Мне снился город горящих торфяников. Часть 4. Я - труп
в выпуске 2016/10/14
19 марта 2016 - Нитка Ос
Мне снился красивый дом на холме, утопающий в зелени парка. Нежно-розовый закат в облаках фиалкового цвета. Увитая клематисом ажурная беседка. Я давно проснулась, но глаза открывать не тороплюсь. Надежда, что блуждание по катакомбам – обычный кошмар, что окажусь в теплой постели, тает. В воздухе чувствуется смрад заживо сгоревшего механического человека, холодная сырость подземелья. Она не только пропитала остатки платья, она забралась глубже, сквозь тело, сквозь кости, в самую душу. Снова навалилось отчаяние – неужели навсегда останусь здесь.
«Дверь», - командой прозвучало в голове, заставив шевелиться. Опираясь на стену, постаралась встать. Темнота качнулась, вязким потоком увлекая в сторону. К горлу подступила тошнота. «За что такие муки», - дабы не упасть, медленно опускаюсь на пол, - «уж лучше ползти».
«Как же мешают эти дурацкие лохмотья, опутывают ноги. К черту юбки!», - отбросив стеснения, отрываю остатки пышных рюшей. Вложив, в сей акт всю ненависть, с какой-то кровожадной злорадностью наслаждаюсь треском ткани. Словно это они, оборки, виноваты в беде, постигшей меня. И не волнует, что останусь в одном исподнем. Кто осудит за панталоны с кружевами, надетые поверх полосатых шерстяных колготок. Зомби, крысы?
«Все. Отвела душу. Теперь пора», - ощупывая пол впереди себя, медленно двигаюсь на четвереньках вдоль стены. По-моему выход был где-то рядом, совсем недалеко.
Слышу позади приглушенный шорох. Похоже на скрежет металла по камню. Неужели механический человек жив. Сознание рисует объеденный крысами, обгоревший остов. Он ползет следом, как и я, на ощупь, цепляясь за выемки между булыжниками корявыми пальцами, подтягивая тело, скрежещет по песку развороченной взрывом грудной клеткой. Еще чуть-чуть и в лодыжку вцепится холодная железная ладонь.
Стараясь не шуметь, и даже не дышать, ползу быстрее.
«Поражаюсь твоему хладнокровию», - ловлю себя на мысли, что все чаще и чаще говорю сама с собой, - «страх – великий погонщик, правда? Добавляет сил, заставляет бороться за жизнь. Уверенно отодвигает панику на задний план», - здесь, в этом жутком подземелье, словно бы я и не я одновременно.
Спасение уже рядом, пальцы наткнулись на холодный край металлической двери. «Точно помню, на ней должен быть посередине большой вентиль», - встав на дрожащие ноги, нащупала круглый затвор и, приложив остатки сил, повернула. На удивление, он легко поддался, бесшумно открыв проход. В лицо пахнуло жилым теплом, но мгла не отступила. Как же так? Забыв обо всем, прижала ладони к лицу, потерла глаза. В темноте поплыли цветные круги и точки. Последние сомнения отпали – я слепа!
- Брут, это ты? – раздался рядом мягкий мужской баритон.
Вздрогнув от неожиданности, запнулась и кубарем полетела через высокий порог. Сильная рука подхватила, рывком перенесла в помещение.
- Давай быстрее, девочка! – незнакомец слегка подтолкнул в сторону.
«Опять это имя», - покорно опускаюсь на пол. С лязгом закрылась дверь. В наступившем молчании жуткие скребущие звуки доносятся с той стороны. Что за твари водятся здесь, в катакомбах. Может тот зомби не единственный. Люди, занятые повседневными делами, живут, не ведая – у них под ногами поселилось нечто. Пока оно бродит тут, во тьме, но настанет день, и толпы механических чудовищ полезут из люков канализации на улицы, из подвалов в дома, заполонят платформы метро. Под покровом ночи, вырвется из заточения войско робо-трупов и начнется охота за человечиной.
- Ты не Брут, – мужчина бережно поднял меня и усадил на табурет, - кто ты?
Ответ застрял где-то внутри. Я вслушивалась в пустоту в голове. Имя стерлось, исчезло, растворилось во мраке катакомб.
- Не знаю, - удивленно прошептав, поразилась наступившему в сердце покою.
- Как ты сюда попала? – незнакомец присел рядом, чувствую его дыхание.
- Не помню, - уже с долей паники, ищу информацию в памяти. - Мне снились разные вещи: куда-то падаю. И еще механическое чудовище. И белый свет. А проснулась уже здесь, в темноте. Вы знаете, что со мной? Я ничего не вижу, – только сейчас осознав, что рядом настоящий живой человек, разрыдалась в голос.
Это была истерика. Настоящая, жгучая. Когда вместе со слезами из груди вырывается боль отчаяния, страх неизвестности и безнадежная тоска. Когда жалко себя на столько, что не хватает выдоха. А вдох длится вечность. Незнакомец не пытался успокаивать – спасибо ему за это. Напряжение и ужас требовали выхода, и я его сполна использовала.
-Белая вспышка? – как только успокоилась, мужчина настойчиво сунул мне в руки чашку с горячим варевом, - пей бульон. А белым пламенем горит «кровь торфяников».
- Кровь торфяников? – повторив за незнакомцем, отпила из чашки, - м, как вкусно! – наслаждение разлилось по телу, до самых кончиков пальцев. Внезапно нахлынуло чувство голода, загнанное вглубь отчаянием, - простите, у Вас не найдется корочки хлеба.
Он взял мою ладонь и вложил в нее ароматную краюху. Какую бурю эмоций испытала я в этот краткий миг. Даже показалось, что слепая темнота стала блекнуть. Расползаться, растворяться до серого тумана. Вот-вот и проявятся очертания окружающего мира. Какое же это счастье, быть в безопасности, тепле и сытой.
- Так я назвал вытяжку из торфа, - он убрал руку, и тьма вернулась, - очень мощный источник энергии. Аналогов нет. Такой торф можно добыть только здесь. В нем уникальные примеси минерала. И знаешь, если найти чистый кристалл этого минерала - «Сердце торфяников», - повисла напряженная пауза.
- Что будет, если это сердце найти? - я плохо понимала, о чем разговор, но внезапное молчание не понравилась.
- Он сможет вернуть Бруни! – раздался знакомый голос.
- Поль! – вскочив, выронила чашку, - ты нашел меня!
Ну, вот и закончились ужасные блуждания. Наконец-то окажусь дома, подальше от этого кошмара. Найму лучших врачей, возможно, мне даже вернут зрение. Непременно уедем куда-нибудь на теплые острова. Морской воздух и солнце залечат душевные раны. Даже если навсегда останусь слепой, пусть так, ведь рядом мужчина, которому могу безоговорочно доверять.
- Извините, мадемуазель, - холодно ответил тот, - вы ошиблись. Меня зовут Ольшен.
- Зачем обманывать? – не поверила своим ушам. Ведя по воздуху руками, надеялась коснуться, найти и обнять, - я же узнала твой голос, Поль!
- Уже рассказал свою слезливую историю, Нико? – мужчина явно издевался, - нет? Ты же каждой рассказываешь. Надеешься, кто-то тебя вспомнит? – злобно прошипел он.
Началась возня. Меня грубо оттолкнули. Потеряв равновесие, схватилась за первое, что попалось под руку – край стола. Неудачно. Падая, опрокинула со всем содержимым.
Возгласы, треск мебели, звон стекла, и запах разлитой похлебки заполнили мою темноту. Больно ударившись коленями, отползла подальше от дерущихся. В сознании перемешались прошлое и настоящее. То, что происходит сейчас со мной – похоже на дикий сюр. Этого просто не может быть. «Этого просто не может быть!», - раз за разом все громче звучит в голове голос. Я практически слышу его воочию. Надрывный, женский стонущий крик.
Шум драки стих. Тяжело дыша, приближается кто-то из мужчин. Шаги остановились прямо передо мной. Молчание. Невыносимое. Камнем давит на виски. И длится. Длится целую вечность. Разглядывает, (чувствую это кожей), решает, что со мной делать.
- Пошли, - Поль рывком поднял меня на ноги.
- Домой? – уперев ладони ему в грудь, пытаюсь рассмотреть хоть что-нибудь. Понять, действительно ли это другой человек с похожим голосом. «Проклятая тьма. Кругом проклятая тьма!», - снова кричит женщина внутри. Наверное, так сходят с ума.
- Ничего, - шепчет он, и тащит за собой, - скоро ты увидишь свет.
- Поль, мне больно! - пытаюсь избавиться от цепких пальцев, грубо сжимающих плечо.
- Запомни, - с остановкой на каждом слове отвечает Поль, - Меня Зовут Ольшен!
«Запомню, непременно запомню, милый. Дай только выбраться отсюда».
Люди, как бумага – когда судьба сминает, одни, смирившись, становятся мягкими и податливыми – делай что хочешь. Другие, рвутся на части. И те и те гибнут, душевно, либо совсем. А третьи неузнаваемо меняются, выставляя ломаные острые углы, приобретая грани, группируясь, образуют новую личность, с массой тайных закоулков и темных каверн. И невозможно уже прочитать текст, на скомканной поверхности, лишь разрозненные буквы. Иногда они складываются в отчетливые нецензурные слова.
Тихий скрежет, совсем рядом. Неужели Поль не слышит? Звук приглушенного удара и хватка на плече ослабевает.
- Идем скорее, - это голос Нико, - скорее!
Он хватает за руку. Мы почти бежим. Гулкое эхо наших шагов и скребущие звуки со всех сторон смешиваются в единую какофонию.
- Скорее, скорее, - Нико подталкивает через очередной порог.
И сердце остановилось. Холодные металлические руки впились в мое тело, выкрутили за спину локти, сжали лодыжки, шею. Я сопротивляюсь, извиваясь словно змея. Но, разве можно вырваться из механических объятий? Что-то острое кольнуло в бедро. Ноги безвольно повисли, затем и все тело обмякло. Нет, все чувствую и воспринимаю, но двигаться уже не могу.
Сгорая от стыда, понимаю, раздевают до нага. Голой спиной касаюсь гладкой холодной поверхности. Видимо меня уложили на какой-то стол или постамент. «Принесут в жертву», - мысль бьется в голове перепуганной птичкой. Но каким богам могут поклоняться механические зомби?
Чувствую, как железные пальцы перебирают прическу, вытаскивают шпильки, раскручивают локоны. «Нет, не надо», - безмолвно кричу. Но, мучители безжалостно стригут мои длинные, красивые волосы. «Голая и лысая», - ужасаюсь происходящему, с тревогой прислушиваюсь к возне вокруг, - «что дальше».
Секунда и от затылка, к пяткам потекли ручейки жгучей боли, словно по коже вели расплавленным штырем. Кончики пальцев превратились в пульсирующие дыры. «Не надо! Прошу Вас», - взвыл женский голос внутри меня, когда механические зомби начали вырывать ногти, один за другим. Лицо обожгло ото лба к подбородку. И женщина завизжала так, что рассудок помутился. Боль переметнулась на шею и грудь, медленно поползла к животу. «Пощадите!», - оглушительный дикий крик, сорвался на булькающий хрип. «С живой содрали кожу», - захлебываясь собственной кровью, подумала я, и ткань реальности лопнула.
Наконец-то я умерла. Освободилась от боли и страданий, стыда и страхов. Теперь понимаю, почему мертвецов называют покойниками. Понимаю, почему им не нравится, когда зазря тревожат. Понимаю, почему смерть именуют вечным сном. Блаженный мягкий покой баюкает истерзанную душу. Миг, уходящий в бесконечность. Здесь нет усталости и нет ограничений. Нет массы и объема. Я – материя, тонкая, невесомая. С легкостью пронизываю пространство, как свет, и заполняю его собой, словно газ. И нет дела до тех, кто остался жить. Вообще ни до чего нет дела. Только я и великое ничто.
- Госпожа Финспира, - тихий женский плач пытается потревожить мой покой.
Как смеют живые, стонать и взывать, жалобить и стыдить. Какое они имеют право. Отнята жизнь. Теперь еще и отнимают смерть.
- Оставьте-Меня-В-Покое, - кричу изо всех сил.
Все мое естество мечется в пространстве, поднимая бурю негодования. Реальность дрожит и сжимается в удушливый ком. Мне не хватает воздуха. Я задыхаюсь. Темнота давит со всех сторон. Но вот, тишину пробивают шершавые молнии звуков. Слишком громко, слишком резко. Следом всплеск ярких цветных мазков. До боли острых, слепящих. Из глухой темноты, навстречу, двигается блеклый прямоугольник. Окно? Только странное, без перемычек и рамы, цельное большое стекло. Оно все ближе, и контуры в нем с каждой секундой отчетливей.
Вижу комнату, в приятных светло-зеленых тонах. Массивная широкая кровать под балдахином. На подушках в бреду мечется девушка. Бледное лицо, темные круги вокруг закрытых глаз. Она страдает, так же как я, задыхаясь. Возле кровати, стоит на коленях миловидная женщина. Темное платье и белоснежный передник – видимо горничная. Печаль и тревога лежат маской на ее лице. Она, поглаживая, держит, руку девушки. Всхлипывая, зовет по имени.
«Но, Финспира – это же я!», - крик рвется из вечной темноты. Отчаянно барабаню в стекло, - Финспира – это я, Вы слышите!
Женщина не слышит, зато девушка, открыв глаза, смотрит прямо на меня.
- Слава богам, - горничная перестает плакать, - Вы очнулись.
Она целует руку подопечной и, вскочив, торопливо выбегает из комнаты.
Девушка не обращает на нее внимания. Медленно встает и подходит к мутному «окну». Вижу слезы на ее бледных щеках и чувствую, что тоже плачу. Тонкие пальцы незнакомки скользят по стеклу, словно обводят мои черты.
- Прости, - шепчет она одними губами, - я не смогла тебя спасти. Прости!
Нестерпимая ярко-белая вспышка бьет по глазам, оставляя легкую голубую дымку. Да и та рассеивается во тьме. «Окно», удаляясь, постепенно превращается в точку и исчезает. Вместе с ним исчезает печаль. Имена стираются из памяти. Зачем они теперь. Растворяясь в бесконечном пространстве, медленно погружаюсь в мягкое ничто, и, наконец, наступает вечный покой.
«Дверь», - командой прозвучало в голове, заставив шевелиться. Опираясь на стену, постаралась встать. Темнота качнулась, вязким потоком увлекая в сторону. К горлу подступила тошнота. «За что такие муки», - дабы не упасть, медленно опускаюсь на пол, - «уж лучше ползти».
«Как же мешают эти дурацкие лохмотья, опутывают ноги. К черту юбки!», - отбросив стеснения, отрываю остатки пышных рюшей. Вложив, в сей акт всю ненависть, с какой-то кровожадной злорадностью наслаждаюсь треском ткани. Словно это они, оборки, виноваты в беде, постигшей меня. И не волнует, что останусь в одном исподнем. Кто осудит за панталоны с кружевами, надетые поверх полосатых шерстяных колготок. Зомби, крысы?
«Все. Отвела душу. Теперь пора», - ощупывая пол впереди себя, медленно двигаюсь на четвереньках вдоль стены. По-моему выход был где-то рядом, совсем недалеко.
Слышу позади приглушенный шорох. Похоже на скрежет металла по камню. Неужели механический человек жив. Сознание рисует объеденный крысами, обгоревший остов. Он ползет следом, как и я, на ощупь, цепляясь за выемки между булыжниками корявыми пальцами, подтягивая тело, скрежещет по песку развороченной взрывом грудной клеткой. Еще чуть-чуть и в лодыжку вцепится холодная железная ладонь.
Стараясь не шуметь, и даже не дышать, ползу быстрее.
«Поражаюсь твоему хладнокровию», - ловлю себя на мысли, что все чаще и чаще говорю сама с собой, - «страх – великий погонщик, правда? Добавляет сил, заставляет бороться за жизнь. Уверенно отодвигает панику на задний план», - здесь, в этом жутком подземелье, словно бы я и не я одновременно.
Спасение уже рядом, пальцы наткнулись на холодный край металлической двери. «Точно помню, на ней должен быть посередине большой вентиль», - встав на дрожащие ноги, нащупала круглый затвор и, приложив остатки сил, повернула. На удивление, он легко поддался, бесшумно открыв проход. В лицо пахнуло жилым теплом, но мгла не отступила. Как же так? Забыв обо всем, прижала ладони к лицу, потерла глаза. В темноте поплыли цветные круги и точки. Последние сомнения отпали – я слепа!
- Брут, это ты? – раздался рядом мягкий мужской баритон.
Вздрогнув от неожиданности, запнулась и кубарем полетела через высокий порог. Сильная рука подхватила, рывком перенесла в помещение.
- Давай быстрее, девочка! – незнакомец слегка подтолкнул в сторону.
«Опять это имя», - покорно опускаюсь на пол. С лязгом закрылась дверь. В наступившем молчании жуткие скребущие звуки доносятся с той стороны. Что за твари водятся здесь, в катакомбах. Может тот зомби не единственный. Люди, занятые повседневными делами, живут, не ведая – у них под ногами поселилось нечто. Пока оно бродит тут, во тьме, но настанет день, и толпы механических чудовищ полезут из люков канализации на улицы, из подвалов в дома, заполонят платформы метро. Под покровом ночи, вырвется из заточения войско робо-трупов и начнется охота за человечиной.
- Ты не Брут, – мужчина бережно поднял меня и усадил на табурет, - кто ты?
Ответ застрял где-то внутри. Я вслушивалась в пустоту в голове. Имя стерлось, исчезло, растворилось во мраке катакомб.
- Не знаю, - удивленно прошептав, поразилась наступившему в сердце покою.
- Как ты сюда попала? – незнакомец присел рядом, чувствую его дыхание.
- Не помню, - уже с долей паники, ищу информацию в памяти. - Мне снились разные вещи: куда-то падаю. И еще механическое чудовище. И белый свет. А проснулась уже здесь, в темноте. Вы знаете, что со мной? Я ничего не вижу, – только сейчас осознав, что рядом настоящий живой человек, разрыдалась в голос.
Это была истерика. Настоящая, жгучая. Когда вместе со слезами из груди вырывается боль отчаяния, страх неизвестности и безнадежная тоска. Когда жалко себя на столько, что не хватает выдоха. А вдох длится вечность. Незнакомец не пытался успокаивать – спасибо ему за это. Напряжение и ужас требовали выхода, и я его сполна использовала.
-Белая вспышка? – как только успокоилась, мужчина настойчиво сунул мне в руки чашку с горячим варевом, - пей бульон. А белым пламенем горит «кровь торфяников».
- Кровь торфяников? – повторив за незнакомцем, отпила из чашки, - м, как вкусно! – наслаждение разлилось по телу, до самых кончиков пальцев. Внезапно нахлынуло чувство голода, загнанное вглубь отчаянием, - простите, у Вас не найдется корочки хлеба.
Он взял мою ладонь и вложил в нее ароматную краюху. Какую бурю эмоций испытала я в этот краткий миг. Даже показалось, что слепая темнота стала блекнуть. Расползаться, растворяться до серого тумана. Вот-вот и проявятся очертания окружающего мира. Какое же это счастье, быть в безопасности, тепле и сытой.
- Так я назвал вытяжку из торфа, - он убрал руку, и тьма вернулась, - очень мощный источник энергии. Аналогов нет. Такой торф можно добыть только здесь. В нем уникальные примеси минерала. И знаешь, если найти чистый кристалл этого минерала - «Сердце торфяников», - повисла напряженная пауза.
- Что будет, если это сердце найти? - я плохо понимала, о чем разговор, но внезапное молчание не понравилась.
- Он сможет вернуть Бруни! – раздался знакомый голос.
- Поль! – вскочив, выронила чашку, - ты нашел меня!
Ну, вот и закончились ужасные блуждания. Наконец-то окажусь дома, подальше от этого кошмара. Найму лучших врачей, возможно, мне даже вернут зрение. Непременно уедем куда-нибудь на теплые острова. Морской воздух и солнце залечат душевные раны. Даже если навсегда останусь слепой, пусть так, ведь рядом мужчина, которому могу безоговорочно доверять.
- Извините, мадемуазель, - холодно ответил тот, - вы ошиблись. Меня зовут Ольшен.
- Зачем обманывать? – не поверила своим ушам. Ведя по воздуху руками, надеялась коснуться, найти и обнять, - я же узнала твой голос, Поль!
- Уже рассказал свою слезливую историю, Нико? – мужчина явно издевался, - нет? Ты же каждой рассказываешь. Надеешься, кто-то тебя вспомнит? – злобно прошипел он.
Началась возня. Меня грубо оттолкнули. Потеряв равновесие, схватилась за первое, что попалось под руку – край стола. Неудачно. Падая, опрокинула со всем содержимым.
Возгласы, треск мебели, звон стекла, и запах разлитой похлебки заполнили мою темноту. Больно ударившись коленями, отползла подальше от дерущихся. В сознании перемешались прошлое и настоящее. То, что происходит сейчас со мной – похоже на дикий сюр. Этого просто не может быть. «Этого просто не может быть!», - раз за разом все громче звучит в голове голос. Я практически слышу его воочию. Надрывный, женский стонущий крик.
Шум драки стих. Тяжело дыша, приближается кто-то из мужчин. Шаги остановились прямо передо мной. Молчание. Невыносимое. Камнем давит на виски. И длится. Длится целую вечность. Разглядывает, (чувствую это кожей), решает, что со мной делать.
- Пошли, - Поль рывком поднял меня на ноги.
- Домой? – уперев ладони ему в грудь, пытаюсь рассмотреть хоть что-нибудь. Понять, действительно ли это другой человек с похожим голосом. «Проклятая тьма. Кругом проклятая тьма!», - снова кричит женщина внутри. Наверное, так сходят с ума.
- Ничего, - шепчет он, и тащит за собой, - скоро ты увидишь свет.
- Поль, мне больно! - пытаюсь избавиться от цепких пальцев, грубо сжимающих плечо.
- Запомни, - с остановкой на каждом слове отвечает Поль, - Меня Зовут Ольшен!
«Запомню, непременно запомню, милый. Дай только выбраться отсюда».
Люди, как бумага – когда судьба сминает, одни, смирившись, становятся мягкими и податливыми – делай что хочешь. Другие, рвутся на части. И те и те гибнут, душевно, либо совсем. А третьи неузнаваемо меняются, выставляя ломаные острые углы, приобретая грани, группируясь, образуют новую личность, с массой тайных закоулков и темных каверн. И невозможно уже прочитать текст, на скомканной поверхности, лишь разрозненные буквы. Иногда они складываются в отчетливые нецензурные слова.
Тихий скрежет, совсем рядом. Неужели Поль не слышит? Звук приглушенного удара и хватка на плече ослабевает.
- Идем скорее, - это голос Нико, - скорее!
Он хватает за руку. Мы почти бежим. Гулкое эхо наших шагов и скребущие звуки со всех сторон смешиваются в единую какофонию.
- Скорее, скорее, - Нико подталкивает через очередной порог.
И сердце остановилось. Холодные металлические руки впились в мое тело, выкрутили за спину локти, сжали лодыжки, шею. Я сопротивляюсь, извиваясь словно змея. Но, разве можно вырваться из механических объятий? Что-то острое кольнуло в бедро. Ноги безвольно повисли, затем и все тело обмякло. Нет, все чувствую и воспринимаю, но двигаться уже не могу.
Сгорая от стыда, понимаю, раздевают до нага. Голой спиной касаюсь гладкой холодной поверхности. Видимо меня уложили на какой-то стол или постамент. «Принесут в жертву», - мысль бьется в голове перепуганной птичкой. Но каким богам могут поклоняться механические зомби?
Чувствую, как железные пальцы перебирают прическу, вытаскивают шпильки, раскручивают локоны. «Нет, не надо», - безмолвно кричу. Но, мучители безжалостно стригут мои длинные, красивые волосы. «Голая и лысая», - ужасаюсь происходящему, с тревогой прислушиваюсь к возне вокруг, - «что дальше».
Секунда и от затылка, к пяткам потекли ручейки жгучей боли, словно по коже вели расплавленным штырем. Кончики пальцев превратились в пульсирующие дыры. «Не надо! Прошу Вас», - взвыл женский голос внутри меня, когда механические зомби начали вырывать ногти, один за другим. Лицо обожгло ото лба к подбородку. И женщина завизжала так, что рассудок помутился. Боль переметнулась на шею и грудь, медленно поползла к животу. «Пощадите!», - оглушительный дикий крик, сорвался на булькающий хрип. «С живой содрали кожу», - захлебываясь собственной кровью, подумала я, и ткань реальности лопнула.
Наконец-то я умерла. Освободилась от боли и страданий, стыда и страхов. Теперь понимаю, почему мертвецов называют покойниками. Понимаю, почему им не нравится, когда зазря тревожат. Понимаю, почему смерть именуют вечным сном. Блаженный мягкий покой баюкает истерзанную душу. Миг, уходящий в бесконечность. Здесь нет усталости и нет ограничений. Нет массы и объема. Я – материя, тонкая, невесомая. С легкостью пронизываю пространство, как свет, и заполняю его собой, словно газ. И нет дела до тех, кто остался жить. Вообще ни до чего нет дела. Только я и великое ничто.
- Госпожа Финспира, - тихий женский плач пытается потревожить мой покой.
Как смеют живые, стонать и взывать, жалобить и стыдить. Какое они имеют право. Отнята жизнь. Теперь еще и отнимают смерть.
- Оставьте-Меня-В-Покое, - кричу изо всех сил.
Все мое естество мечется в пространстве, поднимая бурю негодования. Реальность дрожит и сжимается в удушливый ком. Мне не хватает воздуха. Я задыхаюсь. Темнота давит со всех сторон. Но вот, тишину пробивают шершавые молнии звуков. Слишком громко, слишком резко. Следом всплеск ярких цветных мазков. До боли острых, слепящих. Из глухой темноты, навстречу, двигается блеклый прямоугольник. Окно? Только странное, без перемычек и рамы, цельное большое стекло. Оно все ближе, и контуры в нем с каждой секундой отчетливей.
Вижу комнату, в приятных светло-зеленых тонах. Массивная широкая кровать под балдахином. На подушках в бреду мечется девушка. Бледное лицо, темные круги вокруг закрытых глаз. Она страдает, так же как я, задыхаясь. Возле кровати, стоит на коленях миловидная женщина. Темное платье и белоснежный передник – видимо горничная. Печаль и тревога лежат маской на ее лице. Она, поглаживая, держит, руку девушки. Всхлипывая, зовет по имени.
«Но, Финспира – это же я!», - крик рвется из вечной темноты. Отчаянно барабаню в стекло, - Финспира – это я, Вы слышите!
Женщина не слышит, зато девушка, открыв глаза, смотрит прямо на меня.
- Слава богам, - горничная перестает плакать, - Вы очнулись.
Она целует руку подопечной и, вскочив, торопливо выбегает из комнаты.
Девушка не обращает на нее внимания. Медленно встает и подходит к мутному «окну». Вижу слезы на ее бледных щеках и чувствую, что тоже плачу. Тонкие пальцы незнакомки скользят по стеклу, словно обводят мои черты.
- Прости, - шепчет она одними губами, - я не смогла тебя спасти. Прости!
Нестерпимая ярко-белая вспышка бьет по глазам, оставляя легкую голубую дымку. Да и та рассеивается во тьме. «Окно», удаляясь, постепенно превращается в точку и исчезает. Вместе с ним исчезает печаль. Имена стираются из памяти. Зачем они теперь. Растворяясь в бесконечном пространстве, медленно погружаюсь в мягкое ничто, и, наконец, наступает вечный покой.
Комментарии (2)
Добавить комментарий | RSS-лента комментариев |