Маска Агасфера Часть 1 /из "Пленника похоронной упряжки"/

~~

 

                                                 Если  и  пойду  я  долиною  тени…

                                                                / Псалом  Давида /

 

  ..Не  погрешу  против  истины,  если  замечу,  что  рассказ  старого  Асафа  сохранился  в  моей  памяти  как  одно  из  самых  ярких  воспоминаний  моей  молодости.  В  юные  годы  я  отличался  повышенной  впечатлительностью,  и  немудрено,  что  история,  поведанная  столь  бесхитростно  и  вместе  с  тем  красноречиво,  глубоко  запала  мне  в  душу.
  Правда,  в  те  времена  про  Долину  Синих  Камней  было  известно  очень  немного,  и  любой  рассказ  о  ней  воспринимался  как  подлинное  откровение.  Но  даже  теперь,  по  прошествии  стольких   лет,  когда  мне  довелось  прослушать  множество  самых  невероятных  историй,  связанных  с  этим  загадочным  местом  -    рассказ  Асафа,  для  меня  лично, продолжает  занимать  среди  них  главенствующее     положение…

  Что  ж,  Асафу  было,  что  рассказать  про  Долину  Синих  Камней.  Уж  он-то  знал  о  ней  не  понаслышке.  И,  как  сам  он  говорил,  никакая  сила  не  заставила  бы  его  отправиться  туда,  если  б  не  любовь…  Да-да,  именно  любовь, необузданная  и  слепая,  как  всякое   проявление  того  стихийного,  безумного  начала,  что  дремлет  в  тайниках  души  человеческой,  толкнула  его  на  этот  шаг…

  - ..В  те  годы  я  был  очень  молод,  -  так  любил  повторять  старый  Асаф,  поглаживая  при  этом  свою  бороду,  белую  и  пышную,  словно  сотканную  из  тополиного  пуха,  -  был  непростительно  молод,  и,  как  следствие,  горяч,  несдержан,  самонадеян  и  глуп.  Кроме  того,  я  был  одержим  тем  болезненно  упрямым  своеволием,  каковым,  мне  думается,  в  своё  время  переболели  все  молодые  люди,  кому  хоть  раз  довелось  вкусить  горечь  неразделённой  любви...

  Её  звали  Кали.  Описывать  её  внешность  не  имеет  смысла:  она  действительно  была  очень  хороша  собой,  и  по  праву  считалась  первой  красавицей  в  городе,  но  мне  казалось,  что  прекраснее  её  нет  во  всём  белом  свете.  Я  любил  её.  Да  что  там  -  любил?!  Боготворил!  Обожал!  Сходил  с  ума  и  терял  голову  -  эти  слова  более   соответствуют  тому  чувству,  которое  поглощало  меня в  те  годы  всего  без  остатка.

  Любовь  ослепляла  и  оглушала  меня,  подобно  алкогольному  дурману.  Я  тратил  всё  своё  невеликое  жалование  на  редкие  экзотические  цветы  и  дорогие  безделушки,  которые  дарил  красавице  с  безоглядной  щедростью,  заранее  зная,  что  она  не  придаст  им  никакого  значения.  Чего  зря  вспоминать  об  этом?!  Глупостей  с  моей  стороны  было  наделано  предостаточно!  Сейчас  они  самого  меня  приводят  в    изумление  -  но  чего  не  сделаешь  по  молодости  лет  ради  той,  чей  взгляд,  лишь  мельком  брошенный  в  твою  сторону,  воспринимается,  как  дар  небес.
  Говоря  проще,  я  из  кожи  лез  вон,  чтоб  хоть  как-то  угодить  ей,  а  она,  если  и  обращала  на  меня  внимание,  то  ровно  настолько,  чтобы  не  лишать  меня  последней  надежды  на  взаимность.  Не  исключено,  что  её  отчасти  и  забавляли  мои  неуклюжие  ухаживания;  ей,  наверное,  просто  не  хотелось  расставаться  с  таким  потешным  кавалером,  как  я. 

  Единственное,  что  могло  служить  утешением  в  этой  ситуации,  это  то, что  не  я    один  был  уязвлён  высокомерным  безразличием  гордой  красавицы.  В  то  время  вокруг  неё   вилась  туча  поклонников,  и,  надо  признаться, -  никому  из  них  Кали  не  отдавала  предпочтения.

  Исключение  представлял  из  себя  лишь  один  по  имени  Стиффелио.
  Правда,  он  не  отличался  ни  внешностью,  ни  умом,  ни  здоровьем;  в  спортивных  состязаниях,  часто  устраиваемых  в  те  годы,  ему    не  удавалось  занимать  призовых  мест,  но  он  был  сыном  префекта  полиции  -  и  это  говорило  само  за  себя.  Исходя  из  такой  предпосылки,  думаю,    нетрудно  будет  представить,  во   сколько  раз  его  шансы  были  выше,  чем у   остальных  претендентов  на  руку  и  сердце  первой  красавицы  города.

  Благодаря  высокому  положению,  занимаемому  его  отцом,  Стиффелио    располагал  возможностями  куда  более  широкими,  чем  любой  из  нас,  и,  конечно,  диапазон  подносимых  им  подарков  выходил  далеко  за  пределы  просто  цветов  и  безделушек.  Беззастенчиво  пользуясь  своим  финансовым  превосходством,  он  покупал   Кали  дорогие  наряды,  меха, украшения  из  золота,  не  жалел  также  денег  на  всевозможные  развлечения,  и  эта  его  тонко  продуманная  расточительность  скоро  начала  приносить  ощутимые  плоды.
  Не  выдержав  столь  откровенно  дорогостоящего  напора,  сердце  юной  красавицы  дрогнуло.  Холодная  неприступность  Кали  таяла  день  ото  дня,  и  вскоре  по  городу  поползли  небезосновательные  слухи  о  предстоящих  свадебных  торжествах,  подготовка  к  которым  будто  бы  уже  велась  в  доме    префекта  полиции.

  Отмахиваться  от  этих  слухов  не  имело  смысла  -  они  просочились  во  все  уголки  и  закоулки  города,  потеснив  все  остальные  новости  -  но  что я  мог  поделать?!   Было  ясно,  что  удача,  и  без  того  не  слишком  ко  мне  благосклонная,  решила  отвернуться  от  меня  окончательно.  Однако  я  продолжал  ещё   на  что-то  надеяться  и, в   жалком  любовном  своём  ослеплении  тщетно  искал  способ  хоть  как-то  повлиять  на  ситуацию.

  Осень,  как  известно,  усиливает  страдания  несчастных  влюблённых.  Общее  увядание  природы,  ранние  сумерки,  блёклые  тона,  зябкие,  сырые  туманы  -  всё  это  созвучно  струнам  чувствительных  сердец,  истерзанных  муками  безответной  любви.  Моё  бедное  сердце  не  являлось  исключением  среди  них.

  Осень  была  тогда  в  самом  разгаре. Переменчивый  сентябрь  уже  успел  заявить  о  себе  традиционным  подношением  багряного  золота,  развешанного  пышными   гирляндами  по  кустам  и  деревьям,  после  чего  напомнил  о  своём  капризном  нраве  чередой  холодных,  затяжных  дождей.
  Эта  промозглая  дождливая  сырость,  предваряющая  скорое  и  резкое  похолодание,  являла  собой  прелюдию  главного  события  той  замечательной  поры  -  Дня  Осеннего  Равноденствия.

  В  те  далёкие  времена  День  Осеннего  Равноденствия  отмечался  с  большим  размахом,  который  теперь  даже  трудно  себе  представить.  В  парадном  зале  Городского  Собрания  в  тот  день  зажигали  все  огни  и  все  двери  распахивались  настежь.  Там  устраивался  роскошный  бал-маскарад,  на  котором  принимали  участие  все  желающие  без  учёта  чинов  и  званий.  Помимо  танцев,  в  праздничную  программу  были  включены  всевозможные  развлекательные  игры,  соревнования  и  конкурсы,  дававшие  их  участникам  возможность  в  полной  мере   проявить  свои  творческие  дарования.
 
  На  моей  памяти  до  сих  пор  хранится  множество  интереснейших  игр  и  затей,  но  самым,  пожалуй,  занятным  и  любопытным   был  конкурс  на  лучшую  осеннюю  маску.  Он  вызывал  наибольший  интерес  среди участников  маскарада,  и  за  победу  на  нём  учреждался  специальный  приз,  считавшийся  одним  из  самых  престижных.

  Нетрудно  догадаться,  что  красавица  Кали  имела  намерение  завладеть  этим  призом,  равно  как  и  стать  /уже  пятый  раз  подряд/  королевой  бала.
  Но  если  принадлежность  титула  королевы  ни  у  кого  сомнений  не  вызывала  -  тут  все  шансы  были  на  её  стороне  -  то  насчёт  осенней  маски  мнения  существенно  расходились.  Тут  уже  её  право  на  обладание  призом  могли  оспорить  многие.  И  если  я  со  своей  стороны  мог  поддержать  Кали  только  горячими  рукоплесканиями,  криками  «браво!»  и  прочими  изъявлениями  своего  безграничного  обожания,  то  кое-кто  /я  имею  в  виду  сына  полицмейстера/  был  способен  на  большее.

   Он  и  здесь  не  упустил  возможность  выставить  себя  в  лучшем  свете  и  произошло  это  следующим  образом.
 
  Как-то  на  одной  из  общих  молодёжных  вечеринок,  где  зашла  речь  о  предстоящих  осенних  торжествах,  Стиффелио   вдруг  заявил  во  всеуслышание,  что  к  балу  подарит  Кали  маску  из  кленовых  листьев,  сделанных  из  чистого  янтаря.
  Эти  слова  вызвали  всеобщее  оживление,  хотя  и  не  все  поверили  его  заявлению.  Но  Кали   поверила.  Напустив  на  себя  приятно  удивлённый  вид,  она  сказала,  что  принимает  это  к  сведению  и  будет  с  нетерпением  ждать  обещанного  подарка.
 
  Хоть  это  и  было  произнесено  в  той  обычной  снисходительно-игривой  манере,  в  какой  она  привыкла  общаться  с  молодыми  людьми,  я-то  заметил,  что  Кали  не  просто  удивлена,  а  откровенно  поражена  услышанным.
  Я  сам  был  поражен  не  меньше,  поскольку  хорошо  знал,  что  представляет  из  себя  эта  янтарная  маска.  Мне  довелось  однажды  видеть   её  в  лавке  ювелира,  куда  я  порой  захаживал  и  где,  подобно  лисе  из  известной  басни  про  виноград,  крутился  впустую  возле    выставленных  на  витрине  драгоценностей,  мысленно  примеряя  их  на  плечи,  шею  и  руки  своей  недосягаемой  мечте.
  В  своё  время  я  тоже  пытался  прицениться  к  необыкновенному  украшению,  и,  как  следовало  ожидать,  удалился  ни  с  чем,  тяжко  вздыхая.  Тогда,  помню,  у  меня  ещё  промелькнуло  смутное  подозрение,  что  на  маску  может  позариться  сын  полицмейстера,  хотя  мне  казалось,  что  такой  лакомный  кусок  даже  ему  будет  не  по  карману.

   Но,  как  выяснилось,  я  оказался  неправ.  Маска  из  кленово-янтарных  листьев  попала  всё  же  в  его  загребущие  руки.  Стиффелио   вознамерился  украсить  ею  осенний  наряд  Кали,  с  тем  чтобы  она  могла  получить  первый  приз  -  и  это  стало  той  последней  каплей,  которая  положила  конец  всем  неопределённостям.

  Кто-то  из  присутствующих  полу-шутя  спросил  тут  Стиффелио:  а  не  смог  бы  он  достать  для  Кали бронзовую  маску  Агасфера?!  Почему  бы  не  попробовать,  раз  уж  ему  так  обязательно  оказаться  впереди  всех?!
  Недалёкий  сын  полицмейстера  принял  этот  вопрос  за  комплимент  в  свой  адрес  и  раздулся  от  важности.  Самодовольно  пыхтя,  он  выдал  какой-то  пространный  ответ,  суть  которого  сводилась  к  тому,  что  для  него   нет  ничего  невозможного.  Дайте  мне  только  срок,  хвастливо  сказал  Стиффелио,  и  со временем  я  куплю  маску  Агасфера.

  Разумеется,  и  это  было  произнесено  в  шутку.  Знаменитая  маска  Агасфера   никогда  никем  не  продавалась  и  продаваться  не  могла  по  одной  лишь  причине,  что  никому,  собственно,  не  принадлежала.  Но  она  считалась  абсолютно  недосягаемой,  и  сама  мысль  о  её  приобретении  могла  прийти  в  голову  только  безумцу.
  Тем  не  менее,  такого  откровенного  позёрства  я  больше  выносить  не  мог.  К  тому  же  от  моего  внимания  не  ускользнуло  и  то,  какой  многообещающий  взгляд  Кали  подарила  Стиффелио  -  этим  взглядом  было  сказано  всё…

  Вся  кровь  ударила  мне  в  голову!
  Не  соображая,  что  делаю,  я  выступил  вперёд  и  открыто  заявил,  что  маска  из  кленово- янтарных  листьев  -  это  мелочь,  не  стоящая  внимания.  Настоящий  фурор  может  действительно  произвести  только  маска  Агасфера,  та  самая  бронзовая  маска,  что  украшает  собой  верхушку  базальтового  столпа  в  Долине  Синих  Камней!
  Я  во  всеуслышание  поклялся  снять  её  за  те  дни,  что  оставались  до  праздника,  принести  на  бал  и  положить  к  ногам  Кали.

  Надо  было  слышать,  какая  тишина  воцарилась  в  комнате  после  этих  слов.  Моё  обещание  шокировало  всех  без  исключения.  За  время  наступившей  паузы    наша  притихшая  компания  как-то  незаметно  раздвинулась  в  стороны,  оставив  меня  одного  в  центре  пустующего  круга.

  Я  понял,  что  хватил  лишнего,  но  идти  на  попятный  не  собирался. 
  Гордый,  невозмутимый  и  бледный  стоял  я  посреди  созданного  мной  круга  отчуждения,  ожидая,  что  сейчас  на  меня  со   всех  сторон  посыплются  язвительные  насмешки.

  Однако  все  молчали.  Одни  смотрели  на  меня  с  недоверием,  другие  с  сочувствием,  но  большинство  взирало  на  меня,  как  на  сумасшедшего.
  Даже  у  острой  на  язык  Кали  не  нашлось,  что  сказать  на  это.  Что  же  касается  Стиффелио,  то  он  совершенно  потерялся.  Моргая  своими  выпуклыми  и  прозрачными,  как  у  лягушки  глазами,  он  напряжённо  морщил  лоб,  силясь,  видимо,  подобрать  слова  для  достойного  ответа,  но  так  ничего  и  не  надумал.

  Эта  всеобщая  растерянность  раззадорила  меня  ещё  больше.  Всё  так  же  громогласно  повторил  я  сделанные  заверения.  Да,  я  берусь  сорвать  маску  Агасфера  со столба  в  Канун  Дня  Равноденствия,  чтобы  красавица  смогла  надеть  её  перед  выходом  на  бал.  И  тогда  посмотрим,  чей  дар  будет  иметь  больший   успех:  маска,  добытая  мной,  или  же  маска,  приобретённая  Стиффелио  на  деньги  его  высокопоставленного  отца?!

  Это  уже  был  прямой  вызов  сыну  префекта  полиции.  Я  вполне  ясно  давал  понять,  что  тот,  чьей  маске  будет  отдано  предпочтение,  одержит  верх  в  нашем  любовном  поединке!  Проигравшему  надлежало  с  достоинством  удалиться,  оставив  счастливому  сопернику  все  отвоёванные  права  на  любовь  и  лавры  победителя.
  Молчание,  поразившее  нашу  компанию,  казалось  непреодолимым  -  все  словно  дара  речи  лишились.
  Так  и  не  дождавшись  от  собравшихся  никакой  ответной  реакции,  я  покинул   застолье,  пожелав  напоследок  всем  приятного  времяпрепровождения…

  Давая  сгоряча  опрометчивые  обещания,  мы  порой  воображаем,  будто  действительно  способны  совершить  невозможное  и  лишь  приступив  к  делу,  убеждаемся  в  полном  несоответствии  наших  способностей  нашим  намерениям.

  Так  и  я,  выбегая  на  улицу,  находился  в  таком  экзальтированном  состоянии,  что  готов  был  прямо  сейчас,  сию  же  секунду  отправляться  за  маской  в  Долину  Синих  Камней.
  Но  состояние  это  длилось  недолго.
  Когда  прошло  совсем   немного  времени,  и  накал  клятвенного  экстаза  немного  поутих,  я  всерьёз  задумался  над  своими  словами  и  понял,  в  каком  незавидном  положении  оказался,  благодаря  своей  глупой  самонадеянности.

  Цель,  стоявшая  передо  мной,  была  не  просто  трудновыполнима  -  она  была  немыслима  во  всех  отношениях.  С  таким  же  успехом  я  мог  пообещать  достать  Гемму  из  созвездия  Северной  Короны.  И  это  не  говоря  уж  о  том,  что,  помимо  трудностей  чисто  физического  свойства,  задуманное  предприятие  было  сопряжено  с  риском,  который  иначе  как  смертельным  назвать  было  нельзя.
 
  Что  на  это  можно  сказать?!  Любые  объяснения  покажутся  тут излишними.  В  те  времена  про  Долину  Синих  Камней  было  известно  намного  меньше,  чем  сейчас,  но  это  по  существу  мало  что  меняет.  Несмотря  на  то,  что,  благодаря  стараниям  редких  и  отважных  исследователей,  над  теми  местами  иногда  удаётся  приподнять  завесу  таинственности,   достигнутые  результаты  вряд  ли  могут  насытить  пытливый,  любознательный  ум.  Спустя  какое-то  время  завеса  опускается  вновь,  и  мрак  мистической  жути,  издревле  окутывавший  Долину,  становится  ещё  непрогляднее  и  чернее.

  Проникнуть  в  Долину  окольными  путями,  как  сейчас,  так  и  тогда  было  очень  сложно.  Каменистое  взгорье,  на  котором  расстилается  Долина,  тесно  зажато  между  двумя  ребристыми  горными  отрогами  и    представляет  из  себя  один  из  наиболее  труднодоступных  участков  Берилловых  гор.  Глубокие  провалы  и скальные  нагромождения  надёжно  закрывают  это  место  от  непрошенных  посетителей.
  Те  редкие  проторенные  тропы,  что  вели  к  Долине  напрямую,  были  надежно  перекрыты  усиленными  воинскими  и  полицейскими  патрулями,  имевшими  самые  жёсткие  инструкции  относительно  незаконного  проникновения  в  запретную  зону.  Эти  строгие  меры,  разумеется,  были  полностью  оправданы  последствиями  трагических  событий,  разыгравшихся  там  в  недавнем  прошлом.
  Однако  прежде  всего,  категоричность  предпринятых  властями  мер,  была  связана  именно  с  маской  Агасфера…
 
   Там,  в  глубине  Долины,  находится  огромный  столб,  выточенный  из  цельного  куска  базальта  в  виде  девятигранной  стелы,  неизвестно  кем и   когда  установленной.  На  столбе,  на  самую  его  вершину  кем-то  /а,  скорее  всего,  руками  того  же  безымянного  создателя/   нацеплено  улыбающееся  человеческое  лицо,  отлитое  из  бронзы.  Не  знаю,  кому  первому  пришло  это  в  голову,  но  с  незапамятных  времён  почему-то  принято   считать,  что  бронзовое  лицо  на  пике  стелы  -  есть  посмертная  маска   Агасфера,  того  самого  легендарного  богоборца,  проклятого  некогда  Спасителем.

  Вокруг  маски  Агасфера  всегда  роилось  множество  невероятных  слухов.  Эти  слухи  имели   широкое  распространение  в  обывательской  среде   и  питали  в  первую  очередь   воображение  людей  невежественных  и  малообразованных.  Однако  при  всём   том  нельзя  было  не  признать,  что  среди    созданных  силой  суеверия  мифов  выявлялись  порой  довольно  любопытные,  не  лишённые  своеобразия  и  даже  содержащие  в  себе  крупицу  здравого  смысла.

  Так,  например,  в  некоторых  эзотерических  кругах  находились  адепты  Гермеса  Трисмегиста,  которые  полагали,  будто  маска  Агасфера  является  своего  рода  окном  в  иные  миры.  Среди  них  принято  было  считать,  что  тот,  кому  удастся  одеть  её,  получит  возможность  видеть,  слышать  и  даже  общаться  с  теми  невидимыми  и  неосязаемыми  существами,  которых  обитает  вокруг  нас  великое  множество,  и  которых  мы  не  можем  видеть  ввиду  ущербного  несовершенства  наших  органов  чувств.
  Теории  древнейших  учений,  рукописи  которых  по  сей  день  хранятся  в  архивах  тайных  обществ,  гласят,  что  наша  планета  Земля  находится  в  точке  пересечения  бесчисленного  множества  миров  /говоря  иными  словами,  стоит  на  перекрёстке  Вселенной/.
  Такое  уникальное  положение  Земли  принято  было  считать  наисчастливейшим.  Его  можно  было  приписать  разве  что  прихоти  непостижимого  космического  рока,  повелевающего  судьбами  галактик  и  туманностей.  Благодаря  тому  перед  избранными  представителями  рода  человеческого  открывалась  редчайшая  возможность  вступать  в  контакт  с  обитателями  других  материально-духовных  уровней,  на  которых  действуют  иные,  неведомые  нам  физические  законы,  и  где  ход  времени  исчисляется  хронометрами,  не  имеющими  с  земными  ничего  общего.
  В  разные  времена  существовали  различные  способы  взаимодействия  с  этими  уровнями:  для  этой  цели в  каждую  эпоху  находились  свои  реликвии и   святыни,  связанные  с  определённым  местоположением  или  же  с  конкретными  людьми.

  В  то  время,  о  котором  идёт  речь,  все  «сверхуровневые»  надежды  эзотериков  были  возложены  на  маску  Агасфера.  Именно  она,  по  их  мнению,  являлась  тем    недостающим,  золотым  звеном,  с  помощью  которого  желанный  контакт  мог  бы  осуществиться,  если  б,  конечно…  отыскался  храбрец,  способный  достать  маску  и  примерить  её  на  себя.

  Имелись  и  другие  мнения…  Один  почтенный  некромант,  например,  ссылаясь  на  старинный  трактат,  написанный  отлучённым  от  церкви  грешным  монахом-бернардинцем,  доказывал  /правда,  без  особого  успеха/,  что  с  помощью  маски  можно  наблюдать  сны  мёртвых.  Вызвавший  в  своё  время  ожесточённые  споры,  загадочный  трактат  назывался  «О  снах,  которые  снятся  мертвецам»  и  содержал  в  себе  массу  подтверждений  тому,  что  после смерти  в  голове  человека,  почти  вплоть  до  полного  его  разложения  продолжает  жизнедеятельность  крохотный  участок  мозга,  способный  воспроизводить  слабые,  иллюзорные  видения….

  Много  чего  говорили  про  эту  маску…
  Правда,  не  мешает  оговориться,  что  подобные  разговоры-домыслы  имели  место  преимущественно  в  кулуарах  религиозных  и оккультных  общин. Светское  общество,  не  знакомое  с  учениями  древних,  не  предъявляло  к  Агасферу  столь  высоких  требований,  но,  учитывая   веяние  недоброй  славы,  издавна  закрепившейся  за  Долиной,  с  охотой  признавало  за  маской  наличие  некоторых  сверхъестественных  возможностей.  Так,  например,  принято  было  считать,  что  маска -   своего  рода  невостребованный  оракул,  пребывающий  в  состоянии  векового  оцепенения  и  терпеливо  дожидающийся  своего  часа.  Если  привести  её  в  надлежащее  состояние и   создать  все  необходимые  условия,  /так  утверждали  «знатоки»,  признанные  в  светских  салонах/,  то  маска  сможет  предсказывать  будущее,  воссоздаст  цепь  минувших  перерождений,  будет  пророчествовать,  изрекать  истину  и  всё  в  том  же  духе.

  Ну,  и,  конечно,  в  обществе,  основанном  на  градации  денежных  накоплений,  там,  где  наличие  золотого  запаса  играет  главенствующую  роль,  и  где  значимость  человека  определяется  толщиной  и  весом  его  кошелька,  не  обошлось  без  традиционных  «кладоискательских»  сочинительств.  Находились  люди,  которые  со  всей  ответственностью  утверждали, что  маска  будто  бы  обладает  способностью  «видеть»  сквозь  толщу  земли  и  воды,  благодаря  чему  способна  повсюду  обнаруживать  зарытые  тайники  и  клады.  Про  эту  отличительную  способность,  разумеется,  говорили  с  наибольшей  охотой.

  Люди  серьёзные  подобных  разговоров  не  поддерживали,  но  у  большинства  населения,  не  обременённого  духовно-философскими   изысками  и  далёкого  от  метафизики  подсознания,  эти  темы  находили  самую  горячую  поддержку.

  Как  бы то  ни  было,  ни  одну  из  вышеуказанных  версий  ни  доказать  ни  опровергнуть  было  невозможно. До  сих  пор  никому  ещё  не  удавалось  добраться  до  маски  или  же,  по  крайней  мере,  официально  засвидетельствовать  свой  подвиг.  Дело,  как  правило,  ограничивалось  пустыми  словопрениями,  переходящими  в  формирование  новых,  более  увлекательных  и  оригинальных  гипотез.
  Суеверные  страхи,  роящиеся  вокруг  бронзовой  реликвии,  породили  в  сознании  людей  массу  причин,  затрудняющих  её  добычу,  хотя  среди  них  лишь  немногие  имели  право  назваться  реально  существующими.
  Говорили,  что  в  самый  неподходящий  момент,  например,  запросто  мог  подняться  ураганный  ветер,  порывы  которого  сбрасывали  охотников  за  маской  с  вершины  столба  на  землю.  Да  и  сам  базальтовый  столб  мог  вдруг  сделаться  жирным,  скользким  и  податливым,  словно  кусок  сала,  так  что  за  него  невозможно  было  зацепиться  ни  руками,  ни  верёвками,  ни  какими  другими  приспособлениями.

  Много  разного  рода  неожиданностей  подстерегало  смельчаков  на  пути  к  бронзовой  реликвии.
  Это  могло  показаться  странным,  но  порой  создавалось  впечатление,  что  природа    сама  выступала  в  роли  защитника,  ограждая  маску  от  непрошенных  посягательств…

  И  примеров  тому  было  множество…
  В  те  времена  в  городе  проживал  один  нищий,  слепой  старик,  который  уверял  всех,  что  зрение  своё  потерял  в  ранней  молодости  именно  при  попытке  заполучить  маску  Агасфера.  Старик  мог  часами  рассказывать  про  то,  как  ему  удалось  проникнуть  в  Долину  и  сравнительно  беспрепятственно  приблизиться  к  столбу,  на  котором  красовался    вожделённый  предмет.  Всё  шло  хорошо  до  тех  пор,  пока  он  не  забрался  с  помощью  верёвок  на  вершину  столба.  В  ту самую  минуту,  когда  он  уже  взялся  было  руками  за  бронзовый  лик,  тучи  над  его  головой  внезапно  раздвинулись,  словно  повинуясь  чьему-то  неведомому  приказу,  и  в  образовавшуюся  прореху  вырвался    луч  света.
  Луч  сам  по  себе  был    узкий  и   кратковременный,  но  его  секундного  сияния  хватило  на  то,  чтобы  отскочивший  от  бронзы  солнечный  зайчик  жестоко  ослепил  похитителя.
  Старик  утверждал,  что  тогда  перед  глазами  его  полыхнул  огонь  необычайной  яркости,   будто  рядом  загорелась  сверхновая  звезда.  Эта  вспышка  заставила  его  крепко  зажмуриться  и,  как  выяснилось,  зажмурился  он  навсегда.  С  тех  пор,  сетовал  незадачливый  маскокрад,  мир  для  него  погрузился  во  тьму,  и  яркие  краски  прежней  жизни  отошли  в  область  воспоминаний.

  Старик  почему-то  любил  вспоминать  тот  случай,  несмотря  на  то,  что  благодаря  ему  сделался  калекой  на  всю  жизнь.  Он  охотно  делился  своими  воспоминаниями  со  всеми  желающими  -  /  а  желающих,  как  правило,  находилось  немало / - и  хоть  словам  его  не  очень-то  верили,  но  всё  равно  внимали  ему  с  неизменным  боязливым  почтением.

  Так  было  или,  по  крайней  мере,  могло  иметь  место  днём,  однако  после  захода  солнца,  с  наступлением  темноты  в  долине  возникали  опасности  куда  более  серьёзного  свойства.
  С  приходом  ночи  в  Долине  появлялись  пещерные  ведьмы:  наступало  их  время.  Эти  престарелые  дамы  находились  здесь  на  особом  положении:  они  занимались  сбором  колдовских  цветов  гамамелиса  и  полночной  ворсянки  - /единственное,  что  росло  на  мёртвой,  каменистой  почве  Долины/.   После  проделанной  работы  ведьмы  усаживались  за  стол,  находившийся  где-то  неподалёку  от  столба,  и  начинали  трапезничать.  Они  пили  одуряющее  вино  из  белены  и  болиголова,  заедая  его  поджаренной  на  костре  тухлятиной  и  мертвечиной,  которую  приносили  с  собой.
  Напившись  до  полной  одури,  старухи  принимались  распевать  хвалебные гимны  в  честь  какого-то  страшного  адского  божества,  одной  из  ипостасей  которого  считалась  та  самая  пресловутая  маска  Агасфера  -  и  не  было  в  их  буйных  песнопениях  ни  единого  звука  или  слова,  которые  не  прозвучали  бы  оскорблением  для  человеческого  слуха.

  К  месту  своих  сходок  ведьмы  пробирались  тайными  горными  тропами,  известными  только  им  одним,  и  преградить  как-либо  этот  путь  или  же  выгнать  их  из  долины  не  представлялось  возможным.  Ведьмы  не  признавали  над  собой  никаких  авторитетов,  кроме  своей  атаманши,  которая  в  некотором  роде  являлась  личностью  легендарной.  По  слухам,  коварством  и  лютостью главная  пещерная  ведьма  намного   превосходила  все  известные  истории  примеры  женского  душегубства.  Иродиада  и  Медея  казались  ангелами  во  плоти  по  сравнению  с  ней.  Тем  не  менее,  согласно  всё  тем  же  слухам,  атаманша  скрытно  проживала  в  городе  под  видом  вполне  благочестивой,  почтенной  дамы,  чей  образ  жизни    нареканий  ни  у  кого  вызвать  не  мог.

   Этих  ведьм  боялись  все  без  исключения.  Даже  вооружённые  воинские  патрули,  охранявшие  по  ночам  подходы  к  Долине,  испытывали  немалую  робость,  заслышав  вдали  завывания  адских  старух.  Само словосочетание  «пещерные  ведьмы»  у  многих  вызывало  дрожь.  Связываться  с  ними  не  решался  никто.  В  минуту  опасности  те  могли  выказать  такую  свирепую  и  бешеную  агрессию,  что,  случалось,  обращали  в  бегство  бывалых   солдат.

  Горе  путнику,  заплутавшему  у  подножия  Берриловых  гор  и  не  успевшему  до  наступления  темноты  выбраться  с  каменистого  взгорья.  Пощады  в  таких  случаях  ждать  не  приходилось.  Любого,  кто  попадался  им  на  пути,  ведьмы  могли  растерзать  тут  же  на  месте.  Не  минуты  -   секунды  несчастного  были  сочтены.  Однако,  как  ни  странно,  даже  не  это  было  самое  страшное.  В  канун  какого-нибудь   сатанинского  праздника  ведьмы  устраивали  на  своей  территории  неистовые  гульбища,  и  вот  тогда-то  затерявшегося  в  горах  скитальца  ожидала  участь  куда  более  плачевная…

   С  западной  стороны  Долину  ограничивало  высокое  скальное  образование.  Сторона,  обращённая  к  Долине,  казалась  гладкой,  как  зеркало,  отчего  с  незапамятных  пор  получила  название  Зеркальной.  В  её  глубоких  расщелинах  гнездилось   невероятное  множество  Диких  Ворон.  Это  были    уродливые,  чёрные,  как  смоль,  птицы  с  орлиным  размахом  гигантских  крыльев  и  острыми,  тяжёлыми  клювами,  способными  сокрушить  закалённую  броню.

  Будучи  гораздо  крупнее  и  мощнее  своих  городских  собратьев,  Дикие  Вороны  имели   определённое  сходство  с  мифическими  гарпиями,  истязавшими,  согласно  античной  легенде,  слепого  царя  Финея:  по  крайней  мере,  в  жадности  и  безобразии  они  не  уступали  им  ничуть.
  Эти  злобные  пернатые  ничего,  кроме  отвращения,  у  нормального  человека  вызвать  не  могли,  но  для  ведьм  они  являлись  Священными  Птицами,  которым  полагалось  приносить  жертву...

  Поймав  какого-нибудь  бедолагу  в  канун  своих  праздничных  торжеств,  ведьмы  исполнялись  экстатического  восторга.  Теперь  в  их  руках  была  не  просто  добыча,  а  жертвенный  агнец,  которого  они  со  священным  трепетом  и  благоговением  скармливали  Воронам.
   Что  испытывал  этот  несчастный  при  виде  ужасных   птиц,  слетавшихся  месту  жертвоприношения  огромной  чёрной  тучей,  догадаться  нетрудно  -  страдания  его  были  безмерны!  -  и  уже  через  несколько  минут  от  него  оставался  один  скелет…

  Те  факты,  что  приведены  выше  в  качестве  наглядного  примера,  являются  лишь  страницей  в  огромной  книге  тайн,  посвящённой  Долине  Синих  Камней.  Перечислять  другие  примеры  не  имеет  смысла  ввиду  немощи  человеческого    духа,  не  способного  объять  и  достойно  выдержать  пароксизмы  инфернальных  откровений.

  Немудрено,  что  мысли  обо  всём  этом  не  давали  мне  покою  ни  днём,  ни  ночью.  Чем  больше  я  размышлял  на  эту  тему,  тем  становилось  очевиднее,  что  отказаться  от  задуманного  всё  же  придётся,  и  чем  скорее,  тем  лучше.  Однако  стоило  мне  лишь  на  миг  представить,  как    я  буду  посрамлён  в  окружении  Кали,  и  какими  колкостями  осыплет  меня  она  сама,  если  я  заявлюсь  на  бал  с  пустыми  руками  -  в  моей  груди  тотчас  вспыхивало  и  начинало  разгораться  пламя  мучительного   стыда,  доводившее  меня  порой  до  исступления.

  В  минуты  острого  душевного  кризиса,  когда  мозг  не  в  силах  оказать  сопротивление  рефлексам  сражённого  самолюбия,  люди  поступают  согласно  заложенным  в  них  способностям  противостоять  натиску  житейских  бурь.  Сильные  духом  в  таких  случаях  непременно  идут   ва-банк,  и  либо  добиваются  своего,  либо  сгорают;  слабые  же  сдаются  на  пол-пути,  после  чего  ищут  утешения  в  средствах,  помогающих  им  растворить  свою  постыдную  нерешительность.
  Прежде  я  не  считал  себя  человеком  слабым,  но  сознание  полной  беспомощности  совершенно  обезличило  меня,  вследствие  чего  я  опустился  самым  недостойным  образом.
 
  Убедив  себя, что  из  затеи  с  маской  ничего  не  выйдет,  и  что  мне  не  избежать  позорной  участи  сделаться  всеобщим  посмешищем,  я  зачастил  в  небольшой,  полуподвальный  кабачок,  название  которого  как  нельзя  более  соответствовало  моему  тогдашнему  настроению.

  Кабачок  назывался  «Отвергнутый  Полифем».

  В  этом  скромном,  малолюдном  месте,  где  имелась  возможность  укрыться  от  всевидящих  глаз  света,  я  повадился  коротать  вечера,  малодушно  рассчитывая  утопить  своё  горе  в  стакане  крепкого  вина.  Расписавшись  /быть  может,  слишком  поспешно/  в  началах  собственного  бессилия,  я  стал  приучать  себя  к  мысли,  что  Кали  утеряна  для  меня  навсегда.
  Эта  мысль  причиняла  мне  почти  физическую  боль.  Моё  сердце  буквально  рвалось  на  куски!  От  отчаяния  хотелось  стонать  и  выть  на  разные  голоса,  но  мне  как-то  удавалось  держать  себя  в  руках.  Моей  выдержке  можно  только  позавидовать.  Внешне  я  оставался   бесстрастным  и  недвижимым  и  только  скрип  зубов  -  /неизбежное  последствие  подобного  самоистязания/  -  был  таков,  что  на  него  оборачивались  из-за  соседних  столиков.

  Но  вот  однажды,  в  один  из  этих  тягостных  вечеров,  когда  густые,  винные  пары, одинокий  голос  разума  и  отчаянные  душевные  муки,  подступив  ко  мне,  затеяли  между  собой  очередное,  изматывающее  единоборство,  судьба  свела  меня  со  странным  человеком  по  имени  Камбиз…

  Про  Камбиза  я   знал  очень  немного.  В  тех  кругах,  где  мне  приходилось  тогда  вращаться,  он  был  известен  как  давний  завсегдатай   «Отвергнутого  Полифема».  Это  был  лёгкий  на  подъём весёлый,  разбитной  малый,  любитель  выпить  за  чужой  счёт  и  азартный  игрок  в  кости. /И  в  том  и  в  другом,  надо  заметить,  удача  нередко  сопутствовала  ему/.  Правда,  про  Камбиза  поговаривали,  что  он  нечист  на  руку  и  занимается  какими-то  «тёмными»  делишками,  которые  «до  добра  не  доводят»  -  но  какой  святости  можно  требовать  от  завсегдатаев  «Полифема»?!  На  мой  взгляд,  если  кому-то  и  удалось  бы   очистить  это  заведение  от  тех,  кто  занимается  делишками  «тёмными»  и  оставить  только  «чистых  на  руку»,  то  в  зале  сидело  бы  от  силы  два-три  человека,  а  то  и  вообще  никого  бы  не  осталось.

  Уж  не  знаю,  чем  мой  потерянный  вид  привлёк  внимание  Камбиза,  но  он  вдруг  подсел  ко  мне  и  без  обиняков  принялся  выпытывать  у  меня  причины  моей  мрачной  меланхолии.

  Поначалу  я  не  хотел  говорить  с  ним,  как,  впрочем,  и  ни  с  кем  другим.
  Сердце,  уязвлённое  стрелами  отвергнутой  любви,  требует  скорбного  одиночества.  Занимая  место  в  самом  дальнем  и  тёмном  углу  «Полифема»,  я  всякий  раз  просил  официанта  позаботиться  о  том,  чтобы  меня  никто  не  беспокоил.  Если  же  случалось,  что  кто-нибудь  из  подвыпивших  завсегдатаев   пытался  навязать  мне  своё  общество,  то  я  одним  взглядом  умел  дать  понять   назойливому  болтуну  о  несостоятельности  его  затеи.
 
  Но  Камбиз,  видимо,  был  из  породы  собеседников,  которые  при  желании  могут  разговорить  и  глухонемого.  Вопреки  своим  правилам,  он    заказал  к  столу  несколько  бутылок  великолепного  вина  и,  не  взирая  на  мой  отказ,  принялся  щедро  угощать  меня.  Перед  таким  душевно-принудительным  натиском   устоять  было  трудно.  Я  сам  не  заметил,  как  сдал  свои  позиции,  и  когда  от  выпитого  мой  язык  сделался  более  податливым,   Камбиз  получил  возможность  узнать  всё  о  постигшей  меня  беде.

  Мой  рассказ  явно  заинтересовал  его.
  Камбиз  слушал  очень  внимательно,  не  перебивая,  а  затем,  когда  я  закончил,  сказал,  что  имеет  возможность  помочь  мне…

  Его  предложение  прозвучало  для  меня,  как  гром  среди  ясного  неба!!!
  Ведь  на  самом  деле,  у  меня  в  мыслях  не  было  рассчитывать  на  чью-либо  поддержку.  Исповедуясь  случайному   собеседнику,  я  поступал  так  отнюдь  не  из  желания  просить  о  помощи,  а  повинуясь  единственно  потребности   излить  наболевшее  -  поэтому  поначалу  сказанное  не  произвело  на  меня  должного  впечатления.
  Но  Камбиз,  заметив  моё  недоверие,  повторил  свои  слова,  подкрепив  их  необходимыми  заверениями  -  и  вот  тут  уже  меня  переполнила  такая  радость,  что  я  едва  не  бросился  ему  на  шею…

  Не  сделал  я  так  потому,  что  мне  показалось,  будто  в  глазах  его  промелькнуло  какое-то  странное  выражение,  немного  меня  смутившее.  Впрочем,  тогда  я  не  придал  этому  особого  значения.  Раз  у  меня  появился  реальный  шанс  добиться  своего,  то  стоило  ли  обращать  внимание  на  какие-то  пустяки?!  Едва  пролепетав  слова  благодарности,  я  спросил  приятеля,  что  конкретно  он  может  предложить,  и  Камбиз,  не  откладывая,  тут  же  изъявил  готовность  поделиться  со  мной  своими  соображениями.

  План  действий,  предложенный  им,  был  таков…

  Неподалёку  от  Долины  Синих  Камней,  на  том  же  диком  взгорье,  только  значительно  ниже,  отделённое  от  долины  бурным  потоком,  берущим  своё  начало  с  горных  вершин,  в  те  времена  располагалось  кладбище  не  совсем  обычного  рода.
  Отнесённое  от  города  на  большое  и  безопасное   расстояние,  это  кладбище  не  было  рассчитано  на  приём  персон,  подлежащих  официальному,  традиционному  погребению.  Здесь  никогда  не  проводились  похороны,  полагавшиеся  уважаемым  и  добропорядочным  горожанам,  благополучно  почившим  в  бозе.
  То  было  кладбище  отверженных!
  Здесь  покоились  презренные  и  недостойные,  навечно  отторгнутые  самим  обществом.  Это  были  личности,  не  утратившие  даже  после  своей  кончины    незавидного  статуса  парий;  там  лежали  те,  чей   прах  был  недостоин  занимать  место  на  ухоженных  землях    городского  некрополя.  В  этих  неосвященных  могилах  покоились  самоубийцы,  язычники  и  чернокнижники,  а  также  разного  рода  богоборцы  и  богоотступники  и  вообще  все  те,  кто  при  жизни  своей  не  признавал  христианских  обрядов  и  открыто  чурался  общепринятой  человеческой  морали.
 
  Столь  близкое  и  недвусмысленное  соседство  подобного  кладбища  с  бронзовым  ликом  Агасфера  нельзя,  я  думаю,  отнести  лишь  за  счёт  игры  случая  -  ведь  Агасфер,  как  известно,  с  незапамятных  времён  считался  негласным  покровителем  всех  богоотступников.  Но  кому  принадлежит  пальма  первенства  в  освоении  этих  мёртвых  пространств,  и  что  появилось  на  пустынном  взгорье  раньше  -  бронзовый  лик  или  же  захоронения  отверженных  -  этого  никто  сказать  не  мог.

  Само  по  себе  кладбище  было  небольшое,  и,  наверное,  излишне  говорить,  что  посещать  его  принято  не  было.  Да  и  то  сказать,  сами  похороны  в  этих  местах  проводились  крайне  редко,  ввиду  того,  наверное,  что  покойники  подобного  рода  в  нашем  городе  являлись  большой  редкостью.

  Дорога  из  города  в  Долину  Синих  Камней  и  на  кладбище  была  одна  и  та  же.  Незадолго  до  въезда  в   Долину,  отмеченным  нагромождением  огромных  массивных  глыб  -  что,  по  всей  видимости,  должно  было  изображать  какое-то  подобие  ворот  -  эта  дорога  раздваивалась.  Там,  за  каменными  вратами  начиналась  запретная  территория,  куда  настрого  был  запрещён  въезд  кому  бы  то  ни  было.  Другое  же  ответвление,  то,  что  вело  на  кладбище,  опускалось вниз,  вдоль  ребристого  отрога,  затем  пересекало  с  помощью  ветхого  деревянного  мостика  горный  поток  и  заканчивалось  у  первого  места  погребения.

  Сама  дорога,  как  уже  было  сказано,  находилась  под  строгим  полицейским  надзором.  И  потому,  чтобы  проехать  на  кладбище,  надо  было  иметь  с  собой  кучу  документов,  которые  проверялись  на  каждом  посту  самым  тщательным  образом.

  На  этот  счёт  у  Камбиза  имелась  такая  любопытная  задумка…
  Мы  оба  должны  были  изображать  двух  санитаров  морга,  которые  якобы  везут  на  захоронение  гроб  с   телом  некоего  язычника. / На  самом    деле  в  гробу  вместо  покойника  будет  лежать  кукла,  завёрнутая  в  саван/.  Такой  приём  непременно  должен  был  сработать,  к  тому  же  Камбиз  уверял,  что  достанет  все  необходимые  справки,  которые  обеспечат  нам  беспрепятственный  проезд  по  охраняемой  территории.
  Между  делом  он  сообщил,  что  у  него  имеется  карта,  с  помощью  которой  можно  проехать  по  Долине  к  базальтовому  столбу  наиболее  коротким  и  удобным  путём,  не  тратя  лишнего  времени  на  блуждание  среди  камней.  /Откуда  у  него  взялась  такая  карта,  он  не  сказал,  а  я  уточнять  не  стал,  догадавшись,  что  вопросы  подобного  рода  задавать  не  следует/.

  Дух  бесшабашного  авантюризма  довлел  над  Камбизом  -  это  сразу  бросалось  в  глаза!
  Лишения  и  трудности,  сопряжённые  со  смертельным  риском,  притягивали   его  к  себе  как  магнит.  Камбиз  не  мыслил  своего  существования  без  опасных  приключений,  и  было  похоже  на  то,  что  наша  идея  действительно  не  на  шутку  завела  его.

  Камбиз   признался,  что  давно  лелеял  мечту  проникнуть  в  сердце  каменного  заповедника,  чтобы  своими  руками  прикоснуться  к  бронзовой  реликвии.  До  сих  пор  ему  -  увы!  -  не  везло  с  выбором  партнёра:  самые  отчаянные  из  отчаянных  сникали,  когда  речь  заходила  о  Долине.  Но  теперь,  после  того,  как  он  встретил  меня,  всё  должно  перемениться  в  лучшую  сторону.
  Ветер  удачи  наполнит  паруса  нашего  галеона  надежд  и  понесёт  его  вперёд  по  волнам  неизведанного!  Это  говорил  мой  новый  друг,  и  в  словах  его  звучала  такая  несокрушимая  убеждённость,  что  не  согласиться  с  ним  было  невозможно.

  Расписывая  подробности  нашего  плана,  Камбиз  всем  своим  видом  выражал  желание  и  готовность  как  можно  скорее  перейти  от  слов  к  делу.

  Прежде  всего,  помимо  необходимых  справок,  мой  деятельный  товарищ  пообещал  раздобыть  и  всё  остальное:  униформу  и  повязки  санитаров,  а  также  лошадей,  подводу,  гроб  с  куклой,  одним  словом  всё-всё,  что  требовалось  для  такого  сложного  предприятия.  С  завидным  бескорыстием  он  брал  на  себя  всю  основную  часть  подготовки,  не  выпрашивая  себе  при  этом  никаких  привилегий.  От  меня  требовалось  только  одно: не  задавать  лишних  вопросов  и  беспрекословно  повиноваться  всем    его указаниям.

  От  точности,  быстроты  и,  главным  образом,  согласованности  обоюдных  действий  зависел  весь   успех  общего  дела.

  На  развилке,  неподалёку  от  каменных  ворот,  открывавших  вход  в   Долину,  находился  последний  пост  со  стражами  порядка.  То  было  последнее  заявление  человеческого  присутствия  в  этих  местах,  после  чего  мы  становились  полностью  предоставленными  сами  себе.

  Дальнейшее  развитие  плана  шло  по  такой  схеме…
  Получив  окончательное  разрешение  на  проезд,  мы  должны  были  демонстративно  направить  подводу  по  дороге,  ведущей  на  кладбище  -  чтобы  не  вызвать  подозрения  у  постовых,  -  а  затем,  уже  скрывшись  за  поворотом,  начинали  действовать  по  собственному  усмотрению.

  Камбиз  сообщил,  что  на  имевшейся  у  него  карте  указана  и  тайная  тропа,  которая  должна  вывести  нас  с  кладбищенской  дороги  в  Долину  Синих  Камней.  Мы  свернём  на  эту  тропу,  когда  убедимся,  что  за  нами  больше  не  наблюдают.  Там  нас  ожидал  ещё  примерно  час   не  очень  удобной  езды  по  запутанному  лабиринту  каменоломен,  зато  сразу  после  того  мы  прямиком  попадали  туда,  куда  нужно.
  «И  Долина  сама  раскроется  перед  нами  во  всём  своём  адском  великолепии!»  -  патетически  восклицал  мой  друг,  приходя,  по-видимому,  в  восторг  от  собственной  изобретательности.
  И  действительно,  в  изобретательности  отказать  ему  было  трудно. 

  Начало,  предложенное  им,  в  целом  мне  нравилось.
  Мой  новый  друг  изъяснялся  очень  толково,  и  первая  половина  его  плана  нареканий  вызвать  не  могла  -  тут  всё  было  предельно  ясно.  Но  что  будет  происходить  в  дальнейшем,  оставалось  для  меня  в  некотором  роде  загадкой.  Главным  образом,  было  непонятно,  как  мы  будем  спасаться  от  пещерных  ведьм,  если  те  вдруг  нас  заметят  и  попытаются  схватить.  А  уж  в  том,  что  мы  наверняка  выдадим  себя,  когда  станем  забираться  на  базальтовый  столб,  сомневаться  вряд  ли  приходилось.  Не  только  в  исключительном  своём  обонянье,  но  и  в  остроте  зрения  эти  ужасные  старухи  не  уступали  самым  зорким  из  ночных  хищников.

   Я  попытался  поподробнее  выяснить  именно  эту  часть  намеченного  плана,  но  Камбиз  не  спешил  раскрывать  все  секреты  сразу.  Правда,  он  намекнул,  что  у  него  в  запасе  имеется  один  верный  способ  обмануть  бдительность  пещерных  ведьм,  однако  в  чём  он  состоит,  Камбиз  предпочёл  до  поры  не  говорить.  С  остальными  деталями  своего  замысла  он  обещал  ознакомить  меня  чуть  позже,  «когда  придёт  время».  Главное,  беспрепятственно  проникнуть  в  долину,  убеждал  он,  а   там  уже  будем  действовать  по  обстановке.

  Поразмыслив,  я  решил  не  затевать  лишних  обсуждений.  Мой  компаньон  производил  впечатление  человека  серьёзного,  здравомыслящего,  вполне  уверенного  в  своих  силах  и,  похоже,  хорошо  понимал,  на  что  идёт.

  Поговорив  ещё  немного,  мы  расстались,  сойдясь  на  том,  что  выступать  в   дорогу  надо  как  можно  скорее.

  Тянуть  с  походом  было  нельзя.   Праздник  Осеннего  Равноденствия  начинался  уже  через  день,  и  коль  скоро  я  возлагал  на  предстоящую  экспедицию  свои  последние  надежды,  то  следовало  поторопиться,  иначе  пропадал  смысл  вообще  затевать  что-либо.
   Мы  договорились  встретиться  завтра  на  рассвете,  на  одном  из  заброшенных  пустырей  городской  окраины,  где  никто  не  обратил  бы  внимания  на  наш  отъезд.
  Напоследок  Камбиз  сказал,  что  попозже  ещё  зайдёт  ко  мне  домой,  чтобы  уточнить  кое-что,  а  заодно   передаст  униформу  санитара  морга,  в  которую  мне  предстоит  облачиться  перед  поездкой.
 
  Когда  он  ушёл,  я  тоже  не  стал  засиживаться.
  Допив  вино  и  расплатившись,  я  поспешил  домой,  чтобы  успеть   подготовиться  к  завтрашнему  дню  и  последний  раз   всё  как  следует  обдумать.  Несмотря  на  то,  что  обстоятельства  явно  складывались  в  мою  пользу,  меня  не  оставляло  какое-то  щемящее,   недоброе  предчувствие.  Что-то  твердило  мне,  что  поход  в  Долину  сложится  очень  непросто,  и  никогда  ещё  мой  внутренний  голос  не  был  близок  к  истине  так,  как  тогда…
  ………………………………………………………………………….

 

 

Похожие статьи:

Рассказы → Маска Агасфера Часть 4 /из "Пленника похоронной упряжки"/

Рассказы → Маска Агасфера Часть 2 /из "Пленника похоронной упряжки"/

Рассказы → Маска Агасфера Часть 3 /из "Пленника похоронной упряжки"/

Рассказы → Мародеры