Наступил долгожданный вечер. Эндрю с нетерпением ждал возвращения родителей: неделя, проведенная вдали от дома, ничем не отличалась от остальных. Смог окутал школу, и теперь, раскаленное солнце едва могло пробить лучами-спицами густую мягкую «плоть» газов. Взглянув в окно, мальчик увидел привычные трубы, окрашенные серо-оранжевым светом. Точно драконы из старых сказок, длинные железобетонные шеи держали на себе расторгнутые беззубые пасти: оттуда, неустанно, выходил лишь дым. Наверное, огонь спрятан глубоко внутри дракона, — думал Эндрю, поглядывая на часы. Вдруг, серое месиво неба озарилось красным рассветом, хотя солнце и клонилось к закату. Второе светило, неустанно сияющее ночами, готовилось взойти на смену утомившейся звезде – завод, источая жар, исторгал из брюха расплавленный алюминий, никель и вольфрам. Прожорливый «дракон» похитил у людей ночь.
День за днем, он смотрел в огромный монитор, на мелькающие цифры и графики. Урок за уроком, он ждал, когда настанет час волшебства. Звонок — и вот мальчик, слишком странный для этого места, для этого времени, несется по коридорам, в свою комнату, чтобы вновь увидеть рыцарей, драконов и волшебников. Эндрю знал, что они ждут его там, за книжным переплетом – стоит лишь открыть. Но сегодняшний вечер предвещал иную встречу. – Ну же, ещё немного, — взгляд остановился на часах с самого утра. Попытка отвести глаза, в который раз заканчивались неудачей. Неспешная размеренная работа механизмов стала для него единственным важным процессом во вселенной. Стрелки, словно издеваясь над Эндрю, проверяя его терпение, замедлялись с каждым последующим шагом.
Клац! Наконец! – ожидание, стеклом разбилось под натиском крика радости, прозвучавшего в голове. Электронное пение птицы, никогда не виданной в настоящей жизни, возвещало об окончании ещё одной недели. – Вы можете быть свободны дети, — учительница, нажав на пару кнопок, погасила синие экраны мониторов. Тусклый, исчезающий свет звезды, единственный, кто остался в пустой комнате.
Эндрю сидел на лавочке с остальными детьми. Скучающие лица несли на себе печать ранней старости – духовной старости. Он ждал, когда же загорится красная кнопка, давно ставшая частью семьи. Наконец, импульс энергии дошел из внешнего мира, заставив маленькую лампочку под слоем пластика наполнить детские сердца трепетом и волнением. Смотритель повернул рубильник, и комната наполнилась паром. Огромные створки двери раскрылись, напоминая механический бутон цветка: гостей встречала горячая струя химикатов и растворов. – Процедура завершена, — монотонный голос повторял фразу несколько десятков раз, пропуская внутрь все новых и новых скитальцев. Эндрю всегда интересовало, где сейчас та женщина, подарившая голос санитарной системе.
Безликие слились в сплошную серо-коричневую массу. Огромные блестящие глазницы противогазов уставились на детей. Белая пена стерилизационной смеси стекала по синтетическим плащам прямиком на пластиковые полы. Чуть погодя, они стали примерять знакомые маски: вот – мама Джона, а вот, следом за ней – отец Луизы. Наконец, двое незнакомцев приняли облик родителей Эндрю. Сорвавшись с места, мальчик врезался в отца, точно гоночный болид: вместо голодного огня – вспышка радости, вместо испуганных криков – молчание счастья. Плащ пахнул именно так, как он запомнил: приятная смесь из ожидания, искусственной кожи, одеколона и химикатов. Дурманящие ароматы, первыми ласточками возвещали об окончании недели.
Мир сквозь запотевшие стекла казался совершенно нереальным. Глухое дыхание респиратора погружало Эндрю в атмосферу первых покорителей марса. – Садись в машину, — голос матери прозвучал по электронному чуждым. Дверца распахнулась, и теперь, мальчик вдыхал сквозь тысячи фильтров противогаза, безумно пахучие смеси и аэрозоли. Газ-пена, вылетавшая под давлением сплошной стеной, не пропускала дым из вне, а запахом походила на смесь ментола, мяты и моющих средств. Усевшись на кожаное сидение, он снял противогаз, утопающий в белой субстанции: воздуха не хватало, а тот, что наполнял машину, казался противным всякой жизни. Эндрю задыхался. Спешно достав из маленькой сумки ингалятор — символ новых поколений — мальчик сделал глубокий вдох. Живительная влага лекарств и настоек разлилась по груди, заполняя бронхи и легкие, освобождая от сковывающих объятий астмы.
Наконец, машина закрылась. Создался герметичный замкнутый мир из четырех сидений и трех человек: безопасный, уютный, но все ещё искусственный. – Обещали дождь, — отцовская фраза звучала погодной сводкой. Семейные разговоры давно походили на выпуск новостей. Табун лошадей под капотом очнулся, и стал набирать силу. Одно нажатие – и вся мощь прекрасных животных понесла Эндрю домой.
Мальчик смотрел в окно, пытаясь разглядеть хоть что-то в пепельно-сером облаке. Бесцветное небо ничем не отличалось от равнины, а она, в свою очередь сливалась с дорогой. Иссушенная веками палящего солнца, трава, походила на старую черно-белую фотографию. Эндрю заметил, как окна стали покрываться мутными каплями воды: начался обещанный промышленный дождь. Давно минули те дни, когда улыбчивые кукольные лица с экранов говорили лишь об уровне осадков – теперь, в повседневность вторглись понятия «Степень кислотности» и «Содержание тяжелых солей». Эндрю никогда не понимал их значения, но знал, а точнее – чувствовал, что это невероятно важно. На бескрайних просторах, тут и там, высились металлические деревья. Карабкаясь вверх, цепкими тросами и могучими гидравлическими кранами, сонные ракеты каждый вечер взбирались по веткам балок и труб, чтобы утром, с первыми лучами солнца, побороть силу гравитации.
Поворот. Ещё один. И вот, металлический табун лошадей под капотом, стуча копытами-поршнями, погрузился в воду. Тоннель уходил стеклянным червем в бескрайний океан. Вокруг, на многие мили, простиралась сине-зеленая водная муть. Каждые выходные, Эндрю мечтал увидеть в жиже отголоски прошлого: массивных китов, игривых дельфинов или пугающе синхронные косяки пестрых рыб. Иногда, проплывающий корабль или подводный поезд отбрасывали тени, дававшие мальчику ложную надежду: несколько лет поездок забрали и её. В свои восемь лет, он точно знал – океан мертв.
Пожелтевший и местами покрывшийся ракушками, человек с таблички, улыбчиво сообщал: «Добро пожаловать в Нью-Йорк». Тоннель, петляя, улегся брюхом на дно. «Пасть стеклянного червя» выходила прямиком на подводный город. Древняя архитектура XX века местами просела под тяжестью воды, однако человеческий гений сумел удержать ставшие родными Крайслер-билдинг и Уолл-стрит 1. И все же – вид Homo sapiens проиграл битву. Все западное побережье тонуло в людских ошибках. Вопреки, а не благодаря нейронным импульсам коры головного мозга, многие города продолжали жить. Вершины зданий, поднимающиеся над водой – единственные свидетели поражения – молча взирали на своих создателей, опустившихся на дно.
Машина остановилась. Пройдет немало времени, прежде чем очередь на въезд дойдет до них. В ожидании, Эндрю обычно погружался в другие миры на страницах произведений, но сегодня, двери в фантазии оставались закрыты. Одна минута сменялась другой. Внутри герметичного и безопасного пространства автомобиля царила тишина. Отец, изредка поглядывал вперед, узнавая, не продвинулась ли очередь, а мать уткнулась стеклянными глазами в монитор планшетного телефона, перебирая пальцами, точно паук. Выглядывая в окно, Эндрю старался разглядеть, что творится в других мирах-машинах. Конвейерные автомобили заполнились конвейерными семьями, ничем не отличавшимися друг от друга. Стены-мониторы приглашали отобедать у Тодди, купить новые электронные двигатели «Фьючер Инк» или попробовать новые аудионаркотики. Каждая остановка или передышка превращалась в длительный рекламный ролик.
Незаметно для мальчика, пришла их очередь. Плавным движением машина заехала на рельсы; раздался негромкий лязг металла, и автомобиль едва ощутимо тряхнуло. Злобный красный человек на светофоре сменился на веселого зеленого, и огромная железная дверь раздвинулась, приглашая внутрь. Полоска сверху медленно заполнялась желтыми зернами пшеницы – лампочки загорались одна за другой, цифры сменяли друг друга. 85%… 90%… 100%… Продолжайте движение!
Открывшиеся шлюзы выпустили Эндрю навстречу течениям. Вода устремилась в комнату, поддавшись разности давления, быстро заполняя все вокруг. Свет выездных ламп прорезался сквозь водную тьму; следуя вдоль рельсов, огни пульсировали, заставляя Нью-Йорк светится. Точно в старых космо-операх, колебания света напоминали посадочные огни, направляющие прибывающие корабли и шатлы. Размеренное и плавное движение машины убаюкивало, а долгое ожидание не привнесло бодрости. Он смотрел, как соседние машины разбредались в разные стороны, ведомые дуэтом металла и электромагнитного поля. Магия города вновь открылась взору мальчика.
Миллионы молекул разогретого газа, помещенного в трубки, зазывали горожан отобедать в ресторане, купить психостимуляторы или посетить публичный дом – Рим возродился под водой. Старые небоскребы, казавшиеся теперь карликами, светились огнями — город жил, наполненный «людьми-амфибиями». Красные, синие, желтые – цвета вывесок казались звездами, пробивающимися сквозь застывший зеленый бульон. Родителей Эндрю можно было назвать вершиной среднего класса – отец занимал престижную должность эколога, а мать — слишком часто, защищала его в суде, когда он не справлялся с работой. Однажды, Эндрю спросил отца: «Почему на поверхности не осталось деревьев?». Внятного ответа мальчик не услышал ни в пять лет, ни в восемь. С тех пор, Эндрю не задавался глупыми вопросами, по совету родителей. И все же…
Машина скользила мимо статуй-деревьев. В прежние времена, листва украшала зеленью Центральный парк, а теперь – захлебнувшиеся монолиты, вытянув ветви вверх, точно моля о помощи, служили лишь напоминанием. Тем уроком, который мертвые, ночным шепотом способны передать живым.
***
Хруст виниловой пластинки слышался Эндрю сладким, насколько звук может искриться сладостью. Все – от композиции, и густого голоса исполнителя, до поскрипывания механизмов – дополняло друг друга, как в лучшем из блюд. Современные имплантируемые динамики и высокочастотные усилители не могли сравниться со звуком иглы, бегающей по трекам, точно молодой легкоатлет на пике своих амбиций. Отец Эндрю любил раритетные вещи, потому мальчику часто чудилось, что он живет в музее.
Гостиная всегда наполнялась ароматом музыки, когда они садились ужинать. Разогретая пища, любовно приготовленная и упакованная конвейерным роботом где-то в Миннесоте, почти стала семейной традицией. Эндрю быстро расправился с едой – вкус полуфабрикатов не прельщал, но мальчиком двигала другая сила — сила любопытства.
Ступени пролетали под ногами, словно он сидел за штурвалом истребителя. Голографические стены пытались захватить внимание Эндрю, но его волновало не это. Заперев комнату на электронный ключ, словно родители могли украсть что-то ценное, мальчик заполнил пространство звездным светом двумя хлопками. Раз, два – и потолок зажегся созвездиями Стрельца и Девы, Скорпиона и Весов. Эндрю предвкушал долгожданную встречу ещё в школе: с кем он отправится в новый мир сегодня? Будет ли это отважный космический волк, или же благородный рыцарь? Пройдет ли он сквозь туманность Конской головы, или же преодолеет опасный непроходимый лес, скрывающий в своих древних корнях множество загадок? Ответ таился в символах, нанесенных на бумагу несколько веков назад. Теперь, слова ждали своего часа на полке.
Усевшись под звездами, мальчик открыл книгу. Блеск детских глаз переходил от слова к слову, минуя страницы, оставляя их позади. Жизнь уже никогда не будет такой, какой была пару абзацев назад. История, как ракета, сжигая топливо повествования, на полной скорости мысли автора врезалась в сознание Эндрю: взрывом служили впечатления, развеиваясь по сознанию тысячей огней.
Минуты шли, а звезды все не гасли. Наступившая подводная ночь не коснулась комнаты Эндрю. Внезапно, впервые в короткой жизни мальчика, пошел снег. Воображение рисовало белые хлопья, холодные как мороженное, и воздушные, как сладкая вата. Небосвод потолка разродился снегопадом. Страницы книги отдавали холодом: никогда прежде он не читал о снеге.
Добравшись до серийного номера и тиража партии, мальчик отложил книгу и с трепетом подбежал к интеркому.
– Пожалуйста, подождите, — все тот же электронный голос доносился хрипом динамиков. По экрану бегали точки, пытающиеся унять нетерпение Эндрю.
– Что случилось? – лицо в мониторе казалось помятым и сонным.
– Папа, — мальчик быстро дышал, пытаясь прорвать словами блокаду волнения, — что такое снег?
– Снег, — задумчиво повторил голос. Рука протерла сонные, впавшие глаза: — Снег – это замерзшая вода, только и всего.
– А где он, папа?
– Я не знаю. Ложись спать сынок. Связь оборвалась.
Схватив книгу, Эндрю улегся в капсулу, укрывшись потоками теплого воздуха. — Снег, — повторял он про себя с непостижимой любовью. Два хлопка погрузили вселенную в сон.
Глоток свежесинтезированного кофе, пожарной бригадой прошелся по бушующему пламени нервозности. Сейчас, подземелье исследовательской станции пустотой железобетонных пальцев тянулось к Эндрю: все помещения и комнаты сходились на нем. Синоптики, экологи, сейсмологи, геологи и геодезисты – весь персонал покинул Антарктиду, едва дребезжащий сигнал достигнул приборов. Прерываемый помехами диктор, искаженный рябью, шипящим металлическим голосом сообщил: «Йеллоустонский … извержение… объявлено… положение». Трансляция взорвалась мощностью пяти мегатонн, разметав коллег Эндрю по всем штатам. Но то случилось месяц назад, а сейчас – он единственный на всем материке, оставшийся в стороне.
Приборы все ещё говорили о высокой концентрации серы, хотя этот показатель становился меньше с каждым днем. Эндрю не знал наверняка, что случилось с его семьей в Нью-Йорке, однако, как и всякий ученый человек, радужных замков не строил – материал для этого давно иссяк. Странно, но мысль о гибели родных ничем не отзывалась в сердце: то ли время ожесточило его, то ли наоборот, сделало слишком мягким. Изредка, он ловил сообщения, призывающие покинуть планету на неопределенный срок всех, у кого хватало на то средств. «На Марс! Количество мест ограничено» — зазывающий голос, по иронии, звучал оптимистично и обнадеживающе. Сквозь густую кожуру дыма прорывались ракеты-семена, спасающие людскую элиту с загноившегося плода.
Эндрю ждал. Очередное утро, проведенное за книгами, спешно брошенными учеными, и консервированными бобами с говядиной, подходило к концу. Повседневный контроль приборов выбился из классического сюжета: что-то было не так. Стрелки сдвинулись с мертвой точки, а зеленые цифры электронных устройств очнулись от анабиоза – Йеллоустонская революция, волной докатилась до Антарктиды. Сверив статистику измерений за последнее время, он присел на стул. – Неужели, это правда? – вопрос вылетел из головы Эндрю. Отражаясь от холодных металлических стен лаборатории, фраза уткнулась в запирающие механизмы двери, ведущей на поверхность. Он знал, что ему делать.
Впервые за месяц, Эндрю увидел человека: незнакомец, взирающий на него с зеркального защитного костюма, виделся чужим и безумным. Лохматые длинные волосы спадали на плечи, отливая в свете ламп белым золотом. Казалось, что серо-зеленые глаза человека тонули во тьме уставших век. Нажав кнопку, он заставил незнакомца исчезнуть – шлем раскрылся. Облачившись в костюм, рука набила код, открывающий первую степень защиты. Затем, провернув вентиль несколько раз, Эндрю налег на тяжелую дверь: неохотно поддавшись давлению, она сдвинулась с места, впуская внутрь черный вулканический пепел. Глухое дыхание просачивалось сквозь фильтры; каждое движение грудной клетки жадно и безразборно втягивало почерневший воздух. Поверхность Антарктиды, солнечная и одинокая, хранила молчание. Позади, внутри станции, раздавался удаляющийся призыв: «На Марс!..». Эндрю ощущал себя первым космонавтом, высадившимся на поверхность неизвестной планеты.
Само светило обозлилось на людей – сломав единственную защиту изнутри, человеческий род стал свидетелем «аномальной» жары, морящей все живое на планете последние годы. Однако сейчас, температурный феномен улетел вместе с блестящими на солнце ракетами. Возможно, Йеллоустонское извержение стало для угнетенной Земли отдышкой, выпуском пара – так верилось самому Эндрю. Ветер, безустанно гонял вулканический пепел, будто зная, как усилить атмосферу пустоты.
Книга, некогда впустившая в жизнь мальчика снег, все так же отдавала холодом в руке, даже сквозь защитный материал костюма. Потрепанная обложка и пожелтевшие страницы, как и прежде, хранили мечту, найденную под звездным небом, там, далеко – в глубинах Нью-Йорка.
Неожиданно, на обложку опустилось волшебство, незримо следовавшее за Эндрю всю жизнь. Белый, невесомый осколок застывшей воды растаял, едва прикоснувшись к древней бумаге. Пораженный, он поднял голову к небу: то был взгляд не ученого, а мальчика восьми лет, увидевшего чудо. Глаза жадно впитывал картину, боясь моргнуть, словно магия момента могла исчезнуть так же быстро, как и появилась. Небеса разразились плачем: слезы облегчения или же счастья, встречаясь с ледяным дыханием ветра, они обретали иную форму. Ведомые потоками воздуха, снежинки смешивались с пеплом, образуя климатическое подобие черного кофе, в которое пролили свежее прохладное молоко. Натуральный живой напиток, в сплошь искусственном мире. Земля вздохнула полной грудью.
Несуществующий голос повторял вновь и вновь: «На Марс!».
***
Посреди Антарктиды стоит страж: безмолвный, слепленный из снега, он смотрит круглыми глазами вдаль, всегда прямо, не смея повернуть голову. Ветер, увлеченный сюжетом, перелистывает страницы книги, лежащей рядом.
Похожие статьи:
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Пограничник
Рассказы → Проблема планетарного масштаба
Рассказы → Доктор Пауз
спасибо за отзывы)
