Крылопатка в сметоусе Часть вторая

                                Часть вторая

                                        Вода

 

Позавчера здесь была река. Вчера вместо реки шумел лес. Сегодня вместо леса скалы, большие, неприступные, плывут, текут куда-то, чтобы завтра смениться чистым полем или большим городом.

Двое поднимаются по скале, выше, выше, главное, успеть до полуночи, добраться до луны, когда она коснется верхушки скалы. Там к луне можно корзину прицепить, лететь, как на воздушном шаре. Добраться бы до города, до людей, хоть до какого-нибудь домишки, а то огня хрен да маленько осталось, про еду уже и вспоминать нечего, у Миньки половинка мечты и краюшка луны с этого месяца, у Властирана – кучерявые облака засушенные и морской песок, водой разбавишь, и есть можно. Роль-Тон, называется. Минька вспоминает крылопатку в сметоусе, сглатывает слюну. Вот блин, дома тайком крошево в окно крошил, чтобы не есть, а тут каждую крошку вспоминает…

Добираются до вершины, ждут луну, что-то не торопится сюда луна, а вроде должна уже быть.

Разводят огонь.

Минька молитву читает, Властиран кипятит воду, заливает Роль-Тон, еще окаменевший хлеб туда бросает для вкуса. Минька режет месяц, плывет по привалу солоноватый лунный дух.

Едят.

— А вы чем в жизни занимаетесь… мой юный друг?

— А… Властирана убить хотел.

— А потом?

— М-м-м…

Минька и не знает, что потом, если Властирана убьешь, какая разница, что будет потом…

— Ну,… еще Властирана убить.

— Правильно рассуждаете, мой юный друг, правильно рассуждаете… Властирана можно убивать до бесконечности… все равно снова встанет. Я сам такой был, выбрался из грязи да в князи, на физфаке мыкался… потом этот, Роттервельд меня заметил, в люди вывел… на коллайдер пристроил… там-то все и грохнуло…

— Ч-чего грохнуло?

— Да вот же, мой юный друг, легенда у вас лежит, — Властиран тычет в легенду о конце света, — а вы спрашиваете…

Минька смотрит в легенду, не понимает, вот она, легенда и стало ночью светло, как днем, и гром небесный грянул, и треть людей умерли, и треть земли обратилась в пепел, и треть воды обратилась в кровь.

— Это ж сказка…

— Ох, молодежь, не дай бог вам такую сказку увидеть, какую мы увидели… Утром на работу прихожу, Роттервельд как ошпаренный несется, даром, что хромоногий был… орет мне, бьюнкер, бьюнкер, а я сколько с ним работал, столько произношения его не понимаю. Еле дошло до меня, бункер, ну я торопиться не стал, вроде нечему там сломаться или сгореть в бункере этом, успеем исправить… а он мне кольт к виску, и снова — бьюнкер. Все, думаю, рехнулся старикашечка… Ладно, делать нечего, побежал за ним, с психами лучше не спорить… тут-то и грохнуло… меня вроде не сильно задело, Роттервельд упал, я его в бункер волоку, двери закрываю…

— Бункер, это банка такая?

— Ка-кая банка, замок наш… туда уже народу набилось, ну кто сильные мира сего тогда рядом был… я Роттервельда приволок, окликаю, а он не отвечает, мертвый уже… то ли сердце, то ли эта хрень его задела, которая взорвалась…

Минька кивает. Рисует руны на теле, шепчет, как бабка шептала, когда умирал кто-то, у-по-ко-бо-жо-ро-бо-тво-во…

— Вот с тех пор и пошло всё… джинна из бутылки выпустили, тигра из клетки…

— Тигр, это стреляют где, да?

— Ох, молодежь… ладно, спать давай, утро вечера, о-ох… мудрёнее.

Минька не спит. Вспоминает. Когда время в замке запуталось, видно, не только Минька его отматывал, ещё кто-то. Тогда-то земля и потекла. Вот только что твёрдая была, незыблемая, и нате вам, дрогнула, зашевелилась, стены ходуном пошли, замок сам на себя обрушился. Минька плохо помнит, что тогда было, всё как в тумане, Минька падает, придавленный камнями, кто-то хватает Миньку, кто-то тащит, держитесь, мой юный друг, кто-то падает, Минька кого-то подхватывает, помогает идти…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

(не забудьте сшить её белыми нитками)

 

— А сегодня праздный день?

Властиран задумывается.

— М-м-м… может, и праздный, кто его знает…

— А вчера какой был?

Властиран машет рукой, не всё ли равно. Это раньше можно было посчитать, если вчера предпраздный день был, то сегодня праздный. А сейчас дни перемешались все, после середы подневольник идет или тяпница, или еще что.

— А то если день праздный, так это крылопатку жарить надо… мать так делала…

Властиран фыркает, ишь чего выдумал, крылопатку, сейчас и крылопатки-то не сыщешь, говорят, кризис…

— А дома мать жарила…

Дома. Вот это главное сейчас, домой добраться, дойти, доплыть, долететь, зайти на крыльцо, стряхнуть с себя тревоги, закрыть дверь, чтобы не пустить в дом ночь, а то вон она, рыщет…

Властиран берет право руля, ведет маленький плот через волны. Тут, главное, не расслабиться, по течению не плыть. Кто по течению плывет, тот долго не уплывёт, сначала по течению как все в подворотню, все курят, и ты куришь, все нюхают, и ты нюхаешь. Потом дальше по течению, как ветер ляжет, не поступил в универ, и не надо, потом все как-то по торговым точкам порассосались, и ты  тоже…

Так-то по течению. Все после работы идут пивка попить, и ты  с ними, все о крутой тачке мечтают, и ты тоже. Вон их сколько по течению плывет, не гребут, чего там грести, авось, принесет куда-нибудь…

А течение извивается, сворачивает, туда-сюда, туда-сюда, петляет, петляет, а давай деньжат вынесем, тачку купим, а если заловят, да ну, не заловят, ты смотри, кого-нибудь вообще заловили когда-ньть? То-то же…

Плывёт кораблик по течению, сворачивает в гремящий водопад, только его и видели…

Так что главное, не по течению, а до дома доплыть. Дорогу найти, а то ведь всё поменялось, уже и дороги-то нет, течет земля, течет, поднимаются волны, топят зазевавшихся путников.

Качается на волнах луна, упала с неба, как подняться, не знает.

— Главное, до дома добраться, — говорит Минька.

— Верно. До дома, — соглашается Властиран.

Минька думает, а можно ли Властирана в дом, а то ведь Властиран, он оттуда, из ночи, так как же его можно в дом.

Нет, можно и нужно. Без Властирана Минька не выбрался бы сам, Властиран вон как плот ведет, обходит водовороты, большие, коварные, глубокие. Вот так зазеваешься, замечтаешься, затянет тебя в водоворот, не выберешься. Вон была фабрика на углу, где-то она? Нету фабрики. В водоворот утянуло. Или вон, фирма была, долгонько на плаву держалась. А нет, тоже потонула, унесло течением. Или вон, люди жили большой семьей, отец, мать, трое детей, дом купили, а где-то теперь их дом? А нету, фабрика-то потонула, где отец работал, его за собой на дно утащила, старший сын по течению поплыл, в водопад свалился. Младший на иглу сел, ну кто на иглу сядет, тот точно на дно пойдет…

А Властиран на плаву держится, молодец. И Миньке не дает утонуть, вон, Минька на что-нибудь засмотрится, на ночной клуб или казино какое, ну я только посмотреть, ну я сейчас вернусь быстренько-быстренько… А нет, Властиран за руку держит, никаких быстренько, потонешь, парень, что матери-то твоей скажу?

Плывёт плот.

Не тонет.

Плывут за плотом люди, за плот хватаются, Властиран их веслом колотит, отгоняет, вон, вон пшли, и без вас тут места мало. Ну, конечно, смотрит, если какой человек шустрый попадется, сам на плаву держится, такого и взять можно, чтобы плот толкал, как устанет, за плот ухватится, держаться будет. А другие пусть тонут, люди, семьи, фирмы, целые народы и государства…

Долго ли, коротко ли, вот уже и родные места, и деревенька, то есть, нет уже никакой деревеньки, и поле, то есть, уже утекло поле, и рощица была, а теперь нету рощицы, а на месте рощицы торговый центр.

Плот к дому приближается.

— Вот здесь… здесь…

Минька показывает туда, где дом… где должен быть дом. А как… а почему… а дом же…

— А дом же… должен быть…

Минька смотрит на Властирана, будто он сейчас достанет из кармана спрятанный дом.

— Молодой человек, вы в своём уме? Все течет, а дом ваш, по-вашему, на месте стоять должен?

— У… уплыл?

— Уплыл, конечно… стой, дай-ка я по течению посмотрю, вроде к северу должен попоыть…

Властиран толкает Миньку, сбрасывает с плота, Минька даже ухватиться не успевает, а как, а почему, а за что, а Минька же…

А по кочану.

Показал, где дом, больше не нужен.

Смыкаются волны, накатывают одна на другую, каждая хочет удержаться на плаву, каждая не может…

 

Пояснение для тех, кто будет читать эту книгу до большого взрыва. Нет, не до того, от которого пошла вселенная, а до взрыва на коллайдере.

Здесь время делает развилку. Одна ветка уходит в то измерение, где Властиран столкнул Миньку в воду. Вторая ветка идет туда, где Властиран Миньку не столкнул.

 

— Ничего, парень, найдём твой дом… — Властиран ведет плот на север, огибает пучины и чужие берега, — всё как-то находится… и дом твой найдется… я вот тоже по молодости первую любовь свою потерял, думал все, умру. Руки на себя поднять хотел… Хорошо, надоумила добрая душа в бюро находок пойти. Пошел я, рассказал, там про любовь мою первую все приметы записали, что к чему. Хоть какая-то надежда появилась. А потом уже лет через десять звонок, алло, день добрый, любовь свою теряли? Я уже и не помню, какая любовь, откуда любовь, а они говорят – приходите, забирайте. И протягивают мне… маленькая такая, неказистая, обшарпанная, в руках держать и то противно. Смотрю на неё, думаю, да неужели я из-за такой фигни руки на себя поднять хотел? Меня и спрашивают, забирать будете? А куда её мне, в одной руке сотовый, в другой портфель, в третьей фирма своя, в четвертой кредит на бээмвуху, в пятой ипотека, куда мне еще любовь…

Минька кивает. Минька тоже не знает, куда еще любовь, не до любви, тут бы дом найти… а нет, без любви дом не найдешь, без любви дом не стоит, в очаге любовь разжечь надо.

— А то ещё хуже было… вот так же звонят из бюро находок, говорят – приезжайте, смысл жизни забирайте. Я спросонья ничего понять не могу, какой на хрен смысл жизни? Который вы потеряли, такой и забирайте. Ну я думаю, мимо проходить нельзя, ежели что нахаляву дают. Поехал туда, там сидит хрень какая-то о десяти щупальцах, протягивает. Вот, предок ваш, Пань Хой три тысячи лет назад потерял. Я говорю, он потерял, ему и отдавайте, мне-то чего суёте… А сейчас уже и думаю, может, продешевил, может, за этот смысл жизни бабло срубить можно было…

Властиран ведет плот через волны, Минька отталкивает шестом тех, кто пытается вскарабкаться на плот. Раньше жалел, так то раньше было, тут не до жалости уже, ни до кого, ни до чего…

Что-то проклёвывается в тумане, Минька не понимает, не верит своим глазам…

— Дом!

— Вы уверены, мой друг?

— Точно говорю, дом!

Минька сам хватается за весло, ведет через волны – скорее, скорее, дом-то он на месте не стоит, дом-то он плывёт… Минька руку вытягивает, дом приманивает, цыпа-цыпа-цыпа, не узнал, что ли…

А дом вместо того, чтобы к Миньке порхнуть, от  Миньки упархивает.

— А… ч-чего он так?

— Чего-чего, парень, ты как вчера родился, чесслово. Дом-то одичал, отбился от рук, вот и боится…

Минька смотрит на заколоченные ставни, на погасший огонь в очаге…

— А…

Хочет спросить, а мать где, а отец, а Антоха, дубина стоеросовая, а Любочка, солнышко ясное, а…

— Что ж ты хочешь… всё течет, все меняется, Антоха где-нибудь на той стороне земли, вчера магнатом был, сегодня разорился на хрен, милостыню просит… Любочка в модельный бизнес подалась, по подиумам ходила, потом  в эскорте, потом…

— Прекрати!

Минька взрывается, Властиран удивленно смотрит на Миньку, а я-то тут при чём, я, что ли, Любочку туда силком тащил, Любочка сама свой путь выбрала по течению….

Минька еле выжимает из себя.

— А… отец? Мать?

Властиран заботливо протягивает визитную карточку.

— Вот… служба есть. За могилами ухаживают, если самому ездить некогда.

Мир обрывается.

Не думать.

Не вспоминать.

Тут бы обрыв реальности с горя сделать, да как назло не рвется, держится, проклятая.

Минька снова идет к дому, протягивает руки, тц-тц-тц-на-на-на… Тут бы дом на кусочек крылопатки приманить или на грибожарье со сметоусом, ну да может прокатит, может, не заметит дом, что у Миньки в руках нет ничего…

А дом хоп – и Миньку за руку кусает, больно так, до крови. Дом-то одичал совсем, отвык от человека, рычит, клыки показывает, глазами сверкает.

— Дай-ка я… — Властиран ступает на крыльцо, в ладони у Властирана горсть монет зажата, — ну-ка… тц-т-ц-тц…

И на крыльцо наступает. Минька смотрит, да где это видано, чтобы темный Властиран на крыльуо родного дома наступил, Минька сталкивает Властирана в волны…

 

Здесь время делает развилку. В одном измерении Минька убивает Властирана, в другом – не сталкивает с крыльца.

 

Дом принюхивается к горсти монет, не привык дом, чтобы монетами его приманивали. На всякий случай кусает Властирана – но не сильно, так, для порядка. Нехотя-нехотя открывает дверь.

— Ну… давай, хозяин, первый входи…

— Не, — Минька мотает головой, — сначала гостя пускают. Входи, гость дорогой.

— Точно, я уже и запамятовал…

Властиран входит, стряхивает на крыльце тревоги дальнего пути, снимает в прихожей плащ, ботинки дорожные, все, как заведено. И странно так, вроде бы Властиран, тёмный, а в дом вошёл. И огонь в очаге разводит. Не настоящий огонь, конечно, поддельный, на фабрике штампованный, но всё-таки. Окна заколоченные расколачивает, выметает из дома налетевшие в зал сплетни, распри, чьи-то давние обиды и фальшивые сенсации.

— Ничего… дом подправим, здесь и офисы открыть можно будет… или кафе какое, ещё всё под старину сделаем, будут приходить любители старины, кто по прошлому соскучился, когда дома прочно на земле стояли… — Властиран оглядывает комнату, — фонари старинные повесим, флюгер на крышу, чтобы дурные сны отгонять… И назовем как-нибудь пооригинальнее… а что пооригинальнее, Дом – хорошее название. Истосковались люди по дому по квартирам-то… или лучше – домой? Люди будут говорить друг другу – пойдемте домой…

— Только попробуйте…

— Простите?

— Только попробуйте… дом он и есть дом, нечего в нем рестораны разводить…

— Тоже верно, молодой человек… Ничего, мы дом потихоньку приучим… пообвыкнет. Надо же на нем денежки зарабатывать, куда денешься, без денежек на плаву не удержишься…

Минька представляет себе дома, которые не удержались на плаву. Как они сейчас стоят на дне океана, в полной темноте, а может, и нет там никакого дна, и погружаются дома в бездну до бесконечности…

Минька щёлкает пультом, включает экран, купленный кем-то когда-то в кредит под какие-то проценты, сейчас уже и не разберешься, кем и когда.

— …ещё один город рассыпался на отдельные дома, подхваченные течением, наблюдается тенденция…

Властиран оборачивается.

— Ты… ты чего?

— А что?

— За дом свой боишься, а сам, значит, экран включаешь? Хоть знаешь, сколько грязи с этого экрана в дом занесешь?

— Да уберу я… — Минька смущённо смахивает с ковра налетевшие сенсации и сплетни, подумаешь, делов-то, подмести…

На экране появляется ночь, а с ней война, и зло, у Миньки екает сердце. Надо же, и война, и зло, как настоящие, только не настоящие, на них смотреть можно, а они тебе ничего не сделают…

Зло прыгает с экрана на пол, ковёр вспыхивает пламенем, огонь взбирается по занавескам. Минька кидается пожар тушить, а тут уже и война прыгает с экрана, палит, стреляет, и ночь за ней следом, и зима вьюжит…

— Говорил я тебе, не включай! Гос-ди, что за молодёжь пошла, хоть кол на голове теши!

Это Властиран кричит, не видно Властирана из-за дыма. Дом слышит взрывы и выстрелы, пугается, вздрагивает, стряхивает с себя экран, и Миньку, и Властирана, плывёт куда-то против течения, дома-то, они быстро плавают, не угонишься…

Минька хватается за волны, пытается удержаться, волны не держат, раскачиваются, тащат на дно. Кто-то хватает Миньку, тащит из воды, держись, держись, парень, Минька сжимает руку Властирана. Краем глаза видит соседнюю реальность, где Минька топит Властирана в волнах, краем другого глаза видит другую реальность, где Властиран топит Миньку…

А впереди…

Минька глазам своим не верит…

Нет, так есть.

Берег.

Там, вдалеке.

Зыбкий, конечно, неверный, еще сам плохо понимающий, кто он и что он, но все-таки — берег.

Минька толкает Властирана в бок. Властиран оглядывается, помаргивает подслеповатыми глазами, нет, не видит он берег, где ему…

— Чего там?

— Берег!

— Чего?

Не слышно Миньку за ревом воды.

— Да берег же! Берег!

— Да быть того не может, — Властиран посмеивается, будто не верит, но видно, рад, в уголках глаз складочки сложились.

Минька с Властираном прыгают с кочки на кочку, с холмика на холмик, скорей, скорей, пока не утекло все, не захлестнуло, не уволокло. Вон уже и люди на берегу столпились,  вон уже кто-то руку Миньке подает… Вон уже кто-то во Властирана целится, сразу несколько лучников…

Целятся…

Эй, а чего это они, а зачем это они, Минька не понимает, да вы что, да вы куда, это же Властиран, мы же с ним еле выбрались, он же меня от смерти спас, он же меня вытащил, когда я чуть не потонул на хрен, он же… да вы что…

 

…стрелы вонзаются в тело Властирана, пронзают насквозь…

 

— Вы чего, а?

Голос Миньки, как всегда не слышит никто…

 

Властиран падает в зыбкую землю, еще барахтается, еще пытается выбраться, исчезает, поглощенный хао…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

…лнце выбирается из гнезда на верхушках сосен, сладко потягивается, ползет по небу, распушив хвост. Город просыпается, течет куда-то, растекается на отдельные улочки. Ну ещё бы, как Властирана свергли, так всё и потекло, а как убили Властирана, так тут вообще всё крахом пошло, течет мир, катится куда-то, никто не знает, куда…

Минька переводит дух. Оглядывает хранилище, древнее, как мир, странно даже, что утекло хранилище, не растаяло. Идет вдоль стеллажей, перебирает корешки книг, мать по молодости Миньку читать учила, А и Бэ сидели на трубе, Аз Бога Ведаю, Глаголю Добро…

Минька снимает с полки фолиант, раскрывает на случайной странице, вспоминает буквы, Пы и О будет по, Эс и Эл, и Е, будет сле…

По-сле ка-тас-тро-фы цивилизация была отброшена на уровень дровяных печей и повозок с лошадьми, выжившие образовали мелкие княжества, враждовавшие друг с другом, мир погрузился в пучину анархии…

Минька кусает губы, вот, блин, понаписали мудреных слов, а Минька-то как все эти слова теперь разбирать должен…

Иванченко Борис Павлович, 1997 г.р., с 2014 г. – главный инженер на БАК, один из немногих, переживших Большую Перемену в убежище. После Большой Перемены благодаря оставшимся в распоряжении БАКа технологиям смог подчинить себе большинство населенных пунктов, установил жесточайшую тиранию, чем спас цивилизацию от анархии и дальнейшего упадка. Благодаря Иванченко от голодной смерти были спасены миллионы…

…а дальше мыши потравили, дальше читать нечего. Остался только портрет в уголке, Минька смотрит, не верит глазам.

Властиран.

Вот так.

Внезапно.

Минька начинает понимать, слишком поздно. Пол под ногами течет, легко, плавно, так всегда бывает, когда Минька начинает что-то понимать. Стеллажи покачиваются, больше, больше, сильнее, рушатся друг на друга…

Минька бежит, спотыкается сам о себя, а-а-а, не нада-а-а, тень Минькина вперед него бежит к выходу, как бы её большие тени от стеллажей не задавили. Минька выбирается из хранилища, течет город, уплывает куда-то в никуда, хлопают выстрелы…

 

ОБРЫВ РЕАЛЬНОСТИ

 

— Сны, сны, кошмарные сны, на любой вкус!

— Предсказания! Узнайте, кем вы были в прошлой жизни!

— Мечты на любой вкус!

— Выберите себе судьбу! Недорого!

Минька идет по базару мимо кричащих торговцев, мимо зазывал, старается не видеть, не слышать, получается, правда, не очень. Вот, блин, раньше кошмарные сны не знали, как с крыльца вымести, а теперь нате вам, на рынке продают по пять руаней за штуку, бери не хочу.

Только Миньке не сны нужны, Минька за чем другим на базар пришел, ходит меж рядов, смотрит…

— Ночные кошмары, первый сорт!

— Разбитые надежды!

— Темные помыслы! Самые темные в мире, такого вы еще не пробовали!

Нет, Миньке не помыслы нужны, другое что. Останавливается напротив аптекаря, предлагающего эликсир вечной жизни и вечной молодости.

— Живая вода есть? — спрашивает Минька шепотом.

Спрашивает шепотом, а продавец все равно бледнеет, как мел, шуточка ли дело, сказал…

— Э-э…

Минька кусает губы, вот, блин, это только орут, что на базаре все купить можно, а как до нужного дойдет, так и нету…

— Двести руаней.

— Сколько?

— Двести.

Минька вздрагивает, вот нехило… делать нечего, отсчитывает руани. А хорошо все-таки зажили, раньше чтобы живую воду достать, это в органах служить надо было, и стопицот инстанций пройти, да еще хрен дадут, а тут так просто, бери, не хочу.

Минька хочет. Берет заветный пузырек. Течет дальше, подхваченный потоком людей, и не поймешь, то ли толпа течет, то ли город, то ли и то, и другое вместе. Сейчас бы выбраться, вспомнить бы еще, где это поле, в котором Властиран утонул. А кто сейчас вспомнит, столько обелисков понаставили, и там, и сям, и вообще за бугром, где отродясь никакого Властирана не было. Вроде бы правее надо взять, и в переулок, а там дальше площадь, где раньше были скалы, там за площадью чистое поле, там…

Минька идет в чистое поле, вроде бы здесь. Начинает рыть землю, руками, руками, земля зыбкая, роется легко.

Минька вырывает то, что осталось от Властирана. Переводит дух. Оглядывается, не видит ли кто, да нет, дело-то к ночи близится, все разошлись, зажигать очаги в домах, молиться очагу… то есть, тьфу ты, давно уже никто очагам не молится и по домам не расходится, никто ночи не боится, теперь что хочешь, делай…

Минька молится очагу и солнцу красному — сам не знает, зачем. Смотрит на истлевшие останки Властирана, старается не дышать, не вдыхать удушливые испарения смерти…

Сбрызгивает живой водой.

Ждет.

Ничего не происходит. Минька задним числом читает инструкцию, может, там и не сбрызнуть надо было живой водой, а я не знаю, что сделать, в рот ему лить, или самому выпить, или…

Нет, все правильно. Сбрызнуть в области сердца. Действие через три минуты…

Минька смотрит на часы, неудобно сейчас стало, часы в телефоне, то ли дело раньше наручные…

Пять… десять… пятнадцать…

Минька начинает понимать, горько смеется. Нда-а, купить-то все в наши времена можно, на базаре хоть черта купишь, никто с тебя лицензии не спросит и удостоверение околичности. А вот что тебе настоящую живую воду продадут, а не что-нибудь, это никто не обещает.

Так-то.

Минька в сердцах бросает пузырёк о землю, его тут же подхватывают, уносят какие-то текущие события. Нужно возвращаться, вот так, ни с чем, и не хочется, Минька думает, как отец говорил, думай, Минька, думай, на то тебе и думалка, чтобы думать…

Минька шарится по карманам, ищет потерянное время, которое насобирал, пока сюда шел. Мало времени, ну да ничего, сойдет. Мотает время назад, как учили, как мать делала, время тянет и на веретено наматывает, тянет и наматывает, только бы не порвать. У Миньки всегда время рвалось, когда на веретено мотал, то-то реву было, а-а-а, веретено плохое, а мать посмеивается, это не веретено, это временщику подучиться бы…

Время течет назад, месяц, год, два… Останки Властирана обрастают плотью, светлеют, гниющее мясо покрывается кожей…

Течет время назад…

Минька отворачивается, не любит Минька на мертвых смотреть, крылопатку мертвую ощипать или дизайнца ушастого ободрать и то неприятно.

Ниточка времени ложится на веретено…

Властиран открывает глаза, Минька вздрагивает, давно он уже забыл этот взгляд, пристальный, холодный, насмешливый…

— Что скажете… мой юный друг?

Тянется к кольту, Минька теперь знает, это называется кольт, Минька уже и забыл, что у Властирана кольт есть, Минька много что забыл…

Бежит. По зыбкой земле, спотыкается, проваливается, падает, не то бежит, не то плывет, земля зыбкая, неровная, скользкая. Хлоп, хлоп — в спину, нет, промазал, промазал, отчего будто крылья за спиной вырастают, когда по тебе промажут, откуда силы берутся…

Течет город, течет время, все течет, проносятся вереницей события, даты, имена, среди них можно и затеряться, не найдут…

Минька теряется среди последних новостей, прячется, переводит дух. Срывает со страниц запятые, ест, один хрен запятых никто не хватится, по молодости Минька с пацанами так делал…

 

— Сегодня еще один, — говорит Минька.

Входит в дом. Насилу этот дом нашел, дом-то на месте не стоит, туда-сюда носится, сегодня вот вечером дома все собрались, сложились в высотку, дом Минькин на последнем этаже оказался.

Жена не спрашивает, кто еще один. Жена… сегодня еще зовут Ирина. Ну да. Ирина. Вчера была Блёндочка, ушла со скандалом и битьем посуды, я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу. Сегодня встретил Ирину, девчонку с деловой хваткой, вроде знает, как удержаться в вечно плывущем мире на плаву.

-Там, в переулке нашли. Голова прострелена.

Иринка пожимает плечами, одним больше, одним меньше. Минька входит в дом, снимает сапоги и плащ, закрывает дверь, рисует руны на двери. Задергивает занавеску, чтобы не пустить ночь. Ночь все равно просачивается в дом через радио, через потоки музыки, через экран телевизора — коварная, манящая, лживая…

Минька ищет очаг, нет очага, вместо очага Иринка принесла мокроволнушку, в мокроволнушке греются нагетсы-каперсы-сникерсы-фьючерсы…

— Сильно много знал про Властирана… вот и грохнули, — говорит Миньька.

Иришка фыркает.

— Смени пластинку.

Минька умолкает, становится на колени, вынимает молитву, молится у очага, который теперь в мокроволнушке живет. Дай нам солнца поболе да тьмы помене, хлеба поболе, да глада помене, добра поболе, да зла помене. Аминь. Аллилуйя. Иринка только что пальцем у виска не крутит, ты еще жертву человеческую принеси…

Идет по городу ночь, выпущенная Властираном, а с ней война, с ней зима, крадутся, чуют человеческую кровь, ищут жертвы. Где-то хлопают выстрелы, кто-то зовет на помощь. Иринка режет на тарелке фьючерсы, приправляет жареными фактами, сетует, как все подорожало…

Минька тайком, пока не видит Ирина, вешает на окно Птицу-Оберегу, отгонять плохие сны. И на экран телевизора тоже.