Панцирь (часть 2)

***

 

   Андрей идет по тротуару в квест «Лекция», ведет Машу под руку, она разговаривает по телефону, рев машин заглушает слова.

   Авто несутся как стадо гигантских разноцветных жуков: красные, желтые, синие, черные, в серебре... От потрепанных бобиков и жигулей до сверкающих тойот и ниссанов, от миниатюрных дамских матизов до танков, что грязи не боятся... Везде мелькают вывески и рекламные щиты, не менее пестрые, чем машины, вооружившись красивыми фэйсами от Карнеги, наперебой зазывают войти и купить автомобиль, он Ваш верный товарищ и член семьи, у нас новая партия из Италии и Германии, прямо с выставки, огромный спектр марок и моделей, заходите или хотя бы задумайтесь, вот наши телефон и мейл... И таких ментальных ловушек столько, что если бы бродяге за их обезвреживание давали опыт, он бы прокачался до бога.

   Такое солнечное цветастое бурление обычно заряжает жизнью, но сейчас краски слегка размытые, звуки приглушенные, Андрей словно в вакууме, под куполом мрачных мыслей.

   – Андре-е-ей! – тормошит Маша. – Выйди из астрала, солнце мое! Ну чего скис? Из-за квартиры, что ли?

   – Нет, – вздыхает Андрей, – волнуюсь, что курс иены упал по отношению к доллару. И как после этого жить?

   – Да брось, Андрюш. Мы не на «Титанике», путь эвакуации есть.

   – Ну, хоть на том спасибо. И что за путь?

   – Квартиру же не отбирают какие-нибудь черные риэлторы. Нас переселяют в другую. В новую! В целую, крепкую, с нормальным отоплением и санузлом. Радуйся!

   – Да понимаю, просто неожиданно.

   – Есть такое. Звонила сейчас в администрацию, сказали, что такие дела вообще-то быстро не делаются, жильцов оповещают за месяц или даже за полгода до переселения, а потом еще тянут со сносом. Но из-за трагедии в Иксовске...

   – А-а, та многоэтажка, что обрушилась?

   – Да, три десятка погибших, десять чудом выжили, но у всех раны критические, могут и не выкарабкаться. Кремль постучал по головам губернаторов, те постучали по головам мэров, некоторые головы побрили и выдали полосатые робы, и так по цепочке. В общем, по всей стране переполох, комиссии каждый день забраковывают дома, либо совсем древние, либо построенные как попало этими...

   – Гоблинами? – улыбается Андрей.

   – Гостями... не совсем зваными... Короче, многих переселяют в спешном порядке, не мы одни такие «несчастные». Надо сдать в администрацию документы для оформления, они разберутся сами с регистрационной палатой, паспортным столом и прочей мозготрепкой, мы перевезем вещи в новую квартиру, и все дела.

   – Как просто ты к этому относишься... Завидую. Это же большие перемены, хлопоты...

   – Да не такие уж большие, Андрюш. Не война же, не эпидемия.

   Андрей осматривает дома. Интересно, какие из них построены этими самыми незваными гоблинами, а какие... Хочет подумать, эльфами, но назвать русских эльфами мысль не поворачивается. Эльфы в Европе, а у нас скорее орки или полуорки.

   – И то хлеб, – вздыхает Андрей.

   – Не вешай нос, это временно.

   – Потом случится еще какая-нибудь перемена, и еще...

   – А как иначе? Перемены всюду, просто мелкие не так заметны. – Маша встряхивает волосами, Андрей это обожает, во все стороны рой бликов, густые пружины локонов качаются, растягиваясь под своей же тяжестью и подпрыгивая в невесомость. – Вот идем мы по тротуару, шагаем, шагаем, но скоро остановка – и сядем в автобус. Тоже перемена, но ты же не делаешь из этого трагедию.

   – Живая ты, Машка, – вздыхает Андрей, смотрит восхищенно на нее, такую светлую, волшебную, словно городская локация, полная красок и солнца, написана специально, чтобы быть ей фоном. – Зачем я тебе такой зомби?

   – А ну прекрати. – Маша легонько пихает Андрея кулачком в плечо. – Обыкновенная я, просто всегда в деле. Каждую минуту чем-то занята, одно сделаю, сразу переменю на другое, и так весь день. Вся жизнь – непрерывная цепочка перемен, уже не вижу особой разницы, где большие, где мелкие.

   Как и предсказала Маша, доходят до остановки, и, согласно тому же предсказанию, трагедии в автобусе Андрей не испытывает. Народу, как обычно, битком, но это неудобство привычное. Куда ни глянь, взгляд упирается то в футболку, то в рубашку, то в пиджак, то в блузку, одни строгие, гладкие, из прямых линий, другие пестрые, в складках. Брендов и фасонов изобилие.

   Сходят у здания фирмы, где Маша работает, Андрей останавливается на крыльце.

   – Подожду здесь. – Усаживается на перила. – На меня там как-то странно косятся.

   – Как?

   – Ну, они-то, наверное, как раз видят, что я зомби, и не понимают, почему держишь такого при себе.

   – Да перестань, Андрюш! Что значит «держишь»? Ты не собачонка, чтоб держать. Пусть думают, что хотят, это наша жизнь.

   – Жизнь наша. Но я подожду здесь.

   До ушей Андрея долетает едва слышный вздох, Маша ныряет под тень крыльца, стук ее каблуков обрывает захлопнувшаяся дверь.

   Мимо идут разные, как картинки в Гугле, прохожие, машины плотным потоком текут рядом, будто их выпуклые отражения в кривом зеркале. На другой стороне улицы кинотеатр заклеен красочными афишами: комедии, исторические драмы, боевики, фантастика, триллеры... Премьера на премьере, каждый день что-то новое, пересмотреть даже самые кассовые и многобюджетные новинки физически нет времени, приходится выбирать. В киоске продают диски, там фильмов еще больше, накопились за десятки лет, а еще компьютерные игры, где изобилие набирает обороты стремительно, и музыка, где оно зашкаливает давно. А на перекрестке здание книжного. В печатной продукции изобилие самое пресыщенное...

   Минут через десять Маша выходит с файлом в руке, Андрей щурится, ослепленный бликом на полиэтилене, внутри белая стопка листов.

   – Ну как? – спрашивает Андрей.

   – По проекту все норм, с рефератом, – Маша взмахивает файлом, – тоже. Спрашивали, куда делся тот чудной паренек, выгнала или ушел сам.

   – И что ответила?

   – Сам. Ты же ушел. На крыльцо.

   – Тогда уж не дошел.

   – А-а, ни к чему объяснять эти сложности, опоздаем на лекцию.

   – И это говорит девушка, успевающая все.

   – Потому и успеваю, что болтаю, когда есть время, а не когда хочется.

   Вскоре они сидят в аудитории, в первом ряду. Народу не густо, на задних рядах спячка, торчат спины и сумки, что вместо подушек. Неудивительно: лекция по физике. Маша делает пометки в блокноте оперативно, но без суеты, лицо расслабленное, словно рука и остальное тело – существа разные, просто сейчас они в симбиозе. Андрей малость сонный, содержание преподавательской речи гипнотизирует, за спиной уже слышно похрапывание, но все же наблюдает за стариком увлеченно.

   По документам Андрей среди студентов не числится, Маша уговорила охранников и лекторов пропускать его с ней. Просто чтобы не оставлять Андрея наедине с тоской, разнообразить его жизнь событиями, приучить к самодисциплине, ведь надо же регулярно делать то, что не хочется.

   Андрей улавливает аромат роз, так пахнут духи Миры Снежиной, девушки, которая грустит рядом, она живет в том же доме, где Андрей и Маша: они на втором этаже, а Мира – на первом. Она довольно замкнутая, Андрей знает о ней мало, даже не помнит, в какой именно квартире живет. Но знает, что живет одна, отец умер еще в детстве, а мать – несколько лет назад, родственников и друзей нет, чтобы выживать, Мире приходится учиться и работать: зарплаты хватает сводить концы с концами только в паре со стипендией. Красивая, немногословная, старше Андрея на три года, в общении Мира мягкая, добросердечная, но легкая печаль – ее верный спутник. Сейчас печаль видна особенно, лицо на фоне прямых черных волос кажется половинкой луны, выглядывающей из ночного космического мрака. Андрей уверен: это из-за вести о сносе, Миру тоже посетил страшный громила и вручил бумажку...

   Препод весь в морщинах, но бодрый, жилистый, очки сверкают как крылья стрекозы – то здесь то там, часто он бросается к доске, чертит с силой, аж мел скрипит и крошится, такому вдохновению позавидует любой художник. Рассказывает что-то о движении атомов в газах, слова прочувствованные, будто читает монолог Гамлета «быть или не быть», интонации, выражения лица и жесты сплетаются в нечто цельное, восхищающее. Физик что-то яростно доказывает, втолковывает, как пророк на площади, которому толпа гневно возражает и грозит забросать камнями, хотя вокруг лишь тихое сопящее редколесье бобров, хомячков и сусликов.

   Андрей любит посещать его лекции. Не ради предмета, а чтобы наблюдать за этим человеком. Почти не вникая в смысл, Андрей жадно внимает перепады интонаций, узоры морщин, все эти метания и страдания.

   Физик на своем месте.

   В своей стихии.

   Горы знаний в его голове давным-давно накоплены, упорядочены, рассортированы по степени важности и другим параметрам. Эта библиотека иногда пополняется, но основная ее масса, которой он пользуется регулярно, то есть, рассказывает баранам студентам, собрана еще до развала Союза. И с тех пор в его жизни ничего существенно не меняется, из года в год каждый день все по кругу. Бараны новые, а он рассказывает то же, что рассказывал баранам лет сорок назад. Словно проходит одну и ту же компьютерную игру, где все излюблено, предсказуемо, но хочет каждый раз пройти как-то иначе, и начинаются все эти поиски секретных артефактов, локаций, прохождения на высоких уровнях сложности, с одной монтировкой, без мыши, стоя на ушах... Только нет такого задрота, который прошел бы любимую игру столько раз, сколько физик пересказал, как атомы движутся в газе. Вот он и пытается рассказать то так то эдак: комедией, драмой, загадкой или еще как-нибудь. Ему нравится. Это занятие на все сто подходит его уровню интеллекта, он как заполненный ровно до краев сосуд, счастлив, что выполняет свою задачу – быть заполненным.

   Изобилие его не мучает. Давно во всем определился. Много лет приходит в одном и том же свитере, в тех же ботинках, брюках, с тем же мобильником, с часами на запястье. Хотя зачем часы, если есть мобильник?.. Кажется, ему нет дела до красок, вывесок, афиш, никогда не купит ноутбук, милее привычная старенькая плита системного блока и монитор размером с тумбочку, не видел и никогда не увидит фильмов, что идут в избытке в кинотеатрах и на DVD, не побывает ни в Америке, ни во Франции, ни в Испании, ни в Японии, не узрит красоту иноземной природы и так не похожих на наши города мегаполисов, не узнает культуру других народов, не опробует достижения передовой зарубежной науки, не изобретет квантовый компьютер, не сыграет Гамлета на сцене столичного театра... Еще немного лет однообразной замкнутой жизни, и он умрет.

   Всякий раз, когда Андрей смотрит на него, душой овладевает завистливое восхищение и какой-то тюремный ужас...

   Между изобилием и чем-то одним он выбрал одно. Потратил на это одно всю жизнь. И она сложилась. Он счастлив.

   Но никогда не пройдет остальные тысячи дорог, от которых отказался.

   Быть может, увидит кусочек другой жизни по телевизору или прочитает в журнале, вздохнет мечтательно, мол, вот бы и ему тоже туда же и так же, но... вздохнет с сожалением, успокоится и вернется к счастливой жизни, а она заставит забыть о сожалении...

   Только одна дорога. И никаких других.

   Никогда.

   До смерти.

   – Андрей, – выводит из прострации голос Маши, в бок нежно подпихивает ее локоток, – я немножко не поняла про вывод формулы давления газа на...

   – Я тоже.

   – Не ври, – шутливо обижается Маша.

   – Правда.

   – Но у тебя лицо такое задумчивое! Смотри, вон те спят, этим по фиг, Мира, бедняжка, совсем грустная, наверное, из-за сноса, не видит и не слышит никого, а вон те только пишут слово в слово, стараются угнаться, но видно же, что ничего не понимают. А у тебя в глазах такая увлеченность...

   – Думаю не о том, – шепчет Андрей отстраненно.

   – А о чем?.. О Ларе Крофт?

   – О тебе, конечно.

   – Лжец! – усмехается Маша.

   После лекции Маша сдает реферат преподавателю химии. Ему около тридцати пяти, он, в отличие от физика, сдержан и прохладен, видно, что тоже в своей стихии, но... вынужденно. Не от любви к предмету, а от мучительного понимания, что если не выбрать дорогу, не принять твердое решение, изобилие сведет с ума, разорвет, затопчет. Препод отличный, свое дело знает, но оно ему осточертело, и как бы в отместку обдает всех холодом и придирками.

   Если на физика смотреть приятно, но позже, когда очарование растворяется, пугает определенность, косность этого человека, то рядом с химиком неуютно, как лесному микробу в ядерном реакторе, зато разум ощущает какое-то родство, понимание, как два узника в соседних камерах молча понимают друг друга.

   Химик мрачно листает реферат Маши, почти на каждой странице делает замечания, иногда ледяные, но Маша инеем не покрывается, на ее губах улыбка, в глазах чистый объемный свет.

   Файл, туго набитый белыми листами, ныряет в ящик стола, химик подводит итог, мол, реферат полная хрень, Мария, давайте зачетку...

   Андрей вздыхает. Вот он – результат упорного труда. Поначалу не ощущается, просто делаешь и делаешь рутину, час за часом, день за днем, не всегда понимая, зачем, сплошная головная боль, уже думаешь бросить на фиг, но как-то доводишь до конца...

   А потом настает миг – и вот, пожалуйста.

   Зачет.

   Квест сдан. Экспа и навык получены.

   Только вот в жизни квесты Андрей, как правило, бросает на стадии, когда рутина едва начинается. Держаться за мысль, что в конце будут результат и награда, не удается.

   А Маше – удается.

   Держится.

   Просто делает – и все. Без лишних переживаний и рассуждений. Без опасений и мечтаний. И совсем не выглядит измученной, наоборот. Меньше слов – больше дела, вспоминает Андрей пословицу. Надо бы вспоминать чаще.

   Маша и Андрей пересекают просторное помещение кафедры на пути к выходу. У двери Андрей замечает, что на кроссовке развязался шнурок, приседает завязать.

   – Иди, догоню, – говорит Маше.

   Маша выходит, а он возится со шнурком, чувствует себя перед химиком неловко, к щекам приливает жар, мысли наперебой ругаются и обещают купить кроссовки на липучках, позади шуршат бумаги, постукивают ящики стола, препод, наверное, как обычно, занят канцелярскими хлопотами: пересчитать, разложить, выбросить, собрать… На Андрея внимания тактично не обращает.

   Узел крепко затягивается. Андрей, спеша исчезнуть, вскакивает слишком резко, голова бьет полку, но боль тут же вытесняется ужасом: с полки падает термометр. Ртутный!

   Поймать Андрей не успеет!

   В полуметре от пола термометр замирает на широкой ладони, возникшей так быстро, словно из воздуха. Андрей чуть поворачивает голову увидеть владельца руки, и оцепенение сковывает сильнее, чем от минувшего происшествия, он даже забывает, что секундами ранее избежал локальной катастрофы и ответственности за ущерб.

   Химик в строгом костюме, не подходящем для трюков, вытянут стрелой: одна нога позади и выпрямлена как тугой корабельный канат, упирается в пол носком ботинка, а другая впереди, согнута до упора, корпус сильно наклонен вперед, его продолжает прямая как копье рука, на «острие» которого термометр и покоится. Взгляд химика нацелен на опасный прибор, губы поджаты. Тело почти параллельно полу, неподвижно как статуя атлета.

   – Охренеть! – шепчет Андрей, не сознавая, что рядом уши преподавателя.

   Химик плавно выпрямляется, кладет термометр на полку, невозмутим как дворецкий.

   – Внимательнее, юноша, – говорит с деликатной строгостью Андрею в глаза. Разворачивается и неспешной джентльменской походкой возвращается к столу. Андрей глазам не верит. От стола до полки расстояние о-го-го, а он за секунду... Ну и реакция!

   Андрей поражен так, что Маше не рассказывает, делает вид, будто ничего не случилось. Все равно не поверит...

   – Ну вот, – говорит Маша в буфете, жуя пиццу, – осталось два зачета и экзамен.

   Андрей смотрит на свое отражение в кофе, щелкает ногтем по стаканчику, унылого кофейного двойника подергивает рябь.

   – Мне бы с такой скоростью квесты сдавать.

   – Да ладно, какой там квест, подумаешь – реферат. И вообще, эта учеба так, для развлечения, свободное время убить с пользой, а корочка пригодится или нет – дело десятое. Знаешь ведь, у половины выпускников корочки дома на полках пылятся. Главное, чтобы увлечение, навыки и работа в одном флаконе. Вот мне нравится дизайн интерьера, туда и рванула на голом энтузиазме, с горсткой доморощенных навыков, а потом пошло в гору, получила настоящий опыт, было где разгуляться творчеству, а там и заработок... Кстати, у меня же сейчас новые проекты...

   Маша самозабвенно рассказывает о заказах, проектах, планах, показывает на телефоне эскизы, спрашивает Андрея о впечатлениях, тот кивает, мол, весьма, весьма... Маша с легкой укоризной вздыхает, но затем любимое дело вновь разлетается из нее звонким щебетом, девчонки за соседним столиком вслушиваются, одни искренне, чуть ли не моргая ушами, как фанатки поп-дивы, другие фыркают и отворачиваются, мол, я бы придумала лучше...

   – Ты так похожа на нашего физика, – говорит Андрей зачарованно.

   – У меня морщины? – Маша в шутку хватается за лицо. – Ну и сравнения у тебя, ЦРУ не расшифрует.

   Андрей смотрит на Машу, опять это чувство: пьянящее восхищение на фундаменте какого-то неясного страха...

   – Самое главное, – продолжает та, отхлебывая зеленый чай, – чтобы плоды творчества были кому-то нужны. Вот ты думаешь, кому нужен дизайн интерьера, у человека и так есть голова, может сам что-нибудь надизайнерить, лучше всяких там паразитов с корочками, которых расплодилось, еще и будет доволен, что все сделал сам, и не надо кучу денег платить. Верно?

   – Верно.

   – Да. Так делают многие. У кого с деньгами не очень, а времени хватает. Но к нам в студию приходят те, у кого наоборот, то есть, состоятельные деловые люди. Они рады сами бы оформить свое гнездышко, но времени нет, все в работе, в бизнесе, – иначе бы не стали состоятельными. А хотят квартиру стильную, чтобы можно было привести и друзей, и родственников, и партнеров по бизнесу и... по другим интересным делам. – Маша подмигивает. – В общем, показать каждому, что у него шикарно, все успевает, за всем следит, в том числе за жильем. Клиент говорит нам общие пожелания, например, хочу квартиру в египетском стиле, или в футуристическом, а мы, как джинны из ламп, исполняем, занимаемся тысячами мелких деталей, то есть, рутиной, а в конце – оп! Как по волшебству. И клиент доволен, вроде как сам придумал все до последнего завитка, и джинны с денежками...

   – Через минуту семинар, волшебница. – Андрей допивает кофе, стаканчик и коробка от пиццы с хрустом падают в мусорную корзину.

   – А-а, хочешь сказать, отстань, умная Маша, со своими поучениями?

   – Беспокоюсь за твою репутацию, опоздаешь ведь.

   – Мне можно, – отмахивается Маша беспечно, телефон возвращается в сумочку, а сумочка на плечо, – репутация как раз и позволяет. Если опоздал бездельник, значит, понятно, опять где-то шлялся, а если опоздаю я, значит, занималась делами, какая старательная девочка, столько хлопот у нее, столько хлопот... К тому же, девочкам опаздывать можно, добавляет шарма...

   Андрей выводит Машу из буфета.

   – Ладно, леди, успешно выступить с докладом. – Целует. – А я в берлогу.

   – В стильную уютную квартиру, – поправляет Маша.

   – Которую скоро разнесут так, что не потянет даже на берлогу.

   – Вот гад. – Маша улыбается, примирительный вздох. – О'кей, чем займешься в будущих руинах?

   Андрей поджимает губы, взгляд в окно, через серый внутренний двор универа, за крыши и в небо, к пушистым облакам, словно там надеется найти ответ.

   – Самому бы знать...

   Улыбка Маши становится печальной, в глазах желание помочь... и отчаяние, потому что не знает, как.

   Андрей чувствует редкий драгоценный миг, когда маски вдруг спадают, правила игры нарушаются, позволяя увидеть за порядком полный хаос, крайнюю нестабильность, давая понять, что все висит на волоске и надо ценить порядок, который как-то держится, спасает Андрея. Все эти таскания по лекциям, веселости и отшучивания, любовь и забота Маши, – во имя порядка, чтобы жизнь не развалилась. Но даже Маше не вытащить его из болота.

   Он один.

   Против своих слабостей не поможет никто.

   Андрей смотрит в полуоткрытую дверь буфета, удивительно, но даже отсюда и сквозь пряные кулинарные запахи нос чувствует аромат роз. За столиком в углу Мира глядит в стаканчик кофе, голова уперта в кулачек, волосы как густая река нефти, грусть на лице такая темная, что кажется, девушка вот-вот заплачет. Взгляд стеклянный, не в этом мире… Ее рука вынимает из сумочки пачку сигарет, губы вытягивают одну, зажигалка подплывает к кончику… И лишь сейчас глаза впервые моргают. Мира чуть-чуть оглядывается, вспоминает, что в буфете, сигарета возвращается в пачку, коробочка и зажигалка ныряют в сумочку. Мира прячет лицо в ладонях, волосы смыкаются как черный занавес.

   – Ладно, Андрюш, побегу. – Маша едва заметно встряхивает головой, будто сбрасывает вязкие тоскливые мысли. – Вернусь поздновато, надо к Тамаре Васильевне, поговорить о дипломной.

   – Дипломная только в следующем году.

   – К ней готовятся заранее. Здравомыслящие люди. Чтобы потом не жаловаться, что времени жуть как не хватает.

   По пути домой Андрей мучительно соображает, чем заняться, когда переступит порог квартиры. Ничего оригинального в голову не лезет, все уже проходил тыщу раз, безрезультатно. Кроме того, генерации идей активно мешает город – отвлекает красками, архитектурой, машинами, рекламой, пышной шелестящей зеленью, запахами духов и шашлычных, потенциально опасными компаниями парней, ржущих как кони, и красивыми девушками.

   Проходя через подъезд, слышит крысиный писк. Голова рефлекторно поворачивается влево, на звук. В тени прямоугольной ниши – двустворчатая дверь в подвал, к трубопроводу и туннелям канализации, прибежищу крыс и бомжей. Дверь, как и весь подъезд, тусклая, в пыли, исцарапана любовными и матерными SMS времен отсутствия развитой мобильной связи. Не удивительно, что здание решено снести: все на соплях, лифт восстановлению не подлежит, нет даже почтовых ящиков – выдрали на металлолом. Подвальная дверь снизу прогрызена, из черной дыры иногда прокрадывается копошение и писк. Крысы, жирные как поросята, напоминают о себе почти каждый раз, когда Андрей проходит здесь, и ладно, если просто пищат и скребутся, но бывает и страшнее... В грядущем переселении один плюс бесспорный: на новом месте не будет этих тварей. Хотя кто знает, что там за новое место...

   Вернувшись домой, Андрей сразу заваливается спать. Сначала подумал, как обычно, взять себя в руки, заняться делом, но вспомнил, сколько раз попадал в эту ловушку: ух, щас как начну, как начну, только вот сперва подготовлюсь как следует, обвешаю сей знаменательный момент ритуалами чаепития и уборки... В общем, размышлял, собирался, затем делал что-нибудь крошечное, убеждался, что да, начал неплохо, потом опять чай, думы, тщательная подготовка ко второму шагу и... как-то само собой выходило, что вскоре уже отстреливал мутантов в игре. Или в фильме, в лице киногероя. А зачем спешить? Дело-то идет, можно особо не париться, отвлечься, помечтать. Когда обнимала усталость – под одеяло, добивать мутантов во сне.

   Но просыпался – настроение препоганое, очередное начинание провалилось, снова профукал эшелон времени, и не сделано ничего. Лишь после длительного самоуничижения, лечения музыкой и чая наконец-то приступал ко второму шагу.

   Это в лучшем случае. И редко.

   А в худшем и зачастую – просто забывал и опять садился рубить виртуальных врагов, смотреть фильм, читать книжку или устраивал с Машей романтический вечер с бурной ночной кульминацией. Если, конечно, у нее не было дел. А это редкость.

   В общем, лучше себя не обманывать, сразу спать.

   Это выглядит как поступок более низкий, отговорка не делать ничего вообще, но... Лучше так! Слишком много наступал на грабли.

   Не лицемерить хотя бы перед собой, сказать:

   «Свинья ты, Андрей. Свинюга, каких поискать. Вот и сгнивай быстрее, чтобы не вонять».

   Должно помочь.

   Силы, что ушли бы на мечты и подготовку, останутся, а после сна, быть может, пойдут на что-то полезное.

Похожие статьи:

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Пограничник

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Доктор Пауз