сугуёми стратегию разрабатывает, Клочковский в планшет уткнулся и правит отчет, Вера тихо прищелкивает языком — видимо, узнала от химеры еще что-то занятное. Прогуляться бы. Спасибо ремонтникам, что починили скафандры, теперь можно месяцами сидеть на месте, но скучно. И, кстати, надо в центрифугу наведаться, чтобы организм не отвык от нормальной тяжести окончательно. То есть, можно и пропустить один-два раза, но работы нет, так что надо воспользоваться возможностью. Только напарник нужен.

Проснулсяс Линт. Потянулся — прямо аж хруст суставов слышится. А может и доносится вибрацией через пол.

— Ну что, не долетели еще? — включив микрофон, бодро спросил Линт.

— Долетели, уже обратно летим, — съязвил в ответ Сван.

Линт потыкал в свой планшет и покладисто согласился:

— Вижу. Хорошо летим, правда не уверен, что точно по курсу. А от химеры ничего нового?

— Есть кое что, — загадочно-игриво сообщила Вера и вывела на общий экран картинку.

Едва началось, растолкали спящих, пригласили и дождались отсутствующих — Лазарев сказал, что уже в курсе и потому не придет. Когда все собрались, Вера включила запись сначала. Потом смотрели, перешептывались, бросали в эфир междометия.

Если в общих чертах, то химера рассказала вот что: есть в космосе особенные местечки, например система из нескольких нейтронных звезд на орбите галактической черной дыры или стабильная аномалия высокой протяженности в сверхчистом вакууме. С пространством в таких условиях творится невообразимое, времени тоже достается, термодинамическая статистика выворачивается наизнанку. А если в эти местечки попадает вещество, то с ним начинается и вовсе веселье, один из эффектов — самопроизвольное усложнение. Процессом можно управлять и вырастить что-нибудь полезное, например звездолет. Можно попроще штуковинку: прибор какой-нибудь, ловушку для энергии, генератор черных дыр, однако чтобы это вывезти, звездолет все равно понадобится — как справедливо заметил Клочковский, химера не может «взять и поставить». Выращивать звездолеты дело долгое, скучное, требует постоянного внимания, безграничного терпения, а еще — таланта, точнее нескольких талантов сразу. Результат не гарантирован, в «особых зонах» химерам некомфортно, порой опасно, нередко приходится экономить энергию. Тем не менее, некоторые химеры решаются — уж очень нужно. Как правило, не им самим, а всем химерам вообще. Потому и уважение заслуживают огромное. Ни одна химера без разрешения не воспользуется звездолетом, который вырастил кто-то другой. И не попросит разрешения без очень серьезной причины. Даже если звездолет вырастит не химера, а бестелесный другого вида — да, есть и такие, людям неизвестные. Вера пока что назвала их сциллами, а Линт, как про них услышал, выкрикнул что-то нечленораздельное, но тут же взял себя в руки. Сциллы слабее и глупее химер, потому «особые зоны» для них смертельно опасны. И потому химера тем более не будет отбирать звездолет у сциллы. Из уважения к чужому труду, смелости и терпению.

Однако потом, когда звездолет благополучно выращен и улетел вместе с хозяином, процесс не останавливается, а запускается сам собой по второму кругу — новый звездолет растет. Без присмотра и контроля едва ли один из десятка тысяч получается более-менее рабочим, и то корявые все. Все же вырастают, отправляются в бессмысленные и бесцельные полеты. Вот такими «дикими» кораблями пользоваться можно сколько угодно, хотя и опасно порой. Человеческие звездолеты с точки зрения химер выглядели «дикими» — с виду корявые и бесформенные, слишком большие, почему-то пустотелые и наполненные газом, хотя логичнее выращивать корабли цельными-сплошными. Все детали грубые, кое-как друг к другу приставленные, двигатели реактивные, что совсем глупо — химеры на своих кораблях иногда что-то подобное выращивают как запасную систему для особых случаев, но как основную используют нечто совсем другое, с чем людям еще надо разбираться. Внутри бочек иногда попадаются какие-то совершенно бессмысленные полужидкие образования. В материалах и конструкциях куча дефектов, все избыточно, что, впрочем, добавляет надежности. Так что, химеры без тени смущения захватывали построенные людьми корабли. Но потом была «Гроздь» и музыка, обнаружилось, что те полужидкие образования на самом деле активные, чувствующие существа. И стало ясно, что корабли приспособлены специально для них, полужидких, даже газы внутри им необходимы. Химеры тогда предположили, что люди завелись в «особых зонах» — там и не такое возможно, — и звездолеты себе выращивают в них же. Учитывая совершенно очевидную уязвимость человеческих тел, этими кораблями нельзя пользоваться даже с разрешения хозяев. Вообще лучше не приближаться, чтобы нечаянно не навредить, и других бестелесных отгонять надо. Заодно выяснилось, что химеры делят других бестелесных на «существ» и «объекты». Скажем, дракон — «объект», просто очень сложных дефект вакуума, из него можно спокойно вытянуть всю энергию, а что с драконом будет дальше, уцелеет или исчезнет, неважно. Как человеку ягодку сорвать. А вот сцилла или даже совершенно тупая фея — существа. Критерий — не интеллект или энергетическая мощь, а нечто, что можно ассоциировать со способностью испытывать боль. Жизнь это боль, вот так. Безусловно, людей надо было исследовать подробнее, но столько всего неисследованного — просто не дошло до них дело. Линт, выслушивая все это, пораженно сопел и бормотал: «Революция», «Знать бы…», «А мы не верили!».

И вот, химера увидела, как Клочковский вырезает из алмаза сердечник для реле. Увидела и поняла: никто «Ворона» не выращивал в «особых зонах». Сделали его и почти все, что в нем. Люди не осознают, насколько это странно, но для свежего восприятия выглядит невероятным, что каждая заклепка, каждый проводок, каждый колпачок от тубы — изготовлены. И не из того, что под рукой оказалось, нет — чтобы получить материал, добывали сырье, обрабатывали в несколько стадий, перевозили на приличные расстояния. Да еще и с помощью сложных инструментов, тоже непростым путем изготовленных. Не надо забывать, что любое изделие было придумано, просчитано, опробовано. Слишком масштабно выглядит. Химеры так не смогут, а люди — запросто. Химеры ловко обращаются с пространством и энергиями, но не знают, как подступиться к веществу. Только в «особых зонах», а значит — только для особых случаев. А люди — сплошь и рядом.

Когда доклад Веры закончился, долгое время все молчали. Переваривали, усваивали.

Миллер, коротко вздохнув, спросил Веру:

— И давно вы это… расшифровали?

Ответ вызвал некоторое замешательство:

— Утром. — После атаки феи про условные корабельные сутки на «Вороне» забыли.

— Так почему же вы сразу не сказали?! — возмутился Миллер.

— А никто не спрашивал! — развязно ответила Вера и добавила спокойнее: — Лазареву я направила отчет. До сих пор осмысливает.

— Если бы я не спросил, так и не узнали бы, — усмехнулся Линт. — А химеры-то между собой общаются. Про «Гроздь» все знают, про музыку. Собираются где-то? Или у них тоже есть сверхсветовая связь?

— Узнаем, — пообещала Вера.

Поллока потянуло на философию:

— Выходит, никакие химеры не божества. Не тянут. Это мы… как эскимосы в джунглях. Беспомощны по сравнению с тамошними индейцами, они нам кажутся потусторонними. Но когда показали свое, эскимосское, то уже индейцы считают эскимосов божествами. Нам теперь есть из-за чего сотрудничать.

— Или воевать, — мрачно продолжил Клочковский.

Все посмотрели на Тэнка. Хотя и без модели с портретом можно сказать: вряд ли химеры решатся на конфликт с людьми. Они не отбирают звездолеты у сцилл даже если очень нужно, то есть, имеется у химер своя мораль, прочная и похожая на человеческую. Но Клочковский доводов не примет, скажет, что само понятие морали нельзя применять к шептунам. И без того ворчит:

— Эскимосы, индейцы — опять вы приравниваете химер к людям! Они не мы, они от нас отличаются насколько это вообще возможно! В принципе! У нас не может быть ничего общего!

— Кроме любви к музыке? — все-таки возразил вопросом Тэнк. — Судя по модели, а особенно по портрету, у нас столько общего, что не отмахнешься. Как будто мы родственники… А что, вдруг предки химер были гуманоидами!

В наушниках раздалось несколько смешков, кто-то оценил:

— Смело!

А Линт изложил точку зрения специалиста:

— Меня не удивляет, что химеры похожи на людей. У бестелесных и живых существ… точнее у энергетической и нашей, углеродной форм жизни похожие закономерности… выживания. Эльфы и гремлины аналогичны нашему планктону или бактериям, они выживают потому, что плодовитые и моногочисленные, всякие там аспиды и феи потому что сильные. Шишиги разум себе отрастили, как мы — люди тоже слабее медведей или слонов, зато хитрее. С химерами еще надо разбираться, может быть нам еще предстоит стать гораздо сильнее, да и умнее. Однако и промежуточное звено есть — сциллы эти. И отношение к окружающему: эльфы и гремлины вообще ничего не замечают, нечем, драконам есть чем, и они крушат все необычное. Посложнее твари — используют, а химеры не трогают без надобности, только исследуют. Не то, чтобы прочная ассоциация с земной жизнью, но закономерность прослеживается. Хотя и ассоциация есть…

Неожиданно Линта перебила Илона:

— А это что?!

Тот глянул на свой планшет и ответил:

— Шепот химеры… Ого, это другая химера! Из «пятнышка»… Та самая, которая там живет.

— Она там не одна, — тихо сказала Илона. — Шепот слишком… хаотичный. И сколько их тогда?

Линт, помолчав секунду, медленно проговорил:

— Чтобы так друг друга забить… чтобы шепот на белый шум похож был… тысячи! Нет, все равно бы прорывалось… тогда… сотни тысяч!

Ученые пораженно зашумели, звучали реплики:

— Ничего себе!

— Вы уверены?!

— Не может быть!

— А похоже, возле «Черного гиацинта» эльфы точно также друг другу забивают шепот… Эльфов там миллионы.

— Так вот, что химера хотела сказать: в «пятнышке» не одна химера постоянно живет, там постоянно собираются химеры! Гнездо у них там, место встречи!

Линт ударил «когтями» по планшету — вызывал Согуёми или Лазарева:

— В «пятнышке» очень много химер. Может быть — миллионы.

Тут же раздался сигнал подготовки к маневру. И через несколько секунд Тэнка повело. Правильно, уходить надо. Миллион химер это… это слишком при всем их гуманизме и морали. Подготовиться надо, обдумать все. Решить, стоит ли вообще связываться. Одна химера пугала своей силой, а миллион — даже вообразить такую мощь опасно для рассудка.

— Поздно мы удираем, — хрипло пробормотал Клочковский. — Химеры уже заинтересовались человечеством.