На валах Старой Рязани. Глава 22

Глава 22

 

Вернувшись на занятый отрядом Ратьши купеческий двор, повечеряли и сразу полегли спать. Гунчак уже спал в своей каморке. Или притворялся, что спал – шумели, все же, при возвращении изрядно. Так ли, иначе, но встречать не вышел. Обиделся, что не взяли на вылазку? Или в самом деле спал? Разбираться не хотелось. Бог с ним. Коль и обиделся – переживет. Первуша улегся на одном из двух лежаков, приготовленных для него и Семена. Пока взбивал сено в лежаке, все косился на лежак семенов. Перед тем, как улечься, спросил:

- Боярин, можно уберу его завтра?

- Убери, - буркнул Ратислав.

Снова ворохнулась внутри совесть. Скрипнул зубами – не к месту и не ко времени. Как ворога отобьем, так будем совестью мучится. Вроде утихла совесть, но все равно уснул не сразу. Лежал на ложе и слушал, как гомонят за дощатой стеной княжич со своими меченошами, переживая свои приключения во время вылазки. А Первуша, чистая душа, только улегся – сразу засопел. Вскоре угомонились и юнцы за стенкой. Ратислав еще ворочался и после этого какое-то время. Но, наконец, усталость взяла свое – уснул и он.

Проснулись поздно – сквозь забранное слюдой оконце (богат, все ж был купчина!) в ратьшину каморку сочился неяркий свет начинающегося серого зимнего дня. Первуша, как обычно, встал раньше и уже подсуетился с завтраком. Поснедали и сразу двинулись к стене напольной стороны города. Ехали верхом. К утру погода не улучшилась. По небу ползли низкие свинцовые облака, сыпавшие на город и окрестности жесткую снежную крупу. Подхваченная ветром, она больно секла лицо.

Добрались до стены. Опять до Исадских ворот. Поднялись на стену, глянули наружу. Ратислав был неприятно поражен, насколько много успели сделать невольники за остаток ночи и утро. Изгородь была полностью готова. Никаких не заделанных прорех. Сейчас хашар был занят сооружением плоских земляных насыпей сразу за частоколом.

- Что это они делают такое? – мрачно поинтересовался Ратьша у стоящего рядом Гунчука.

- Будут на них пороки ставить, - не сразу отозвался хан. – Место им нужно совсем ровное, да и камни дальше лететь будут, если поставить пороки повыше.

- Их что ли вон там чуть подалее собирают?

- Их, - кивнул Гунчак. – Железные приспособы и прочее монголы с собой в обозе возят, а деревянные делают на месте.

- А вон и камни везут, - указал, протянув руку, княжич Андрей.

И в самом деле с левого дальнего конца татарского стана двигалась вереница больших повозок со сплошными деревянными колесами выше человеческого роста. В них виднелись припорошенные снегом большие глыбы ломанного белого камня. Часть повозок уже добралась до возводимых насыпей. Их облепили невольники, сгружающие камни на снег.

- Долго они собирать пороки будут?

- К вечеру управятся, - подумав, сказал Гунчак. – Но потом еще их устанавливать, ровнять, отлаживать. Это не быстро. Наверное, всю ночь провозятся. Так что обстрел начнут скорее всего утром, как развиднеется.

- Понятно… - почесал бороду Ратислав. – И сильно бьют? Пороки эти.

- Сильно. Видишь, камешки какие разгружают. По четыре-шесть человек с каждым возятся.

- Да. Пудов на семь, если не на восемь каждый, - согласился Ратьша. – И что, добросят пороки такие махины до стены?

- Добросят, - кивнул половец. – А надо будет, и через стену перебросят.

- А это к чему?

- Ну, камни-то за стену и впрямь кидать вряд ли будут – что за радость им порушить дом другой в городе. А вот зажигательные снаряды могут. Что б пожары вызвать, народ от стены для тушения отвлечь.

И так не слишком веселый Ратислав помрачнел еще больше. Помолчав, спросил хана:

- И как против них бороться? Против пороков этих.

Гунчак снял с головы шлем вместе с подшлемником, почесал ежик давно не бритых с изрядной проседью волос на макушке. Ветер бросил ему в лицо горсть жесткой крупы из ближней бойницы. Припорошил волосы. Он торопливо нахлобучил шлем, поежился, ответил:

- Хорошо помогают пороки, установленные на стенах. Только у вас таких нет. Затинные самострелы до них, конечно, добьют, но кидани, что управляются с пороками закроются передвижными деревянными щитами и большого толку от самострелов не будет. –Гунчак помолчал. Продолжил. – Остается вылазка. Добраться до пороков, посечь их, пожечь. Но это сложно и принесет много потерь – придется под обстрелом прорываться через свои же надолбы, татарский частокол…

Ратислав представил такую вылазку. Когда татары будут их ждать. Пусть даже это будет и ночью. Поежился в свою очередь. Как только что Гунчак от холода. Постояли еще немного, посмотрели на татарский стан, кишащий людьми, точно растревоженный муравейник, звучащий людскими голосами, ревом животных, скрипом тележных колес.

Потом глубоко задумавшийся Ратьша повернулся и двинулся вправо по стене. Княжич, половецкий хан и меченоши последовали за ним. Воевода степной стражи шел по стене, время от времени, поглядывая наружу. Часто стоящие стражники при его появлении легонько кланялись. Ратислав кивал в ответ.

Подготовка к обстрелу города шла на протяжение всей напольной части крепостной стены. Ратьша прикинул количество готовящихся насыпей для метательных устройств. Получалось поболее двух десятков. Так дошли до Ряжских ворот. И здесь происходило все то же самое – плотный частокол для прикрытия вражеских стрельцов и невольники, трудящиеся над насыпями для пороков.

 Осажденные тоже готовились к обороне. На стены несли связки стрел для луков и затинных самострелов, складывали в горки камни для сбрасывания на головы врагов и ломания осадных лестниц, налаживали блоки и канаты для подъема на стены ведер с кипятком и расплавленной смолой, котлы с тем и другим уже грелись на крышах осадных клетей, прикрытых от огня дерном. Боевой запас на стены подтаскивали смерды-беженцы из окрестных сел и деревень, с котлами возились их дочери и жены. Воинов на стенах пока было немного – признаков подготовки штурма не заметно, так чего их зря томить-морозить, пусть сидят в тепле, берегут силы для боя.

Постояли на боевой площадке башни Ряжских ворот, посмотрели на суету под стенами. Снова спустились в боевой ход, дошли до места, где стена поворачивала вправо в сторону Оки. Внизу под стеной тянулась узкая полоса дворов Южного Предградия. За строениями раскинулась длинная глубокая ложбина Черного оврага. Правда, сейчас он никак не соответствовал этому своему названию, белея заснеженными склонами. В Предградии тоже царила суета: невольники разбирали избы и дворовые постройки для нужд вражьего войска. Многие из осадной толпы трудились у самой подошвы крепостного вала. Тут же вдоль вала было накидано несколько десятков трупов, утыканных стрелами – тех, кто пытался бежать, пытаясь взобраться на вал и стену. Веревки со стены продолжали свисать, но на них уже никто из невольников не обращал внимания. Видимо трупы тех, кто пытался по ним взобраться, отбивали охоту бежать.

Ратислав поискал взглядом татар, присматривающих за пленниками и упражнявшихся в стрельбе по ним. Нашел. Те рассыпались на дальнем от стены краю Предградия у самого обрыва Черного оврага. Пешие. Прикрываясь за заборами и строениями, они вели вялую перестрелку с рязанскими воинами на стене, не забывая угрожающе покрикивать на работников хашара. Тех же, судя по всему, охватило тупое безразличие обреченных. Работали и даже двигались они с трудом – сказались тяжелый вчерашний день и нынешняя бессонная ночь на крепком морозе, почти без еды и обогрева.

На противоположном склоне Черного оврага уже возвышался частокол, но насыпей для пороков не делали. Понятно – место для штурма не слишком удобное. Лучше приступать к городу с напольной стороны, пусть даже там и валы, и стены гораздо более мощные.

Двинулись дальше. Скоро стена пошла вниз, следуя понижению местности и отступая подальше от оврага. Местами спуск был настолько крут, что боевой ход перемежался ступенями. Дошли до захаба южных ворот, пробрались в его внешнюю башню, поднялись на боевую площадку. Здесь была самая низкая часть городских укреплений. Южные врата стояли почти вровень с окским берегом, разве чуть повыше, но подъем был плавным, малозаметным. Ворота предназначались для торговых гостей, прибывающих на лодьях по Оке. К ним вела мощеная бревнами дорога, начинающаяся от торговых причалов. Подход к башне и участку стены прикрывался рвом, углубленным и приведенным в порядок перед самой осадой. Мост через ров разобран. Еще и два ряда надолбов, как в напольной части крепости, прикрывают ворота. Монгольский частокол имелся и здесь. Продолжался он, насколько было видно, и по побережью Оки через весь Подол. Дворы в Подоле уже разобраны по большей части и продолжают разбираться. Судя по всему, частокол сооружен уже вокруг всего града. Что называется, мышь не выскочит.

Напротив ворот за частоколом невольники сооружают три плоских насыпи. Похоже и здесь татары собираются устанавливать пороки. Ну так место для штурма вполне подходящее. Чуть подальше насыпей собирают какое-то сооружение с двускатной крышей.

- Таран, - подсказал Гунчак.

- Понятно… - кивнул Ратислав. – А как они думают на приступ идти? – спросил, помолчав. – Свой же частокол рушить будут?

- Нет, - покачал головой хан. – Частокол у них устроен хитро: в нужных местах колья не вкопаны, а скреплены поперечными бревнами и стоят на маленьких колесиках, или полозьях, если зима. Пока идет обстрел из пороков и проходы не нужны, эти врата крепят с обеих сторон к частоколу и укрепляют еще кольями изнутри. Как только начинается приступ, колья убираются и врата открывают.

- Все продумали, поганые, - встрял в разговор княжич Андрей.

- Ну то не они, - повернулся к нему Гунчак. – То придумали богдийцы в незапамятные времена. Монголы только переняли их придумку.

Княжич кивнул: понятно, мол.

- Зря не проследили в каких местах эти самые проходы татары устроили. Понятно бы было, где они приступ готовят, да и для вылазки это можно было использовать, - подосадовал Ратьша. – Чего ж ты раньше не сказал!

Гунчак виновато пожал плечами.

- Не подумал, что важно. Да и делают проходы они в темное время, вряд ли бы углядели.

- А так их отличить от частокола можно?

- Вряд ли: крепеж и колья с той стороны. Летом еще, наверное, можно было бы рассмотреть, если к нижней части приглядеться – колья-то не вкопаны. А сейчас – снегом низы присыпали, не поймешь, вкопаны колья, или нет.

Ратьша досадливо крякнул, дернул запорошенную снегом бородку. Буркнул недовольно:

- Ладно, пошли дальше.

Двинулись от Южных ворот по Оковской стене. Теперь стена поднималась круто вверх. Опять пошли ступени по боевому ходу. Двигались ходко, запыхались, пока добрались до самой высокой части городской стены – дозорной башни. Подниматься на нее не стали: чего там нового с нее увидишь – обложили стольный град со всех сторон.

 

Теперь шли по участку стены идущей по гребню Окского откоса. Стражники здесь стояли гораздо реже, чем на напольной части стены. Да и то – идти на приступ со стороны высоченного, крутого, обледеневшего откоса решится только безумец.

Снег прекратился. Тучи потеряли свинцовую налитость, приобретя молочную белизну. Но небо закрывали все еще плотно, только поднялись повыше и приобрели четкие очертания нижних краев. Ветер же наоборот усилился, завывая голодным волком в бойницах.

Между Борисоглебскими и Оковскими воротами Ратислав остановился, выглянул наружу, обозревая Оку и заокские леса, хорошо видные отсюда с верхотуры. Спутники его остановились, держась чуть позади. Княжич тоже, было, высунулся из бойницы.

- Куда выставился! – одернул его Ратьша. – Стрелу поймать хочешь?

До частокола, построенного за ночь хашаром на Подоле у самого берега реки было далековато, да и стрелять вверх на такую высоту очень непросто, а уж попасть… Но береженого Бог бережет. Княжич послушался, хоть и поморщившись недовольно.

За Окой татары тоже понаставили палаток и шатров. Хоть и было их не в пример меньше, чем в основном стане и стояли они не сплошняком, а куренями. Над шатрами поднимались дымы, которые подхватывал ветер и растрепывал о голые кроны деревьев Заочья. По льду реки неторопливо перемещались разъезды легкой конницы. Было этих разъездов десятка два, два с половиной. За частоколом, вкопанном с небольшим наклоном в сторону Оки, чтобы можно было укрываться за ним от стрел, летящих сверху со стены и откоса, мелькали фигурки татарских воинов. Самих монголов, или кого-то из союзников, не понять. Было их не слишком много. Некоторые постреливали, но только в ответ на стрелы, летящие сверху. Защитники, впрочем, тоже слали стрелы вниз не часто.

Один из стражей, оказавшийся рядом с Ратиславом, то ли просто из удали, то ли, чтобы показать старание перед воеводой, высунулся в бойницу, натянул лук и пустил стрелу. Ратьша проследил ее полет. Мимо!

- Дай мне, - раздался гортанный голос Гунчака. – Попробую.

Стражник глянул на Ратислава. Тот разрешающе кивнул. Гунчак принял из рук воина лук, попробовал его на изгиб, пробежал пальцами по рогам, провел большим и указательным по тетиве. Скинул шлем с подшлемником, подал Первуше.

- Подержи.

Вытащил из большого тула, прислоненного к стене, стрелу, осмотрел – не понравилась. Сунул обратно, вынул другую. Эта подошла. Облизнул палец, выставил наружу в бойницу, оценивая силу и направление ветра. Хмыкнул неопределенно. Потом осторожно выглянул наружу сам. Ветер взъерошил его короткие волосы, бросил в лицо горсть мелкого снега, сдутого с крыши стены. Гунчак даже не поморщился. Лицо его приняло сосредоточенное выражение: степняк искал добычу. Ратьша тоже аккуратненько выглянул в бойницу, с интересом следя за действиями половецкого хана.

Ждать пришлось недолго. Щелкнула тетива и стрела, мелькнув пестрым оперением, порхнула вниз. Есть! Попал степной бродяга! Один из татарских воинов, имевших неосторожность показать из-за частокола голву, пошатнулся, упал набок, посучил какое-то время ногами и замер. Сразу же несколько стрел взмыли снизу в ответ. Ратислав и Гунчак укрылись за заборолами. Пара стрел с глухим стуком воткнулись в стену возле бойниц, откуда выглядывали воевода и хан. Одна влетела в бойницу, воткнулась в противоположную стену боевого хода, задрожал, вроде как досадуя на промах. Стражник, получивший свой лук обратно, выдернул татарскую стрелу и хозяйственно засунул ее в тул к своим стрелам.

- Хороший выстрел, - похвалил степняка Ратислав.

Княжич и его меченоши смотрели на Гунчака с нескрываемым восторгом. Первуша тоже одобряюще кивнул. Гунчак самодовольно усмехнулся, напялил шлем на голову, заложил большие пальцы рук за широкий узорчатый пояс, гордясь.

- Молодец, молодец, - повторил Ратьша. Выглянул осторожно из бойницы. Сказал. – Ладно, пошли. Надо до князя дойти. Узнать новости.

Добравшись до башни Оковских ворот, спустились в город, пересекли торговую площадь, двинулись в сторону княжьего двора. Если у самой крепостной стены и вблизи осадных клетей, тянущихся с ее внутренней стороны было довольно оживленно – менялись стражи на стене, смерды из беженцев подносили боезапас, бабы жгли костры для кипятка и смолы, а заодно готовили еду для домочадцев, бегали неугомонные ребятишки, - то подальше в самом городе народу на улицах имелось совсем чуть. Город словно затаился в ожидании вражьего приступа. Редкие встречные прохожие с тревогой и надежной вглядывались в лица Ратислава и его спутников – как там за стенами, как силен супротивник, выдюжим ли? Княжича в лицо знали все горожане, Ратьшу многие. Оттого и вглядывались в них, пытались понять, что грядет впереди… Неуютно было Ратиславу под этими взглядами, отворачивался, хмурясь. А Андрей ничего, улыбался. С парой-тройкой девиц, из боярышень, судя по одежде, перекинулся шутками. Неуж и впрямь не понимает, что грозит городу? Может и так... Дошли до великокняжьего двора. Судя по выезжающим из его врат гонцам и снующей меж дворовыми строениями прислугой, Юрий Ингоревич был здесь.

- Сходите в грдницу поснедайте, - распорядился Ратислав, а сам зашагал к крыльцу княжеского терема.

Позади послышался звук быстрых шагов и с ним поравнялся Гунчак.

- Позволишь с тобой? - спросил.

- Коли князь не прогонит... - памятуя удачный выстрел половецкого хана, Ратьша был настроен к тому благодушно.

Гунчак шумно вздохнул и пошел рядом с воеводой. Поднялись на крыльцо, кивнув начальнику охранного десятка, караулившего вход, минуя коридоры и лестницы, добрались до княжьих покоев. Здесь, похоже, только закончился совет: из дверей выходило десятка полтора вятших людей. Кто просто кивнул Ратиславу, кто поздравствовался, но поприветствовали его все. Пропустив выходящих, вошли в покои. На воеводу и хана пахнуло застоялым теплом, запахом масла горящих светочей и горячего сбитня. За столом в центре которого стояла объемистая серебряная корчага с питьем, восседал Великий князь. Рядом тысяцкий Будимир. Больше в покоях никого не было, если не считать пары теремных девок, убирающих со стола пустые чаши и тарелки с заедками.

- А, Ратьша! - в голосе князя слышалась неподдельная радость. - Проходи, хоробр! Говорят, ночью на вылазку ходил, изрядно татар потрепал, полон отбил. Проходи, садись, рассказывай, как дело было.

На Гунчака Юрий Ингоревич особого внимания не обратил. Кивнул только легонько в ответ на его поясной поклон.

- Дозволишь тоже присесть, Великий князь? - с плохо скрытой обидой в голосе спросил половец.

- И ты садись, хан, - без особой теплоты ответил ему Юрий. - Садись, угощайся.

Гунчак присел, не чинясь, налил себе сбитня в чистую чашу, только что принесенную теремными девками, пригубил, крякнул довольно - видно хорошо пошло горячее питье с мороза. Ратислав же сам наливать не стал, дождался, когда ему нальют - положение обязывало. Погрел сначала руки о теплые стенки серебряной чаши, раздувая ноздри, вдохнул терпкий запах, и только потом глотнул. И впрямь, хорошо пошел сбитень с морозца, сразу согрел сжавшиеся в ком потроха! Не спеша, но и не слишком медля - князь с тысяцким ждут - выцедил питье. Отставил чашу, тут же наполненную девкой вновь, откашлялся и сказал:

- Правда. Ходили в эту ночь за стену.

- С кем ходил? В какой силе?

- С ближниками своими да охотниками из стражи и ополчения.

- Что и княжича с собой потащил? - на только что довольное, веселое даже лицо Юрия Ингоревича словно набежала туча. Глаза недобро блеснули. Показалось ли, нет Ратиславу - что-то жуткое, затмившее тогда после приграничной битвы разум князя снова глянуло на него через черные его зрачки.

- Тащить не тащил, - словно и не заметив ничего, спокойно ответил Ратьша. - Сам пошел.

- А ты и позволил? - повысил голос Юрий. - Аль не помнишь о чем с тобой сговаривались!

- А попробуй не позволь! - тоже возвысил голос Ратислав. - Разве переупрямишь такого! Да еще и смел без меры. И, кстати, показал себя достойно. В отца, видно, пошел.

Редко кто может устоять перед лестью. Не был исключением и Юрий Ингоревич.

- Достойно, говоришь, показал себя, - провочал он, успокаиваясь. - Но смотри у меня, что б больше никаких вылазок с ним.

- Ладно, княже, как соберусь, пришлю его к тебе, будешь сам его держать, ибо никто другой не удержит.

- Ладно, не журись, - опять придя в благодушное настроение, произнес князь. - Ну, давай рассказывай, как все было.

Ратислав не спеша, в подробностях рассказал о ночной вылазке. Юрий Ингоревич часто перебивал, переспрашивал, уточнял, довольно улыбался. Будимир слушал молча. Только время от времени одобрительно крякал в скомканную в кулаке бороду.

- Так, значит, своих всего нескольких потеряли? - переспросил в самом конце рассказа Великий князь.

- Да, княже.

- И полона отбили едва не сотню?

- Где-то так.

- А татарвы посекли сотню не меньше?

- И это так, княже.

- Ой, привираешь, небось, воевода!

- Ежели и привираю, так самую малость, - засмеялся Ратьша.

- Ну, молодцы, - отсмеявшись вместе с ним, промолвил Великий князь. - А, главное, показали, что бить их можно! Молодцы.

Ратислав скромно пожал плечами и отхлебнул сбитня. Потянулся к сдобному калачу.

- Ну а ты, хан, тоже за стену с воеводой хаживал, аль как? - обратился Юрий к Гунчаку.

Тот, только что отхлебнувший из чаши, запивая сдобу, аж подавился. Раскашлялся. Откашлявшись, сиплым еще голосом пожаловался:

- Так не взял меня с собой воевода. Счел недостойным такого подвига должно быть.

- Не взял, аль сам не пошел? - этот вопрос князь обратил к Ратиславу.

Тот тоже едва не подавился - не ожидал, что Юрий устроит разбирательство. Шумно сглотнул полупережованный кусок калача, перхнул, прочищая горло, ответил:

- Я не взял, княже.

- Что так?

- Береженого Бог бережет, - усмехнулся Ратша. Быстро погасил улыбку, добавил. - Хоть, может, зря не взял. Сегодня, когда на стену ходили, на подоле хан с первой стрелы татарина за изгородью достал.

Сказал и глянул на Гунчака. Потом на князя. Губы Гунчака тронула довольная улыбка, на высоких скулах заиграл румянец. Юрий с оценивающим прищуром посмотрел на хана, отвел взгляд, сказал:

- Что ж, молодец, хан. Оправдываешь доверие. Может хорошо я сделал, что не вздернул, когда тебя связанным из степи приволокли.

Улябка Гунчака стала кривой, а румянец стал гуще, темнее. Не по нраву пришлись бывшему вольному хану слова русского князя. Однако обиду проглотил, кивнул едва заметно, то ли благодаря, что не вздернули, то ли отвечая на похвалу. Посидели еще немного. Обсудили еще раз расстановку сил на стенах, посетовали, что трудно будет бороться с пороками татарскими. На сем расстались. Вышли из покоев все вместе. Князь с тысяцким отправились на обход стен, а воевода с ханом в сторону гридницы, поснедать - княжескими заедками только чуток червяка заморили.

  

Поели быстро, но плотно – сразу после опять собрались на стену, а как там сложится, когда придется поесть снова, кто знает… Вышли во двор. Короткий зимний день подходил к концу, а плотные тяжелые облака, сплошь затянувшие небо, не давали толком пробиться живительным лучам Ярило-солнца. Потому уже наступали ранние сумерки. Хорошо мороз ослаб, да и ветер почти стих. Снег сыпать тоже перестал. От главного крыльца княжьего терема, увидев выходящих из гридницы Ратьшу и Гунчака, к ним направились княжич с меченошами и Первуша.

- Куда сейчас, воевода? – подойдя, поинтересовался Андрей.

- На стену, куда ж еще, - повел плечами Ратислав. – На напольную сторону.

Сели в седла, тронулись, не спеша, к воротам. Ратьша посмотрел под крышу терема, где поблескивало слюдой небольшое окошко евпраксиевой горенки. Показалось, или нет – в окошке было видно лицо. Чье, не рассмотреть, но хотелось верить, что ее – Евпраксии. Кивнул, головой в тяжелом шлеме, не слишком надеясь на ответ. Но… Полказалось, или и в самом деле, та, что смотрела сейчас в окошко, кивнула. Ратьша почувствовал, что губы сами расползаются в глупой счастливой улыбке.

Смеркалось быстро, на глазах. Когда подъехали и взобрались на боевую площадку башни Ряжских ворот, почти стемнело. Но татарский стан, освещенный пламенем множества костров, видно было хорошо. Хорошо были видны и пороки, которые уже вовсю устанавливали на сооруженные за день земляные насыпи – места работ освещались кострами, факелами и жаровнями. Хашар в установке и сборке пороков не участвовал – должно быть, работа тонкая, требующая знаний и навыков.

- Богдийцы стараются, - ткнув рукой в пороки, сказал Гунчак. – Будут теперь сами все отлаживать.

- Когда ж обстрел начнут? – мрачно поинтересовался Ратислав. – Ночью?

- Ночью вряд ли, - покачал головой половецкий хан. – Пока наладят, то, се. Да и темно – пристреливатся плохо. Но, на всякий случай, я бы факелы на стенах погасил.

- А ну как незаметно подкрадутся? – ломким баском возмутился княжич Андрей.

- Огненные стрелы из самострелов пускать, да пакли на них побольше, что б посветлее. Ежели сразу много полезет – видно будет. А малым числом ничего не сделают. Но стражу, все-таки лучше усилить.

- Дело говоришь, - кивнул Ратислав. – Слыхал? – это уже к воеводе, начальствующему над воинами, защищающими этот участок стены, стоящему неподалеку. Делай, как хан сказал.

- Сделаем, - буркнул недовольно тот – видно не понравилось старому вояке, что половец здесь, на стене ему порученной для защиты, распоряжается. Да и Ратьше он подчинен не был. Хотя и знал, что Великий князь обличил его большой властью.

Справа послышался шум множества шагов. Вскоре в пятне света ближнего факела показался Великий князь со свитой.

- А, Ратьша! И ты здесь! – увидев воеводу, воскликнул Юрий Ингоревич. – Здравствуй, сын, - это уже княжичу Андрею.

- Здравствуй, батюшка, - вместе со всеми поклонился княжич.

Юрий подошел к бойнице, глянул наружу, обернулся к Ратиславу, спросил:

- Что с пороками дделать будем, воевода? Какие громадины сооружают, сроду таких не видовал. Сильно бьют? – князь перевел взгляд на Гунчука.

- Сильно, Великий князь, - еще раз поклонившись, ответил половецкий хан. – Не в обиду, но вот эту стену за полдня раскатать смогут.

Юрий заметно помрачнел. Оглянулся на свитских, потом снова поглядел на Ратислава, сказал:

- Надобно вылазку делать, пока они еще стрелять не начали и пока темно. Как думаешь, Ратьша? Вчера ночью ведь получилось?

- Вряд ли чего путного из этого выйдет, - покачал головой Ратислав. – Ждут они нас. Вчера, опять же, частокол еще не готов был, а теперь… Прикинь сам. Бить надо большой силой, ибо малую они просто постреляют и до изгороди ихней добежать не успеют. Полтысячи, самое малое надо бросать. Да бить сразу в нескольких местах одновременно, что б посечь-пожечь сразу все пороки. - Ратьша откашлялся, помолчал чуток, продолжил. – Они, вишь, в трех местах пороки скучили, чтобы быстрее стену сломать. Это полторы тысячи воинов надо. Во рву такой силе не укрыться, придется лезть наружу. Факелы погасим, но все равно, заметят, скорее всего, подготовчтся к встрече. А потом лезть через свои же надолбы и татарский частокол. Посечь пороки, опять, время надо. За то время татары большую силу со стана подтянуть успеют. Коль и получится даже пороки разметать, то вряд ли кто из воинов обратно вернется.

Князь долго молчал, вглядываясь в горящий огнями татарский стан. Потом обернулся. Лицо его стало отрешенным, как тогда в степи. Не дай бог, опять впадет князь в такое же страшное оцепенение, испугался Ратьша. Не ко времени, совсем не ко времени. Но, к счастью, глаза Юрия Ингоревича вновь обрели осмысленное выражение. Он печально глянул на Ратислава и сказал глухо:

- Наверное, ты прав, воевода. Прав… Но коль заработают пороки, сломают стену, все будет гораздо хуже. – Помолчал чуть, твердо закончил. – Готовьте вылазку.