Пoбeг

 Илья и Никки готовы к бою

  Даже мимолетного взгляда в маленькие окна подъезда было достаточно, чтобы понять - день будет не из приятных. Темное свинцовое небо повисло над многоэтажными домами. Их бетонный отлив становился особенно серым в падающем сквозь густые облака свете. Наскоро перекусив, Илья, как и тысячи других детей, спускался по лестнице. На часах было 7.30 утра, мама ушла на работу час назад, а теперь настала и его очередь. Несмотря на серьезные нагрузки, которые выпали на его долю за последнюю неделю, организм Ильи все еще был полон сил. Он бы бежал по лестничному пролету вприпрыжку, если бы не болела нога, на которую пару дней назад упала бочка с субстратом. Ему повезло: в бочке оказался брак, большая часть которого уже ушла на корм собакам. Упади на него полная бочка - и не видать маленькому Илюше больше своей ноги. А так всего лишь пара почерневших ногтей да разбухшая лодыжка. Это не беда - на нем все заживало, как на собаке, конечно, на той собаке, которая не питалась бракованным субстратом.

  Наконец он выбрался из затхлого подъезда на свежий воздух. Жара еще не набрала всю свою силу, но уже становилось душно. Лениво выползавшие во двор люди внимательно вглядывались в тяжёлое небо. Сегодня оно было обязано разразиться дождем и наконец принести долгожданную прохладу. Илья помахал рукой Анюте и Лиде. Между ними, держа за руки своих сестёр, плелся и мило улыбался их младший брат Ваня. Илья помахал и ему, хотя улыбка его явно стала искусственной. Он инстинктивно недолюбливал Ваню. Нет, Ваня никогда не пакостил кому-либо, не сделал Илье ничего плохого. Просто сейчас он пойдет в школу, будет сидеть за партой и пускать сопли, а Илье придется работать. Совсем недавно он сам был на месте Вани, тогда он ненавидел школу, не сильно он любил ее и сейчас, но все лучше, чем катать туда-сюда чертовы бочки.

  Немного прихрамывая, Илья выбрался на большую дорогу. Тут людей стало заметно больше. В основном это были дети, все взрослые давно уже на работе. Илья и его друг Никитка (более известный как Никки) были одними из немногих единственных детей в семье. Отец Ильи погиб на войне еще до его рождения, а вот у Никиты семья была полной. Но почему-то у него не было ни брата, ни сестры, и почему-то их и не могло быть. Когда об этом заходила речь, что Никита, что его родители только опускали голову и молчали, Илья же мог только догадываться почему. Семьи, у которых было менее двух детей, считались несчастными и бедными, им полагалась какая-то компенсация (одно из тех слов, которые никак не давались Илье), но эта самая компенсация не особенно улучшала их положение. Вверх по дороге резво катил бот. Бот - это его официальное название, дети же называли его как придется: жестянка, железяка, консервная банка, танчик, робот, камера, глаз, смотрельня. Были и более смешные названия, которыми чаще пользовались взрослые: жопный глаз, гусеничный ублюдок и другие, за употребление которых легко можно получить кучу неприятностей. Черный глаз камеры под бронированным стеклом не вращался, он обеспечивал обзор в 360 градусов, поэтому полуметровая машина на гусеницах двигалась довольно быстро, быстрее, чем спокойный шаг взрослого человека. Она успевала разглядеть всех. Да и убегать от нее никому не приходило в голову, так же как приближаться слишком близко и тем более дотрагиваться. У ботов вдоль борта была проложена светодиодная лента. Если все хорошо, она светилась бледно-зеленым, если же она загоралась желтым, то тебе лучше немедленно прекратить делать то, что ты делаешь, ну а если красным - лучший вариант - это уткнуться лицом в асфальт и ждать, когда за тобой прибудут сотрудники Внутренней Охраны. Страх перед этой машиной забивался в мозги еще с пеленок. Илья тоже боялся их, хоть и не показывал этого. Ночью ему часто снились кошмары, где огромный, высотой со шкаф бот, несется на него, а светодиод вокруг него моргает ярко-красным. Когда жестянка катила мимо, полагалось остановиться, посмотреть точно в камеру и улыбнуться. Многие дети махали руками, этому искусству была посвящена отдельная пятиминутка в школе. Илья тоже делал так поначалу. Но потом он заметил, что взрослые не машут и не улыбаются, даже наоборот, завидев бота, становятся хмурыми и какими-то нервными. Улыбаться ему тоже как-то перехотелось. Когда Илье становилось скучно, он корчил гримасы прямо в камеру. Так продолжалось, пока однажды им не пришел штраф за "помеху в распознавании лиц". Он составлял почти половину маминой зарплаты. Ох и влетело же тогда ему! Илью и сейчас так и подмывало скорчить рожу. Но он сдержал себя, остановился и посмотрел в глаз жестянке. Улыбаться и гримасничать не стал.

  Точно так же поступил и Никки. Он стоял совсем рядом и, в момент, когда его заметил Илья, тоже смотрел в глаз жестянке. Делал это по всем правилам, как учили в школе. Они пожали друг другу руки и двинулись в сторону фабрики.

  Никитка был как обычно бодр и весел. Но сегодня это все выглядело как-то неестественно, на показ. Даже его знаменитая улыбка, за которую его недолюбливал Илья (она служила настоящим магнитом для симпатичных девчонок), сейчас была какой-то блеклой.

  - Чего-то ты сегодня особенно веселый. - серьезно начал Илья.

  - Так сегодня же суббота. Завтра выходной. Можно отоспаться. Правда папа заставит целый день делать уроки. Хотя это тоже ничего.

  - Это ничего, пока у тебя получается. Вспомни Сашку, сидит рядом со мной, смотрит мне в тетрадь и ни черта не понимает. Даже списать не может по-человечески.

  - А я вот ему помогаю. Ты бы тоже предложил.

  - Ага, обязательно. Он мне ничем помочь не может, так а мне ему зачем помогать? Ладно, забыли. Ты ведь не серьезно про выходной? Я думаю, дела у нас с тобой найдутся.

  - Эх... - Никки сразу сник. - Слушай, Илья, на счет твоего плана. Может ну его, а? На словах все круто, конечно, но это ведь не взаправду?

  Илья остановился и повернулся к Никите.

  - Что значит не взаправду? Я почти год к этому готовился. Все продумал. Куртки нам нашел и спрятал не взаправду?! Топливный шланг стырил не взаправду? У Маркуса в кабинете крутился, вместо того, чтобы обедать, не взаправду?!

  - Да ладно, ладно! Успокойся. На нас все смотрят.

  - Идем.

  Они шли вверх по склону. Вдали уже виднелась фабрика, ее высоченный забор и черные, как ночь, ворота.

  - Ну так что, даешь заднюю? - опять начал Илья.

  - Ничего я не даю. Просто страшно все это. Как родители без меня, а твоя мама как?

  - Поверь мне, они будут только рады, если мы сбежим отсюда. Все с ними будет хорошо. Они бы сами этого хотели. Только говорить об этом боятся. Засело у них в голове, что нельзя ничего такого делать.

  - Так ведь нельзя же.

  - Нельзя. Но и так, как мы, тоже нельзя. Ты хочешь всю оставшуюся жизнь бочки с субстратом катать? Мне за два года это надоело так, что блевать тянет от одного их вида.

  - Да... Не хочу, конечно.

  - Вот и я не хочу. И предлагаю тебе возможность смыться.

  - А если не получится?

  - Не получится, если не попробуем. Хватит трусить, Никки. Я же все продумал. До мельчайших деталей. Сам знаешь, я просто так фигней не страдаю. Все будет просто класс. Помнишь, как в том фильме? Море, пальмы. Чистое голубое небо. Никаких тебе холодных зим. Никаких бочек с субстратом, от которых болят руки и спина. Никаких железяк. Будем жить, как короли. Хотя скорее, как дикари, поначалу. Ну насчет этого в полете будет время подумать да обговорить...

  Последнюю фразу Ильи заглушило ревом турбин. Над ними пролетел самолет. Огромная трясущаяся и хрипящая железная птица. Она выглядела потрепанной и старой, но все еще готовой к очередному перелету. Она направлялась на взлётно-посадочную полосу, которая находилась меньше чем в десяти километрах от фабрики. Звук турбин постепенно стих. Несколько секунд особенно острой тишины пугали. Наконец возобновившееся невнятное бормотание идущих на фабрику детей прикончило нагонявшую страх тишину.

  - Так ты в деле?

  - В деле.

  В глазах Никиты блеснул огонек решимости.

  И безумства.

  Фабрика

  Что такое фабрика? - спросите вы. И любой ребенок вам без запинки ответит: фабрика - это то, ради чего живет город. Что это значит? - черт его разберет, не мешайте работать! - таков будет ответ. Ответ не только ребенка, но и взрослого. Единственное, в чем уверены и те, и другие, так это в том, что этот слоган висит над главными воротами и над основным погрузочно-разгрузочным цехом. Сквозь огромные ворота, что закрывались ровно в восемь вечера, а открывались ровно в шесть утра, сейчас шла толпа людей. В большинстве своем дети. Были среди них и Илья с Никитой. Возле турникетов начали скапливаться длинные очереди. Приложи карточку, посмотри в камеру, проходи через турникет - вот и все, проще не бывает. Да, здесь тоже были жестянки. Только они были совсем незаметные и без гусениц. Их черные, обрамленные бронестеклом глаза то тут то там свисали с потолка и внимательно разглядывали каждого, кто проходил мимо. Безжизненные и строгие лица охранников, которых так боялись недавно начавшие работать десятилетки, для Ильи и Никиты выглядели комично-тупыми. Каждый раз проходя мимо, Илье хотелось плюнуть в эту идиотскую нечеловеческую рожу. Или крикнуть что-нибудь неприличное, но он видел, чем заканчиваются подобные выходки, поэтому себе такого не позволял. Мама рассказывала, что его отец до войны тоже был на должности охранника, но Илья не верил. Не хотелось ему думать, что его отец мог иметь такое же серое лицо и пустые агрессивные глаза.

  - Никки?

  - Да.

  - Постарайся перехватить что-нибудь до обеда. И желательно что-нибудь поплотнее. Неизвестно, когда нам удастся перекусить в следующий раз.

  - Понял. Черт, надеюсь, это будут бананы.

  Так что же такое фабрика? Фабрика - это в первую очередь субстрат. Субстрат производили в подземных цехах-лабораториях. Что там творится, одному богу известно. Точнее, богу и директору завода. Еще точнее - богу, директору завода и людям, которые этот субстрат делают. Но общаться с людьми из лаборатории было запрещено. Жили и работали они отдельно, их забирали прямо из дома, привозили сюда, а вечером увозили обратно. Говорят, что живут они очень даже не плохо. Еще бы, чтобы сделать субстрат нужно, обладать нехилыми мозгами, а человек с нехилыми мозгами нигде не пропадет. Так говорила мама Ильи. И он с этим согласен. Правда, свои мозги он использовал немного в другом русле. Что такое субстрат? Интересный вопрос. Субстрат в последние три десятилетия - это практически все. На самом деле, реальное понятие о том, что это и как это делается, было у очень узкого круга людей. Зато всем было известно - субстрат - это то, что мы едим. Из него делалось все. Точнее, он был основой для всего: хлеб, макароны, рис, всевозможные крупы, картофель, сладкие напитки, пиво - вот краткий список того, для чего применялся субстрат. Нет, из него нельзя было вырастить пшеницу, но, добавив его в ту же муку, он со временем принимал вид и свойства этой самой муки. Таким образом, размешивая эту зелено-желтую густую жижу с определённым веществом, мы получали вдове больше этого вещества. Правда, на вкус еда становилась, как вареное дерьмо, зато ее было вдвое больше и производить ее было гораздо легче. Взрослые говорили, что от такой еды болеют, раньше стареют и т.д. Но переходить на старый цикл производства никто не собирался, субстрат был выгоден всем, кроме, может быть, конечного потребителя. Короче говоря, настоящий прорыв в пищевой промышленности. Да что там пищевая промышленность, ходили слухи, что тот же субстрат применялся даже для получения электроэнергии и некоторых видов топлива.

  Когда субстрат был готов, его разливали по здоровенным бочкам. Наверх их на специальных тележках выкатывали ребята постарше. Как только тебе исполнялось шестнадцать, тебя переводили на более сложные работы. В основном ты выкатывал бочки из лаборатории или грузил их на самолет. Предполагалось, что к шестнадцати ты уже окончил школу, поэтому здесь работали только полный рабочий день. Ну и зарплата становилась как у взрослого. Работа Ильи и Никиты была проще. Они забирали бочки с тележек, аккуратно опрокидывали их и катили по резиновому полу через весь цех к терминалу погрузки. Здесь их необходимо было снова поднять и оставить. Бочки пересчитывал специальный человек. Потом взрослые грузили их в подъезжающие грузовики и запрыгивали следом.

  Разобраться с первой бочкой не составляло труда. Да, хоть ты еще и совсем ребенок, а бочка была очень тяжелой, приноровиться все же было возможно. Тем более, если в голове постоянно сидит мысль о том, что, если ты будешь работать слишком медленно, люди, смотрящие на тебя через глаз жестянки, это заметят. Они могут наказать тебя, лишить зарплаты, в конце концов, лишить работы. А что может быть страшнее, чем потерять работу? Разве что смерть. С такой мотивацией бочка значительно теряла в весе, и ты успешно докатывал ее до пункта погрузки. Но затем шла вторая, третья и четвертая. Руки, плечи и спина наливались кровью, попервости эта нагрузка воспринималась, как полезная, но потом становилось все труднее. Наконец, после двадцатой бочки с субстратом мышцы становились деревянными. А ведь работать оставалось еще столько же. Живот начинал урчать раньше времени, с такой нагрузкой требовалось есть очень плотно. Где-то в это время объявлялся пятнадцатиминутный перерыв. Можно было попробовать сходить в столовую и выпросить что-нибудь. Но суровые работницы столовой безжалостно отгоняли всех любителей халявы. Приходи в двенадцать - говорили они. Можно было что-нибудь прикупить в буфете, но тамошние ценники заставляли желудок немедленно умолкнуть. Немного передохнув, народ снова принимался за работу. Но некоторые распоряжались перерывом по-иному. Например, Илья. Вот и сейчас он вместо того чтобы спокойно посидеть на одной из бочек и перевести дух, направился к Маркусу. Продефилировав мимо развалившегося на бочке Никки, Илья подал ему знак. Никки подмигнул в ответ.

  Что такое фабрика? Фабрика - это отлично поставленный процесс производства, который, естественно, невозможен без постоянной слежки за каждым работником. Маркус был заместителем начальника охраны фабрики с недавнего времени. Должность эту он выгрыз в бою с еще четырьмя кандидатами, чем был невероятно горд. Илья частенько бывал у него в кабинете и позволялось ему там находиться только потому, что Маркус был давним другом его матери. Илья, выспросив у матери всякое, подозревал, что он был даже чем-то большим, чем просто друг. Кабинет Маркуса был с трех сторон завешан мониторами, каждый из которых показывал определенную зону фабрики. Таким образом, Маркус был одновременно глазами каждой жестянки. Отличные условия для развития комплекса бога.

  - Здорова, Маркус!

  - Привет. Опять шаришься где не положено?

  - Скучно сидеть в цехе. Я вижу ты отлично справляешься с новой должностью. Всю неделю без происшествий.

  Маркус просиял. Его ядовитая улыбка с маленькими зубами и огромными щелями между ними выглядела отвратительно.

  - Еще бы. Не зря мне дали эту должность. Как мама? Ты говорил ей о моем предложении? Я все еще свободен в выходной.

  - Знаешь, она сказала, что еще не определилась с планами. Но она обязательно позвонит тебе, если все же надумает. - На самом деле мама Ильи понятия не имела, что он общается с ее давним приятелем.

  - Отлично... Черт, ну что там опять?

  Рамка одного из мониторов стала красной. Зафиксировано нарушение - гласила надпись. На экране один парень выдавал знатных пинков пацану помоложе. Илья сразу же узнал в принимающем удары своего друга.

  - Ё-маё! - Маркус вылетел из кабинета.

  Через пару мгновений он с еще одним охранником появился на экране монитора. Вдвоем они стали разнимать дебоширов. Илье было не до них. Он оглядел мониторы. Их здесь было десятков пять, не меньше. И все показывали разные изображения. Все, кроме двух. Эти два не показывали ничего, кроме черного экрана и надписи "сигнал потерян". Две камеры вышли из строя, а чинить их обычно приезжали раз в два месяца, то есть совсем не скоро. Дело было за малым. Нужно было вставить флэш-накопитель в компьютер, изменить источник сигнала для камеры и просто выставить заранее нарисованную заставку - черный экран с надписью "сигнал потерян". Флэш-накопитель читался нормально, Илья шумно выдохнул, компьютер мог запросить пароль для внешних дисков. Похоже, что ума на такую простую предосторожность Маркусу не хватило. Дальше все прошло, как по маслу. Картинка была загружена и выставлена на один из виртуальных рабочих столов, который теперь заменял изображение с камеры. При попытке починить камеру, такая подмена обнаружилась бы моментально. Если Маркусу взбредет в голову проверить рабочие столы - тоже. Но самым неаккуратным моментом был журнал внешних дисков, компьютер регистрировал все источники, которые к нему подключали. Проверяет ли его Маркус? Илья понятия об этом не имел. Но стереть из журнала запись ему не удалось, компьютер запросил пароль. Дело было сделано. Илья поспешил в цех.

  Что такое фабрика? Фабрика - это также и пункт доставки субстрата во все уголки мира. Большую часть этого чудо-вещества продавали в других странах, остальное предназначалось для внутреннего рынка. Город, в котором жили Илья и Никита, находился близко к границе, поэтому большинство самолетов направлялось именно туда. Большая, старая и обшарпанная взлётно-посадочная полоса не ремонтировалась уже лет двадцать. Тут и там зияли ямы, которые умело на свой страх и риск объезжали пилоты. Машины, чьи кузова были полны бочками с субстратом и грузчиками, выезжали из ворот фабрики и по зарастающей кустарником дороге мчали прямиком сюда. Машина останавливалась около опущенной задней рампы грузового отсека самолета, взрослые выпрыгивали из кузова и начинали перегружать субстрат. Именно на знании всего технологического процесса и строился опасный, но вполне реалистичный план побега.

  Когда Илья вынырнул из кабинета, дебоширов уже разняли. Парень с длиннющей челкой все еще пытался размахивать кулаками, но охранник всем телом прижал его к стене, так, что он практически не мог двигаться. Никки, у которого уже начинал набухать сизый фингал, выкрикивал всякие гадости в адрес своего обидчика. Маркус в это время орал на него и требовал, чтобы тот заткнул свой поганый рот.

  - Вонючий баран! - кричал Никки.

  - А ну захлопнись! - кричал Маркус.

  - Да отпусти ты меня. Он же первый начал. Уронил мне на ногу бочку! - оправдывался придавленный к стене челкастый.

  Илья, да и почти все работники цеха прервали свои неотложные дела, чтобы насладиться скандалом. Челкастый перестал вырываться, а Никки вытер слезы и прекратил безостановочно выкрикивать ругательства. Страсти утихали.

  - Ты действительно уронил бочку ему на ногу? - спросил Маркус.

  - Да я же нечаянно, не удержал. А он кинулся на меня, как сумасшедший. И начал лупить.

  - Вранье! Он специально кинул мне ее на ногу, мелкий говнюк! - взревел челкастый.

  - Ох. - Маркус взялся обеими руками за голову. Затем оглянулся на толпу. - А вы чего все вылупились? У вас что, дел нет? Разбежались все по рабочим местам, иначе всем закрою по полсмены сегодня.

  Народ стал медленно разбредаться.

  - Значит так. Всем по 0.8 до конца месяца. Доигрались ребята. Больше нарушать дисциплину вам не захочется. А если захочется, то по 0.5 у меня выхватите. Ясно?

  Челкастый и Никки опустили головы в смирении.

  - Отлично. Пойду писать отчет по вашим идиотским выходкам.

  Но спрятаться в свой кабинет Маркус не успел. Гулкие удары каблуков по металлической лестнице послышались сверху. Директор спускался с второго этажа прямо в цех. Народ затих, работа снова встала. Все развернулись в сторону лестницы и тупо пялились на нее. Некоторые незаметно для себя приняли стойку смирно. Статный высокий мужчина с усами и в пошитом по заказу пиджаке медленно спускался вниз. Он еще не успел ступить на покрытый резиной пол, как громко гаркнул:

  -Что за шум, а драки нет?

  В те редкие случаи, когда директор оказывался в цехе, он всегда произносил эту фразу, как вступительную. И сейчас по его тону стало ясно, что он в хорошем расположении духа, а значит бояться нечего. Атмосфера в цехе сразу разрядилась. Плюс ко всему фраза эта в данный момент звучала комично. Ведь был и шум, и драка, вот только сам директор ко всеобщему счастью посмотреть на нее не успел.

  Директор поздоровался со всем коллективом, пообещал (в сотый раз), что вот-вот заработные платы поднимут на пять процентов. Затем он выслушал краткий отчет Маркуса, который как обычно перед начальством дрожал в такт своему дребезжащему голосу. А потом он просто вышел через основные ворота и уселся в автомобиль. Личный водитель пригнал эту космическую ракету пятью минутами ранее. Директор редко задерживался на работе, тем более в субботу, делать ему тут было нечего, особенно учитывая, что он вообще ничего не понимал в здешних производственных процессах. Раскрасневшегося челкастого и побитого Никки директор даже не заметил. Маркус злобно зыркнул на них обоих, крикнул, чтобы все возвращались к работе, и ушел в свой кабинет.

  Илья хлопнул Никки по плечу.

  - Отлично справился.

  - Ага. - сдавленным голосом ответил Никки, растирая набухающую над бровью шишку.

  - Успел что-нибудь перехватить?

  - Ты про еду или про взбучку?

  - Про еду. - усмехнулся Илья.

  - Успел, даже захватил кое-что с собой.

  - Не передумал?

  - Ха! Теперь у меня есть еще одна причина смыться и больше здесь не появляться. - Никки кивнул в сторону челкастого, который с остервенением грузил бочки.

  - Отлично, дружище. Еще пару штрихов, и мы больше никогда не увидим этого поганого места.

  Так чем же в конечном счете была фабрика? Илья, Никита и другие дети и взрослые, возможно, не смогли бы дать точный ответ. Но все они подсознательно чувствовали его. Фабрика была местом полурабского наемного труда, где у тебя отнимают твою рабочую силу, здоровье и время, а взамен дают столько, чтобы тебе хватало на поддержание своего жалкого существования. Фабрика - это место, где у тебя отбирают все силы. Место, после которого ты возвращаешься домой без желания и возможности сделать что-либо, мучаясь мыслью о завтрашнем рабочем дне. Фабрика - место, где люди производят и транспортируют яд, который сами же потом и потребляют. Фабрика - это место, где ты работал с малых лет, работаешь сейчас и будешь работать всю недолгую оставшуюся жизнь. Фабрика - место, где твой либо ненужный, либо вовсе вредный для всех труд тебя самого же и сведет в могилу.

  Последние приготовления

  До обеда оставалось совсем немного, а Илье еще было чем заняться. Для начала он проверил, не выкинули ли их куртки. Это было легко. Докатив одну из бочек до места погрузки, он чуть медленнее, чем обычно, прошел мимо ворот, выходивших на дорогу ко взлетно-посадочной полосе. Проходя мимо, он заглянул за одну из створок ворот. Куртки валялись в углу, обильно посыпанные резиновой стружкой и другим мусором. Никто не обратил на них внимания. Следующий пункт был гораздо сложнее.

  Раньше станция заправки самолетов находилась в соседнем здании, но для экономии времени и пространства ее перенесли в цех разгрузки. Из-за этого рабочий процесс ускорялся, но становился заметно опаснее. Тогда топливо привозили в бочках, неотличимых от бочек с субстратом. И хотя линии разгрузки были разделены большими уходящими глубоко в фундамент цеха бетонными каналами, необходимыми для отвода пролившейся жидкости, субстрат часто путали с топливом. Ходили байки, что однажды одна из бочек загорелась, бригада чудом успела потушить огонь и взрыва удалось избежать. Но слухами дело не ограничивалось. Об этом происшествии им рассказал отец Никки, перед этим строго пригрозив, чтобы они никому об этом не распростились. Отец Никки одно время работал пилотом самолета, перевозившего субстрат. Золотые были времена. Он рассказывал, что качество субстрата на той стороне проверяют сразу же по прилете. После разгрузки бочки попадают на конвейер. Они едут вперед по движущейся дорожке, а в это время откуда-то сверху здоровенная игла вонзается в их алюминиевые крышки. Игла всасывает небольшое количество субстрата, а компьютер определяет его качество. Если все нормально, над конвейером загорается зеленая кнопка, а бочка движется по дорожке на склад. И так происходит, пока не проверят всю партию. Все это время пилоты обязаны находиться рядом и наблюдать за процессом, в случае неполадок они должны транспортировать испорченный субстрат обратно. И вот однажды вместо субстрата на конвейер попало топливо. Может в процессе работы иглы возникла искра, может она просто была раскалённой, но, когда она попала внутрь бочки, произошел взрыв. Отец Никки говорил, что обошлось без жертв, но Илья в это слабо верил. Сам же он из того полета вернулся значительно позже положенного срока с изуродованным лицом и без нескольких пальцев. После этого случая он уже не мог управлять самолетом. С тех пор бочки под субстрат красили в зеленый, а для топлива - в синий. У ребят этот рассказ вызвал благоговейный ужас. Илья понимал, что рассказ этот не просто так прозвучал перед их с Никки первым рабочим днем. Они должны были испугаться, чтобы быть предельно осторожными на работе. И рассказ действительно возымел эффект. Лишь спустя почти два года Илья нашел рассказ не только страшным, но и очень полезным для своей задумки.

  Только теперь Илья, с самого детства крайне рассудительный и даже хладнокровный мальчик, ощутил, как его тело пронзают тонкие иглы страха. Он нервничал, руки его немного подрагивали, и это было очень неприятно. Монотонная работа не приносила облегчения, и чтобы отвлечься от назойливых мыслей, он решил представить себе, как бы прошел его обычный рабочий день.

  Если бы ему было меньше десяти, он бы вообще мог не ходить на долбанную фабрику. Дети в таком возрасте с утра и до середины дня проводят время в школе, ну это, конечно, в том случае, если у их родителей есть на это деньги. Илья в те годы завидовал тем, у кого такой возможности не было, они могли целыми днями шляться по улицам и заниматься всем, что им взбредет в голову. Но ни он, ни Никки не входили в число этих счастливчиков. Единственный плюс в школе - кормежка. Все остальное время учителя пытались занять их чем-нибудь, ну или хотя бы не давали детям друг друга поубивать. Как только тебе исполняется десять, халява заканчивается. Ты идешь на фабрику, на ферму, куда-угодно, работы, по крайней мере для детей, хватало. Тем более кому нужен лишний рот в семье, если он не кормит себя сам и не помогает другим. Дети до шестнадцати могли работать только полдня. Вроде бы неплохо, вторая половина дня свободна. Как бы не так, ведь на земле имелся филиал ада под названием дневная школа. Она работала с часу до шести вечера. Большинство из тех, кто ходил в школу до работы, по достижении необходимого возраста дневную школу не посещали. Но родители Ильи и Никки настояли, чтобы мальчики обязательно ходили туда. На оплату дневной школы уходила половина того, что зарабатывали ребята. То есть полдня ты работаешь, чтобы оплатить мучения во второй его половине. Отлично. Конечно, Илья и Никки еще к концу первого года обучения заметили, что они на голову выше своих друзей и знакомых в большинстве вопросов. Им несколько раз прилетало от ребят постарше, за то, что, по мнению Ильи, "они были наивны, как новорожденные". Мама говорила Илье, что школа - его билет в будущее, но он, как и большинство его сверстников, никакого будущего себе не представлял. Именно по этой причине он решил поменять этот самый билет на другой.

  Вот-вот должен был начаться обед, после которого Илье было бы положено пойти в дневную школу. Обед на фабрике в субботу - это отдельная история. Каждый вечер сюда пригоняли целую цистерну пива. Здесь его продавали вдвое дешевле, поскольку везли прямо с завода. Пиво делалось с применением субстрата. Оно было зеленоватого оттенка и воняло как моча трехсотлетней выдержки, но в голову давало знатно. Однажды Илья проверил это лично. Небольшое количество этого варева каким-то магическим образом просачивалось сюда еще на обеденном перерыве. А когда приезжала цистерна, представители особо активной части работников уже с трудом стояли на ногах. Субботняя смена всегда заканчивалась страшной попойкой. Это было на руку Илье. Рабочие были сильно заняты попытками выпить так, чтобы этого не заметила охрана, которая сама, кстати, знатно прикладывалась. Эта игра в кошки-мышки так занимала весь коллектив фабрики, что на происходящее вокруг они почти не обращали внимания. Таким образом, сейчас было лучшее время, чтобы сделать то, что задумано.

  Дети брели в столовую, у нескольких ребят из карманов комбинезонов и рабочих курток торчали горлышки бутылок. Сквозь толпу Илья увидел Никки, ждущего сигнала. Он смотрел на Илью с какой-то сатанинской улыбкой, при этом взгляд его был крайне серьезен. Они прорвались сквозь поток. Оглянулись. Большинство работников уже были в столовой, остальным менее всего было интересно то, что происходит в цехе. Из своего кабинета выбрался и Маркус. Он о чем-то ругался по телефону, старательно жестикулируя руками. Времени, пока он дотащит свой зад до столовой, возьмет обед и припрется обратно, должно было хватить с лихвой. Ребята подлетели к бетонной канаве, преграждавшей секцию с топливными бочками. Глубоко внизу гнездились горы мусора, разбавленные вылитым бракованным субстратом. Илья быстро опрокинул заранее поставленную к канаве бочку. Вонючая жижа, булькая, начала выливаться в канаву. Никки бросил взгляд в конец цеха. Их проделки могли быть интересны разве что здешним крысам, чьи маленькие глазки отсвечивали желтыми точками на фоне темного высокого потолка фабрики. Никки начал старательно вытряхивать что-то из своей толстовки, которая была ему велика. Наконец из одного из рукавов показалось черное дуло шланга. Илья перепрыгнул через канаву, подтащил ближайшую синюю бочку, свинтил с нее крышку, тут же ловко поймал шланг, брошенный Никки. Шланг погрузился в глубь топливной бочки. На другой стороне канавы Никки катал бочку из стороны в сторону, субстрат выливался слишком медленно.

  - Блинский! Этого я не учел. Ладно, завязывай, Никки. И так сойдет.

  - Тут где-то меньше одной трети. - сказал Никки, поднимая бочку.

  Илья бросил ему другой конец шланга. Никки прильнул к нему, но его объема легких никак не хватало, чтобы заставить топливо перетекать в другую бочку. Когда его раскрасневшееся лицо начало синеть, Илья решил взять ситуацию в свои руки. Он был очень хорошо сложен и имел крупные для двенадцатилетнего мальчика габариты. Никки знал, что его друг, наверное, самый сильный парень во дворе, поэтому сразу же уступил место перемахнувшему через канаву Илье. Несколько мощных вдохов - и топливо побежало по шлангу. Правда последний вдох был слишком сильным, Илья знатно глотнул бензина. Его чуть не вырвало, он старался как можно тише кашлять и кряхтеть, постоянно сплёвывая в канаву. Никки колотил его по спине.

  - Неправильно, дружище! Когда мы договаривались не привлекать внимания, мы ведь не это имели ввиду. - шипел Никки.

  Движение в цехе началось раньше, чем они думали. Люди второпях выходили из столовой на улицу, чтобы перекурить сигаретку-другую. Пока что никто не обращал внимания на то, что творилось в дальнем углу цеха.

  - Она почти полная.

  - Хрен с ним, вытаскивай!

  Никки выдернул шланг и тут же скинул его в темную глубину бетонной канавы. В это время из столовой грузным шагом вышел косматый здоровый мужик и побрел в их сторону, уставившись себе под ноги. Он обошел канаву справа.

  - Черт, крышка!

  - Не, все нормально, мы все успели.

  - Ни хрена мы не успели. Я про эту крышку! - Илья повертел голубоватой крышкой перед носом у Никки. От нее исходил резкий запах реактивов.

  - Назад прыгать не вариант. Этот верзила идет прямо сюда, похоже, решил уработаться в край. Он на погрузке топлива, идет к пустой бочке.

  - Ладно, попробуем так. - С этими словами Илья выгнул спину и в полуприсяде метнул крышку в сторону синей бочки. Крышка, разрезая воздух, перелетела через канаву и упала ровно на открытое дуло бочки. Плюс ко всему она несколько раз прокрутилась, создав впечатление, будто бочку и не открывали.

  Никки выпучил глаза, сначала от страха, затем от удивления. Верзила, судя по всему, ничего этого не видел, просто медленно брел к терминалу погрузки.

  - Илья, ты самый крутой чел, которого я когда-либо знал!

  - Спокойно. Мне просто повезло. Очень повезло. Будем надеяться, так будет и дальше. Нас тут уже не должно быть, Никки. Пора действовать.

  Они поставили бочку с псевдо-субстратом на самом видном месте, прямо перед терминалом погрузки. Теперь она была обязана попасть на борт.

  Финальный рывок

  Они резво шагали к воротам, абсолютно уверенные, что самое страшное позади, когда услышали громкое "Эй!" Ребята повернулись, у обоих пробежал холодок по спине, а сердце гулко стучало. Их окликнул тот самый здоровенный мужик. Он нахмурил свои косматые брови и вообще выглядел крайне недовольным. Мужик подошел к ним ближе, играя своими мускулистыми руками, перевалил верхнюю часть своего грузного тела через бетонную канаву и тихонько заговорил.

  - Мне плевать на ваши мелкие делишки. Меня интересует лишь один вопрос, что будет, когда я взвалю на себя ту бочку.

  Илья онемел от ужаса. Он был уверен, что теперь этот верзила точно их сдаст. Зато Никки нашелся что сказать.

  - Мы не сделали ничего, о чем бы вам следовало беспокоиться. - при этом Никки улыбнулся той самой завораживающей улыбкой, за которую его недолюбливал Илья.

  Мужчина выдохнул на них тяжелым сивушным запахом зеленого пива. А Никки добавил.

  - Нам ведь тоже не нужно беспокоиться?

  Илья уже хотел было закрыть своему другу рот, но мужчина улыбнулся.

  - Пусть хоть мир сгорит, меня это не касается.

  И он побрел в сторону терминала погрузки. Илья и Никки какое-то время смотрели ему в спину, а когда опомнились, быстро зашагали по своим делам. Они услышали, как верзила поднял почти пустую бочку и загоготал. Затем они прошли мимо Маркуса, который только-только вернулся в свой кабинет.

  - Ты думаешь, я такой идиот, что сам их постоянно ломаю? Эти камеры у меня уже вот здесь сидят. Нет... Я просто хочу, чтобы техники, которых ты пришлешь в следующий раз, починили их раз и навсегда... Да, именно так. За каким чертом они вообще работают, если сразу после их ухода эти сраные камеры дохнут одна за другой. Если ты не знала, часть стоимости их ремонта вычитают у меня из зарплаты! - Маркус визжал в трубку телефона так, что его было слышно сквозь дверь.

  Ребята только тихонько хихикали, им приходилось сдерживаться, чтобы не привлекать внимания.

  Народ начал наплывать в цех. Уже издалека от этой толпы исходил отвратительный запах пота и перегара. Никки выудил из кучи мусора две потрепанные куртки. Все так же незаметно они проскочили мимо грузовых машин, чьи кузова были в разной степени заполнены зелеными бочками. Свет, ударивший им в глаза, лишь первые секунды казался таким ярким. После тусклых ламп, подвешенных на потолке цеха, даже грозовое небо казалось ослепительным. Илья задрал голову вверх. Выпуклые серые облака казались тяжелыми и объемными. Где-то вдалеке, где их цвет из тёмно-серого становился практически черным, сверкнула молния.

  - Погодка нелетная. - заявил Никки.

  Илья толкнул его в плечо.

  - Не паникуй. Все отлично. Видишь? - он указал на черный глаз, свисающий на тонкой стальной балке у внутренних ворот цеха. - Эта штука видит нас, и даже сигнал передает. Но вот Маркус видит только черный экран. Все думают, что мы давно умотали в школу или еще куда. Так что все идет как нельзя лучше.

  - Фух. Это хорошо. Ну и духота. - Никки вытер пот со лба и скинул с себя куртку, которую надел по инерции, выйдя из цеха. Илья последовал его примеру.

  Выглядели они нелепо, куртки были больше положенного на несколько размеров, их замасленные коричневые рукава свисали до колен. Перед ними простиралась разбитая асфальтированная дорога, ведущая на посадочную полосу. По краям от нее росла трава высотой со взрослого человека. Она могла послужить отличным укрытием, если вдруг их кто-нибудь заметит. Решено было идти по дороге, держась ближе к краю, не слишком быстро, чтобы не тратить лишних сил. Сначала дорога была извилистой, но затем выровнялась и пошла вниз. Вдалеке, сквозь заросли травы виднелась взлетно-посадочная полоса. Они широко шагали по дырявому асфальту, стрекот живности из кустов нарушал звук ударов твердых подошв их ботинок.

  - Я оставил записку родителям. - прервал долгое молчание Никки.

  - И я тоже. А ты что написал?

  - Ну... написал, что мы с тобой отправляемся в Океанию. Папа ведь тоже любил те фильмы, я про них упомянул, думаю, он меня поймет. Может, и маме сможет объяснить.

  - Со мной? Короче ты меня сдал.

  - Ну ты ведь тоже записку написал. Чего тут сдавать-то? Или ты сказал, что стал директором фабрики и теперь так занят, что приходить домой ночевать нет смысла?

  Илья прыснул от смеха.

  - Нет. Я не писал, куда мы собрались. И про тебя ни слова. Просто сказал, чтобы мама не беспокоилась. Я ведь уже взрослый и сам могу за себя отвечать.

  Илья остановился, вновь взглянул на небо и распростер руки. Он чувствовал, как первые капли дождя упали ему на кожу. Молния на секунду ослепила ребят, а спустя мгновенье раздался такой сильный грохот, что они оба вздрогнули.

  - Нужно торопиться, не хочу вымокнуть до нитки.

  Дорога, расширяясь, постепенно перешла в покрытие взлетно-посадочной полосы. Она была выложена из прямоугольных бетонных блоков, каждый шириной в пол-улицы. Стыки между ними когда-то давно были аккуратно замазаны цементом, но время сделало свое. Теперь из грязи в стыках торчала трава, а кое-где выбоины представляли реальную опасность. Вместе с бетоном пал прахом и ограждавший это место железный забор. В высоком кустарнике тут и там виднелись его остатки: железные трубы и сетка. По краям полосы было предостаточно всякого мусора. Ребята присели на два прогнивших ящика. Дождь усиливался. Они вновь накинули на себя куртки. Тот самый потрепанный сизый самолет с опущенной рампой, по которой можно было забраться в грузовой отсек, раскорячился ближе к противоположному от них краю взлётно-посадочной полосы. На той же стороне, но еще дальше, прямо возле кустарника, стояла железная будка. В ней отдыхали пилоты.

  - Ладно. Сейчас мы обойдем полосу через заросли. Проберемся к будке. Если пилот спит, а иначе и быть не может, то мы точно так же через кустарник доберемся до места, откуда быстрее всего можно будет добежать до самолета. И рвем когти прямо к нему. После чего нам останется всего лишь залезть по стойке в эту штуку... как ее...

  - Гондолу шасси.

  Илья расхохотался. Никки, через отца которого они и узнали все особенности строения и пилотирования самолета, тоже не выдержал и присоединился к своему другу.

  - Ну ты понял, в то самое место, куда складываются колеса после взлета. - наконец выдавил из себя Илья.

  Густая растительность даже под мелкими каплями дождя уже изрядно намокла. Когда Илья и Никки добрались до ржавой будки, их куртки уже набухли от впитавшейся воды. Илья подтянулся на оконной решетке, заглянул внутрь будки. Там не было ничего, кроме примитивной печки, небольшого стола и кровати. На кровати мертвецким сном спали двое мужчин. В принципе заглядывать внутрь было необязательно, храп, отражающийся от стен будки, ребята услышали еще за пятьдесят метров.

  Илья отпустил решетку, приземлился в кусты. Зелень отреагировала, орошив его целым шквалом капель.

  - Спят- прошептал он.

  - Тогда идем к самолету. - так же шепотом ответил Никки.

  Они добрались до края взлётно-посадочной полосы. Отсюда добежать до самолета было проще некуда.

  - Илья.

  - Да?

  - Мне очень страшно.

  - Мне тоже. Но мы прорвемся. Давай!

  Они побежали. Но на самой границе между зарослями и бетонными плитами Илья резко затормозил. Никки врезался ему в спину, и они оба чуть было не повалились на бетонное основание. Никки вскочил первым.

  - Ты чего учудил!?

  - Тихо! Смотри туда.

  Никки прищурился, устремил свой взгляд по направлению пальца Ильи. На другой стороне полосы, откуда они пришли, разъезжала жестянка. Она была далеко и выглядела как черная точка на горизонте, но зеленые отблески выдавали ее.

  - Вот я дурак. - Илья сел на корточки и схватился за голову руками. - Надо же было быть таким наивным. Думал, что тут камер нет. Конечно!

  - Жопный глаз застал нас врасплох. Он довольно далеко, может нас не увидит?

  - А если увидит? Тогда самолет задержат, начнут осматривать. Слишком рискованно.

  Дождь начинал усиливаться. Ребята потеряли счет времени, они не знали, сколько просидели в кустах. Все это время над ними висело угрюмое молчание. Его прервал звук урчащего живота Ильи.

  - Блин. Есть хочется.

  Никки тут же вынул из широкого кармана куртки завернутый в пластиковую пленку обед.

  - Спер, пока повариха строила глазки нашим пьянчугам. Думал, в самолете перекусим. Но я сам уже чертовски голоден.

  Илья вытащил из кармана пачку семечек.

  - У меня есть чем похрустеть, пока будем лететь. Давай сюда свой обед.

  Они старались есть медленно, но все равно расправились с обедом слишком быстро. Ели руками, периодически ловя взгляды друг друга и смеясь. Настроение пошло в гору.

  - Илья. Это ведь настоящий идиотизм! Самолет прилетает с утра. Пилоты отчитываются и идут спать. А мы только начинаем грузить субстрат. Неужели его нельзя погрузить заранее? Так мы бы могли и вывозить больше, и незачем бы было тратить столько времени впустую.

  - Хм. Ну может им столько и не нужно? Да и пилотам необходимо когда-то спать. Ты же помнишь, как твой отец еле живой возвращался с перелета. Спал полдня, а потом опять в рейс. Он выглядел, как зомби.

  - А я думаю, что мы просто не успеваем производить больше. Ты видел? С утра ребята вывозят бочки безостановочно, а потом все медленней и медленней. Мы почти все погрузили еще до обеда.

  В это время над ними раздался еще один оглушительный удар грома. Он был странным, все никак не хотел заканчиваться. И только спустя несколько секунд ребята догадались, что гром плавно перешел в рокот двигателей. Они выглянули из кустов. Грузовики, доверху набитые бочками с субстратом, выскочили из зарослей прямо на взлетно-посадочную полосу. Водители гнали что есть мочи. Они в считанные секунды пересекли полосу. Пьяные, но не потерявшие в сноровке грузчики, быстро и слаженно, словно биороботы, начали перегружать бочки из авто в самолет. Они дружно скакали по мокрым ступеням рампы, абсолютно не боясь поскользнуться и свернуть себе шею. Илья точно знал: где-то среди этих бочек находилась их с Никки бочка-диверсант. Ребята внимательно наблюдали, как эти веселые, вечно отпускающие грязные шуточки люди под проливным дождем закончили разгрузку, и так же быстро исчезли, как и появились. В это же время из будки вылезли пилоты. Сонные поначалу, они становились все свежее по мере приближению к самолету. Старший из них шел быстрым шагом, а молодой, ему было не больше двадцати, добравшийся до самолета первым, бежал трусцой. Их это не спасло, дождь успел пропитать их болотного цвета мундиры.

  - Никки, ты видишь жестянку?

  Никки пробежал глазами по взлетно-посадочной полосе. Несмотря на то, что был еще день, стало совсем темно. Непогода все быстрее превращалась в настоящую бурю. Ни зеленых отблесков, ни какого-либо движения Никите увидеть не удалось. Пилоты тем временем уже забирались в самолет. Рампа стала медленно подниматься. К шуму дождя присоединился шум разгоняющихся турбин. Самолет дернулся и начал медленно ползти вперед.

  - Блинский! Они что, опаздывают?!

  Никки схватил Илью за плечи и тряханул.

  - Если не сейчас, то уже никогда.

  В тот момент, когда скорость самолета начала медленно нарастать, ребята выскочили на взлетно-посадочную полосу. Было действительно очень темно, но пилотов это не заботило. Подсветка полосы включалась только на одной ее стороне, на которую сейчас и перемещался самолет. Илья и Никки увидели загоревшиеся огоньки напротив. Свет был настолько далекий и тусклый, что им эти огни казались огнями своего уже далекого города. Их бегущие силуэты несколько раз осветила молния, за которой следовали заглушаемые турбинами раскаты грома. Самолет все ускорялся. Илья бежал первым. Он настиг заднее шасси и прыгнул как можно выше, уцепившись за выступ на стойке. Колесо ударило ему по ноге и потащило вниз, но он вовремя подогнул ноги. Небольшое промедление и он мог превратиться в фарш. Илья залез чуть выше, ему удалось закрепиться среди мокрых и скользких механизмов шасси. В очередной вспышке молнии он увидел бегущего Никки. Он тянул руку, боясь прыгнуть, а самолет все набирал скорость.

  - Прыгай! - проорал Илья, но сквозь шум не услышал свой голос.

  Либо Никки догадался, что кричит ему его друг, либо просто понял, что теряет свой последний шанс. Он прыгнул, но как-то совсем слабо и неуверенно. Илья ухватил его за руку и потянул на себя. Никки уже был почти рядом, но тут что-то пошло не так. Длинный развевающийся на ветру рукав куртки Никки угодил прямо между колес самолета. Его дернуло вниз, Илья не выпустил руки своего друга, вновь потянул на себя. Даже сквозь шум дождя, грома и турбин Илья услышал звук рвущейся материи. Его вдруг пронзила страшная мысль, что если сейчас он еще раз потянет Никки на себя, то вытянет только его окровавленную руку. Переборов страх, Илья дернул руку Никки изо всех сил. Никки буквально вылетел вверх. Он вцепился в Илью. И они оба медленно, старясь не терять равновесия и не соскользнуть с трясущихся механизмов, переползли в гондолу шасси.

  Побледневшие от напряжения и страха, они почти минуту сидели и смотрели друг на друга. Илья указал на единственный мокрый рукав, облепивший руку Никки - это все, что осталось от его куртки. Они оба рассмеялись, как сумасшедшие, никак не могли остановиться. У Никки закололо живот, А Илья вытирал непроизвольно бегущие слезы. При этом их обоих страшно трясло, и они с трудом удерживались на своих местах, цепляясь за выступы, в темном и узком пространстве. Тряска ослабевала. Наконец, самолет остановился.

  - Они нас заметили! - Никки даже в полумраке видел, как округлились глаза его друга.

  - Не думаю. Сейчас они врубят движки на полную мощность, и мы поднимемся в небо. - им приходилось говорить громко, уши заложило от шума турбин.

  В отсеке для шасси сильно пахло маслом и ржавым металлом. Но воздух, попадающий сюда извне, был на удивление свежим и прохладным. Это был воздух свободы. Ребята более-менее устроились в крохотном отсеке, крепко уцепились за выступающие механизмы неведомого им назначения. Они застыли в ожидании, теперь их либо вытащат отсюда и всю оставшуюся жизнь они проведут на каторге, либо отправятся в первый в своей жизни полет вслед за своей мечтой. Что-то громко щелкнуло. Турбины вновь заревели, но теперь с новой силой. Самолет дернуло вперед, и он стал очень быстро набирать скорость. Капли дождя разбивались о стальной каркас самолета все с большей силой. У ребят сложилось ощущение, что они попали под обстрел. Их трясло со страшной силой, порывы ветра врывались в их потайной отсек и били по щекам. Илья и Никки оцепенели, не могли ни двигаться, ни говорить, ни даже думать. Но вдруг они заметили, как посадочная полоса отдаляется, она становилась все меньше и меньше.

  - Мы оторвались от земли! - завопил Никки.

  Потом они еще долго орали друг на друга, при этом абсолютно ничего не воспринимая на слух. Но это было и не нужно. Всю радость, что их переполняла, они могли видеть друг у друга в глазах. Жаль, руки были заняты, и они не моги обнять друг друга. Радость смешалась с ужасом, когда они поняли на какой они оказались высоте, поняли, что дороги назад нет. В проеме прямо под колесом самолета теперь были видны огни их города. Города, который они никогда больше не увидят.

  Как рождаются мечты

  Первый раз он посмотрел этот фильм вместе с мамой. Ему тогда было восемь или девять.

  - Тебе не нужно такое смотреть, сынок. Это фильм для взрослых.

  - Ну, мам!

  - Ты его даже не поймешь.

  - Я все равно хочу посмотреть.

  Если ребенок не желает спать, а занять его особо нечем, то взрослый рано или поздно сдается. Фильм заворожил Илью с первого кадра. Он начинался с того, что ярко-голубая машина мчалась куда-то вдоль дороги. Но какая это была дорога! Она была ровная, асфальтированная, без единой выбоины. По краям от нее шел аккуратный тротуар. Ярко-голубой автомобиль, такой инородный и странный, Илья никогда таких не видел, несся на большой скорости по серпантину. Это была какая-то гористая местность, но вскоре дорога вышла на равнину. И тут перед Ильей предстало абсолютно нереальное зрелище: полностью песчаный пляж и бесконечная река за ним. А на берегу странные невысокие деревья.

  - Мам, это что, такая огромная река?

  - Это море, сынок.

  - Море? А это что за деревья?

  - Это пальмы.

  - Что еще за пальмы? Я таких никогда не видел.

  - И не увидишь. У нас слишком холодно и слишком короткое лето. Они растут только в теплых краях.

  Затем автомобиль остановился. Из него вышли мужчина и женщина. Они были одеты в какие-то сверкающие красотой наряды. Женщина с рыжими волосами, она особенно запомнилась Илье. В ней была какая-то животная красота, которую мозг маленького мальчика был еще не в силах воспринять. И так весь фильм, одно чудо за другим. Илья задавал вопросы не переставая, и просмотр кино в тот день из отдыха превратился для его матери в настоящее испытание. Но она старалась максимально разжевать все своему чаду. На протяжении следующих двух или трех месяцев Илья упрашивал маму дать ему этот фильм, чтобы они могли посмотреть его вместе с Никитой. Но она никак не поддавалась. И неспроста. Этот фильм был в списке нежелательных, список этот постоянно пополнялся новинками, а достать такие фильмы было тяжело. Они считались пропагандой (еще одно слово которое, плохо давалось Илье). За наличие копии подобного фильма грозил штраф. За распространение - гораздо более тяжелое наказание. Но Илья не привык отступать, и ему пришлось выкрасть фильм.

  Они с Никитой (более известным как Никки) познакомились еще в первом классе. Сначала Никки показался Илье мелким и наглым мальчуганом, язык которого не имел костей. Они даже несколько раз подрались. Но потом как-то сдружились.

  - Его зовут Никита! Никки - это сокращение от Николай, Коля. Понимаешь? - говорила ему мать.

  - Ага, понял. Но для меня он Никки.

  Илья был частым гостем у Никки, особенно ему нравилось болтать с отцом своего друга. Он был одним из тех счастливчиков, что получил среднее образование бесплатно, и был умен, как ходячая энциклопедия. Он всегда радовал ребят интересными историями. Именно он застал их за просмотром этого фильма. Они чуть не обделались от страха, когда отец Никки пришел с работы раньше обычного и возник у них за спиной, пока на экране мелькали пальмы. Они ожидали жестокой взбучки. Но события развернулись совсем иначе.

  - Эх, молодежь. Смотрите такую тухлятину и глаз отвести не можете. Сейчас я вам покажу кое-что поинтересней. - С этими словами отец Никки достал из глубины шкафа здоровенную коробку, набитую копиями различных фильмов.

  Как позже узнают ребята, среди них было много не просто нежелательных, но и запрещенных, за просмотр которых можно было угодить за решетку на очень длительный срок. Неизведанные красоты природы уже не так интересовали Илью. Он с детства был очень разумным малым и умел анализировать мир вокруг. Теперь его больше всего увлекало то, как показывали жизнь простых людей в этих фильмах. Там не было грязных пропойц, которых ловили сотрудники Внутренней Охраны, не было проституток, не было грязной одежды, тяжелой работы и вечно измотанных и орущих на тебя взрослых. А еще там не было никаких чёртовых ботов, что так часто снились ему в кошмарах, ни одного ни в одном фильме. И тебе не приходилось ходить по струнке, боясь, что ты сделаешь что-то, что не понравится сотрудникам Внутренней Охраны. В общем, там все жили себе в удовольствие. И жизнь по это сторону экрана для любого из персонажей фильма показалась бы настоящим адом. Ад для них был обыденностью для Ильи и Никки. Эта невероятная несправедливость никак не укладывалась у него в голове.

  - Почему люди там живут совсем по-другому? Почему здесь не может быть так же? - спрашивал Илья у своей мамы, а позже и у отца Никки.

  Он знал, что дело тут не только в климате и хорошей погоде. Мама сказала, что просто так сложилось. Там все по-другому, потому что по-другому. Вот и все объяснение. Но потом добавила: "А возможно, все дело в том, что тамошний директор фабрики не загоняет своих работников до полусмерти, как бешеных собак. Если ты будешь сильно много об этом думать и трепаться, то скоро тебя ждут серьезные проблемы, молодой человек". Такое объяснение Илье казалось гораздо ближе к истине. Отец Никки заразил Илью совсем другой мыслью: "А с чего ты взял, что все это правда? У нас ведь тоже есть речка и небольшой кусок песчаного пляжа. Мы можем пойти туда, купить дорогущий билет, поплескаться в воде, веселые и довольные в свой выходной. Снять все это на камеру, а потом сказать, что так у нас проходит каждый день. Или что это доступно каждому. Не стоит принимать все за чистую монету, парень. А вообще, вам двоим лучше поменьше забивать себе этим мозги. Зря я, наверное, показал вам эти фильмы". - а потом отец Никки приложил к губам указательный палец.

  После этого Илья понял две вещи: во-первых, тема эта сложная и запретная как для детей, так и для взрослых, во-вторых, фильмы им больше никто не покажет. Так оно и оказалось. Но впечатления в голове у обоих мальчиков остались. И мечта о том, чтобы взглянуть на все это своими глазами, а не через экран, зародилась именно тогда.

  Конечно, они могли пытаться повторить это здесь у себя. Но атмосфера к этому никак не располагала. Они притворялись крутыми бандитами, которые ездят на внеземных ярко-голубых автомобилях, представляли, что их одноклассницы - это те самые красотки в сверкающих платьях. Они даже пытались вырастить пальму из украденного из школьного кабинета ростка неизвестного им растения. Они поливали его не только водой, но и солнечными лучами, пропущенными через лупу, украденную все из того же школьного кабинета. Пальмы ведь любят солнце. В итоге у них получился маленький уголёк, совсем не похожий на пальму.

  Когда им стукнуло десять и жестокая действительность упала им на плечи тяжелым грузом, стало очевидно, что здесь воплотить идеальную картину, все еще живущую в их головах, невозможно. Как говорила мама Ильи: "Не может быть, потому что быть не может". Никки относился к этому с легкой грустью, но Илью это по-настоящему бесило. Он знал, что он, да и все вокруг, заслуживают лучшей жизни. И раз уж они слишком мягкотелы, чтобы к ней прийти, то он обязан хотя бы попытаться. Так в его еще не окрепших мозгах возник план. Он сразу же поделился этими соображениями с Никки. И он воспринял их как шутку, очередную выдумку. Но Илья не отступился даже тогда, он улучшал свой план, прорабатывал все детали, старался учесть каждую мелочь. Такая настойчивость в итоге заразила и Никки, вскоре он стал помогать Илье. Но все так же, до последнего дня не был уверен, что они действительно решатся на это.

  Илья считал, что жизнь подарила ему отличную возможность воплотить свои мечты. Он был хорошим учеником и работником, имел отличные отношения с большинством детей и взрослых как на работе, так и в школе. Он без труда узнавал всю необходимую ему информацию, добирался до тех мест, куда его сверстникам путь был закрыт, говорил на те темы, которые для других детей считались табу. Еще один подарок - он работал возле взлетно-посадочной полосы, откуда ежедневно летали самолеты. Его страна торговала с Океанией, родиной фильмов про волшебную счастливую жизнь, тем самым райским уголком, куда они с Никки так стремились. Частички этой мозаики постепенно сложились в его голове, оставалось только подготовиться и сделать все по плану.

  Но чем ближе был день икс, тем сильнее Илья чувствовал глубоко внутри какую-то тревогу. Это не было похоже на мандраж перед каким-то серьезным поступком, это не был страх чего-то неучтенного в плане (в нем Илья был уверен), это не был ужас от возможности попасться и оказаться с глазу на глаз с мерцающей красным светом жестянкой, это было куда более глубокое чувство. Где-то внутри он начинал подозревать, что ошибка может быть в структуре самого образа, что построили они с Никки. Чем ближе был день икс, тем с большей настырностью кто-то выбивал сваи из-под фундамента, на котором стояла их мечта. И когда Илья видел, как он отрывается от земли и как удаляется его родной город, он вспомнил слова отца Никки: "Не стоит принимать все за чистую монету, парень".

  Конец мечте

  Ребята не думали, что колеса самолета такие огромные. Когда старший пилот щелкнул кнопку "убрать шасси", махина начала складываться. Они переползли в ту часть гондолы, которая, как им казалось, останется самой свободной. И вскоре они оказались в кромешной тьме, скрюченные, придавленные друг к другу и к холодным стенкам своего нового убежища. Илья уперся лбом в вонючую резину протектора, а спиной прижался к Никки, которого придавило к стальной стенке самолета. Звук от двигателей уже не резал уши так сильно, зато теперь их закладывало от нового, никогда ранее не испытываемого чувства перепада высоты.

  - Ты как, Никки?

  - Ты же знаешь, я привык к комфорту. Кожаные кресла, дорогой алкоголь. Короче, такие путешествия не по мне. - выдавил из себя Никки, а затем хихикнул. - Послушай, мы сделали самую безбашенную вещь на свете! Я вообще ничего не чувствую, кроме того, что мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Знаешь, я до последнего думал, что мы отступим. Даже когда мы сидели в кустах и готовились бежать к самолету.

  - Знаю, ты как обычно обделался. Ничего удивительного. - Илья рассмеялся.

  Никки попытался его ударить, но места для размаха совсем не было, так удар превратился в хлипкий толчок. Возня долго не продлилась. Выдавать друг другу тумаков в таком положении оказалось делом заведомо проигрышным для обоих.

  - Достань-ка лучше семечек.

  Илья, извиваясь как змея, с великим трудом извлек из кармана пачку семечек, и ребята приступили к процессу их поглощения.

  - Я последние несколько недель только и думал, что о нашем побеге. И о твоем плане. Но мне никак не даёт покоя последний пункт. Отвлекающий маневр.

  - А что с ним не так?

  - Ну, ведь когда на проверке рванет бочка, люди могут погибнуть.

  - В бригаде твоего отца никто не погиб. Да, они стали калеками, но не умерли.

  - Но ведь у нас нет гарантий, что в этот раз обойдется без жертв?

  - Нет. Но ничего лучше мне в голову не пришло. После взрыва будет настоящий переполох. А мы сможем незаметно вылезти отсюда и идти на все четыре стороны. Свобода.

  Ники кивнул и подавился очередной порцией семечек. Он кашлял почти минуту, ударяясь головой о ледяную поверхность самолета. Где-то далеко глухо гремел гром.

  - Мы ведь летим к своей мечте, так? - Никки никак не унимался, он боялся, что в этой темноте не останется больше звуков, кроме издаваемых турбинами.

  - Надеюсь на это. Знаешь, мы обязаны увидеть это своими глазами. Даже если все немного не так, как мы себе представляем.

  - Ага, я тоже думал об этом. Да и чёрт бы с ним. Я с тобой ничего не боюсь. Ты придумал такой крутой план, и мы вдвоем его осуществили. Что бы там ни было, но вместе мы не пропадем. Теперь я в этом уверен.

  Илья улыбнулся.

  - Согласен, дружище. Ты чувствуешь, как похолодало?

  - Еще как, стенка, к которой меня прижало, просто ледяная.

  Прошло около часа. И ситуация начала резко ухудшаться. Ребята изредка перекидывались словами. Воздух здесь был каким-то странным. Ты мог вдохнуть полной грудью, но легкие как будто оставались пустыми. В кромешной тьме мало что можно было разглядеть, но Илья был готов спорить на что угодно, что при каждом выдохе у него изо рта идет пар. Они оба давно уже тряслись в такт самолету. Двигаться, чтобы согреться, было невозможно. Разговор тоже никак не ладился. Промокший до нитки Никки, у которого от куртки остался один рукав, замерзал гораздо быстрее. Когда кончились семечки и их двигательная активность совсем сошла на нет, Илья начал проваливаться в тревожный сон. Ему снились пальмы и лазурный берег. Он и Никки носились туда-сюда по горячему песку и кричали что-то друг другу. Илья никак не мог догнать Никки, хотя в жизни это бы не доставило ему особых проблем. А потом они вместе нырнули в воду. И она оказалась ледяной. Илья начал задыхаться, попытался выбраться из этой ловушки и найти Никки. Но его нигде не было. Сон становился все более странным и жутким. Обессилев, Илья поплыл к берегу. Но там его поджидал огромный бот-шкаф. Он мерцал красным. Илья усилием вырвал себя из сна. Он открыл глаз и первые несколько секунд не понимал, где он и почему так темно.

  - Никки?

  - Ммм...

  - Чего ты там мычишь? Просыпайся!

  Но Никки не просыпался. Илья попытался растормошить его, но ничего не получалось. Казалось, Никки провалился в сон гораздо глубже, чем Илья. Илья понял, что его друг замерзает. Он с трудом развернулся, расстегнул куртку, прижал Никки к себе. Ощущение было, будто он обнял ледышку. Руки Никки были холодными, как у мертвеца.

  - Давай, давай просыпайся!

  Но Никки лишь изредка отвечал ему какими-то неразборчивыми звуками. При очередной попытке разбудить друга Илья почувствовал сильный удар. Самолет тряхнуло, затем тряска начала нарастать. У Ильи вновь заложило уши. Он был уверен, что это одна из молний угодила в фюзеляж, но в реальности дела обстояли гораздо хуже. Следующий толчок был такой силы, что Илья со всего маха ударился головой о стойку самолета и потерял сознание.

  План действительно был хорошим и продуманным. Но в жизни так редко все идет по нашим планам. С тех пор как отец Никки перестал занимать должность пилота, в процессе перевозки субстрата произошли серьезные изменения. Для сокращения затрат весь отдел приема был ликвидирован, а минимум необходимого оборудования перенесли на борт самолета. И второй пилот, тот самый молодой парень, которого Илья и Никки видели на взлетно-посадочной полосе, теперь был обязан проверить все бочки еще до приземления самолета, прямо на его борту. Качество такой проверки оставляло желать лучшего, зато субстрат после разгрузки попадал сразу к потребителю. Второй пилот, впервые вышедший в летную смену, сейчас толкался в грузовом отсеке, катя перед собой тележку с огромным аппаратом на ней. Верхняя часть этого аппарата со стальной длинной иглой и десятком толстых проводов накручивалась прямо на сливное отверстие бочки, после чего необходимо было нажать кнопку, а дальше автоматика сделает все сама. Одна из процедур проверок включала в себя необходимость пропустить короткий электрический разряд через содержимое бочки. Второй пилот уже проделал эту процедуру с большей частью бочек, но потом что-то пошло не так. Он подошел к крайнему от свода каркаса самолета стеллажу. С трудом поднял голову аппарата и накрутил его на сливное отверстие. А потом нажал кнопку. Игла опустилась вниз, но вместо субстрата там оказалось реактивное топливо. Игла засосала часть жидкости, приборная панель аппарата вспыхнула красным, а второй пилот недоуменно нахмурился. Он видел такое впервые. С таким выражением лица он и принял свою смерть. Для продолжения проверки игла пропустила через себя искру, и топливо вспыхнуло. Реактивов в бочке оказалось достаточно, чтобы оторвать все конечности второму пилоту и отбросить его по частям в другой конец грузового отсека. Огромная дыра теперь зияла в правом борту самолета и еще несколько дыр диаметром поменьше от разлетевшихся в разные стороны тяжелых бочек. Но самое главное - одна из этих бочек угодила в турбину. Турбина выпустила столб огня и дыма, а затем просто рассыпалась. Самолет накренился и начал стремительно терять высоту. Когда это произошло, он уже преодолел зону циклона и небо начало расчищаться от грозовых туч. До берега оставалось около сотни километров.

  Илья очнулся на берегу. Он долго не мог открыть глаза, первый раз в жизни он чувствовал себя таким слабым и беспомощным. Вначале пришло обоняние. Он ощутил запах гари. Отвратительный, но за этим запахом был другой, менее яркий, но прекрасный. Он не знал, но это был запах соленого моря. Затем вернулся слух, кто-то пронзительно кричал. Этот безумный вопль боли принадлежал первому пилоту. Когда самолёт шлепнулся на воду, совсем рядом с берегом ему отрезало ноги одним из давно сгнивших и чудом державшихся вытяжных ребер жесткости самолета. Кровь хлестала из обрубков, а все, что мог сделать пилот в состоянии шока, это просто смотреть и кричать. В короткие паузы между этим холодящим душу криком был слышен прибой морской волны. Наконец Илья открыл глаза. В них ударил яркий солнечный свет. Он приподнял тяжелую голову, глаза застлала красноватая пелена. Он попытался протереть их правой рукой, но не смог ее поднять. Протер левой. Он нащупал здоровенную шишку на лбу, из которой сочилась кровь. Правая нога была неестественно вывернута, и он ее почти не чувствовал. На нем не было куртки, майка была разорвана и в ней виднелись два глубоких пореза. Он чувствовал пульсацию в голове и в этих порезах, больше ничего. На самом деле боль пронизывала весь его организм, но он пока этого не понимал. Самым страшным для него показалось другое - Никки нигде не было.

  Он начал вертеть головой так быстро, как это ему позволяло его тело. Его ноги лежали на песчаном берегу, довольно узком, совсем не таком, как он себе его представлял. Верхняя часть тела находилась на песчаном подъеме, который зарос зеленой короткой травкой. Позади него был холм с какими-то странными деревьями. На берегу, ближе к воде, лежала передняя часть самолета и горы металлолома вокруг. Отдельно выделялась сохранившаяся турбина, ее лопасти продолжали еле заметно вращаться.

  - Никки! - заревел он сиплым голосом.

  В ответ прозвучал только вопль теряющего сознание первого пилота. Илья опустил голову. Снова взглянул наверх. Теперь он понял, что это за деревья на холме. Пальмы. Да, несомненно, это были именно они. Голубое небо, солнце, тепло, песчаный берег, безграничное море, пальмы.

  - Мы добрались, дружище. Нам удалось. - прошептал он высохшими окровавленными губами.

  Илья закрыл глаза и улыбнулся, хотя на щеках уже появились дорожки от слез. Паузы между воплями пилота стали реже, и скоро он совсем затих. Оставался только шум моря. Илья не знал, где он, где его друг, тело его начало невыносимо ныть. Но он чувствовал и нечто иное - удовлетворение. Он наслаждался тем, что попал туда, где так давно мечтал оказаться. И этого у него никто не мог отнять.

  Но вскоре к шуму морских волн добавился другой. Какой-то механический свист и еще один странный звук, будто кто-то периодически втыкал стальные зубья в песок. Звук нарастал, кто-то шагал сюда и был все ближе. Илья открыл глаза. С холма к нему что-то спускалось. Это был бот. Нижняя часть у него была странная, незнакомая. Четыре тонких заостренных ножки с одним суставом, каждая втыкалась в землю и позволяла ему быстро двигаться по песку. Но вот верхнюю часть он узнал сразу. Жестянка подошла к нему вплотную. Ярко-зеленый свет светодиодов вокруг бронестекла сменился на оранжевый. Жестянка остановилась прямо над Ильей, заглянула ему в глаза. Черная камера пожирала его. Илья зажмурился, завертел головой.

  - Нет, нет, только не это.

  Он открыл глаза в надежде, что этот мираж испарится. Но бот не исчез. А светодиоды вокруг его тельца загорелись красным.

Похожие статьи:

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Пограничник

Рассказы → Доктор Пауз