* * *
Дима! Димка мой! Сидит возле меня, смотрит взволнованно, растерянно, тормошит за плечо.
– Таня! Танюша! Наконец-то ты очнулась! А я уже почти час, как пытаюсь тебя разбудить.
Дома! Я дома! От нахлынувших чувств перехватило дыхание, только слёзы неудержимым потоком лились прямо на плечо сиреневой Диминой рубашки. Меня сотрясало в его объятиях неуёмной дикой дрожью.
Я полулежала на диване, за окном, прикрытым дымчатыми зеленоватыми занавесками, купленными мной в январе на Рождественской распродаже, было уже темно. Наша квартира. Знакомый запах, ведь каждое жилище имеет свой неповторимый, ни с чем не спутываемый комплект запахов. Обычно мы этого не замечаем, но стоит только неожиданно перенестись в дом после месячного отсутствия, как тут же начинаешь узнавать и различать каждую тончайшую ноту. Огромная растопыренная шишка пицундской сосны в открытом серванте. Мы привезли её из Сочи. Оказывается, она пахнет смолой и пылью. На шкафу две недогоревшие ароматические свечи, которые Дима покупал на Восьмое Марта, добавляют в букет ароматов чуточку лаванды и розмарина. Димкина рубашка пахнет Димкой, родным, тёплым и настоящим… Нет, не может быть это вымышленной нереальностью. Не может!
Ковёр благоухает чистотой, ведь я его только вчера вычистила. Как, вчера? Я же целый месяц провела в больнице. Странно… Впрочем, неважно! Главное, что я дома, что муж держит меня в объятиях и никогда больше не отпустит в мир моего больного воображения.
Телевизор светился мягким неярким светом и что-то неразборчиво бубнил себе под нос. Телевизор… Как же он называется? Я присмотрелась. Чёрная рамка вокруг экрана, кнопки на передней панели, в верхнем левом углу что-то написано. Что там? Не пойму… Как-то странно, буквы, вроде, знакомые, но никак не складываются в слово. Как я ни силилась, марка телевизора так и не смогла проявиться перед моими глазами. Казалось, что телевизор имеет все атрибуты настоящего – экран, кнопки, название, пульт, но никто не заморачивался достоверностью подделки, главное, чтобы декорация выполняла свою внешнюю роль, как в кино. Кстати, пульт. Я отстранилась от удивлённого мужа и потянулась к пульту. Если не обращать внимания, то пульт, как пульт. Но прочитать название фирмы-изготовителя я снова не смогла, хотя её логотип располагался на самом видном месте.
Отчаянье захватило мой разум. Я со всей силы шмякнула пультом о край журнального столика. Пластмассовая штучка разлетелась на несколько корявых осколков. Что там внутри? Я не знаю, как устроены пульты для телевизора, ни разу не видела. В том-то и дело, что не знаю. Поэтому внутри просто не было ничего. Пустышка! Как же так? Неужели прав тощий доктор?
– Дима! – я резко вскочила с дивана. – Почему ты ни разу не рассказывал мне про своих родителей?
– Про кого? – муж выглядел удивлённо.
– Про родителей. У тебя же должны быть родители?
– Наверное… Должны. Я не знаю. Не помню. Что с тобой, Танюша?
– Дима! Слушай внимательно мой вопрос! Назови мне адрес и наименование организации, где ты работаешь.
– Я не знаю, как она называется… – Димка совсем растерялся. – Зачем тебе это знать? Раньше ты никогда не интересовалась такими подробностями.
– Вот именно, не интересовалась. Зачем мне это знать? Поэтому и ты не знаешь. Потому что ты существуешь только в моём воображении! Какой марки наша машина?
Муж недоуменно моргал в ответ. Я вскочила, как была, в халате, и бросилась босиком в коридор. Моё отражение в овальном зеркале мельком взглянуло мне в глаза. Глаза были зелёными.
Дверь в подъезд распахнулась и со стуком ударилась о стену. Тусклая лампочка, запах несвежих окурков, надписи на стенах. Дверь соседки слева обита тонкими лакированными рейками. Я нажала кнопку звонка и сразу же забарабанила в дверь кулаком.
Открыли очень быстро, как будто соседка поджидала моего стука под дверью. Она была всё в том же всегдашнем сиреневом халате, поверх которого повязан клетчатый передник. Я оторопело уставилась в лицо хозяйки соседней квартиры. Вернее, в то место, где должно быть лицо. На самом деле его не было, точнее, оно было размытым и нечётким, как в телепередаче, где ретушируют, маскируют лица известных людей, которые не хотят быть узнанными.
– Чего тебе, Таня? – произнесло размытое лицо.
Я попятилась и, не ответив, захлопнула за собой дверь своей квартиры. Дима сидел на диване в той же позе, на лице его застыло выражение недоуменного непонимания, которое при моём появлении тут же сменилось на маску заботливого сочувствия. Кукла! Марионетка!
– Дима! Ради Бога, ответь мне на последний мой вопрос! Как называется город, в котором мы живём?
– Город? А разве он как-то называется?
Ноги сами собой подкосились, и я рухнула на мягкий ковёр. Чувства не покинули меня, нет, просто разом исчез смысл всей моей жизни, словно оборвалась та единственная путеводная нить, которая вела меня через тёмный и пугающий лес, и я теперь застыла в беспомощности, нелепо шаря вокруг руками и не находя ориентиров для дальнейшего продвижения.
Руки мужа заботливо подняли меня и положили на диван. Его лицо, искажённое моими слезами, выражало на этот раз обеспокоенность. Вполне ожидаемая реакция в такой ситуации.
– Где Андрейка? – спросила я машинально.
– Спит. Я его уложил.
Я прошла в детскую. Сын лежал в кровати, ноги разметались во сне и выбились из-под одеяла, ротик приоткрыт, щёки неестественно розовые. Неужели опять температура? Так и есть, лобик ожидаемо обжёг мою ладонь. Ладно, пусть спит, сон для него сейчас избавление. А для меня погибель. Пусть это придуманный мир, но он мой, и я в нём счастлива. Счастлива по-настоящему, безгранично. Естественно, насколько вообще возможно быть счастливой в придуманном мире. Я придумала сама своё ненастоящее счастье, но я им наслаждалась совершенно взаправду, взахлёб, до одури. И вот счастье выпито до дна. Нет, не до дна! Остался ещё последний глоток, ровно столько, сколько я смогу продержаться без сна.
Зашёл Дима, приобнял меня сзади, наклонил голову над моим плечом, заглянул в глаза.
– Милый! Я люблю тебя!
– Я тоже люблю тебя, солнышко моё!
Я повернулась, обняла мужа за шею и поймала его тёплые губы своими. Слёзы оросили наш прощальный поцелуй.
– Солёненько! – пробурчал Дима, стаскивая халатик с моих плеч по пути в спальню.
Я забыла о времени, не думала о завтрашнем дне. Всё, что существовало в этом мире, это я и моя любовь. И я использовала свой последний глоток счастья на всю катушку, я испила его, окунулась в него с головой, растворилась в нём целиком и полностью.
Моё бренное безжизненное тело подвергалось в этот момент безжалостному надруганию, но меня это абсолютно не волновало, я была счастлива со своим любимым мужем, счастлива безумно и отчаянно, как только может быть счастлива женщина с любимым мужчиной в последние моменты своей жизни.
Дима спал в растрёпанной постели, по обыкновению широко раскинув ноги и руки. На губах его играла счастливая улыбка. Я поправила одеяло и пошла в детскую. Господи, как же они похожи! Отец и сын. Яблоко от яблони. Плоть от плоти. По образу и подобию. Прощай, сынуля, прощай, Андрюшка! Я поцеловала сына в лоб, поплотнее укутала его одеялом и вернулась к мужу.
– Прощай, любимый! – я прижалась губами к щеке мужа и пристроилась рядом подмышкой у самого близкого человека на свете. Как хорошо! Я улыбалась, когда сон начал овладевать моим несчастным рассудком…
* * *
Проснулась я с такой же блаженной улыбкой. Лежала я почему-то в своей палате, заботливо укрытая одеялом. Утро ещё не наступило, комната освещалась лишь тусклым светом из открытой двери коридора. Рядом на табуретке, подперев подбородок кулаком в позе Роденовского «Мыслителя», сидел «медуза» и смотрел на меня неотрывным печальным взглядом. Злости к нему почему-то не было.
– Чего недоволен? Не понравилось? – грубовато спросила я.
– Я не стал. Не смог… Я не могу так. Говорю же, это не мой метод.
– Вот как? Импотент, что ли?
– Нет, почему? – санитар смутился и совершенно по-детски покраснел. А ведь он молоденький совсем. Пожалуй, лишь немногим старше меня в моём нынешнем обличии. Внезапно возникло чувство благодарности к нему.
– Слушай, спасибо тебе… Теперь я окончательно разобралась, где настоящая реальность, а где – вымысел.
– Ну и где?
– Прикалываешься? А ещё теперь у меня есть человек, который будет любить меня вечно, и умрём мы в один день. Да-да, чего лыбишься? Этот человек будет любить меня, пока бьётся моё сердце, ведь я сама его придумала и поселила там навечно. Пусть я его никогда больше не увижу, но я точно знаю, что он есть, и что он всегда будет любить и ждать только меня!
– Высокопарная речь! Ты Маркеса, случайно, не читала?
– О! Какие мы имена знаем! У вас все санитары такие?
– Так я не совсем санитар. Я учусь в медицинском на психиатра, а здесь прохожу практику и подрабатываю. Кстати, семестр уже начался, и завтра мне придётся покинуть сие гостеприимное заведение.
– Ну, до завтра у нас есть ещё несколько часов…
Мы проговорили до самого утра. Я рассказала всё о своей ненастоящей жизни, ведь больше в моей памяти ничего не было. Хотя, нет. Когда мы переводили разговор на тему музыки или искусства, я непонятно откуда извлекала из своих запасников такие знания, которые удивляли даже меня. Дима оказался великолепным собеседником. В смысле, великолепным для такой болтушки, как я. Его главным преимуществом было умение слушать. В эти моменты он больше не казался похожим на медузу, глаза его светились пониманием, а на лице отображались эмоции от услышанного. Когда я на время замолкала, чтобы перевести дух, он вставлял неожиданно меткие комментарии и давал весьма дельные советы.
В окнах забрезжил поздний рассвет. Тётя Клава вошла в палату, бряцнув ведром, и удивлённо уставилась на меня.
– Ты гляди! Ожила! – её брови изумлённо вскинулись вверх. – Димка, ты, оказывается, умеешь психов своей болтовнёй излечивать!
Пришёл доктор. Дима в это время уже покинул палату. Иван Дмитриевич тоже радостно, но с недоверием, заметил перемены в моём поведении.
– Доктор, спасибо вам! – с жаром говорила я, энергично тряся тщедушного эскулапа за руку, от чего всё его худое существо, включая кадык, колыхалось в такт с моими стараниями. – Благодаря вам я разобралась в себе и в своей болезни. Теперь я точно знаю, что тот, придуманный мной, мир не существует. Я пока ничего не помню из своей настоящей жизни, но, думаю, встреча с родственниками и друзьями поможет мне обрести память.
– Отлично, отлично! – смущённо бормотал доктор, глядя в свои бумаги. - Вижу, наше лечение вам помогло! Что ж! Держать вас здесь более не имеет смысла. Сегодня же выписываю! Добро пожаловать в реальный мир!
Мне вернули вещи. Модные полусапожки, довольно-таки легкомысленная юбочка, блузка, короткая куртка, сумка. В сумке нехилый айфон, бумажник с кучей кредиток, дисконтных карточек и (вот подарок!) довольно внушительной суммой наличными. Даже если вдруг часть денег осела в карманах бюджетных больничных работников, всё равно осталось вполне достаточно для первого времени. Ага, документы.
Паспорт, студенческий, зачётка. Ух ты! Одни пятёрки! Бухучёт, экономика, финансы. Забавно! Я уже несколько лет работала по той специальности, на которую ещё не успела доучиться. Что там ещё? Обычная сумочная смесь – прокладки, тёмные очки, косметичка, помада. Пожалуй, слишком тёмная для меня, почти коричневая. Хотя, к моему нынешнему смуглому лицу должна пойти.
За дверью больницы меня встретила настоящая золотая осень. Я пошла тропинкой в скверике, шурша ногами по россыпям звёздчатых кленовых листьев. Несмотря на бабье лето, было довольно прохладно в лёгкой летней одежде. Лишь только я вышла за ворота и оказалась на людной улице, сразу принялась ловить такси. Тормознул первый же частник. Молодой парень с удовлетворением оглядел меня с головы до пят и спросил, куда ехать. Я назвала адрес.
Машина двигалась по незнакомым улицам. Иногда очертания зданий смутно напоминали мне что-то, но память никак не могла точно ответить что. Неожиданно водитель свернул во дворы и остановился перед какой-то невзрачной пятиэтажкой.
– Приехали! – сказал таксист.
– Куда приехали? – я недоуменно взирала на незнакомый дом.
– По адресу!
Я посмотрела на табличку и убедилась, что адрес соответствует названному. И тут я поняла, что машинально продиктовала свой вымышленный адрес.
– Нет, извините! Я ошиблась. Мне надо в другое место. – я достала паспорт и прочитала название улицы и номер дома со штампика.
– Э-э! Так это ж совсем в другом районе! У тебя деньги-то есть? А то, может, договоримся! – парень лукаво подмигнул мне в зеркало заднего вида.
– Даже и не думай! – мой строгий голос моментально охладил молодецкий пыл. Я достала купюру и протянула её водителю. – Надеюсь, хватит.
– Понял! – парень взял деньги и сразу потерял ко мне всякий интерес.
На этот раз мы ехали долго и остановились в красивом престижном районе среди сохранённого участка дикого леса. Дом, который мне был нужен, оказался одинокой шестнадцатиэтажкой, по пояс окружённой великолепными корабельными соснами. Я вышла и остановилась перед единственным подъездом.
А ведь в сумочке не обнаружилось никаких ключей. Кажется, доктор говорил, что меня выписали с этого адреса. Я снова достала паспорт. Так и есть, на следующей страничке стоит штамп о выписке. Зачем тогда я сюда приехала? Но нужно же с чего-то начинать.
Я нерешительно набрала номер бывшей своей квартиры на панели домофона. Запиликал вызов, но ответа не последовало.
– Наташка! – раздался за спиной радостный возглас.
Между микроавтобусом и джипом, стоящими на парковке, появилась пожилая женщина в зелёном плаще. За собой она волокла объёмистую сумку на колёсиках, из тех, с которыми бабульки ходят за покупками. Я молчала.
– Наташа! Жива! – женщина подошла ближе. – Откуда ты? Не узнаёшь меня? Я ж соседка, тётя Люся!
– Тётя Люся, вы меня знаете? – глупее вопроса не придумать, но нужно же как-то начинать разговор.
– Что с тобой, Наташа? Я тебя с рождения знаю, ты выросла у меня на глазах.
– Я не помню… Говорят, я потеряла память.
– Понятно, отчего с милиции приходили. А ну-ка, пойдём ко мне! Пойдём-пойдём! – и соседка прижала ключ к считывателю домофона.
В однокомнатной квартирке на седьмом этаже было чисто и уютно. Мы сидели на кухне и пили ароматный травяной чай.
– Эх, эх! – вздыхала тётя Люся. - Как же так? Это всё отец твой непутёвый! Мы ведь с Петром полжизни друг друга знали. Работали вместе в институте, потом квартиры рядом получили в этом доме. Тогда государство деньги выделило для обеспечения жильём молодых перспективных специалистов. Вот мы и попали в эту струю. Я, конечно, не очень-то молода уже была, но прокатило. Мне, как одинокой, дали «однушку», а у Пети с Ольгой – матерью твоей, как раз ты родилась, поэтому они получили трёхкомнатную. Вот и вышло, что нянькалась я с тобою с самого рождения. У молодых же свои развлечения, то дискотеки, то горы, вот и просили они меня за тобой присмотреть. А я никогда не отказывала, своих-то детей Бог не дал, вот и была ты мне как дочь. Иногда неделями у меня жила. Неужели не помнишь ничего? Эх, эх! Горюшко-то какое!
– Тётя Люся, скажите, где мои родители?
Соседка вздрогнула и жалостливо посмотрела на меня.
– А может, и хорошо, что ты ничего не помнишь… Не знаю я, где твои родители. Боюсь, плохо дело кончилось. Когда страна начала разваливаться, Пётр бросил институт и, как многие, начал заниматься бизнесом. Дела у него пошли неплохо. Видела супермаркет на повороте? Он раньше принадлежал Пете. Но в последнее время у него возникли какие-то проблемы с партнёрами. Давили на него, деньги поделить не могли. В своё время он связался с одним нехорошим человеком. Только потому, что тот мог помочь ссудой. А потом они что-то повздорили. Не знаю точно, Петя не рассказывал, но понятно, что деньги всему виной. Где много денег, там всегда слёзы. Короче, всё стало настолько серьёзно, что пришлось твоему отцу продать бизнес, магазин и квартиру. Бежать они решили. Петя с Ольгой уехали решать какие-то последние вопросы, а тебя оставили у меня. Обещали вернуться, когда всё будет готово к переезду. Но прошёл день, другой, неделя, а от них ни слуху, ни духу. Телефоны заблокированы, где кого найдёшь? Ты извелась вся, порывалась бежать куда-то, искать своих родителей где-то. Я насилу тебя удерживала. А тут ещё это твоё состояние…
Соседка вдруг замолчала, испуганно глядя на меня.
– Какое состояние?
– Ладно, придётся тебе всё рассказать. Ты беременна была на втором месяце. А с твоим парнем у тебя не сложилось. Артур этот ещё тот был тип, самовлюблённый павлин. Как узнал, что у твоих родителей проблемы с бизнесом, сразу хвостом завилял. Ты целыми днями звонила ему, плакала, унижалась. Любила подлеца. Хорошо, что не помнишь ничего. И вот на нервной почве у тебя выкидыш случился. Тогда, похоже, крыша у тебя и поехала. Тут я уж ничего сделать не могла, ты меня не слушала, молча собралась и ушла.
– Куда ушла?
– Откуда ж я знаю? Ушла, и всё. Больше я тебя не видела. В милицию ходила, но заявление не приняли, сказали, что только родственники имеют право. Боялась, что случилось самое страшное. Петя ведь все деньги на твой счёт перевёл, но никому не сказал, кроме меня. Даже ты сама не знала. Вот я и боялась, что тебя из-за денег-то… Господи, милосердный, спасибо, что спас мою девочку!
– Что же мне делать, тётя Люся? Вы знаете, я ведь не просто память потеряла. Я придумала себе взамен другой мир, свой собственный, и жила в нём, пока меня в психбольнице снова на этот свет не вытащили. Вы знаете, я была счастлива в своём мире, у меня был любящий муж, сын, работа, квартира. Понимаете, как мне не хотелось уходить в неизвестность этой реальности. Я ведь так скучаю по своим мужчинам! А здесь у меня никого…
– Да, тебя можно понять, девочка. Столько на тебя сразу навалилось! Страх за родителей, их исчезновение. Предательство любимого человека, потеря ребёнка. Неудивительно, что твой рассудок не вынес этих мук и предпочёл удалиться в свой собственный идеальный мир. Но ничего! Жизнь-то продолжается! Поживёшь пока у меня. Вернёшься в колледж. Справка из больницы есть? Вот! Восстановишься, может общежитие дадут. А нет, так живи здесь, я буду только рада.
– Да… Спасибо! Так и сделаю. Завтра же поеду в колледж. Только нужно одежду какую-нибудь купить, холодно же на улице.
– Не надо! Вещи твои у меня в кладовке. Вещи, документы. Петя сказал, когда за тобой приедут, тогда и вещи заберут. Пойдём, покажу.
Две здоровенные коробки, плотненько набитые всякими тряпками. Да, нехилый гардероб. Тут и летние вещи, и зимняя шуба, а на дне несколько десятков пар разнообразной обуви. Я выбрала обычные синие джинсы, красную кожаную куртку, симпатичную бежевую водолазку. На первое время сойдёт. В руки попала коробка из-под обуви, полная фотографий. Не люблю рассматривать чужие фото. Эти были чужие, несмотря на то, что на большинстве из них я узнала себя. Вот я на каком-то море, в каких-то развалинах, с какими-то людьми. А это, видимо, с родителями. Отец высокий, темноволосый, взгляд прямой, открытый. Мать красивая, похожа на меня, стройная и моложавая. Нет… Это не моя жизнь. Я закрыла коробку и бережно положила её на самое дно.
Дима! Димочка! Я никогда тебя не забуду! Ночь снова всколыхнула воспоминания. Подушка покорно впитывала потоки моих горючих слёз. Тётя Люся на кресле-кровати ворочалась, время от времени поднимала голову, смотрела на меня и, тяжело вздохнув, переворачивалась на другой бок. Под утро сон всё же сморил меня. Во сне я опять вернулась домой. Дима и Андрюша чинно сидели на диване, смотрели на меня и будто бы не узнавали. Я глянула в зеркало и убедилась, что нахожусь в своём настоящем обличье.
– Я всё знаю, – сказал Дима, – не волнуйся за нас, мы справимся. А ты иди. Иди, у тебя вся жизнь впереди. Ты будешь ещё счастлива!
– Я никогда вас не забуду, мои милые мужчины! – слёзы опять застили мне глаза. – Я люблю вас!
Иней, пушистой бахромой облепивший кусты барбариса, только-только начал съёживаться и стекать на землю крупными, сверкающими в лучах янтарного солнца каплями, когда я вышла из подъезда. Первое, что я увидела, это нереально шикарный байк, сверкающий неимоверным количеством блестящих хромированных деталей. Вот это да! Наверное, это настоящий «Харлей-Дэвидсон»! На мотоцикле, нахохлившись, сидел байкер в чёрном шлеме и чёрной же косухе.
– Так можно совсем задубеть, пока тебя дождёшься! – сказал байкер, открыв стекло шлема.
– Дима? – действительно, меньше всего ожидала увидеть здесь санитара, тем более, в таком обличье. – Как ты меня нашёл?
– Эх, Таня, ты ничего не замечаешь. Я следил за тобой с тех пор, как ты вышла из больницы.
– Следил? Зачем?
– Ну… просто хотел подвезти. Куда вам, мадемуазель?
– В колледж.
– Карета подана, милости прошу! – Дима кивнул на заднее сидение, где был приторочен ещё один шлем.
А что? Почему бы и нет…
– Только зови меня теперь Наташей!
–О’кей! А ты не называй меня больше «медузой».
Похожие статьи:
Рассказы → Субститут
Рассказы → Найти себя (2 часть)
Рассказы → Найти себя (3 часть)
Рассказы → Найти себя (1 часть)
У героини рецидив?
