Окоченевшие сердца

1.

            Это произошло неожиданно, просто моментально, если учесть, как быстро сейчас течёт время. Началось вот с чего.

            Один мой знакомый, Лёша Куролесов, пригласил меня к себе на чай.

            Ну, сел я в первое же попавшееся такси и отправился. С собой, как любой уважающий себя доктор, взял КЭА - карманную электронную аптечку, а как вышел из такси, купил чай в ближайшем магазине. Потом набрал телефон Куролесова и спросил номер его квартиры. Поднимаясь по лестнице, выслушал, кроме номера, множество ненужных указаний, но уже открывал незапертую дверь его дома.

            - Здорово, - говорит он, - Сашка. А я уже совсем захирел тут один. Дай, думаю, позвоню старому другу.

            - Старому, - говорю, - это ты верно сказал. - и пожимаю его руку. - В последний раз   видел тебя год назад.

            - Год назад? А мне кажется, ты приходил прошлой осенью.

            - Нет, приходил я ещё раньше,  - я и Лёша проходили на кухню, - а виделись мы год назад. Помнишь, встретились на улице, поболтали, ты мне ещё что-то доказывал?

            В общем, разговорился я с ним, выпил пять чашек чая, и сели мы смотреть последние новости (ни он, ни я никогда не пропускаем эту программу). Посмотрев, а затем и обсудив вечерние новости, мы сыграли в шахматы, причём Лёша выиграл у меня три из четырёх партий, и тут он говорит:

            - Слушай, Сань, что-то я в последнее время барахлю немножко; проверь-ка меня; ну, как это у вас делается, температуру, там, померь, горло посмотри, тебе виднее.

            Достаю я свою КЭА - карманную электронную аптечку и меряю его давление. В норме.  Спрашиваю, каким это он образом барахлит, на что получаю невразумительный ответ и продолжаю осматривать дальше.

            Сделал я всё как полагается и говорю:

            - Нет у тебя никакого вируса. Выдумал ты его.

            - Температуру забыл померить, - напоминает Лёша.

            Меряю.

            - Тридцать градусов по Цельсию. Всё у тебя хорошо.

            - С-сколько?

            - Три... Тридцать градусов?!

            Меряю ещё раз - тот же результат.

            - Сейчас, - говорю, - в данный момент нормально себя чувствуешь?

            - Угу.

            - Значит, аптечка сломалась.

            Но это был неправильный вывод.

            Прошёл месяц. Как-то за своими делами я вдруг вспомнил это событие и позвонил  Лёшке, спросить всё ли у него там хорошо.

            Гудок, ещё гудок...

            - Алло? - говорит старческий голос, и на мою просьбу позвать Лёшу Куролесова, отвечает, что такового уже как неделю в землю закопали. Умер мой Куролесов.

            Эта неожиданная новость так потрясла меня, что я замолчал, как мне казалось, на целую вечность.

            - Алло? - откликнулся, как из другого пространства-времени, старческий голос.

            Я бросил трубку. Вот, значит, как...

 

            Прошло достаточно времени для того, чтобы забыть это происшествие. И вот однажды...

            Приходит ко мне подросток лет шестнадцати, осматриваю я его, и вижу - температура тела равна тридцати двум градусам.

            Говорю:

            - Мальчик, ты себя как чувствуешь?

            А у самого сердце колотится, волнуюсь я за него, как-никак если он умрёт по моему недосмотру, то совесть не даст мне заснуть. Мальчик заметил страх на моём лице, и с небольшой дрожью в голосе говорит:

            - Норм. Нормально то есть.

            Задал я ему ещё пару вопросов насчёт самочувствия и пошёл советоваться к Васильевне, как все называют у нас Валентину Перезвонову. Она знаток своего дела, а про подростков целую книгу написала.

            Пришёл я к ней, рассказал.

            - Прибор твой, - говорит, - барахлит.

            Тут я ей всё и выложил что да как. Лёшка, говорю, Куролесов умер от этого, опасно говорю, и всё в том же духе.

            - Прибор проверь.

            Привожу тогда я к ней мальчика (ужасно взволнованного мальчика) и говорю: так и так, Валентина Васильевна, мне его жизнь дорога, поэтому сейчас я померяю его температуру, потом мою и, для верности, вашу. А потом вы сделаете соответствующие выводы.

            Согласилась.

            Меряю.

            - Тридцать три градуса, - говорю.

            - Ну, - безучастно отвечает она.

            - Теперь я.

            - Ну.

            - Тридцать шесть и семь.

            - Н-ну...

            Волнение послышалось в её голосе.

            Меряет тогда свою температуру Васильевна. У неё также всё в норме. Потом я ещё раз смотрю показатели бедного подростка, которые, конечно, остаются неизменны.

            - Никогда с таким не встречалась, - делает вывод Валентина Перезвонова. - Но с этим надо что-то делать! Как он себя чувствует?

            - Нормально, - говорю.

            - Ладно, устрою я всё, - говорит Васильевна, - а ты иди - работай.

2.

            Мальчику пробовали поднять температуру обычными способами. Не помогало. С каждым днём она понижалась на одну, две или три десятых градуса, а он сам чувствовал себя хорошо. Тогда его положили в больницу, но врача, который знал, как это лечится, в нашем городе не было.

            Через неделю нашёлся такой человек. В Москве. Оказалось, что это первый случай с ребёнком, до него доктор лечил только взрослых больных, но помочь мальчику он не отказался. Врач этот был, как всем казалось, очень скрытен: когда лечил, он закрывал дверь в кабинет на замок; всегда был занят, всё время что-то делал, куда-то спешил. На глаза московский доктор каким-то чудесным образом никому не попадался, и никто не был с ним знаком. В общем, странный был этот человек, скрытный, но именно он рассказал мне про природу давно интересующей меня болезни.

            Произошло это так.

            Как-то, когда закончился рабочий день, и я уже шёл по коридору к выходу из больницы, повстречался со мной этот доктор.

            - Здравствуйте, - сказал я приветливо, а сам ломал голову, как спросить, что это за болезнь такая. Он также поприветствовал меня. Шёл доктор спокойно, молчаливо, даже и не предполагал, что человек рядом с ним сгорает от нетерпения узнать о его работе. «Думай,  сказал я себе, думай, как спросить! Напрямик? Не-ет, так нельзя. Хотя, почему же? Он и сам понимает, что все им тут интересуются. Хм, а начну я, наверное, вот с чего».

            - Извините, как вас зовут?

            - Трубецкий Григорий Павлович.

            - Яров Александр Ильич. Приятно познакомиться.

            Я уже знал, как буду действовать.

            - Григорий Павлович, меня давно интересует вопрос: насколько болезнь, которой заболел мальчик, распространена?

            - По статистике в нашей стране человек десять-пятнадцать в год ей болеют, но на самом деле... Может, тысяча человек в год, может десять тысяч - они же её не чувствуют.

            - А как она называется? - спросил я.

            - Определённого названия у неё нет, но заболевших людей я называю инсенситивами.

            - Она не заразна?

            - Нет, не заразна.

            Я хотел спросить ещё что-то, но к этому времени мы вышли из больницы.

            - Вы направо? налево? - спросил я.

            - Направо.

            - Мне налево. До свидания!

            Итак, за этим разговором я узнал следующее: доктора зовут Трубецкий Григорий Павлович. Далее. Болезнь не заразна, не сильно распространена, но многие даже и не подозревают о том, что больны (об этом я и сам догадывался). И последнее. У неё нет названия, но больные называются инсенситивами, что в переводе с английского означает «равнодушный». Интересно, причём здесь «равнодушный»? Видимо, термин придумал сам Григорий Павлович, раз он говорит: «я их так называю». Но что общего между болезнью и равнодушием?

            Дома я искал в словаре слово «insensitive», и узнал лишь то, что оно означает «бесчувственность», «равнодушие», то есть ничего нового не узнал.

            На следующий день мне не пришлось встретиться с Григорием Павловичем, а после этого настала суббота и воскресение - выходные. Я думал, что увижусь теперь с доктором не раньше понедельника, но в воскресение увидел его в магазине, где каждый вечер покупаю хлеб.

            - Здравствуйте, Григорий Павлович! - сказал я.

            - Здравствуйте, здравствуйте!

            Доктор был в прекрасном расположении духа. Мы сразу же разговорились (чего, по правде говоря, я не ожидал) и сблизились. Он проходил мимо меня, так что, в общем, я был рад беседе, хоть ничего и не узнал о работе Григория Павловича. А узнал я, что он жил в крайнем доме на нашей улице у своих родителей и до выздоровления мальчика-инсенситива собирался оставаться у них; узнал я и то, что у него две дочки и, что он перворазрядник по шахматам и многое другое, не относящееся к делу.

            Постепенно мы стали добрыми друзьями, на работе встречались ежедневно и ходили друг к другу в гости. Григорий Павлович любил сострить, что хорошо у него получалось, я рассказывал разные истории из собственной жизни. Вскоре он познакомился с моей роднёй. Но это произошло намного позже, чем следующее событие.

            Как-то посреди рабочего дня Григорий Павлович зашёл ко мне в кабинет, вздохнул  и сказал:

            - Э-эх, Сашка... Люди же себя губят! Себя, себя самих губят! И мальчик этот... Представляешь, три недели учил его любить хоть что-нибудь, а он до сих пор не хочет. Или не может. Или не понимает. Да он же мальчик, ему же всего-то шестнадцать лет, он любить должен!..

            Где-то в глубинах моего разума проскочила догадка.

            - Так эта болезнь... - вырвалось у меня.

            - Да, да, она от недостатка любви. Остывает любовь, а за ней и сам человек. То есть понижается температура. Сейчас всё больше таких людей становится. Я один знаю, в чём проблема, но и я, порой, не могу лечить этих бесчувственных пациентов...

            Вот так это случилось. Через несколько недель мальчика выписали из больницы, а доктор уехал в Москву. Но до сих пор у меня дрожат руки, когда я достаю свою КЭА, и собираюсь кому-нибудь мерить температуру.

Похожие статьи:

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Пограничник