Ленка туда не идет

 

- Да заткнись ты…

Это Кирюха – глаза бешеные, злые, губы дрожат, что с ним вообще, кто на дело в таком виде идет…

- Ты это ком-му щас сказал?

Завожусь – с полоборота, Кирюха, конечно, парень хороший, да как бы морду ему изукрасить не пришлось…

- Да будет вам, парни, еще подеритесь, совсем хорошо будет.

Это Ленка. Если бы не Ленка, давно бы друг друга поубивали. Нет, не поубивали бы, не можем мы умереть…

Потому что не живем.

- Ну, давайте же…

- Да что ты им шипишь, они тебя не слышат…

- Заткнись, ком-му…

- Да уймитесь, парни…

Смотрим – во все глаза, вон они идут, мужчина – по проспекту Коммуны, женщина – по улице Тернопольской, женщина тащит необьятную сумищу, что у нее там, вытягиваю шею, пытаюсь увидеть – из другого мира трудновато.

- Во, вижу, помидоры…

- Чш-ш…

Кирюха бьет меня по коленке, смотрит на сумку, завораживает – взглядом, еще чуть-чуть – перетянет, разорвет ручку, полетят в снег помидоры, яблоки, булки, что там еще… Только бы успеть, только бы разорвать, а взглядом это сделать ой как трудно…

Тем более – из другого мира…

Держим за Кирюху пальцы крестом…

Ручка начинает поддаваться, женщина нервно передергивает сумку. Молодая, миловидная, с добрыми глазами, от которых сжимается сердце.

- Мама, - шепчет Кирюха, - мама…

Вижу мужчину, вон он, вышагивает, торопится, сворачивает на Тернопольскую, смотрит на часы, куда-то опаздывает, они все всегда куда-то опаздывают…

Ну же…

Ручка поддается – нехотя-нехотя…

Ну…

Они встречаются, чуть-чуть задевают друг друга локтями, какие-то доли секунды смотрят друг на друга…

Держим пальцы крестом. Ну…

…расходятся.

- Во блин, еб…

Кончай при девчонках матюкаться, - осаживаю Кирюху, хоть и сам готов припомнить все слова, после которых надобно мыть рот с мылом.

Женщина сворачивает на Жаворонковую, ручка обрывается, рассыпаются по снегу коробки, коробчонки, коробушечки, конфеты «Птичье молоко», интересно, какие на вкус…

- Ну же, - толкаю Кирюху.

- Да что ну же… все уже…

Какие-то девчонки вышагивают мимо, останавливаются, собирают коробушки, суют женщине в пакет, вот, вы уронили, спасибо, спасибо, черт бы эти пакеты драл…

- Не встретились, - подвожу итог.

Кирюха с бессильной злобой лупит по песку, чувствую, эти удары предназначены мне.

- Пойдемте, что ли, в долину… - предлагаю, осторожно, робко.

- Чего ты там не видел?

- Да… у меня рисунков парочка недоделана….

- Иди, если хочешь… - Ленка садится перед порталом, - а я настоящие рисунки рисовать хочу. И настоящие платья шить…

Смотрим. Держим пальцы крестом. Ленка выискивает в толпе огромного города женщину, только что с поезда, вон она идет, затравленно оглядывается, ищет какую-то улицу Космонавтов…

- Вот ее… она уж точно к кому-нибудь прицепится…

- Ленуш, ты вот так кого попало хватаешь, она тебе может и не годится, дамочка эта…

- Пашуха, вот так разбираться будешь, вообще ни с чем останешься, - Ленка кусает губы, - ты сколько веков еще тут торчать собираешься? Сто, пятьсот?

Теперь я бью кулаками в песок – бессильно, отчаянно. Ленка ведет свою дамочку навстречу какому-то парню, что она в нем углядела, помятый, пиджак набекрень, глаза, правда, добрые, ну так можно подумать, других нет с добрыми глазами…

- Ну давай же… - Ленка смотрит на женщину, что-то делает с ней – вот так, на расстоянии, пальчиками теребит фибры души. Дамочка замирает, встречается взглядом – с ним, простите, вы не подскажете…

- Й-й-й-ес-с-с-ть, - Ленка сжимает кулаки.

- Рано еще радуешься… подожди еще…

Мужчина и женщина идут к улице Космонавтов, ага, молодец, взял у нее сумку, тут недолго и до чашечки кофе в кафешечке, и…

- Мама, - шепчет Ленка, - мама…

Кусаю губы.

- Да что ты… - Ленка хлопает меня по плечу, - все у тебя будет…

Бью кулаками в песок. Будет… легко говорить… Вспоминаю свои промашки, свои неудачи – досадные и не очень, начиная с каких-то там времен, не помню, каких, когда мечтал сидеть у огня и рисовать на стенах пещер оленей и мамонтов.

Тогда-то и прокололся первый раз, выискал какую-то женщину (мама!), натравил на нее леопарда, поблизости оказался охотник, должен был услышать, прибежать на помощь, и правда, услышал, прибежал, острым камнем размозжил зверю череп… Я одного не учел, когда охотник подхватил женщину на руки, она была уже мертва…

Следующий раз мне не повезло… когда… не помню. Да как не помню, мраморные колонны, расписные тоги, молодой вельможа лежит в прохладной ванне, молодая рабыня растирает его тело. Там-то все и случилось, мне даже не пришлось прилагать усилий, мне завидовали, со мной прощались, я считал дни – до перехода в мир… потом вельможа разорился, выставил рабыню на аукцион, в ту же ночь она повесилась на своем поясе…

Я не понимаю людей.

Будь я человеком, может быть, я бы понимал их.

Но я не человек.

Потом… потом было много всяких потом, был какой-то пастушок и дочка мельника, и тайные встречи – в сараюшке с пшеницей, тогда я не учел, что девушка полюбилась местному герцогу, понял – когда слуги герцога волокли ее в покои своего господина. В тот раз на землю отправился не я, другой парень, хитрый и плутоватый…

Потом… много было всяких потом, какой-то коммивояжер и хорошенькая секретарша, юнга на корабле Колумба и индианка с каких-то там островов, два раза почти-почти получалось, но что-то убивало любовь – неосторожное слово, опрометчивый поступок, чья-нибудь клевета… Помню, как долго сводил в Дрездене лавочника и хорошенькую белошвейку с соседней улицы, как ликовал, когда первый раз поцеловались, а в тот же день оба погибли под бомбами -  так увлекся любящими сердцами, что забыл про войну… То же самое было потом, в Багдаде, чертовы солдафоны, чертова бомбежка, чертово все…

Я не понимаю людей.

Будь человеком, может, понимал бы.

Но я не человек.

- Пашу-у-уха-а-а…

Ленка… оборачиваюсь, ну что тебе, что…Чего тебе не дремлется-то, вон, перед рассветом все расползлись по своим норам, по пустыне, пишут стихи, которые никогда не будут написаны, рисуют пейзажи, которые никогда не будут нарисованы, изобретают какие-то чудеса науки и техники, до которых никто никогда не додумается…

Если не…

Если…

- Пашуха-а, айда, покажу тебе кой-чего…

Иду – к порталу, а куда еще идти, как не к порталу, все дороги ведут к порталу, все пути. Пытаюсь разглядеть что-то – что показывает Ленка, в полумраке маленькой комнаты, мужчина на постели, женщина садится на краешек кровати с чашками кофе.

- Вот так… она ему кофе в постель несет… дожили…

- Это ты мне показать хотела?

- Ты еще не понял, что ли? Получилось.

- А-а… поздравляю…

Кусаю губы, Ленка меня опередила, ничего, еще как-нибудь успею, нагоню ее…

- Да не узнаешь ты меня… там.

- Ты чего, мысли читаешь?

- Да знаю я… о чем думаешь…

О чем думаю… о том и думаю. Сижу перед порталом, выискиваю людей, вон парень с девушкой идут, может… отбой, брат и сестра. Вон идет девушка, роняет сумку, всякая мишура и дребедень рассыпается по улице, какой-то мужичок кидается поднимать… тэ-экс, этот момент пропустить нельзя… Ну давай, посмотри на нее, телефончик спроси, или что там сейчас требуется, емейл… что такое, хоть убей, не знаю, среди людей не жил… Вовремя оглядываюсь на мужичка, отбой, ему сто лет в обед…

- Не катит?

Вздрагиваю. Ч-черт, что за манера у парней у наших, подкрадутся, еще по спине хлопнут, чтобы подскочил сильнее…

- Кирюха, я из-за тебя помру когда-нибудь, даром, что не могу помереть.

- Ой, какие мы нежные… что, не везет?

- Да ну их на хрен… все спешат, носятся, хрен кого поймаешь…

- Это да… В старину вон нормально было, люди с детства помолвлены, или пришли на какой-нибудь бал-маскарад, только и выбирай себе пару, и смотри, как они потом где-нибудь за сундуком целуются… Или совсем в древности, как это было, соберутся племена, хороводы водят, в кошки-мышки играют, парни девушек ловят, какая в тебя влюбится, та сама тебе в руки идет… И губы сама подставляет…

- Кирь, а как они теперь знакомятся вообще?

- И ты у меня спрашиваешь? Я тебе что… жил там? Вон про русичей могу рассказать, жил с ними, про Пушкина могу рассказать… он у меня барышню отбил… а сейчас что…

- Слушай, сейчас вообще туда кто-нибудь уходит?

- Уходят, уходят, не дрейфь… Позавчера двое наших смотались… Игорюшка и Анька, на земле ее Ириной назвали.

Кусаю губы. Как-то вот у других получается, я-то что, или не суждено мне…

 

…или не суждено мне быть человеком… оно и верно, человеком быть – задача непростая, там много что знать и уметь нужно. Да что знать-уметь, хоть понимать, что там, в мире людей происходит, а я на них смотрю, как на китайскую грамоту, кто, с кем, куда… Правильно, жизнь сама все точки расставит, не смог свести его и ее, нечего тебе на земле делать…

- Пашу-у-у-ха-ха-ха!

Ленка… хоть бы Ленка не подзуживала, ходит, счастливая, из ничто, из пустоты, наряды себе какие-то шьет, предвкушает, как будет их шить в мире людей…

- Ты чего такой кислый, тебя на дольки порезать, в чай вместо лимона положить?

- Да ну тебя… злорадствуешь…

- Я-то? ты чего, сдурел? Пашулька, слушай, когда попаду туда… годиков через двадцать… - говорит почти шепотом, - я тебя отсюда заберу.

- Это как?

- Это так… чтобы ты у меня родился… в угол тебя ставить буду, за двойки ругать…

- Забудешь ты меня.

- Не забуду. Я пальчики крестом сложу, чтобы не забыть.

- Ври больше. Там все забывают… Карьеру пойдешь делать, бизнес-леди будешь, потом президентом тебя выберут…

- Тьфу на тебя… заберу-заберу, нечего тебе тут…

Екает сердце.

- Обещаешь?

- Клянусь.

- Что родители твои?

- А, разругались, разбежались ко всем чертям.

- Ты чего-о? А ты теперь как…

- А что я… я-то у мамы буду, тут хоть как не крути… Да что ты вытаращился, можно подумать, я одна такая… до хренища… Вон, Игореха тот же самый, у него вообще отец с земли ушел еще до того, как Игореха туда отправился… И ничего.

Молчим. Когда кто-то уходит туда, не о чем говорить, тут только и остается, что молчать, все слова будут какими-то слишком мелкими, пошлыми, как эти фотоальбомчики в киосках, «Про Меня», и тупая мордашка в капусте…

- А ты когда меня заберешь… ты мне слона розового купишь?

- Я тебе что, в гареме у шейха жить буду, слона тебе покупать?

- Да нет… плюшевого.

- А-а… обязательно.

- И вертолетик. Как настоящий.

- Ишь ты капризуля какой… айпад десятой модели тебе не надо?

- Надо.

Смеемся. Запомнить надо, как Ленка смеется, заливисто так, во все горло, а то сколько ее не увижу…

- Паш…

- Чего?

- Паш, ты чего-нибудь в людях понимаешь?

- Смеешься? Я там что, был?

- Ну…

- А что такое?

- Да что… Неделя тишины, это что значит?

- Праздник какой-нибудь… Ну как это новогодняя неделя бывает, а тут неделя тишины… видно, люди сами от своего шума задолбались уже…

- Да нет, там другое что-то… он моей все говорил, да неправда, что денег у вас нет, да все так говорят, и у всех есть… что значит, недоучитесь, все академ берут, и…

- Кто он?

- Жрец какой-то… ну я их культов не знаю, кто там в белых одеждах ходит…

- И я не знаю… а кому говорил?

- Да мамке моей же… значит, не в курсе?

- Откуда… я, прямо, великий спец по людям, никогда у них не был, все знать должен…

 

Ну, давайте же…

Веду их – к гостинице, по дорожкам, ну вы что, совсем ослепли, что ли, такая ночь стоит, луна в полнеба, еле держится, сейчас свалится в море, лунный свет по волнам расплавился, воздух такой… м-м-м-ать моя, почему я не там…

Веду их – к отелю, ну только посмейте мне чмокнуться в щечку и пока-пока до завтра, только посмейте… Откуда вы там, из каких Выпендренсков-Забугорсков, неважно, кончится сезон, хоть к черту в задницу уезжайте, вы мне сейчас, главное… в эту ночь…

Ну же… зря я вас, что ли, сводил… Поднимаются в номер, держатся за руки, вот так…

Ну…

Стайка девчонок вываливается с танцпола, Юлька, мы тебя обыскались, ой, девки, я сама себя обыскалась, это Витек, он полярным летчиком работает… Ага, верь ему больше… Ну Витек, так Витек, пошли, Витек, выпьем… за полярных летчиков…

Молочу кулаками в песок – в бессильной злобе, вот так, вас всех, тупые, такая ночь стоит, а вы, вы… вы…

- Да плюнь ты на них…

Кирюха толкает в спину, хлопает по макушке.

- Чего ради?

- Того ради. Ты посмотри, у дамочки в родословной что? Шизик на шизике сидит, и шизиком погоняет. Так что или сама шизанется, или ты у нее шизанутый будешь…

- Да мне уже… хоть так.

- Ты это брось. Вот ты хватаешься за кого попало, лишь бы свелось, вот у тебя и не получается ничего. Ты бы еще как эти… Мишаня…

Снова бью кулаком в песок, представляю там кирюхину рожу. Хотя тоже верно, как Мишаня не надо, как все они… у которых совсем никого не получилось свести, которые не умеют любовь построить… Одурманят какого-нибудь парня, выгонят ночью в темные дворы, ловить случайную прохожую, крик, визг, отвали, коз-зел, ком-му сказала, лю-ю-ю-ди-и-и, на по-о-м-о-о-ощь, лю-уу-ди-и-и сидят по домам, ужинают, бормочут, надо бы милицию вызвать, да фиг с ней…

Тоже, конечно, вариант… Только грош ему цена, такому варианту…

- Ленка что?

- Что… порхает, радуется… - вспоминаю, спохватываюсь, - слушай, а что за неделю тишины люди празднуют, не знаешь?

Кирюха вскакивает, глаза бешеные, крылья белые врастопырку, нимб набок.

- Чего-о?

- Неде…

- Ленка где?

Летит – над пустыней, над пустотой, ищет Ленку, лечу за ним, ничего не понимаю, как всегда – ничего не понимаю…

Ленку находим за скалами, в ущелье, глаза красные, губы распухли, бьет кулаками в песок, нда-а, крепенько песочку у нас достается… от нас ото всех…

- Ты чего?

Кирюха хлопает меня в спину, молчи, мол…

- Сделала? – спрашивает Кирюха.

- Сде… ла… ла… - лупит песок, - как… я… ее… не… на… ви…

- Что сделала? – не понимаю, мне не отвечают. Что-то происходит, слишком сложное, чтобы до меня дошло…

- Сплюнь и разотри… грош ей цена, значит… Тьфу на тебя, Ленуш, ты одна, что ли? Вон, Шуренок тоже… и этот, Стэн…

- Это… на тебя… тьфу…

- Да брось, ты у нас еще будешь у персидского шейха дочкой… или во, мы тебя в семью Билла Гейтса пристроим… Он еще мужчина хоть куда…

Ленка смеется, - вымученно, сквозь слезы, поднимается с песка, руки дрожат, хоть бы крылья отряхнула, вон, все в пыли…

- Айда… сегодня Джимми на землю идет… провожаем…

Ленка снова всхлипывает.

- Пошли-пошли…

Обнимает Ленку, целует в губы, ах, чтоб тебя… я первый хотел…

- Глядишь, вместе потом… туда…

Спохватываюсь, чего-то я все-таки не понял…

- А что… Ленка туда не идет, что ли?

Кирюха оборачивается, глаза злые.

- Ты чего… совсем кретин, что ли?

Соглашаюсь.

- Совсем.

- Оно и видно.

Иду за ними – опустошенный, растерянный, что-то там произошло, и черт пойми, что, черт пойми, а я не пойму, меня только на землю выводить… к людям…