Лес (серия 2)

~~ 3. Весна. Лес. Большая поляна

         Не обманул Ёж. Ещё издалека Медведь почуял острый звериный запах, а также отметил, что угощение, припасенное для него, действительно существует и находится, во-первых, неподалёку, а во-вторых, в неприкосновенности.
Звери скучились вокруг большой поляны. Их было очень много. Кто-то рычал, кто-то мычал, кто-то жевал, кто-то блевал, кто-то фыркал, а кто-то тупо смотрел вниз и ни на что не реагировал. Одни взрывали землю копытом, другие рылом… Одни лежали и зевали, другие стояли и слушали. А иные нагло помечали разные уголки поляны. Все были озабочены, усталы и недовольны. Но никто никого не обижал.
          Когда появился Медведь, звери оживились. Топтыгин вышел на середину поляны, а Ёжик спрятался в толпе.
          — Ну, — рыкнул Мишка, — никак, к потопу готовимся? Все твари собрались? Кто речь толкать будет? Кто ответит, почто всполошили старого медолюба, выволокли, ни свет, ни заря, на сходку, больного, голодного и несчастного?
          Звериная толпа издавала неопределённый шум, но никто не изъявлял желание высказаться. Выждав театральную паузу, к Медведю выбежала Лисица. При этом она слишком вызывающе помахивала своим рыжим хвостом.
          — Мишенька, — смазливым голосом запричитала она, — беда у нас, у всего звериного братства, ой беда! И что бы мы делали, кабы среди нас не оказалось такого мудрого и сильного богатыря, такого защитника и покровителя, такого…
         — Короче! – не выдержал Медведь, но было ясно, что в короткой лисьей речи ему кое-что понравилось.
          -  Грозит нам беда, красавец ты наш!...
          — Да что за беда, ты сказать-то можешь? А то разозлюсь, похлеще беда приключится! Кто панику поднял? Кого порвать на мышиные прокладки!
          — Дозволь, Михайла, пояснить, не слушай ты эту дуру! – из толпы вышел здоровенный волчара, вслед за ним – пара молодых волков, размерами поскромней.
          — А что-то не припомню я тебя, — произнёс Медведь, тут раньше другие волки водились.
          — Так-то оно так, да одни волки уходят, а другие приходят. Я – волк в законе. Прозываюсь Прохором. А это – мои сынки, Кус и Клок. Они для тебя барашка зарезали, это какие-то людишки с тёмными, ненашенскими мордами, кому-то презент везли.
          — Авторитет, что ли? – прищурился Медведь.
          — Да, среди волков. А только вся беда заключается в том, что кто-то обидел нашего Лешего. Украл у него что-то важное прямо из логова. И пригрозил Хозяин, что если не найдётся пропажа, не жить никому из зверей в этом лесу. Типа всем пасти порвёт.
          — Прям так и сразу, — опешил Медведь, — а сведения достоверные?
          — Да, век дичи не видать! Старый мудрый Ворон принёс.
          — Хорошо, что не сорока, — хмыкнул Топтыгин,  — и что теперь?
          — А подумали мы, Миша, — встряла в разговор Лиса, — что только тебе можно доверить вести расследование. Или дознание. Что ты можешь найти и украденную вещицу, и самого ворюгу. И тем самым спасти наше лесное братство…
         — Лизавета, посмотри мне в глаза, — Медведь подвинул свою морду поближе к лисьей, — как ты думаешь, кто наипервейший вор в нашем лесу? О ком давненько подобная молва идёт по всем просторам нашей великой родины? Кого прозывают не иначе как «рыжая плутовка»?
          — Да что ты, Мишаня, да разве я бы осмелилась?
          — Не она это, мы уже провели допрос с некоторым пристрастием, — вступился Прохор и похабно осклабился, — не похоже.
          — Да? А что украли? Мясо, рыбу, подстилку, одеяло?
          — А кто его знает, — звери враз опустили головы, — какую-то вещицу… непростую.
          — Ворон! – гаркнул Медведь во всю глотку, — что украли-то?
          — С-с-ы-ыр-р!!! – послышалось сверху. Затем раздалось хлопанье крыльев, Ворон плавно  сделал дугу и приземлился на нижний сук ближайшего к поляне дерева.
          — А точнее? – Медведю стало как-то неуютно.
          — Точнее, — хрипло ответила вещая птица, — гребешок.
          — Что за «ебешок»? 
          — Гребешок! Штука такая, чтобы расчёсывать шерсть. У того, кто ею обрастает. Ну, что знал, рассказал. Леший грешит на зверьё, грозится извести. Поспрошай у лесной дичи, кто-нибудь обязательно «в теме».
          — А, сволочь, а! – раздался чей-то вопль, — св-волочь, а!
          — Это Барсук, у него истерика, – сказал Волк и кивнул своим сынкам. Те мигом схватили нервного зверька и бросили в лужу. Вопль прекратился.
          — М-да,… — произнёс Медведь, — спокойствие, ребята, только спокойствие.
«Думай, Миша, думай, — пронеслось в голове Топтыгина, — принимай решение согласно статусу и общественного мнения… Вот незадача на мою голову… Нет, невовремя спячка закончилась… Да и весна какая-то сыроватая… Эх, пропади оно всё пропадом!… А, может, стоит попробовать? Кому как не мне зверушек спасти? … Они же с таким уважением подкатили… Или я не Медведь? Или я не самый крутой в здешнем лесу?»…
         — А что, звери, согласны ли вы удостоить меня полномочиями на проведение такого необычного сыска? Чтобы я мог допрашивать каждого из вас по этому делу, а вы должны правдиво отвечать на мои вопросы. Опять же, думать самим и делиться со мной своими соображениями. Ибо только сообща мы сможем управиться с этакой напастью. Вы собрались здесь, чтобы просить меня помочь вам, а я, согласившись, прошу и вас не отказывать мне в помощи. Одному мне никак не справиться. Ну, так как?
          — Давай, Михайла, — послышались голоса сквозь нестройное блеяние, писк, мычание, рычание, гоготание и уханье, — веди дознание, доверяем тебе…
         В одном углу поляны, слева, где собрались хороводом сосенки, в этот покорный гул вплелись смех и улюлюканье, а из другого угла – чей-то дикий хохот. Не иначе, безобразничала нечисть.
          — Ну, а раз так, то в лесу продолжается перемирие. Уж кто как может, добывайте пропитание на стороне. Но если кто важного свидетеля сожрёт, того порвём однозначно. А кстати, все ли звери тут?
          — Ой, не все, Мишенька, — встрепенулась Лиса, — но у меня всё отмечено, кто пришёл, а кто прячется в лесу, есть среди нас единоличники, которым до одного места все наши страдания!
          — С этих и начнём, — сказал Медведь, — а сейчас создадим следственную группу. Ты, Рыж… Лизавета, отныне – секретарь, будешь вести протокол, ты, Прохор, со своими прохорятами — опергруппа. Ворон у нас будет экспертом. Зверей не обижать, беспредела не допускать! Мы ж не люди, в конце концов.
          Толпа слушателей снова оживилась, загалдела разными голосами:
          — Мы поможем тебе, Потапыч, мы отыщем эту вещицу, спасибо тебе, Топтыгин!
          — Найдите, найдите её!.. – пропела, виляя рыжим хвостом, новоявленная секретарша.
          Тут из толпы на всеобщее обозрение вышел Лось.
          — М-м-м…, — начал он.
          — Что мычишь, Сохатый? — уже повеселев, спросил Медведь.
          — М-мне бы слово молвить…
         — Так говори, не стесняйся.
          — Да боюсь глупость сморозить…- лесному великану явно было не по себе.
          — Ну, глаза у тебя большие, добрые… взгляд разумный. Давай, говори, нас глупостью не смутишь.
          — Колись, излей душу, полегчает, — добавил Прохор.
          — Я вот что подумал, Михайла. Есть много достойных, не побоюсь этого слова, уважаемых зверей. Правда, не из нашего леса. Даже, извините за выражение, заморских. А не пригласить ли нам их сюда? В качестве советчиков и помощников?
          — Что-что? Это кого же?
          — Например, Льва. Царя зверей. Или Тигра…
         — Вот царей нам только не хватало! – рассердился Медведь. – Только мы договорились о всеобщем перемирии, так нет же! Нужен царь! Сохатый, мухоморы ещё не появились, а у тебя в башке не мысли, а галлюцинации. Или ты вместо мухомора кикимору заглотил? Тигр же первый твоих детей сиротами сделает!
          — Да я тебя!.. пардон, погорячился… — это не выдержал и Волк.
          — Батя, а мы его после перемирия завалим? – шепнул Кус на ухо серому папаше.
          — Теперь уж точно, век дичи не видать.
          — А ещё есть Бегемот и Крокодил, — не сдавался Лось.
          — Да? Чтобы Бегемот валялся в нашем болоте и всех лягушек  подавил? А древнее предание про Крокодила не забыл, как он наше солнышко схавал? Кто ему пасть потом рвал, чтобы солнце освободить? Дядя Миша Топтыгин! Так что, мне уже бежать разминаться?
          — Ты ещё про Слона забыл, – произнёс Прохор.
          — Ты ещё диких обезьян из джунглей выпиши, — добавила Лиса, — тогда нас Леший точно всех кончит!
          — Ладно, ладно, — пробормотал Лось, — осознаю, что сглупил, каюсь и удаляюсь.
          — Ты только не  обижайся, Сохатый, — крикнул вслед удаляющемуся зверю Медведь, — кабы каждый из нас высказывал, что он по этому поводу думает, дело бы пошло. А то, что ты глупость сказал, так это не страшно. Гораздо хуже вовсе не глупые мысли в голове, а полное отсутствие таковых в оной. – Потапыч сам ужаснулся от своей фразы, а Лиса с Волком взглянули на него с уважением.
          Между тем, Куница, уютно устроившаяся на еловой ветке, с вожделением глядя на беспечную Белку, произнесла:
          — Боюсь, затянется это дело… Нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
          — Да? – ответила ей Рысь, — попадёшься мне после перемирия в лапы, узнаешь, что есть вещи гораздо сквернее.
          А Медведь, приняв на себя всю ответственность за выполнение этого необычного дела, и пока не осознав, чем оно для него может обернуться, вновь почувствовал необъяснимую тоску внутри себя. Он обвёл глазами звериную толпу и объявил:
          — Дело открыто. Следствие начато. А вы, звери и зверьки, расходитесь по норам, думайте и … спаривайтесь … и размножайтесь.
          Повернулся и побрёл искать Медведицу.
          Нашёл он её или нет, про то нам не ведомо.
          Известно только, что к своему угощению он вернулся только спустя два дня.

                               4. Лето. Излучина реки

         Водяной был в явном замешательстве. В последние сутки с ним приключилось что-то не совсем обычное, он даже не помнил, случалось ли с ним подобное ранее. А началось всё вчера вечером. Он мирно отдыхал в объятиях мягких водорослей, на тёплом илистом дне реки, в обществе пиявок и лягушек, любуясь стайками мелкой плотвички, шустрым ужом, тупорылым толстолобиком, вальяжными черепахами. И тут до него донеслась песня. Нет, к песням на берегу реки он давно привык, людишки тут частенько отдыхали и горланили что-то про побитого болванкой танкиста или несчастного «пидманутого» паренька. Особенно ему нравилось песня про Волгу, где местный Водяной получил в подарок страстную персидскую княжну, и песня о крутой морской волне, которая упрямо развлекается с крупным военно-морским транспортом.
          Но вчера пели про него, Водяного, пели уважительно, если не подобострастно. Кое-что из текста песни он запомнил:

          Водяной,  Водяной, Водяно-ой!
          Мы по сказкам знаем, парень ты не злой!
          Водяной,  Водяной, Водяно-ой!
          Угостим тебя мы огненной водой!

          Водяной,  Водяной, Водяно-ой!
          Ты великий царь, нам весело с тобой!
          Водяной,  Водяной, Водяно-ой!
          Дай нам рыбки, мы отправимся домой!...

          Пели два порядочно нетрезвых, хриплых голоса. А затем у берега что-то забулькало. Водяной знал толк в разных запахах, аромат своей реки (точнее, участка, за который он отвечал) ведал до самых мельчайших тонкостей, и был готов к тому, что водоём может пополниться грязью от помытой железной колымаги или вонючей мыльной жидкостью, от которой заражается и вымирает милый его душе водный мир. Однако, запах был своеобразен, едок, неприятен, но отрава в нём не ощущалась.  Водяной хлебнул водицы, сначала чуток, затем пообъёмистей. Вкус был мерзок, царь поперхнулся,…но странное, приятное тепло вмиг распространилось по его телу. Стало легко и весело, вспомнились давно забытые интересные события, захотелось дурачиться и превратиться в русалку. Вдоволь нахлебавшись чудодейственной воды, царь отошёл ко сну. Ему было невдомёк, что попотчевали его сивушным самогоном.
          Наутро он проснулся с больной головой. С берега доносилось:

          Водяной,  Водяной, Водяно-ой!
          Дай нам бог скорее свидеться с тобой!
          Водяной,  Водяной, Водяно-ой!
          Дай русалок нам и мы пойдём домой!...

          И снова забулькало, аж в два ручья. Водяной метнулся к берегу, жадно заглатывая воду… Но тут его ждало горькое и смрадное разочарование – вместо самогона в его реку слили банальную мочу с остатками перегоревшего первача. Тут он ошибиться не мог, поскольку в реку иногда мочились и коровы, и лошади, и, естественно, рыбаки.
          Водяной весь день находился в прострации, постепенно приходя в себя.  Лишь к вечеру ему полегчало. Он понаблюдал за безмятежно скользящими по водной глади водомерками, послушал довольное кваканье лягушек, счастливых тем, что под вечер тучи комаров снизились к самой поверхности воды, ощутил тихое движение цапли, высматривающей лягушек пожирнее, поблаженствовал от ласковых укусов пиявок, и отправился послушать, о чём беседуют русалки перед заступлением на ночное дежурство. Стояла замечательная пора, к реке устремилось множество рыбаков и просто отдыхающих бездельников,…Водяной решил непременно наказать кого-то из потерявших страх людишек.
          Русалки купались в широкой речной заводи, игриво плескаясь и хохоча от удовольствия. У всех их были свои имена – Мавки, Малявки, Чернявки, Русавки, Белявки, Красавки и прочие. Но дело в том, что русалки не только быстро забывали имена своих подруг, но и свои собственные не очень-то хранили в памяти. Зато, поссорившись, они очень скоро забывали причину раздора и снова радовались друг дружке, восхищались своей беззаботной жизнью, не знающей ни зла, ни обмана.
          Водяного удивляла способность русалок, при всей их забывчивости и безалаберности, вести непринуждённый разговор с людьми. Наслушавшись людской болтовни у ночных костров, они быстро схватывали особенности русской речи, современного фольклора, даже жаргона, и умело применяли всё это при общении с потенциальными жертвами. Он догадывался, что охотничий инстинкт русалок заставляет совершенствовать их ремесло обольщения. Ведь для обольщения нужно изъясняться на таком же языке, с теми же тонкостями и своеобразием речи, которые используют человеческие существа. Иначе контакт может не состояться. Сам Водяной был косноязычен. У него для общения имелось десятка два «дежурных» фраз, и этого ему хватало. А вообще он предпочитал помалкивать. Русалки же не только умело «вписывались» в человечий разговор, но и старались отыскать для души собеседника такие интонации, затронуть такие «струны», что последний нередко терял голову и шёл на приветливый зов ночных охотниц прямо в глубокий омут. Откуда выбраться ему было крайне затруднительно.
          Водяной неспешно плыл к месту купания русалок. Его выпученные глаза-перископы, не мигая, исследовали пространство в различных ракурсах. Лето ему нравилось. Особенно утренняя и вечерняя прохлада, когда солнце не палит, заставляя водного царя прятаться под корягами в глубине. Зимой, конечно, совсем не то. Как вспомнит Водяной зимние деньки и ночки, когда он дежурил под промоиной, слегка припорошенной снежком, в надежде встретить бесшабашного бродягу по речному льду… бр-р-р… мурашки через чешую пробиваются. А лето есть лето.
          — Ой, девчо-онки, — пропела русалка Красавка, – и располнела же я! Тяжко на дно опуститься, всё тянет на поверхность!
          — Ха-ха-ха! – отвечали ей подруги. – Меньше кушать надо и заботиться о фигуре! Иначе любить не будут! Хи-хи-хи!
          «Да, — подумал Водяной, — русалки не только любят поспать, но и пожрать всласть и с лишком».
          — А я недавно в сети угодила! – произнесла  Русавка. – Улеглась в них и стала раскачиваться!
          — Ха-ха-ха! И что же рыбаки?
          — Прибежали, стали вытягивать. Говорят, никак крокодила зацепили! – в ответ опять послышался дружный смех. – А когда вытащили меня на берег, так и обомлели! Решили, что утопленницу поймали. А я поднялась и говорю: «Крокодилов тут нет! На дальний кордон ушли! Айда со мной, покажу»! Тут они побросали всё и кинулись бежать! «Говорил тебе, Коля, меньше жрать надо было»! – передразнила она чей-то голос.
          — Ха-ха-ха!
          — Однако, девушки, пора и за дело браться, — сказала Малявка, — вон сколько костров на берегу!
          — Ох, повеселимся! – засмеялись подруги и вскоре все исчезли в глубине. Тихо стало на реке. Безмолвно.
          Водяной не спеша выполз на берег, обратился в деда человеческого обличья, отыскал в зарослях камыша заранее спрятанную удочку, напялил на лысину соломенную шляпу и заковылял вдоль берега. Он решил сыграть роль старого и опытного рыболова.
          По пути царь вод оглянулся на берег. Действительно, на пригорке стояли машины, несколько костров светились, отгоняя вступающую темень. «Понаехали тут», — досадливо подумал Водяной. Раньше людишек в здешних местах невпример нынешним временам появлялось меньше, рыбы водилось вдоволь, вода была чиста и травы на берегу душисты, зверь без боязни приходил попить речной водички, порезвиться в свежей травушке… А сейчас люди обзавелись быстроходным, всепроходимым транспортом, дальнобойными ружьями и варварскими средствами для лова рыбы. К тому же они почувствовали необъяснимую тягу опоганивать те места, где отдыхают.  Водяной вдруг остановился и стал внимательнее всматриваться в занятое людьми пространство, даже принюхался. Человеческие существа вылезали из машин, громко хлопали дверьми, устраивались у костров. Одни ставили палатки, доставали снасти, другие надували лодки, третьи звенели стаканами. Кто-то громко разговаривал, кто-то глупо хохотал, кто-то затягивал песню… Где-то вдалеке мерзко завыла автосигнализация.
          Но не это заинтересовало водного правителя. Он почувствовал среди людей настоящую нечисть. Тут следует оговориться, ибо речь не об обычных домовых, банниках, леших, нет… Их почуять он не мог. Зато безошибочно определял чёрную людскую душу. Словом, среди собравшегося на берегу народа находились по крайней мере два человека, чьи души настолько осквернились, что назвать их людьми было уже нельзя. Они попадали в особый разряд – «нечисть в человечьем обличии». А заловить такую добычу в сообществе водяных считалось особым шиком.  Итак, надо думать.
          Внезапно рядышком хрустнула ветка под чьей-то тяжёлой ногой. Вдоль берега по едва заметной в сгустившихся сумерках тропе брёл плотный мужик, одетый во что-то тёмное и просторное – то ли плащ, то ли накидку. Шёл неторопливо, опираясь на толстую суковатую палку и поглядывая в строну пылающих костров.
          — Клюёт, дядя? – спросил мужик Водяного.
          — Дык, … я только,… — запнулся тот.
          — Понятно, — кивнул головой мужик  и вдруг заявил: — плыл бы ты отсюда, Лягуха. Тут и без тебя нечисто.
          Сказал и исчез в прибрежных кустах. «Леший! – догадался Водяной, но без былого гнева – и он что-то почуял»! А немного позже понял, что Леший ничего здесь поделать не может, не его епархия. Тут надо действовать по-другому. Тут нужны русалки!

Похожие статьи:

Рассказы → Лес (1-я серия)

Рассказы → Маша фром Раша

Рассказы → Бурый. Часть 1

Рассказы → Лес (серия 6)

Рассказы → Бурый. Часть 3