Космическая сага. Глава 1. Часть первая

❦❦❦❦❦❦❦❦❦❦ Куриозале со страхом всматривалась в темно-пурпурную тень, только что показавшуюся над вершинами северо-восточных холмов, высокой незыблемой стеной отделяющие известный ей мир от мира страшного и неизвестного, знакомого ей только по темным легендам. Они были границей земель племени Алманен, живущих на разливах реки Алборанзерсе, на их языке означающем «радость». Фиолетовая тьма приближалась медленно, на первый взгляд нерешительно, но все собравшиеся сейчас на песчаном берегу самого длинного и полводного рукава Алборанзерсе, знали, не пытаясь даже скрывать ужаса и удручения, что Затемнение скоро поглотит всегда яркое, неоново-желтое, никогда не гаснущее небо над территориями, которые они считали своим домом. Все бы с радостью укрылись в своих лачугах и с бешено бьющимися от страха сердцами переждали бы Затемнение под крышами. Но Сансатес была тверда в своих намерениях и не собиралась поддаваться всеобщей панике – Правила явно указывали, что приговоры должны оглашаться незамедлительно по обнаружению виновного, того отъявленного глупца, которым овладела смелость или мгновенный импульс непослушания. Непослушания Сансатес не могла себе позволить, ибо Правила ясно указывали: наказание всегда найдет виновного, но так же покарает и правителя, не исполнившего свой долг. Сансатес посмотрела с отвращением в сторону Амигансе, стоящей на особом, позорном, камне перед толпой, в душе усмехаясь над глупой девчонкой: ей не может быть больше, чем двадцать три Затемнения, она ничего не скажет в свою защиту, а перепуганные соплеменники, которые все же могут воспротивиться неизбежному приговору, не сделают этого, лишенные воли из-за Затемнения. Управление Сансатес сохранится, а Правила только станут внушать еще больше ужаса. -Жалкая Амигансе из дома Фамильноквес посмела воспротивиться Правилам, дарованным нам предками, некогда здесь жившими и воздвигнувшими Кастелло Антквесс для нашей безопасности и процветания. Наши предки дали нам силу и знания,- кричала Сансатес со скалы, омываемой со всеъ сторон бурным прозрачным потоком алебастрового оттенка воды. Голос ее странно хрипел и гудел с каждым словом, и такое пренебрежение и уверенность слышались в ее речи, что напряженная обстановка передавалась всем вокруг. – Дали нам плодородные земли и небо, обеспечивающее вечный свет. Но также они даровали нам это,- Сансатес резким, торжественным жестом поднесла над головой тонкую деревянную табличку с вырезанными на ней символами. Этого языка никто не знал и никто бы не посчитал, что на полуистлевшем дереве записано что-то нужное, но, согласно историям, передающимся с незапамятных времен в племени Алманен, на фиолетовой коре белым красителем выражена правда всех правд, и что только истинный Сансатес, то есть мудрец, способен понять эту правду. -Здесь говорится, что Затемнение – это наказание для нас; кто-то не слушается Правил и совершает ошибку, и в ту же минуту тень появляется на сверкающем теплом и любовью предков небе – и карает целые семьи. Предки делают так, потому что любят нас, заботятся о нас и хотят только лишь одного – нашего повиновения. Единственный способ избежать неминуемого гнева предков – наказать виновного. Амигансе ускользнула из семейного дома и зачем-то направилась в рощу. В лес, откуда не возвращался никто; в лес, который наполняет наши тела ужасом этих воплей, исходящих из его темных зарослей. Амигансе могла привлечь сюда тварей, пожирающих Алманен целиком. Предки даровали нам лесных бестий затем, чтоб защитить нас от опасности, чаящейся в лесах и за лесами, на холмах и за холмами. Это все здесь – в Правилах, дарованных предками. – Малахитовые волосы Сансатес развивались в порывах ветра так, что закрывали и так неразборчивые с берега символы. -Правила приказывают наказать Амигансе, ведь ее безрассудное поведение не только подвергло нас опасности хищников, но и вызвало недовольство великих предков. Куриозале не могла оторвать взгляд от бедной девочки, слезы полились из ее глаз, а внутри все перевернулось. Мрачные щупальца Затемнения уже преодолели растрепанные ветрами вершины холмов и привычно двигались в сторону лесов на западе. Никто не смел туда соваться, и Правила не были истинной, по крайней мере единственной причиной. В темно-фиолетовых зарослях действительно жили существа, такие неизвестные и яростные, что само упоминание о них рождало чувство беззащитности у многих. Животных Алманены никогда не видели – только слышали их рычание и ворчание время от времени, а оно как бы замораживало жизнь, остановливало в полушаге и рождало в голове непривычные образы, лишенные привычного тепла и уюта. Эти образы представляли собой разорванные и связанные снова и по-новому фобии, все плохое, что пережил. И только другой Алманен мог вывести тебя из странного небытия, отсутствия в привычном светлом мире. «Как она может так стоять и не обронить ни слова? Неужели она готова принять любое решение? Другие плачут и воют, молят о прощении и просят толпу о спасении. Она же даже на мать не смотрит»,- задавалась Куриозале волнующими ее мыслями, борясь одновременно с собственным страхом и отвращением к самой себе. Это она должна была там сейчас стоять. Девочка знала, что родственные связи не помогут; матери не могут повлиять на приговор, кроме того, во время церемонии наказания члены семьи становятся чужаками, вряд ли станут защищать – скорее обвинять. Приговор – уже дело свершенное, и толпа не может отменить факт наказания виновного. Но другие могут изменять его форму, и пока большинство не определится, приговор не будет вынесен. «Может это придает ей сил?»,- спрашивала себя девочка, всматриваясь в тень, покрывающую пурпуром фиолет лесов. «Затемнение уже близится»,- подумала она, вжимаясь в мать. Прикосновение к слегка теплой бледной зелени ее кожи немного успокоило Куриозале, а затем – только лишь разозлило. «Ненавижу себя». -Не бойся,- сказала ей мать,- Сансатес быстро назовет наказание, и все его поддержут. Затемнение скоро поглотит Кастелло Антквесс. Если она будет медлить дальше, то у нас не останется времени добежать до дома. Сансатес знает об этом, поэтому только доводит толпу до края паники. Она хочет, чтоб приняли решение с первого же раза, тогда ее авторитет будет непоколебим. -Пойдем отсюда,- прошептала девочка, обнимая маму еще сильнее. Она хотела уйти, не в силах смотреть на подругу, страдающую вместо нее. – Остальных хватит, чтобы... Мать перевела больной взгляд с дочери на темное пятно мести предков на небе, а потом на истерическое лицо Сансатес. -Ты же знаешь, что за приговор должны проголосовать все. Если Сансатес не почувствует наших слов, наказывать будут уже нас. Толпа ревела от страха, возмущения и возбуждения, когда Сансатес, несмотря на порывы ветра, волнующие и без того бурные потоки реки, в красках описывала бестий, живущих в лесу. Никто, кроме Куриозале и ее матери, не обращал внимания на то, что треть неба была уже съедена Затемнением; никто, кроме Куриозалы, не всматривался в Амигансе, спокойный взгляд которой был направлен на Сансатес. -Поэтому Амигансе из дома Фамилноквес нужно изгнать отсюда. Ей не место среди Алманенов; раз ей хочется идти и подвергать себя опасности – пускай идет. Алманены с помощью предков и с их знаниями смогут защититься от всех опасностей, сами стены Кастелло Антквесс не допустят на нашу землю врагов и хищников, но пусть это будет урок для всех, пусть каждый из нас ведает: нельзя не следовать Правилам, нельзя следовать собственной глупости, ведь глупость одного становится гибелью другого. Ветер утих, наступила тишина такая глухая, что даже движение крови в венах Куриозале чувствовала резкими, слишком уж частыми ударами внутри себя. Она нервно оглядывалась по сторонам: толпа, все те, кто жил в Кастелло Антквесс, все те, кого она знала хуже или лучше, или кого не знала вовсе – даже ее собственная мать – легли на мягкий речной песок. Поджав ноги под живот, они легли на правую сторону, закрыли глаза и думали одну-единственную мысль. Девочка почувствовала на себе взгляд Сансатес, полный упрека и презрения. Какую-то секунду Куриозале думала, что сможет побороть себя, и хотя это не имело бы смысла теперь, для нее и так бы много значило. Сансатес, теряя самообладание, подняла деревянную табличку еще выше над головой и начала открывать рот, намереваясь что-то сказать, но девочка вздохнула, почувствовав, как ее хрупкое намерение надрывается в ней, ломаяясь мельчайшими крупинками – как песок – и легка на песок, приняв нужную позу. Она подумала то же, что и остальные, а по глазам ее текли слезы, больно обжигая не лицо, но душу. Девочка не могла видеть, как старое, как бы потрескавшееся, лицо Сансатес засияло улыбкой победы и уверенности, необычно ее омолодившей. Девочка не могла видеть и того, как Амигансе улыбнулась в сторону подружки. -Приговор вынесен,- загудел в головах толпы голос такой чистый и светлый, будто принадлежал он другому Алманену. – Амигансе из дома Фамилноквес навсегда запрещается приближаться к нашему городу, разговаривать с кем-либо и просить помощи у кого-либо. Запрещается Алманенам упоминать о Амигансе из дома Фамилноквес, поскольку у нее отбирается имя, данное ей по традиции наших предков, а вместе с ним и защита природы и неба. Ты больше не существуешь, пойди прочь. Куриозале пыталась перестать плакать – слезы не давали ей услышать звук шагов подруги, а когда она встала вместе со всеми по мысли Сансатес, на месте Амигансе не было даже ее следов на песке. Она исчезла. ❦❦❦❦❦❦❦❦❦❦ Куриозале нервно открыла мокрые глаза. Этот сон снился ей впервые, но она была уверена, что повторяться он будет не раз, до конца ее жизни. Сансатес всегда была такой бесчувственной и холодной, даже когда она сказала Куриозале и ее матери о болезни девочки, ее голос не выражал никаких эмоций – только каменные факты вылетали из нее мыслями, не смягчаемые ни теплым прикосновением, ни успокаивающим жестом. Но во время оглашения приговора ее слова дрожали иначе – так неживо, отрешенно. Девочка не понимала, как какие-то Правила могут иметь высшую власть, как какие-то вырезанные давным-давно символы могут управлять и твердить, как нужно жить. Как Сансатес не понимала, что в фиолетовых лесах Амигансе не выживет? Куриозале быстро стерла слезы, чтоб рядом спящая мама ничего не заметила. Девочка часто ловила себя на мысли, что мама как-то слишком просто не только проникает, совершенно незаметно, в ее мысли, но и замечает с удивительной легкостью все изменения, которые с ней происходит. Это всегда провоцирует ненужные и всегда неудобные вопросы, избегать и увиливать от которых она только училась. Девочка, несмотря на переживания и колотящуюся в груди душу, наслаждалась небесным светом, проникающим через широкие оконные отверстия на потолке. Куриозале купалась в этом теплом и нежном сиянии, на мгновение забывая о случившимся, но вскоре воспоминания и мысли начали одолевать ее снова, и она беспокойно заерзала на своей постели, мягких листьях, собранных с дерева камитассе и уложенных удобно на каменистом полу. Какое-то время девочка пыталась привести чувства и мысли в порядок, рассматривая красочную роспись на желтоватых стенах. Эти узоры она рисовала с матерью. Мама тогда принесла откуда-то несколько вырезанных из дерева плошек, а в каждой задорно плескалась цветная вода. «Светло-фиолетовая – это сок из дерева лекессе»,- узнала она сразу же, ведь любила его безумно. – «Красновато-фиолетовая – это сок фрукта паньянессет»,- подумала она, ощущая, как по ее губам течет непослушная сладкая влага. Куриозале не знала, откуда мама взяла воду цвета неба, эту яркую прозрачную желтизну, спросила даже ее об этом, не в силах победить свойственное ей любопытство. Но мама ничего не сказала, только взяла аккуратно палец Куриозале и погрузила его в золотистой жидкости. Вязкая краска медленно растекалась по коже, приятно щекоча. Мама направила палец и легко провела по пористой стене, а сок легко впитывался, оставляя дугообразный след. «Это небо, которое дали нам предки»,- звучал в голове Куриозале голос матери, и она, завороженная, рисовала небо, вглядываясь в отверствие в крыше, не потому что вдруг забыла сияние небес, но затем, чтоб повторить его в точности. – «Предки пришли давным-давно издалека. Не имели ничего и убегали в страхе. Они убегали так долго, что забыли даже, почему покинули свои земли. Предки жили в далекой стране, в мире и достатке, и было у них все, о чем они только могли подумать или себе представить. И все, представь себе, все сразу же появлялось, как будто бы вырастало у них из головы и оказывалось во внешнем мире. Но потом им нужно было убегать, а мысли им уже не помогали. И предки покинули свою страну и принялись бежать...» «Они убегали от лесных бестий?»- испугалась девочка, ее палец дрогнул, и сок потек зигзагом вниз по стене. «Я не знаю»,- ответила мама, гладя Куриозале по голове, чувствуя ее беспокойство. – «И тогда они пришли сюда, на эти земли, которые являются теперь нашим домом. Тут предки увидели то, чего им не хватало во время их странствий и то, что они оставили в своей стране: длинные полноводные реки, земли, устиланные красивыми красными грибами, и город, так и зазывающий поселиться в нем». – Девочка окунула палец в сок паньянессет и стала рисовать красные перевернутые капли дождя, пытаясь на желтоватой стене изобразить хорошо известные растения, грибы. – «Не хватало им только одного – неба, которого здесь не было. Вместо небес была черно-фиолетовая бездна, небытие, дыра. Истосковавшиеся по небу и свету, которое оно давало, предки, надеясь остатками сил, одновременно подумали об одном: о свете; и из сотен одинаковых мыслей вдруг родилось сияние»,- мама улыбнулась и притянула Куриозале к себе, а капли сока скатились бесшумно с пальца девочки и упали маме на колено, - «сияние, подобное этой линии, что ты обронила, когда испугалась. И эта линия сияния разбила ненавистную предкам темноту, и из осколков бездны родилось небо. Предки обрадовались и решили, что с обретением нового дома они вернули себе также и умение превращения мыслей во все, о чем они только подумают; но случилось наоборот – и они потеряли последние свои умения: так много сил они приложили, чтобы создать небо. И тогда последний предок, сохранивший в себе еще немного сил, решил защитить новые земли – и одновременно из его сознания и из ниоткуда кольцом окружил эти территории лес со страшными животными, а там, где лес не вырос – поставил холмы». Куриозале, высвободилась из объятий матери, потянулась к плошке с соком лекессе и стала, высунув язык, рисовать фиолетовые заросли. Она видела их только издалека, размазанной стеной деревьев, прикасающейся к небу, и оттого наносила мазки с необычным для нее самой замиранием. Ей казалось, что делает она что-то неправильное, но раз мама позволяет ей, то Сансатес не накажет ее. Девочка рисовала и рисовала, в голове ее проносились предостережения Сансатес, ее рассказы о кровожадных животных; однако одновременно внутри Куриозале сложилось впечатление, что если предки создали этих зверей для собственной защиты, потратили на это свои последние способности, то никакой опасности от них быть не может. «И предки начали жить здесь, на этих землях; и назвали они темно-темно синюю реку Алборанзерсе, потому что приносила она им радость. Радость такую, что вскоре ни один предок не мог удаляться от реки, не мог не пить ее свежую и сладкую воду. Каждый предок носил с собой сосуд с водой и если долго не пил из него, то сознание его путалось, мысли выскальзывали и прыгали в его голове, тело отказывалось слушаться, становилось холодно-холодно, и он засыпал. И сон этот был страшен, ведь тогда в нем рождались образы такие враждебные, что сон этот поселялся в Алманене и навсегда оставался»,- голос мамы звучал так приятно и безопасно, что Куриозале чувствовала, как ее окутывает спокойствие. А потом мама смешала два сока, и из-под ее пальцев на стене потекла река, такая яркая, что девочка вдруг почувствовала, как легкий бриз дотрагивается ее кожи. «А у предков были предки?»- спросила Куриозале, наблюдая, как мамины пальцы умело выводят разливы Алборанзерсе. «Да. Когда-то предки предков, Архестансе, жили высоко над небом и управляли всем, что происходит. Наши предки помагали им в этом. Но им не нравилось, что они сами не могут вмешиваться в дела в мире, поэтому предки, несмотря на то, что были намного слабее Архестансе, любой ценой хотели прийти к высшей власти. Наконец, обычно спокойные Архестансе, устали от этих вечных, никогда не кончающихся, склок и крикнули на предков так сильно, что они упали в пропасть и летели так долго, пока не ухватились песчинки, завешенной в пустоте. Много времени предки строили мир, в котором мы живем, крупинка по крупинке, песчинка по песчинке. Когда предки закончили, Архестансе увидели, что они сделали, и заполнили пустоту: вечная темнота заменилась яркими небесами, на камнях и песках выросли грибы, потекли реки, вытянулись к небу леса, родились животные». Куриозале, плененной историей, перехотелось рисовать; она положила голову маме на колени и просто всматривалась в разноцветный рисунок, который представлял все то, что она знала о мире, в котором жила. Теперь в ее голове из тумана воображения рождались новые мысли и образы: там, где-то высоко над небом живут предки предков, которые всем правят, это они дали все, что она видела. Мир показался ей сложнее и интереснее, чем девочка считала до сих пор. «Смотри»,- мама опустила палец сначала в золотую краску, затем в светло-фиолетовую, приложила палец к стене, стала что-то выводить, стараясь, чтобы девочка не видела, что именно. – «Смотри: это ты» Мама убрала ладонь, которой прикрывала рисунок, и Куриозале увидела фигурку человека, стоящую на нарисованном ею грибе. «Разве это я?»- подумала она расстроенно, посмотрев на свои руки и ноги и не находя в палочках и кружочке ничего общего с собой. – «Я не такая. Я другая». «Это фигурка. Стоит только представить, что фигурка – это ты, и так и будет». Куриозала еще раз прижалась к матери, а потом ускакала из комнаты, а потом мама услышала ее быстрые шаги, отражаемые от крыши тихим гулом. Тогда на прогулке Куриозала подружилась с Амигансе, а когда нужно было прощаться, почувствовала странный укол внутри, будто острый камень ущипнул ее за стопу. Но это был не камень, а чувство родилось спонтанно и болело необычно. Стараясь тихо ступать по крыше, чтобы не отвлечь маму, сидящую в стенной нише открытого дворика и заточенным камнем вырезающую волнообразный узор в деревянной кружке. Скрытая за ветвями и широкими и волнистыми темно-фиолетовыми листьями дерева камитассе, она прошмыгнула незамеченная через входное отверстие и оказалась в прохладном, но таком же светлом, как и на улице, помещении. Первой ее мыслью было взять один из сладких и терпких плодов, лежащих аккуратно собранной кучкой на подстилке из листьев, но Куриозале, проглотив слюну, отказалась от этой затеи: плоды наверняка были подсчитаны, а шнурочек с узелками, как обычно, висел у мамы на шее. Мелкие камешки чуть слышно хрустели под ее шагами, когда девочка прошла мимо каменного устройства для растирания зерен и сосудов с водой, стоящих на полу. Она чувствовала себя уставшей после игры, оттого сняла деревянную крышку одного из сосудов и стала жадными пригоршнями пить воду. Свежая от более прохладного воздуха, вода смыла с Куриозале всю усталость, и желание заснуть на постели перед низкой и резкой подставкой из тщательно выполированного дерева, за которой они с мамой едят. Поэтому девочка пошла в другую комнату, спальню, не зная еще, что она там будет делать и чем займет время. Первое, на что упал тогда ее взгляд, был рисунок, появившийся еще так недавно. Ведомая тем странным чувством, уколом острого камня, девочка подошла ближе и отчего-то обрадовалась, что плошки с красками остались на тех же местах, где их поставила мама. Задержав дыхание, Куриозале опустилась на колени, ощущая кожей привычное наполовину покалывание наполовину щекотание. Посмотрела на свои пальцы; на них, даже после игры у реки и в песке, остались следы красителей, хотя и были они сейчас едва заметны. Желание сделать это появилось неожиданно, оттого девочка даже зажмурилась, а на ее носу появились милые морщинки. «Какие соки мама смешивала?» - задалась Куриозала волнующим ее вопросом. Какое-то время она видела перед глазами только прыгающие разноцветные пятна, ведь сидела она прямо над широким отверстием в потолке, а потом она мысленно увидела маму, чувствующую тепло девочки у себя на коленях, чувствующую быстрое, волнительное биение ее сердца и чувствующую приятную близость с Куриозале. Потом Куриозале увидела, как мама опускает палец в небесную краску, затем в сок лекессе, как на стене остается яркая зелень. Куриозале раскрыла глаза, всматривалась сначала в рисунок, затем в ничем не тронутую поверхности красок в плошках, на мгновение улавливая в этих поверхностях отражение неба. Девочка выдохнула, и, снова стараясь не дышать, смешала краски. С опаской поднесла палец к стене, а затем, жадно всматриваясь в свою фигурку, стала рядом рисовать еще одну, но старалась делать ее больше, придавать ей важности. Добавляя последний штрих, девочка закрыла глаза; а когда снова их раскрыла, то не могла не нарадоваться фигурке матери, стоящей рядом с ней. А потом Куриозале нахмурилась: что-то было не так. Она смотрела и смотрела, пытаясь понять, что именно не понравилось ей, отчего она ощущала незавершенность. Наконец, заметила, выдохнула еще раз, на этот раз облегченно, и уверенным движением пальца докончила рисунок: соединила свою руку-палочку с рукой-палочкой мамы. Обрадованная, одним рывком встала с каменистого пола и хотела было позвать маму, чтобы она пришла и посмотрела, но в этот же момент почувствовала девочка укол, и не успела отправить сотканную из образов и эмоций мысль матери. Автоматически, совершенно над этим не управляя, Куриозале уселась в прежней позе, снова смешала краски и по левую сторону от себя нарисовала еще одну фигурку – Амигансе. За ту недолгую прогулку обе девочки сильно сдружились, чувствуя между собой связь, подобную той, которую чувствует она к своей матери. Ей захотелось изобразить эту связь. «Но как можно показать на стене то, что не видишь, а ощущаешь?» - спросила Куриозале саму себя, одно мгновение боясь, что никогда не сможет ответить на этот вопрос. А потом быстро сообразила, как найти решение. Закрыла глаза, сразу же воображая себе Амигансе, то, как они бегали по реке, забегали на недолго в ее теплые, приятные воды. Что она тогда чувствовала? Образы рождались сами собой, переплетались и выходили из ее сознания, как из реки. Реки воспоминаний, эмоций, чувств, размышлений, пережитого и переживаемого. Ее мысли были волнами реки, появляющимися в середине течения и расходящимися к берегу. Иногда эти волны спокойны – потому что она сама спокойна; иногда эти волны быстро текут и так же быстро ударяются о песчаный берег – потому что она сама взволнована или испугана, или радостна; иногда эти волны выпрыгивают в беспорядке, она перед другой – потому что она сама в замешательстве. Не открывая глаз, прекрасно видя рисунок внутренним взглядом, Куриозале обмокнула палец в небесной, золотой краске, и обвела маму, Амигансе и себя сияющим кругом, кругом связи. Куриозале посмотрела на завершенный рисунок взглядом, полным счастья, хотела уже позвать маму, но тут же почувствовала ее присутствие. Обернулась, и увидела, что мама улыбается: -Видно, я ошиблась с твоим именем, которое дала тебе при рождении. Нужно было назвать тебя Листансе, смышленной. -Но мне нравится мое имя,- возразила девочка, обнимая маму и утыкаясь головой в ее живот. ❦❦❦❦❦❦❦❦❦❦ А теперь, спустя много Затемнений, спустя много прогулок и игр с Амигансе, подруги не было – и вина за это лежала целиком на Куриозале. Девочка не замечала, как все это время слезы сами лились из ее глаз. Заметила только тогда, когда захотела пить. Пытаясь не шуршать мягкими листьями, она выпуталась из постели и, осторожно ступая, чтобы не разбудить мать, вышла из спальни, стараясь даже украдкой не смотреть на стену с рисунком. Камешки на полу беззвучно перекатывались под стопами. Выйдя в кухне-гостиную, залитую, как и спальня, теплым и приятным светом, Куриозале сразу же направилась к нише в стене, в которой стояли бутли с водой. Однако сейчас доступ к ним был перегорожен стопкой иссушенной коры, так что чтобы добраться до сосудов нужно было переложить заготовки для посуды на пол, а это рискованное и наверняка громкое занятие наверняка бы разбудило маму. «Как хорошо все-таки, что мама принесла кору. Можно будет снова сесть в тени камитассе в дворике и вырезать красивые узоры»,- подумала Куриозале, хотя и не слишком-то обрадованная необходимостью выходить сейчас во двор. В эту пору, сразу после Затемнения и когда все спят, было заметно холоднее, оттого отчаянно клонило в сон. Однако желание пить начинало брать над ней верх, отчего девочка, несмотря на здравый смысл, начала бы беспорядочно с ниши на пол сбрасывать кору, которая в скором времени станет посудой, – поэтому Куриозале как можно тише и быстрее пошла на улицу. Кроме того, душа девочки опять терзалась двойственными мыслями, и ей требовалось прилагать особые, непривычные усилия, чтобы сохранить эти мысли только для себя. Тишина, стоящая в городе, привела Куриозале в особое состояние напряженности. Она наклонилась над широкой и низкой каменной чашей, в которой небом светилась вода и вместо того, чтоб зачерпнуть немного жидкости в вырезанную из дерева кружку, стоящую рядом на земле, опустила голову прямо в сосуд. Вода была еще холоднее, чем воздух вокруг, поэтому девочка быстро вынырнула и, набрав пригоршню воды, выпила. «А ведь она меня не выдала, не сказала и слова»,- подумала Куриозале, страшась и стесняясь, одновременно презирая свои мысли. Это была ее затея, прокрасться тайком в лес и показать подружке необычную находку. Им удалось незамеченными проскользнуть по крышам, покрытыми старыми листьями и ветками, которые потеряли уже свой привычный фиолетовый цвет и приняли бурый оттенок свежей зелени. Ступая аккуратно по лабиринтам тропинок, вытоптанных стопами многих Алманенов, ходящими по крышам много раз в течение многих Затемнений, девочки видели одинаковые постройки, любая из которых в равной степени, что и каждая другая, могла бы быть их домом. Все постройки, похожие на ячейки в улье, имеют общие стены, а выходить за пределы города можно только по лестницам, сделанным из особого вида древесины – легкого, но плотного. Оттого город считался для Алманенов неприступным и безопасным, хотя среди множества преданий, наряду с оставленными предками Правилами и легендами, подобные тем, рассказанных Куриозале матерью, ходит убеждение, что город построен неизвестным племенем в незапамятные времена. Когда предки прибыли на земли Алманенов, Кастелло Антквесс уже находился на своем месте, поэтому его и назвали Старым Городом. Наконец, девочки дошли до восточной стены, то ли к счастью, то ли к сожалению не возбудив внимание жителей города. Осторожно слезли по случайно найденной Куриозале лестнице. И хотя лестница давно не использовалась, казалась довольно надежной и крепко сделанной; однако подружки и так пугались самому безопасному ее шероху. Стали на поверхность, усыпанную мелкими камешками и сделали несколько шагов, то и дело озираясь вверх – на стены. В это время нельзя было выходить из города, поскольку близилось Затемнение, но именно эта пора идеально подходила для вылазки в запрещенный Правилами лес, поскольку Альманены уже давно вернулись со своих работ и просто невозможно было случайно наткнуться на кого-то. Единственная опасность подстерегала сейчас: жрецы Сансатес могли увидеть Куриозалу и Амигансе со стен, и тогда... Куриозала покрутила головой, отбрасывая нежеланные мысли в сторону, глубоко в сознание. Еще несколько шагов, и они спустятся со взгорья, на котором стоит город, тогда девочки пропадут из виду. Ступая тихо и осторожно, подруги пытались не наступать на алые нежные грибы. На ощупь они были мягкими и слегка теплыми, отчего представлялись живыми. Еще несколько шагов в полной тишине, и взгорье закончилось. Подружки полуподпрыгивая сбежали с холма и сразу же очутились среди деревьев. Это не был лес, только редкая роща, и всем позволялось тут находиться. -Надеюсь, ты знаешь, что то, что мы делаем – опасно,- прошелестела Амигансе, убирая с глаз ярко-зеленые волосы. -Да, но я нашла кое-что очень необычное. Я этого никогда не видела и назвала это буонклеёрс. -Нет такого слова,- заметила подруга, вырываясь немного вперед. -Конечно нет,- возмутилась она. – Я его придумала одно Затемнение назад. И держи лучше мысли при себе, иначе нам придется многое объяснять, а Сансатес нам потом жизни не даст. -Не бойся,- заверила Амигансе подругу,- даже если нас поймают – а нас не поймают – я никому ничего не скажу. -Ты никогда не задумывалась, почему небо горит так ярко, так отличается от всего, что видно вокруг – от фиолетовых растений и красных грибов на влажных серых камнях. Почему небо никогда не гаснет – только пылает яркой желтизной? Почему небо никогда не меняет оттенков? -Предки так хотели – ты же слышала истории. -Но,- Куриозале резко остановилась и оперлась спиной о чернильного цвета ствол дерева лекессе. Из длинных красно-фиолетовых, свешенных дугой к земле, листьев скапывал перечного запаха сок, немного лишь более светлый, чем листья. Девочка очень любила эту маслянистую влагу, а для ее подружки этот сок казался неприятным и странным. Однако Куриозале и не подумала срывать лист, чтоб напиться. – Но мы не можем этого делать. Мы не знаем, почему небо никогда не темнеет. Если у нас нет способности преображать свои мысли, то как наши предки могли ими пользоваться? Амигансе попыталась отбить рассуждения подружки, но слова Куриозале были слишком сильными и нахально пробирались в голову девочки. -Они были могущественнее нас,- ответила она наконец устало. – Ты задаешь слишком много вопросов. Если нас услышат... -Нужно всего лишь вести себя тихо,- уверила та. – Держи свои мысли только для нас, и тогда все будет в порядке. -Когда ты уже покажешь то, что нашла?- спросила Амигансе нетерпеливо, от беспокойства дотрагиваясь до гибкой коры лекессе. Она убрала палец, а след на стволе пропал только спустя какое-то время. Куриозале посмотрела на фиолетовые заросли впереди. Их от рощи отделяла длинная и широкая поляна красных грибов. Девочка чувствовала, что Затемнение скоро наступит, поэтому нужно спешить. -Бегом,- выдохнула она, и подружки одновременно пустились в сторону леса. Они тогда не боялись – их несло ощущение временной свободы и непреодолимого интереса. Куриозале хотела еще раз взглянуть на то, что назвала буонклеёрс – «красивыми оттенками» – хотела увериться, что ей не показалось, что это не было только воображение. Ведь тогда она стояла совсем одна, окруженная фиолетовой чернотой, даже свет никогда не гаснущих небес с трудом пробирался сквозь волнистые ветви и листья арбустессе, тянущихся к небосводу и засланяющих его в неосознаваемом чувстве жадности. Только красноватая дымка грибов, светящихся тускло в темноте, удерживала Куриозалу от паники: там, совсем близко в непроглядном фиолете тьмы, раздавались звуки страшных животных – шипение и повизгивание, а она просто всматривалась в то, что нашла, и боролась с собой, не зная, что сделать – то ли остаться и последние мгновения своей жизни провести наедине с буонклеёрс, то ли пуститься наутек и надеяться, что зверь не догонет. К счастью, рычание и визг стали удаляться так же быстро, как и приблизились. Девочка, вжавшись в шероховатые ветки, прождала немного, а потом, почти не дыша, вышла из леса. Грибы она теперь называла луццарес – огоньками, но только про себя, когда никого, кто мог бы подслушать ее мысли, не было рядом. Амигансе же во всем полагалась на подругу, и хотя вопросы, которыми задавалась Куриозале, по крайней мере возбудили бы удивление и ненужные разговоры среди Алманенов, девочка тайком соглашалась с тем, что этими вопросами стоит задаваться. «Ведь если наши предки были всемогущими и создали для нас целый город и написали Правила, которые обеспечивают безопасную жизнь, если они любят нас, то почему отобрали у нас возможность преображать мысли? Другое было просто невозможно – никто не знает, из чего выстроены наши жилища». «Я тоже никогда не видела такого. Подумала, что в лесу можно найти ответы, но там действительно слишком страшно,- ответила Куриозале. До черты фиолетовых деревьев оставалась еще половина пути, а бег исчерпал уже почти все ее силы. Амигансе, заметила девочка, бежит почти вприпрыжку, так легко, будто была она паломитассе. И в то же мгновение она ощутила отвращение к Сансатес, такое резкое и неприятное, что почувствовала вдруг себя дурно. Это отвращение было подпитано страхом и необъснимым трепетанием, которое испытывала девочка к самому только воспоминанию о Сансатес. А недавно еще она сказала Куриозале и ее матери о болезни, и в ней зародилась нелюбовь к самой себе, нелюбовь оттого, что она отличается от других. Нужно было выпить тот сок, а она, глупышка, этого не сделала. – Мне кажется, что нужно в лесу мы найдем что-то очень важное». «Ты говоришь это так, будто это просто»,- засмеялась Амигансе, и остановилась как вкопанная. Черта леса отчетливо выделялась – красное полотно грибов резко заканчивалось, и тут же ввысь устремлялись высокие стволы деревьев. Они росли так невероятно густо, и складывалось впечатление, что ветви одного дерева являются началом или продолжением следующего. И эта стена вызвала вдруг такой запретный страх, что Амигансе в одно мгновение прекратила смеяться, а мысли ее стали сразу же ломаться и связываться по-новому, по-особому, так неприятно и жутко. В голове Куриозале все еще эхом отражался звонкий хохот Амигансе, которая уже и забыла, что совсем недавно радовалась. Это чувство порабощало и ее, и Куриозале понимала: пройдет много Затемнений, прежде чем стена растений, синевато-фиолетовая у поверхности, постепенно преобретающая оттенок холодной голубизны и высоко в небе становящаяся голубо-зеленой, перестанет пугать и станет для них двоих чем-то обыденным. Девочка шла медленно, ей сильно хотелось спать, из-за чего страх вырастал в ней еще сильнее, завладевая ее мыслями. А ей до Амигансе нужно было пройти еще много шагов. Амигансе почувствовала эту перемену, хотела было спросить, в чем дело, но не могла дорваться до сознания подруги – только чувствовала темноту ее сознания. Желая как-то помочь, девочка стала озираться по зарослям, высматривая дерево лекессе. Его сок никогда не заменит воду, но может придать сил на некоторое время, а ведь только этого и требуется. Она чувствовала приближение Затемнения, видела, как Куриозала, побледневшая до прозрачности, беспомощно опустилась на грибы, которые, не выдержав ее веса, лопнули, как красная жидкость вытекла, мгновенно меняя цвет на серо-коричневый, а потом превратилась в едва заметную дымку и, растворившись в воздухе, пропала.

Похожие статьи:

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Пограничник