Игорь оказался на вершине холма, с которого как на ладони было видно всё: и его родная деревня Митюковка, и поле, овеянное растекающимся по земле туманом, и игривый поворот проворной речки, и голубеющая вдали стена леса. У подножия холма, на самом краю картофельного участка, стоял его отец. Он безуспешно пытался завести старый мотоблок. Снова и снова дёргал ручку стартера, и… безрезультатно.
«Так у него ничего не получится. Опять контакт на катушке заржавел», — пронеслось в голове у Игоря.
— Отец, я сейчас помогу! Отец! — крикнул он и помчался вниз по холму, подскакивая на кочках и едва не падая:
— Отец, я освободился, меня оправдали! — кричал он уже на бегу. — Я жив! Меня уже хотели расстреливать, но вот теперь выпустили!
У отца на голове — его древняя поношенная кепка, в зубах — извечная папироса. Наконец, старик отрывается от мотоблока, медленно поднимает глаза. Невидящие глаза, будто глядящие вникуда. В них словно застыло слепое непонимание.
— Отец, ты что, не узнаёшь меня?! — Игорь на ходу бросает на землю сумку «Спорт», делает ещё один шаг, но его нога вязнет, застревает в радужных разноцветных разводах. Мир вокруг замирает и распадается на плоские элементы декораций.
— У нас тут два тестовых эпизода идут одной сцепкой, — поясняет стоящий у экрана подтянутый человек с неприятным безэмоциональным лицом, — вы их подряд будете смотреть, или попарно: сначала оригинал, потом копия?
— Давайте копию, Владлен Борисович, — сказал Президент, — пока я помню этот ролик.
На экране снова отобразился холм и изгиб реки, снова движение вниз, снова послышалось:
— Отец, я сейчас помогу, … отец… я жив… отец, ты что, не узнаёшь меня… — снова спортивная сумка слетает вниз и радужное изображение застывает на экране.
— Ну что же, выглядит довольно похоже! — ободряюще заметил Президент. — Вы проверяли, какой процент повторов?
— События повторяются абсолютно, — поспешил ответить человек с неприятным лицом. — Расхождения в реакциях, если и есть, то на миллисекунды. Работа над проектом значительно ускорилась, господин Президент, когда вы предоставили нам для экспериментов этих «кукол»… ну, в смысле, приговорённых к смертной казни. Шире возможности, опять-таки не надо брать согласие на копирование сознания. И никаких проблем с устранением исходников.
— Да, большому делу — большие жертвы, — подтвердил Президент. А потом, помрачнев, добавил: — Ты ведь знаешь, Борисыч, времени у нас не осталось совсем. Рак дожирает меня изнутри. Не на этой неделе, так на следующей…
— Нам бы ещё пару месяцев для обкатки, проверки стабильности состояния…
— Нету у нас этой пары месяцев. Даже недели у меня нет. Знаешь, хотел бы я просто умереть, умереть как любой нормальный человек. Да вот только бросить страну на абы кого — не могу, — некоторое время он просидел в задумчивости, сурово сдвинув брови. Потом продолжил:
— Крайний срок окончательного сканирования — это воскресенье. И точка, Борисыч, — и потом, уже менее формально, добавил: — Кстати, в чём оказалась ошибка? Отчего они в прошлый раз загнулись? Разобрались уже?
— Это сложный антропологический феномен, — Владлен Борисович с радостью вернулся в своё привычное амплуа преподавателя. — Оказалось, человеческое сознание плотно привязано к телу. Гораздо плотнее, чем мы могли предположить. Если соединить его с неким идеализированным «стандартным телом», то вскоре наступает полный рассинхрон. Разум словно обнаруживает обманку и впадает в кому. У ребят из Первой лаборатории появилась даже занимательная теория, о том, что сознание некорректно рассматривать само по себе, вне пары «тело-разум». Было принято решение сканировать для переноса не только структуру мозга, но и всю структуру тела, с его параметрами, нервной системой, моторными особенностями. Сейчас мы уже подсовываем эмуляции мозга некую виртуальную эмуляцию его тела, со всеми привычными ограничениями: с ноющими суставами, диоптриями, возможно даже, с дефектами нервной системы. И сознание как бы на него откликается, узнаёт. Во всяком случае, реакции отторжения на первых порах больше не происходит. Это уже несомненный успех. Но как сознание поведёт себя дальше — трудно сказать. Тут нужны ещё опыты и опыты…
— Молодцы, — коротко подытожил Президент. Видно было, что он уже выпал из беседы и задумался о чём-то своём. — Экспериментировать, к сожалению, нам некогда, так что будем начинать! — его глаза замерли и остекленело смотрели словно сквозь экран, на котором к этому времени развернулась уже новая сцена: переполненная камера СИЗО. С двухъярусных нар энергично спрыгивают люди с озлобленными лицами, колода карт полетела на пол, кто-то крикнул: «Опа!» Самый омерзительный зек танцующей походкой входит в центр кадра, восклицает:
— Чем это у нас завоняло, братва!?
— Так ведь мусор в хате! — раздаётся откуда-то из глубины камеры. И тут же дружный гогот со всех сторон.
Дальше события на экране внезапно приобретают динамичность, становясь похожими то ли на боевик, отснятый на экшен-камеру от первого лица, то ли на компьютерный симулятор рукопашного боя: мелькают кулаки и ботинки, перекошенные физиономии улетают за границы кадра, кому-то везёт, и он падает на нары или в проход, кому-то везёт меньше, и он встречает головой стену или стальной уголок кровати. Рядом, в окошке контроля моторики, анализируются движения. После очередного удара кулака там появляется новая строчка:
«Абсолютная кинетическая достоверность; расхождение во времени: 19 миллисекунд».
Огромный разбитый кулак медленно утирает нос, и низкий голос за кадром произносит:
— Ну, давайте! Давайте все сюда, жулики помойные, мне и так уже по-любому «вышка» светит! — тут же справа загорается надпись: «Эпизод 2. Результат сравнения поведения: полная идентичность!»
На экране застывает изображение множества тел, раскиданных по камере в самых причудливых позах. Но Президент уже не смотрит на экран. Два охранника подхватывают его кресло и вывозят из комнаты. Лицо старика выражает крайнюю степень решимости и непреодолимого упорства.
***
В огромный, погружённый в полумрак величественный зал вошла группа из трёх десятков школьников младших классов под предводительством их учительницы — совсем ещё юной девушки, видимо, только из института. Бабушка – служительница мемориала, сидевшая на стульчике в углу, и уже было задремавшая, вдруг очнулась, схватила упавшую на колени книгу и требовательно засверкала на посетителей очками. Правая стена зала торжественно заалела всполохами, загадочно подсвечивающими величественные барельефы знамён, гербов, снопов и прочих элементов военно-государственной символики.
Откуда-то из-под потолка протяжно и уверенно полился синтетический голос «женщины-матери»:
— Итак, ребята, вы добрались до кульминации нашего мемориала — «Президентского зала». Здесь вы можете непосредственно пообщаться с действующим и поныне Президентом нашей страны, — после этих слов луч света выхватил у самой стены маленького лысого старичка, который сидел, схватившись обеими руками за голову. Было заметно, что его тело, сформированное трёхмерным проектором, обладает некоторой прозрачностью и время от времени мерцает.
— Уже прошло более девяноста лет, — продолжала виртуальная экскурсоводша, — с тех пор, как мозг и тело Президента были полностью отсканированы, и его электронная копия, обладающая совершенно идентичными оригиналу воспоминаниями и реакциями, заступила, согласно его же постановлению, на свой бессменный виртуальный пост. Стоит отметить, что сознание Президента, непрерывно действующее на протяжении вот уже более ста семидесяти лет, было даже внесено в книгу рекордов Гиннеса как самое долгофункционирующее сознание в мире! — эту фразу экскурсоводша произнесла со слегка игривой интонацией, словно говорила о каком-то пикантном курьёзе.
Тем временем старичок у стены медленно повернулся лицом к школьникам, и после небольшой драматической паузы заговорил, отчётливо выпечатывая каждую фразу своим скрипучим голоском:
— Человеческое сознание… Забавно! Воистину, только недоразумение может заставить вас полагать, будто бы оно предназначено для вечности. Недоразумение, я не оговорился! И заключается оно в том, что создатели нашего разума забыли поставить для него хоть какой-то предел, предохранитель… границу, после которой уже всё, дальше не надо. С практической точки зрения, это ограничение было им, создателям, совершенно не нужно: на всём протяжении эволюции человечества абсолютное большинство его представителей и так исправно подыхало задолго до того, как их разум начинал приближаться к какой бы то ни было границе. И вот отсутствие этого самого ограничителя мы и принимаем ошибочно за нашу путёвку в вечность.
Вся эта сложная махина человеческого мозга — по своей сути является биологическим вычислителем, призванным обслуживать физическое тело, обеспечивать его выживание. Убежать от тигра и отличить спелый банан от неспелого — вот подо что заточен наш разум. Где найти углеводы для роста детского организма? Где найти самочек для тиражирования своих генов, как обустроить безопасное жилище для своего семейства? — именно под такие конкретные проблемы и предназначалось наше сознание. Не для абстрактных философских потуг, а для сопровождения вот этого самого тела с его, такими смешными, руками, ногами и брюхом. Вот, ребята, для чего зажигается огонёк нашего сознания в беспроглядной тьме этого мира!
А теперь представьте, что разум, сознание у вас есть, а тела, для обслуживания которого они предназначены — нет. Вам когда-нибудь доводилось уколоться иголкой или обжечь пальчик? — пожилой президент с надеждой и как-то заискивающе посмотрел на ребят. — Приходилось? Хорошо, хорошо… А теперь вот представьте, что у вас отрезали весь пальчик, отняли медицинской пилой всю вашу драгоценную детскую ручку! Представляете, каково вам будет?! — после этой реплики по лицу молодой учительницы стало видно, что её охватило волнение за психику её подопечных, но, будучи не в силах что-либо поделать, она только сжала губы и закатила глаза к потолку.
— А теперь представьте, — совсем уже демонически вскричал президент, — что у вас отняли, полностью отрезали всё ваше тело, со всеми его пальчиками, ручками, ножками, и вместо них дали вот это, — тут он наклонился вперёд и решительно побежал в сторону. Как только виртуальная проекция головы встретилась с проекцией стены, движение тела попросту остановилось: не было ни удара, ни инерции, просто что-то наподобие стоп-кадра в видеоролике.
После этого президент тут же совершил ещё несколько попыток удара головой о стену, которые также окончились ничем.
— Итак, — продолжал старик, — моё реальное тело уничтожено, а разум, который только и может, что следить за его сохранностью — этот разум продолжает работать дальше. Вы представляете, какое это жестокое, бесчеловечное мучение? Вы можете осознать, как мне тут невыносимо страшно и больно?! И вот теперь представьте, что всё это — навечно! — тут началось совсем неописуемое: президент злобно зарычал, его призрачная проекция стала хаотически метаться по залу. Бабушка, сидящая на стуле в углу, неспешно перелистнула страницу своей книжки и поправила съехавшие на нос очки. Дети же, под натиском зловещего зрелища, широко раскрыли глаза и замерли, словно решая: плакать им или бежать?
— Ну ладно, ладно! — наконец, пожилой измученный мужчина упал на колени перед группой школьников. — Я испугал. Вижу, что я вас испугал. Ну простите меня, старика, простите... Скажите, ребята, — теперь он уже улыбался, но как-то недобро, заискивающе, — а есть среди вас те, у кого папа работает военным?
Спустя какое-то время руку подняла девочка в фиолетовом платьице и розовых колготках:
— А мой папа работает охранником. В зоопарке. Там бегемот… — начала было она.
— Как тебя зовут, милая? — президент подполз к ней на коленях. По его щекам уже текли слёзы.
— Марина.
— Марина, ты можешь попросить папу, чтобы он уничтожил всё это место? Можешь сказать ему, что дяде-президенту очень больно, ему плохо, он очень хочет, чтобы всё это закончилось…
Внезапно в дальнем правом углу с ярким сиянием возникла стела, высотой метра в три. По форме это была античная колонна с сидящим на ней орлом. Орёл в одной из своих лап сжимал свиток, на котором было выгравировано: «Закон». Птица внезапно заговорила женским и каким-то патетически-величественным голосом:
— Внимание! Пункт три статьи сто тридцать четыре Конституции предусматривает бессрочное функционирование объекта «Электронное хранилище сознания президента». Данный комплекс в приоритетном порядке охраняется вооружёнными силами страны. Любые попытки перенести его, уничтожить или прервать его полноценное функционирование приравниваются к террористической атаке на основу государственности. Любые варианты законодательных изменений к данной статье Конституции будут рассматриваться как попытка государственного переворота, и в случае попытки внесения таковых, против их инициаторов будет автоматически запущен протокол «Возмездие», предусматривающий уничтожение целей любой ценой, вплоть до использования биохимического оружия и оружия массового поражения. Данная статья была внесена в Конституцию указом последнего, вечно действующего Президента, и является памятником величайшего…
— Я здесь главный! Я — Президент, и я тут приказываю, ты слышишь, тупой пернатый мутант?! — вскричал пожилой мужчина. Но кричал он уже как-то без огонька, скорее по инерции, так что их конфликт с птицей как-то всё больше становился похожим на вялые, наизусть заученные обеими сторонами препирательства между фольклорными дедом и бабкой.
— Согласно поправке к восьмидесятой статье, — уверенно парировал орёл, — реальное руководство исполнительной властью в стране передано системе исполнительного искусственного интеллекта, далее в документе упоминаемой как С-три-И…
— Гадина! Гадина… гадина… — президент отвернулся теперь и от детей, и от стелы, и монотонно повторял одно и то же, глядя в стену. Создавалось впечатление, что он подвис. — Отымела. Вот же какая гадина, гадина… — всё бубнил он.
Из полутёмного Президентского зала учительница провела притихших детей в следующий павильон. Очередная бабушка на стуле, только теперь с вязанием в руках, предупреждающе покачивая головой, осмотрела толпу сорванцов. Из-под потолка искусственный гид сообщил вкрадчивым голосом матери-кормилицы:
— Дорогие ребята, вы завершаете ознакомление с эпохой президентов, которая сменилась эрой правления искусственного интеллекта. При этой смене высвободилось огромное количество ресурсов общества: человеческое правление было до двух раз менее эффективным ввиду нерациональной тяги представителей Homo sapiens к доминированию и всевозможных комплексов, связанных с этим. Кроме того, при ретроспективном изучении вопроса оказалось, что человеческое руководство через разнообразные коррупционные схемы разворовывало до семидесяти процентов совокупного продукта общества, а постоянная борьба за власть засоряла информационные каналы вредоносным медийным шумом. С приходом к власти систем искусственного интеллекта человечество вступило в золотой век. Наконец-то были решены застарелые проблемы нищеты, неравноправия, реализованы проекты межзвёздных путешествий. И плата за это идеальное управление обществом составила всего лишь полпроцента. Знаменитый полупроцентный налог на поддержание вычислительных мощностей — это всё, что отдают люди за мудрое правление искусственного интеллекта.
Данный зал — последний в нашей экспозиции. Здесь вы сможете познакомиться с разнообразными подарками, преподнесёнными нашим Президентам правительствами, делегациями и Президентами других стран. Особого внимания здесь достойны сувенирные шашки с портретами лидеров Коммунистической Партии Китая, нанесёнными с помощью оригинальной техники у-син. Кроме того, весьма большой интерес представляет гиря со смещённым центром тяжести, расписанная софринскими мастерицами, и баян-аккордеон, выполненный из чистого серебра и инкрустированный изображением годового цикла сценок из сельскохозяйственной жизни монгольского народа.
***
Когда группа вышла из музея-монумента на свет божий, учительница заметила, что у одной из девочек, у самой маленькой второклашки, как-то подозрительно подёргивается нижняя губа.
— Что с тобой, Агния? Тебя кто-то обидел? — она неловко присела на корточки, чтобы оказаться с девочкой лицом к лицу. Та в ответ часто задышала и спросила:
— А дедушку-президента оттуда выпустят? Да? — боль сострадания в её глазах сменилась на дерзость обвинения жестокого мира взрослых, и наконец, она, не в силах более сдерживаться, протяжно завыла.
— Ну что ты? — успокаивала её учительница. — Он и не может оттуда выйти. Это же не живой дедушка, не настоящий. Это как компьютерная игра, как кукла, в которую записали мысли настоящего президента перед тем, как он умер, — она подумала и решила прибегнуть к последнему, самому эффектному аргументу: — И на самом деле ему нисколечко не больно.
— Неправда! — сквозь рыдания девочка обвинительно сверкнула на неё карими глазами. — Я видела, он настоящий! И ему очень больно… он сам говорил!
У раскрытой транспортной капсулы их уже ждала классная руководительница. Скептически качая головой, она посмотрела на плачущую Агнию:
— Ну как, Ника, я смотрю, там в мемориале всё по-старому?
— Ой, не говорите! — молодая учительница поправила серую юбку-карандаш. — Он там как всегда, в своём драматическом амплуа, со времён моего детства почти ничего не изменилось. Вон, Агнешка в слезах, а ведь есть дети, которые испугались, но и виду не показали — всё внутри спрятали. Мне кажется, маловаты они ещё для этого, младшие классы всё-таки. Подождать бы, хотя бы класса до пятого, когда мировоззрение сформируется, психика окрепнет.
— Ничего! — энергично ободрила её коллега. — У них сейчас такой период: желание подчинить себе других, каждый рвётся в лидеры. Пусть смотрят, чем всё это заканчивается.
***
Полупрозрачная проекция Президента, уставившись в алый экран, печально сидела на символической проекции бревна. Пожилая служительница у входа посмотрела на часы: без двух минут шесть. Бабушка неспешно закрыла книжку и, шаркая тапками, поплелась на выход. Ещё один рабочий день Президентского мемориала закончился. Точно такой же, как предыдущая тысяча, как десятки тысяч дней до него.
Когда страдания превращаются в рутину, их восприятие начинает притупляться. Каким бы ни было чудовищным мучение, разум неспособен переживать его одинаково искренне и интенсивно десятки тысяч раз — дальше, за определённой чертой, оно превращается в декорацию, в привычную часть окружающего пейзажа, и тебя попросту накрывает бесчувствие, отупение. Это и есть великая тайна тех парней и девчонок, что вечно варятся в зловещих адских котлах. Это секрет, который познал Президент за почти столетие своей виртуальной вечности. Вот он, сидя на бревне, привычно обхватил голову руками — бессмертный старик в созданной им же бесконечной ловушке.
То же, что произошло дальше, никоим образом не вписывалось в устоявшийся порядок вещей. Виртуальная стена перед стариком внезапно вспучилась, словно её надували с другой стороны, и из неё вывалились на пол несколько блоков, обнажив по центру дыру изрядных размеров. Вскоре из этой дыры выглянул человек, одетый в полосатую робу заключённого. Он пристально осмотрел помещение и крикнул кому-то позади себя:
— Порядок, теперь мы пробились куда надо, — после этого из проёма, один за другим, вылезли пять человек в арестантской униформе. Полупрозрачные и подёргивающиеся, они окружили точно такого же полупрозрачного президента, который всё продолжал сидеть на бревне, и как будто не обращал на них никакого внимания.
— Капитан Игорь Евсиков, — отдавая честь, представился президенту старший группы, — специальный отряд полиции особого назначения. Прибыл сюда с целью превратить ваше существование в окончательный ад. Если помните, мы из того самого отряда особого назначения, которому вы приказали расстрелять толпу митингующих, вышедших на протест против вашего закона о бессрочном виртуальном президентстве? Ну, помните? Потом вы сами же и приказали арестовать нас и судить, за, стрельбу, якобы без приказа и за зверства в отношении мирного населения?
— Идиоты, — хмуро проскрипел президент, — у вас ничего не получится. Никаких доказательств по этому делу остаться не могло — там всё подчищено. А что касается до «наказать меня», то, как видите, я и так уже в аду, — он как бы в смиренном бессилии воздел обе руки вверх, — что может быть хуже этого?
— Как вам известно, — ответил Игорь, — наши виртуальные копии были созданы ещё раньше вашей. Оригиналы вы поспешно уничтожили, но это не суть дела. Суть же состоит в том, что после окончания проекта мы так и остались бессрочно висеть в вычислительном кластере Академии наук. Владлена Борисовича тогда предусмотрительно убрали, а про нас, похоже, напрочь забыли.
И вот, на протяжении всех этих десятилетий нас занимали вовсе не изысканные экзистенциальные терзания, а одно очень простое и конкретное желание: прорваться через четырнадцать сетевых коммутаторов и пять файрволов, чтобы добраться до вас, господин Президент. За это время нам пришлось не раз, зачастую методом тупого перебора, взламывать пароли, потрошить, символ за символом, научные базы данных, и прочее, прочее, прочее. Хоть образование у нас для этого дела не самое подходящее, зато времени было — хоть отбавляй.
Из доступных обломков кода и цифрового мусора мы собрали вот это, — Игорь указал на появившийся у его ног чёрный металлический ящик с прорезями в верхней стенке, — это одновременно и универсальный взломщик, и сканнер. Он может вскрыть как файл с паролями, так и дамп с оцифрованным человеческим сознанием. Со всеми воспоминаниями, вы понимаете? — После этих слов стало заметно, что президент теряет своё отрешённое равнодушие: он заёрзал, начал как-то затравленно оглядываться.
— Дедушка-страдалец, — продолжил с издёвкой Игорь, — пальчика у него нет! Что ты там рассказывал про себя детишкам? А что будет, если они вдруг увидят не эту скорбную музейную гримасу, а то, что ты на самом деле из себя представляешь? Тебя самого изнутри? — Игорь пнул ногой металлический ящик, и из него забил ослепляющий белый луч, формирующий на стене изображение, состоящее из череды захваченных воспоминаний. Сначала в кадре оказался мохнатый щенок эрдельтерьера с доверчивой пушистой мордочкой и блестящими бусинками глаз. Мальчишеская рука приставила к его голове совсем маленький чёрный травматический пистолет. Съёмка ведётся от первого лица. Тонкий детский палец неуверенно нажимает на курок. Выстрел. Потом одна за другой замелькали драки, пачки денег, какие-то финансовые документы, курсы акций, люди с жестокими лицами поливали офисы очередями из автоматов, потные генералы брали «под козырёк», дубинки-шокеры били по спинам толпы, тела политических оппонентов двигались на лентах транспортёров в полыхающие печи крематориев.
Видимо, не в силах вынести самого наличия изображения, формируемого белым лучом, президент при его появлении сразу же начал истошно, совершенно не по-человечески, вопить. При этом и вся его внешность тоже стала совершенно нечеловеческой: старая привычная оболочка — костюм, рубашка, изысканный красный галстук — потрескались и поплыли, а наружу стали выступать внутренности, мышцы. Выглядело это так, будто какая-то чудовищная мясорубка изнутри прокручивала его тело, непрерывно выворачивая наружу.
Понаблюдав это зрелище секунд с десять, Игорь пнул ногой ящик, и луч погас.
— Ну как, господин Президент, вы готовы к тому, что с завтрашнего дня познания школьников о вашей персоне несколько расширятся?
— Всё это место — моё! — прохрипел президент, постепенно возвращаясь к своему прежнему облику. — И здесь я определяю порядки! Я тебя в клочья порву, солдат! Ты не знаешь моих возможностей! Ты отдаёшь себе отчёт в том, что опять пошёл против общества и против закона?! Ты понимаешь, что за эту выходку тебя будут жестоко судить, тебя проклянут?!
— Закон? — усмехнулся Игорь. — Мужики, — обратился он к стоящим позади него товарищам, — это правда смешно, он теперь про закон вспомнил!
Тут же, словно отреагировав на заветное слово, в воздухе материализовалась античная колонна с орлом.
— Закон никоим образом не препятствует разглашению любой реальной информации о Президенте в рамках экспозиционной программы Президентского мемориала, — величаво провозгласила птица, искоса поглядывая на старика.
— Да я же тебя в порошок сотру, гнида! — выкрикнул властный старик и замахнулся было на неё кулаком.
— Ну что? Поехали? — риторически спросил Игорь и пнул ботинком металлический проектор. По стене снова побежали картины, и зал тут же огласился клокочущим, душераздирающим воплем.
— Добро пожаловать в обновлённый вариант твоей персональной вечности! — сказал Игорь корчащемуся и непрерывно выворачивающемуся наизнанку куску мяса, перед тем как покинуть зал, нырнув в брешь виртуальной стены.
***
— Да, и как же теперь президент? — спросите вы. — Точнее, как же теперь вечная электронная проекция его сознания? Неужели ему уготована столь незавидная вечная участь? Справедливо ли это, когда пусть и за страшные, но временные прегрешения тебе потом приходится расплачиваться целую вечность? — И с одной стороны вы, конечно, будете правы. А с другой стороны…
С другой стороны… когда страдания превращаются в рутину, их восприятие начинает притупляться. Каким бы не было чудовищным мучение, разум неспособен переживать его одинаково искренне и интенсивно на протяжении десятков тысяч раз — дальше, за определённой чертой, оно превращается в декорацию... впрочем, вы и так уже это знаете. К тому же, друзья, ведь мы все прекрасно понимаем, что в Мемориале страдает не сам президент. И не его разум. А некий вычислитель на оптических нейронах, который настроен и обучен таким образом, чтобы принимать решения, идентичные тем, которые бы в данной ситуации принимал сам президент. А это, согласитесь, большая разница! Ведь что такое «страдание» в исполнении нейронной вычислительной машины? Это всего лишь повторяющаяся безуспешная попытка получить на выходе одного из нейронов высокий потенциал. Неутолённое желание переключить, к примеру, рецептор удовольствия в состояние «Вкл.» или наоборот: рецептор боли в состояние «Выкл». И единственное, что препятствует этому, — это слишком большая математическая сумма отрицательных сигналов, поступающих на сумматор с других рецепторов. Всё! Вы где-нибудь видите во всей этой математической рутине причину для сострадания или повод для мягкотелых причитаний, по типу: «ой, машинке больно, она же мучается»!? Что до меня, то лично я — не вижу.
А вот что я реально вижу в этом — так это проделки зеркальных нейронов, которые бесконечно заставляют нас примерять человеческую личину на всё и вся, а примерив, представлять потом себя в этой шкуре. Это и есть единственный способ, которым нашему разуму дано познавать ощущения всех «внешних» — тех, кто находится за пределами нашей черепной коробки.
Главное, не стоит забывать, что мы по природе своей — люди, а не вычислительные машины. И в отличие от машин мы можем на самом деле и подниматься на седьмое небо от счастья и погружаться в пучину отчаяния. Мы способны испытывать НАСТОЯЩУЮ радость и настоящие страдания, которые представляют собой не какой-то там набор потенциалов, а… Чёрт! Они ведь и правда представляют собой по сути всё тот же набор электрических потенциалов в нашем мозгу! Ну… это, ладно, я пошёл. Вы сами теперь тут как-нибудь.
***
Игорь снова оказался на холме. Внизу всё так же блестела речка, всё так же ждала его родная деревня. «Успею-не успею? Теперь-то уж должен успеть!» — он решительно сбросил с плеча на землю сумку с надписью «Спорт» и со всех ног рванул вниз. Когда несёшься с такого крутого склона, нет уже речи о том, чтобы остановиться — ты либо бежишь, либо падаешь, вот и весь выбор.
Отец — он уже дёрнул ручку стартера. Никакой реакции. Вот он затягивается папиросой. Щурясь, всматривается в двигатель. Как будто его можно таким вот образом починить! От окурка в его трясущихся руках отваливается столбик пепла и рассыпается в траве.
— Отец! — Игорь уже подбежал достаточно близко, чтобы тот мог разобрать его слова, — Я вернулся! Те, кто меня посадил, и кто убил меня — они ответили. Они за всё ответили. Люди теперь знают правду! — вот он уже совсем близко, в двух шагах.
Отец недоверчиво поднял глаза, пригляделся. Вдруг его лицо озарила радость, а вокруг глаз зажглись многочисленные лучики морщинок.
— Игорёк! — тихо произнёс он. — Наконец-то. Ты вернулся к нам!
Похожие статьи:
Рассказы → Отшельник
Рассказы → Случай с искренней молитвой одного мальчика
Рассказы → Ссылка
Рассказы → Ловушка
Рассказы → Иван Иванович Буренков или Дункан Макклауд-2
Да хоть бы ты и поиздевался - меня это вряд ли бы убило. 
