Несердин

   Несердин

   Что, заждались? Бездельники, свиньи, тупицы! — с этими словами, Людмила Кувалдина, как обычно, вернулась с работы.

   Домочадцы занимались своими делами: муж Всеволод Иноккентиевич читал книгу, сын Аркаша увлеченно играл в компьютерную стрелялку, а свекровь смотрела сериал. При появлении матери семейства, все как один, повскакивали с мест.

   — Ну и ну, опять злющая, как черт! Как бы под горячую руку не попасть,- подумал Всеволод и резво кинулся снимать с Люськи сапоги. Свекровь, Аполлинария Егоровна, побежала разогревать для невестки обед. Аркаша с  показным рвением взялся за уроки.

   — Так-так, — грозно сказала Люся звонким голосом, поднося ложку аппетитного темно-красного борща ко рту. — Ты, старый козел, опять книжечки почитываешь? Хочешь показать какой ты культурный? Да лучше бы по дому хоть что-нибудь сделал! Тебя пока не пнешь, ведь и с места не сдвинешься!

   При этих словах тощий бородатый Всеволод втянул лысеющую голову в плечи, ожидая заслуженного подзатыльника. Но его не последовало: женщина уж очень увлеклась борщом.

   Свекровь, чтобы угодить невестке, заискивающе поддакнула:

   — И то, правда, Севочка, лучше бы на балконе прибрался! Зачем же Люсеньку сердить, у нее работа нервная. За день в своем магазине такого от покупателей натерпится, бедняжка...

   На самом деле, ситуация была прямо противоположная. Все постоянные посетители гастронома, где Людмила работала почти десять лет, боялись ее, как огня. Они знали, что с Люськой Кувалдиной лучше не связываться. Нагрубит, обматерит, а если что, то и в драку полезет. А рука у нее тяжелая. Бывало, что даже в милицию за свой дурной характер попадала… Вся жалобная книга гастронома пестрела жалобами на Люську. Вот такая она бой-баба. Но начальство закрывало на это глаза — Кувалдина была опытным, ответственным продавцом. Люська усердно трудилась с восьми до восьми, с единственным выходным и без всяких больничных и отпусков.

   Кувалдина доела борщ и принялась за второе: котлеты с макаронами.

   — Аполлинария Егоровна! Что такое? Котлеты опять подгорели, макароны недоварились! Куда вы смотрели? Небось, в телевизор с утра до вечера пялились? Как попала я в вашу семейку, так и научилась жрать всякую гадость. Ладно, идите к себе, но что б такое было в последний раз!

   Свекровь испуганно подняла глаза на невестку и потихоньку, прихрамывая, бочком, словно старый колченогий краб, выползла из комнаты.

   Доев макароны, Люська призвала сына:

   — Ну-ка покажи дневник, бездельник! Так, русский — четыре, математика — четыре, музыка — пять. Ладно, иди спать, Паваротти. А если нахватаешь двоек, как в прошлой четверти — пеняй на себя. Моя знакомая, как раз, для дочки компьютер купить хочет. На новый денег нет, так что и подержанный подойдет. Ты намек понял?

   — Да, понял,- злобно ответил Аркаша и удалился в детскую.

   Всеволод Иннокентиевич, с закипающей в душе яростью наблюдал, как жена грубо обращается с его матерью и сыном.

   "Да что ж такое-то? Сколько это будет продолжаться? Как можно терпеть эту злобную, хамоватую бабу? Надо что-то делать. Все, разведусь!" — думал Всеволод, моя за женой посуду.

   А Люська, тем временем, уже разделась и легла в постель. Пощелкав пультом, она настроила телевизор на нужный канал, и теперь увлеченно смотрела футбольный матч, издавая воинственные вопли. Время от времени женщина давала полезные советы игрокам, очевидно надеясь, что они ее услышат.

   Всеволод Иннокентиевич тяжело вздохнул и прилег рядом с супругой. Футбол он не любил, а громкие крики жены не давали заснуть. Мужчина долго ворочался с боку на бок. Лишь часам к двенадцати матч закончился, Люська выключила телик, и супруги уснули.

   Рано утром, как обычно, зазвонил будильник. Всеволод вставал немного раньше жены, чтобы успеть приготовить завтрак для нее и сына. Люська надолго оккупировала ванную. Ей требовалось навести красоту перед работой. Она нещадно жгла феном свои вытравленные добела волосы, щедро наносила на лицо яркую косметику. Одевалась Кувалдина крайне вызывающе. Всегда ходила в короткой до неприличия юбке, из под которой виднелись кривоватые толстые ноги в сетчатых колготках. Люськина ярко-красная, сильно декольтированная блузка была обильно украшена стразами и блестками. Такой наряд делал женщину похожей на дешевую шлюху и больше подходил для сельской дискотеки. Кувалдина считала, что выглядит неотразимо, и поэтому, носила эту одежду ежедневно.

   Накормив и выпроводив жену и сына, Всеволод Иннокентиевич надел свое приличное серое пальто, повязал на шею шелковое кашне и отправился в Академию, где работал преподавателем культурологии. Войдя в слабо освещенный холл, он нос к носу столкнулся со своим старым приятелем Изей Улановским, который преподавал математику.

   — Севка! Привет! Как живешь? — обрадовался Изя, — прекрасно выглядишь, цветешь и пахнешь.

   — Здравствуй, Изенька! Где уж там. Совсем меня Люська достала, вот надумал разводиться...

   — Она что, изменяет?

   — Да нет, тут гораздо хуже, не могу я больше характер ее выносить. Она такая злая, грубая, ругается все время, маму и Аркашку обижает. Просто тиран какой-то в доме. Никак с ней сладить не могу, по-хорошему не понимает, а по-другому я не умею, женщина она, все-таки.

   — Так зачем разводиться? Развод — последнее дело! Это всегда успеется. Ты лучше послушай дружеский совет. Дядя Изя плохому не научит! Тут в поликлинике работает мой старинный приятель Кузьма Бухалов — замечательнейший психотерапевт, знаток человеческих душ и просто хороший человек! Я дам тебе его телефончик. Позвони, представься, что от Изи, подари коньячок и приведи жену на прием. Он обязательно поможет.

   Поблагодарив друга, Всеволод Иннокентиевич, в приподнятом настроении, отправился читать лекции студентам.

   Вечером того же дня, когда Люська приперлась с работы, как обычно, в дурном расположении духа, Всеволод Иннокентиевич решился на серьезный разговор. По многолетнему опыту он знал, что с женой безопаснее разговаривать, когда она сыта.

   Кувалдина, громко чавкая и поминутно облизывая жирные пальцы, доедала вторую миску плова. Всеволод Иннокентиевич посчитал, что настал подходящий момент и начал свою речь тонким заискивающим голоском:

   — Люсенька, милая, а ты знаешь, у меня есть знакомый доктор — психотерапевт. Изя посоветовал. Ты помнишь Изю Улановского?

   — А, этот твой кореш — хмырь носатый?!

   — Не в этом дело. Он мне одного доктора посоветовал, который нервы лечит.

   — Ты, что ли, лечиться надумал? Деньги некуда девать? Я тебя сама подлечу пинком под зад, причем совершенно бесплатно. Будешь лететь, свистеть и радоваться.

   Всеволод, на всякий случай, отодвинулся подальше от супруги и продолжил:

   — Это не мне, дорогая, а тебе нужен врач. Разве сама не замечаешь, какая ты стала нервная, особенно в последнее время?

   — Это я-то нервная? Да я спокойная, как слон, если только меня не злить.

   В этот момент в комнату тихонько вползла Аполлинария Егоровна. Все это время она стояла за дверью и подслушивала разговор супругов.

   — Да, Люсенька, Севочка прав. Деточка, тебе нужно подлечиться, а если ты согласишься пойти к доктору, то я куплю тебе новое пальто, какое ты хотела. Помнишь, мы его на рынке видели? Я копила денежки себе на санаторий, но тебе они нужнее. Согласна?

   — А ты, мамаша, не врешь?

   — Вот те крест! — заверила старушенция.

   Перспектива получить новое пальто Люську очень даже заинтересовала, и она, еще минут десять поломавшись, все-таки согласилась.

   Когда они пришли в назначенный день на прием в поликлинику к доктору Бухалову, Люська первым делом поругалась с регистраторшей. Та очень долго не могла отыскать ее карту. Кувалдина шипела от злости, материлась, грозилась подать в суд и разнести в щепки эту "чертову лавочку". Даже когда карта, все-таки отыскалась, женщина продолжала бубнить себе под нос страшные ругательства и угрозы. Всеволоду с трудом удалось оттащить рассвирепевшую супругу от окошка регистратуры.

   Пока они шли по коридору к кабинету врача, Люська немилосердно раскидывала в стороны старух, толпящихся в поликлинике. К счастью, у кабинета психотерапевта никого не оказалось, и они вошли к врачу без очереди. Навстречу, приветливо улыбаясь, поднялся высокий, розовощекий мужчина в белом халате, внешне похожий на героя народной песни, у которого: "головушка кудрява, а бородушка кучерява". Это и был Кузьма Валерьевич — врач-психотерапевт. Бухалов, действительно, обладал какой-то гипнотической силой, потому что в его присутствии Люська сразу же перестала бушевать, подобрела и успокоилась.

   — Ну-с, на что жалуетесь, милая дама?

   — Я-то ни на что, это вот муж мой на меня жалуется, кому ни попадя.

   — Ну, разве можно? Ведь вы такая очаровательная, прелестная девушка,- заметил врач, укоризненно глядя на Всеволода Иннокеньтиевича.

   Неизбалованная комплиментами Люська, вдруг застеснялась, покраснела и опустила глазки.

   — Понимаете, доктор, у моей жены очень тяжелый характер, злая она, нервная, все время ругается, скандалит, да еще и дерется!

   -Неужели, это правда?! Я не могу в это поверить! — хитро улыбаясь, сказал Кузьма Валерьевич.

   Люська, еще больше засмущалась, и тихо пробурчала:

   — Ну да, чего греха таить? Всяко бывает… Да и работа у меня нервная. Бывает, покупашки так достанут, что и сорвешься!

   — Вот оно как! — притворно удивился доктор, — значит, надо все-таки нервишки-то подлечить! Есть у меня для вас замечательнейшее средство! Это мое личное изобретение, оно еще не запатентовано, я дам его вам совершенно бесплатно. Правда, еще не придумал название. Думаю, то ли "подобрин", то ли "несердин", больше склоняюсь к "несердину". Это лекарство избавляет человека от излишней агрессивности и делают его добрее, мягче и терпимее к окружающим людям. Вы согласны его попробовать? — Бухалов, не дожидаясь ответа, полез в ящик стола, и извлек оттуда ничем не примечательный прозрачный пузырек, доверху наполненный белыми пилюлями.

   — Достаточно каждое утро принимать по одной штучке натощак и результат превзойдет все ваши ожидания...

   На следующий день Люська, перед завтраком, проглотила белую таблеточку, запив стаканом кипяченой воды.

   А вечером начались настоящие чудеса.

   Кувалдина вошла в квартиру очень тихо, аккуратно закрыла за собой дверь, так что домашние поначалу даже не заметили ее прихода. Пройдя в комнату, она кинулась обнимать и целовать Аркашу со словами:

   — Сыночка, милый, наконец-то!

   Неизбалованный материнской лаской ребенок отчаянно сопротивлялся. Зацеловав мальчишку до того, что у него покраснели щеки, Люська перекинулась на мужа.

   — Севочка, родной, любимый, единственный! — она крепко обнимала супруга, громко чмокала его в лысину и  во впалые, поросшие сивой щетиной щеки.

   — Не обманул Бухалов! Действуют таблеточки, — радостно подумал Всеволод, выбираясь из супружеских объятий. — Пожалуй, даже слишком добрая стала.

   Потом наступила очередь свекрови. Здоровенная Люська чуть насмерть не задушила сухонькую и хрупкую Аполлинарию Егоровну. Да и много ли такой старушонке надо? Но обошлось без жертв.

   После ужина Кувалдина смотреть телевизор не стала, а почему-то полезла в книжный шкаф, достала оттуда томик стихов и погрузилась в чтение.

   Утром Всеволод Иннокентьевич испытал еще большее удивление. Люська, порывшись в гардеробе, облачилась в старенькую водолазку и черную юбку "макси", без единого разреза. Краситься не стала, а тщательно прилизала волосы и собрала их в тугой пучок на затылке, нацепила на нос большие очки в толстой роговой оправе.

   — Чудеса, да и только! Прав был Изя — не врач, а волшебник!

   Целый месяц Всеволод наслаждался тишиной и покоем. Люська совершенно перестала делать замечания. Она стала тихой, вежливой и культурной. Слова грубого не скажет. Само благочестие и политкорректность. Про обещанное свекровью пальто сама ни разу не спросила, а когда Апполинария Егоровна предложила невестке сходит на рынок за обновкой, Люська очень вежливо отказалась, сказала, что не в силах принять такую жертву от бедной пенсионерки.

   Даже кот Мурзик, до этого боявшийся Люськи, как огня и надежно прятавшийся при ее появлении, теперь мог написать на ковер, нагло глядя Кувалдиной в глаза. В прежние времена за подобные шалости он получал такого пинка, что успевал лишь сказать: Эк!  А потом совершал головокружительный полет через весь коридор и делал мягкую посадку на кухонный уголок. После целый месяц исправно ходил в кошачий туалет и вел себя тише воды, ниже травы.

Теперь же Мурзик почувствовал себя в доме хозяином, начал воровать продукты и справлять нужду, где хотелось, преимущественно на ковер и в обувь домочадцев. Он прекрасно знал, что Люська ничего ему не сделает, а лишь возьмет на руки, погладит по шерстке, посмотрит в глаза грустно-грустно так и скажет:

   — Мурзик, миленький, разве так можно?

   Надо заметить, что обнаглел не только кот. Аркаша совершенно прекратил делать уроки, он постоянно играл в компьютерные игры, ребенок хорошо понимал, что мама стала добрая и теперь не накажет. Результаты ждать не заставили — мальчик закончил четверть на двойки и тройки.

   Да что, мальчик! Аполлинария Егоровна перестала готовить обеды и убирать, ждала, когда вернется с работы Люська и сделает всю домашнюю работу.

   Всеволод Иннокентьевич был недоволен. Голодный, усталый он приходил из Академии, и вместо вкусного и питательного обеда из трех блюд, был вынужден довольствоваться кофе с бутербродами.

   А Люська становилась все более и более странной. Перекрасилась в брюнетку, отказалась от колготок в сеточку и обуви на каблуках. Одевалась только в длинную юбку и старую водолазку, перестала смотреть футбол и начала что-то писать по вечерам в толстой тетрадке, позаимствованной из Аркашиных запасов. Всеволод как-то заглянул туда и пришел в ужас. Корявым, мелким люськиным почерком уже было написано начало философской поэмы:

   Томясь в обломках бытия

   Пытаюсь выйти в мирозданье.

   Да, таково мое желанье!

   Я обрести хочу познанье

   Страдая, маясь и любя...

   -М-дя -подумал Всеволод,- как далеко все зашло. Такого я не ожидал. Уж очень сильные таблетки. Кошмар какой-то! Кот обнаглел, сын от рук отбился, мамаша совесть потеряла. Наша семья катится в тартарары! Грядет Апокалипсис в отдельно взятой ячейке общества! Надо что-то делать. Но что? Я сам заварил эту кашу. Ну, подумаешь, нагрубит Люська, ну даст по шее! Так ведь за дело! Можно было бы и потерпеть. В доме всегда порядок был, мамочка ее боялась, уют и чистоту поддерживала, да и остальные лишний раз насорить опасались. А теперь что? Разброд, разруха и полная анархия! Аркаша весь пол фантиками от конфет и жвачек закидал. Мои носки грязные повсюду валяются, а запах от них какой! И ведь никто не уберет, все Люську ждут! — мужчина недовольно поморщился. — Так не пойдет.

   И на работе Люську стало не узнать — перестала хамить покупателям. Теперь, обнаглевшие посетители то и дело порывались вернуть обратно купленные продукты, обвиняли Кувалдину в недовесе и во всех смертных грехах. На это Люська отвечала единственной избитой фразой:

   — Покупатель всегда прав, — и принимала назад просроченные товары, возвращала деньги, да еще и извинялась от имени магазина. Гастроном терпел убытки, чему начальство было страшно недовольно. Хозяйка поставила вопрос об увольнении Кувалдиной.

   В тот вечер Люська пвернулась домой особенно тихая и грустная.

   — Кажется, меня собираются выгнать с работы. За профнепригодность. Уж очень я мягко с покупателями обращаюсь. Хозяйка сказала, что если не стану такой, как раньше — обязательно уволит. Не знаю, как жить будем. Твоей зарплаты, Севочка, уж извини, едва на неделю хватит. С голоду помрем...

   Кувалдина не стала ужинать, на нее накатило вдохновенье. Женщина достала толстую тетрадку и продолжила писать свою поэму.

   Всеволод Иннокентьевич рассвирепел, схватил прозрачный пузырек с белыми пилюлями и спустил все его содержимое в унитаз...

   — Уволить хотите Люську? Нет уж, дудки...

   Вечером следующего дня в прихожей раздался страшный грохот.

   Что, заждались? Бездельники, свиньи, тупицы! — зазвучал знакомый голос.

   — Ураааа! Наша мама вернулась, — радостно закричал Аркаша и побежал встречать.

Похожие статьи:

Рассказы → Кто она?

Рассказы → Новые туфли

Рассказы → Моя жена - инопланетянин

Рассказы → Маша фром Раша

Рассказы → Звонок