Крепкий засов

С наступлением темноты начался дождь. Он быстро перерос в настоящий ливень, сопровождаемый стремительными порывами ветра и вспышками молний. Но разгул стихии был недолгим, уже через полчаса вокруг всё снова стало спокойно. Я подошёл к выключателю и нажал на него. Темнота сомкнула вокруг меня свои объятия. Я сел на диван и стал размышлять. Думал о ядовитых облаках, миловидных снежинках, огурцах, ручьях, бисере, письменных принадлежностях, наркотической зависимости, университетских лекциях, ночной скуке, проклятом золоте гномов, знаках и символах, мести, каламбуре, экзистенциализме, шизофрении и вестернах, а также про формально контролируемый хаос. Утомившись, я не заметил, как заснул.

Ночные бродяги, изгои во мгле зажгли многочисленные костры. Они сушили на них одежду и готовили скудное пропитание. На урбанистических окраинах работали бульдозеры, упорно и мертво подчиняясь машинной своей, запрограммированной природе.

Имманентное таяние святых ледников. Полевая кухня. Зелёные кроны трав. Дымчатый страх. Спор о дырявой бочке. Мороз и пленение. Сигары на клеёнках. Расстрелы и комиссариаты. Ночи и пружины. Грачи и солома на авианосцах. Аскорбиновая кислота. Бытие вне структур. Регламенты побоев. Карапузы, первый раз видящие море. Загар на оперении воронов. Экспансия смерти. Одушевлённые комары. Велюр и опиум. Пограничные разъезды и семена добровольности. Смерть и тревога. Паника и сомнения. Доноры и снайперы. Гангстеры и контркультура. Напалм и линька. Меховые бюстгальтеры. Тифозное безумие. Глотки и метафоры. Практика массажа. Истошные пробежки. Циферблаты и непристойность. Локомотивы и гонцы. Свалки и преступления против человечности. Зеркальные подарки. Логика обмена любезностями. Шантаж и выкуп. Роскошь и крепостничество. Хлебные вечеринки. Любопытство преданного котёнка. Штабные арабески. Конкурсы на умение проявлять наивность. Пошлость и грядки ожогов. Морское молоко. Грозные башни, контролирующие границы. Демарш со стороны деловой элиты. Экзотические причёски.

Мудрецы с глубоким зрением сидели на вершинах Универсума, смотрели вниз и печатали свои манифесты на сверхлёгких пишущих машинках. Из городских энергетических резервуаров между тем неспешно утекала энергия. Снег падал в тропиках и тут же таял. Ближе к рассвету звёзды начали превращаться в комки зефира, почему-то не падающего с небесного купола.

Рюкзаки с прогорклым сеном и волокнистым мясом. Мордочки собак и котят. Заточка, не похожая на нож. Метафизические водопады и ружья. Шинели и познание. Агрессивные мусорные сковороды. Нигилизм и консервативные оглядки. Известняк и щипцы. Варёная одежда и бикфордов шнур. Фундаментализм и мистический опыт. Консультативные советы. Жаркие анклавы. Лисьи следы и плюрализм. Надоедливые приставания и грустная рябь. Седина и энтропия. Еноты в тюрьмах. Пожары, охватывающие трущобы. Куски хлеба, покрывшиеся плесенью. Деловые костюмы и вкус галстуков. Оперение и сутулость. Координация взрывов. Управляемая цепная реакция. Конкретика и намёки. Беременность в разгар полевых работ. Суды и низшие инстанции. Плоты и молчание. Собачий лай и ржание жеребцов. Шипы, тянущиеся из окон. Потливые простыни и улики. Тараканье веселье. Монастыри и больные веки. Счастливые догадки. Грибки на теле и листопад. Ярость товарных поездов. Управление в ручном режиме. Проверка на вшивость. Хвоя и мелиорация.

Утром я пошёл в буфет, преодолев несколько зыбких лестничных пролётов. В буфете купил несколько бутылок лимонада. С аппетитом выпил их, закусив куском торта. В буфете сидели молодые мужчины (их было большинство) и глубокие старики. Кто-то из них смеялся, шутил, другие скучали или грустили. Я время от времени смотрел на потолок, по которому ползали плюшевые тарантулы, очень похожие на живых пауков, пауков из плоти и крови. После завтрака мы с несколькими студентами на каникулах и одним почтальоном в отпуске разгребали шлак на железной дороге. За работу позже нам выплатили сумму, не имеющую запаха.

Сараи и платки. Множество перевоплощений просветлённой плоти. Серьги в ушах, пирсинг и телесность. Отчуждение и забрала. Свист молодых конокрадов. Дым от плевков и гнев пролетариата. Свободная любовь и порнография. Амбарные книги и запах брезента. Ремни и мешковина. Теология освобождения и ржавчина на циркулях. Гильотины в бурьяне. Музыканты, спящие у роялей. Жажда и дощатые переборки. Крематории и неповторимость имён. Единство прежде сингулярных частей. Политические канаты и тела. Бессмысленная репутация. Чайный камень и пагоды у ворот станиц. Разрозненные клочья стульев и стекловаты.

Правительственные секретари сидели на обширном газоне возле большой статуи. Они кого-то ждали, о чём-то раздумывали, глядя вверх. Кто-то делал рисунки на особой бумаге. Рисунки эти были как талантливыми, так и не особо. Я спросил время у одного из парней. Тот достал из нагрудного кармана часы с золотою американскою цепочкой, внимательно посмотрел на них и ответил. Я поблагодарил. Человек на велосипеде проехал недалеко, едва не задавив котёнка. Из окна квартиры, располагавшейся на первом этаже, выпрыгнул кролик с двумя головами и розоватой шерстью. Напуганное животное, избегая автомобильных колёс, побежало к ближайшему канализационному люку и скрылось в его глубине.

К вечеру следы ливня, шедшего сутки назад, исчезли окончательно. Ночью я снова бездельничал. На этот раз, правда, не предавался раздумьям, а читал журналы с рекламными объявлениями. Среди этих коммерческих заметок попадались и довольно занятные. Но очень часто ощущалось сквозящее повсюду мошенничество.

Галька и пятнистый кремень. Гиены, стерегущие оправдательную похоть. Обречённый степной простор. Радиация и выход в отставку. Попытка обнажения корня. Заставы, прячущиеся в кустарниках. Трезубцы морских певцов. Мифы о членовредительстве великих грешников. Разгромный футбольный матч. Деревенская грамота и расписные хоромы. Национальная идея. Овёс и ругательства. Вмятины и укусы. Свадьбы и оглохший бамбук. Коррупция и абсентеизм. Осока и изящество жирафов. Бензин и электрические двигатели. Атрофия мышц. Щепетильные кабинеты и харизматичные негодяи. Воробьиные крики и померкшая помада для губ. Парашютные вылазки. Ёж и собаки вдалеке. Зеркальные печати. Бланки для заполнения и суррогатное материнство. Бракоразводные процессы. Неподвижность тихого кошмара. Настил из натруженных циновок. Стигматы и половая конституция. Картинка-перевёртыш. Ясные флаги и заумные объяснения. Фехтование и молельные комнаты. Фронтир и подскоки обезьян. Кормушки и темп работы. Ослиные привычки и развенчание. Гравитация и отмена её границ. Буржуазный уют.

На крыше давно заброшенного средневекового замка, развалившегося почти на половину, сгорбленный и низкорослый старый оратор произносил речь. Его слова, громко звучащие, оказывали очень сильное влияние на толпу. Страстность и умелость речи с лихвой компенсировали невзрачную внешность говорящего. Во время пауз огромная масса рук заходилась в овациях. Кто-то с задних рядов сфотографировал оратора, и фото получилось великолепное.

Блиндажи и копировальная бумага. Новогодние открытки. Химическая завивка шевелюр. Морока и сети рыболовов. Галлюцинации бессюжетной истории. Кипы дешёвой бумаги. Дефиниции и жерди. Неофициальная занятость и шутки про экстракорпоральное оплодотворение. Глупые манеры и увядшая молодость. Электромагнитное русло. Тракты, по которым движутся болиды сфероидного типа. Формации и классовая борьба. Двигатели истории. Прогресс и экранные филантропы. Заводские разговоры и миниатюрная сумятица. Лётные полосы и протяжные куплеты.

Я шёл не спеша сквозь торговые павильоны, комплекс которых занимал четыре этажа. Здесь всегда великое разнообразие товаров. В павильонах продаются продукты питания, одежда, канцелярские принадлежности, китайские микрочипы и аргентинское программное обеспечение. Кое-где можно разжиться плакатами красавиц. Я долго думал о том, что мне купить. Потом решил приобрести несколько плакатов. С них призывно смотрели в бесстыдных позах молодые женщины. Эти плакаты, думал я, повешены будут у меня. Чуть позже прикупил зеркало.

Скальпели и хирургическая плёнка. Беззвучные рыдания. Лавины и стружка. Акции покаяния и подписи под обвинительными письмами. Соборность и сердечная пустота. Дирижёры и леденцы. Расспросы и вальяжность. Проблемы с буйными пассажирами. Окружности и диаграммы. Сумчатые волки и казарменная пластмасса. Дочерние отделения серьёзных фирм. Закупки и безмолвие. Капюшоны и сидение на шпагате. Виниловые краски и ломбарды. Кувшинки и лопасти. Ветчина напротив морга. Эскапизм и полнота несчастия ветки.

Неожиданно я почувствовал острую боль в кишечнике и в желудке. Она нарастала, становясь всё сильнее и мучительней. В ближайшей аптеке девушка-фармацевт, согласная с тем, что говорила её подруга, продала мне без рецепта упаковку бирманских таблеток. От двух пилюль мне почти сразу стало лучше. Позже я ещё пил эти таблетки, и они приносили желанное облегчение. Я погружался в сон счастливый, гладящий кончиками ногтей наволочку.

Фонтаны и сарказм. Бытовой газ и душевные метания. Пуговицы и гармония. Переохлаждение и превышение служебных полномочий. Навязчивые допросы. Запретительные меры. Консюмеризм и клубок ниток. Гаражные успехи. Репетиторы и эгоистичные отпрыски. Педали и детское умиление. Мрак тотальной слежки. Конректоры, курящие табак из слюды. Скворечники и зимние катализаторы. Геноцид и встряски. Паранойя и декодирующие устройства. Пещеры и запись бессознательной толкотни. Социокультурные полигоны и влажные глаза милостивых императивов. Марионеточные самоубийцы и обряды особого погребения. Агиография и щеколды у сенных дверей. Топкие наставления.

Я сидел с изгоями у жаркого ночного костра. Изгои (лица их были весёлыми) пели под гитару разные песни, разбрасывали вокруг рукописи. В чернильных схемах, иероглифах трудно было что-то разобрать. Но они понимали всё. Они, в этом можно было не сомневаться, любили лингвистические эксперименты. Но я ушёл позже от скученных маргиналов. Через несколько дней я спускался куда-то на лифте сквозь дыхание и дуновения вечной мерзлоты.

Сквозняки и дрели. Укладка и родственные связи. Пыльца и дрёма. Киоски и вычурные подпорки. Иссякшие запасы аскорбиновой кислоты. Мигрень и ночные заплывы. Роговые наслоения и мужественная стойка. Обводка вокруг столбиков. Шлагбаумы и всполохи. Паноптизм и пространство для обзора. Коричневый закат и монтаж. Праведное осквернение опасной идеологии. Происшествия и дельные расследования. Кипы париков и важных выписок. Онтологические сбои и приподнявшаяся рука. Загадочная исчерпанность словесного ряда. Кажущаяся усреднённость. Рамки мыслительного процесса. Стандарты оказания медицинской помощи. Возможные мотивы и вариации. Панибратские хлопанья крыльев и парадоксальность разъятых на атомы химер. Кобры, опьяняющие рвотным рефлексом. Лазерные лучи и упадочные тенденции. Нигилизм, овцы и акцизы. Экспедиционные тачанки и турникеты. Жёлуди, сгорающие в невесомости. Купания в переносных бассейнах. Морщины и обида. Косоглазие и проглоченный пакет с секретным донесением. Дрова на жарких прицепах. Учебный транспорт. Археология поломок. Клинические испытания. Новейший шампунь и распределительные диктанты. Утопии и зелёные палочки. Сокрушительные налёты антисемитского оргазма. Напольные весы и груши с райских деревьев. Длинные лимузины и шершавые кущи. Наждак как непримиримость и перламутровые трапезы. Линейность и записи об авторстве. Ризома и рикошет. Сногсшибательная вежливость. Игуаны, хамелеоны и проколотые шины. Типажи и шаржи. Ритуалы и симуляция сифилиса. Чёрный юмор и приманки для косуль. Новостные сводки. Буруны и ратные обязательства. Весёлая статистика. Рогатины и междустрочные интервалы. Механицизм и семиотика. Кибернетика и бразильские железные дороги. Куриный смех и дезинформация. Суммарный коэффициент рождаемости. Тягловые барсуки и кротовины.

Я вижу недалеко от себя старого сгорбленного оратора. Дряхлый вития пристально глядит на меня, и, кажется, нет спасения от этого его взора. Вдруг старик исчезает, растворяется в воздухе. От него не остаётся ни улыбки, ни каких-либо ещё следов его существования. Я вставляю в обойму пистолета одну из бирманских таблеток. Пилюля превращается в пулю, едва очутившись в магазине. Стреляю в невысокое дерево. От попадания оно начинает неудержимый, но очень плавный танец.

Посредственность и заговоры. Гвоздики и утренние разбойники. Позиция смеющегося субъекта. Рыба, бьющаяся об лёд, и тень, последовательно сталкивающаяся с глухими стенами. Арьергарды и чижи. Проклятия и взмыленные фронтоны. Заплаты и кастрюли. Чемпионаты по шахматам. Ареалы и знамения. Увесистые тома уголовных разбирательств. Закрома павлиньих полушубков. Вымирающее дело печатания облигаций. Пруды и менструальные циклы. Крапины на боках коня.

Я заперт в огромном помещении, массивная дверь которого закрыта на крепкий засов. Я не могу сдвинуть его с места. Что делать?.. В груди моей, чувствую, завывает стая волков (при этом слёзы падают из глаз). Волчья стая стремится наружу, жаждет языками и зубами разъесть, разгрызть крепкий и точно выверенный засов.

Орехи и папиросная полость. Номадизм и жерла плазменных вулканов. Грим и осторожность. Проверка сберегательных касс. Жалобы и облавы. Преследование и зажимы. Гениальность, укутанная в пижаму. Пассионарии и жеманницы. Эпистолярная повесть и благодеяния, называемые лишними. Длинные руки и проворные широты. Лукавство и верстаки. Оголённые нервы и склонения. Писсуары и множители.

Резко поскользнувшись, я снова очутился у себя дома. Нет больше огромного помещения, где был я заперт, есть только темнота вокруг. Нет, разумеется, и крепкого засова. Подхожу к выключателю и нажимаю на него. Темнота рассеивается. Ощущаю нейтральный свинцовый запах.