С самого раннего утра в его голове поют веселые колокольчики, рассыпаются хрустально-звонким смехом, острыми ежиными иглами прокалывают изнутри черепную коробку. Дзинн-бом! Дзинн!
Полупроснувшийся, он сыпет овсяные хлопья в глубокую суповую кастрюлю, туда же –закаменелые комочки соли («соль каменная» – это звучит, да), туда же – сахару, по вкусу, полную горсть.
Шрр-пших!
Огненно-ало вспыхивает спичка, и он умиленно любуется на этот маленький кухонный салют.
На его парадно-выходном пиджаке недостает верхней пуговицы, но это не беда. Он оторвет две нижних, для симметрии, и все будет великолепно.
Трррак!
Нить из синтетики рвется с препротивнейшим треском, переглушая собою даже мелодичное пение колокольчиков. Два черных пластмассовых кругляшка в его ладони, точно округло-гладкие морские камушки, точно сменившие свой цвет гадостно-горькие таблетки, которые он не принимает уже вторую неделю, потому что от них жутко хочется спать, и днем, и ночью, а днем ему нельзя, у него очень ответственная работа, и он забросил их принимать, и все хорошо, вот только колокольчики…
Дзинь! Дзи-инь!
Он, не торопясь, фланирует в ванную, подходит к зеркалу, встает перед ним с бритвою в руке и ядовито-зеленым жилеттовским флакончиком под мышкой. В мокрых намыленных пальцах противно-скользкий станок дрожит и дергается, точно взаправдашняя змея. Уж-жалю, поберегись!
Ш-шш…
Он направляет на него баллончик, судорожно жмет на податливо-удобную крышечку, прихлопывая плоскую змеиную головку воздушной шапочкою пены. Что, съела? Вот то-то и оно!
Мерзкий запах паленого с кухни, белесо-сизые клубы дыма и яростный, сухой треск, словно одна за другою лопаются маленькие бомбочки. Пожар, горим!
Он перекручивает комфорку на «откл.», затем долго машет мокрым полотенцем над накалившимся докрасна кастрюльным боком. Та грязно-черная масса, что густым слоем покрывает дно, по всей видимости, и есть его сегодняшний завтрак. «Просто добавь воды». Смешливая белозубая блондинка со вчерашней рекламы: «Просто добавьте воды-ы! Чи-из!» Улыбочку, господа! И как же он сразу не догадался!
Он долго смеется, сам над собою, над кашей и рекламо-блондинкой, и звонкие колокольчики в голове подсмеиваются ему в ответ. Дзинь-бомм, дзинь!
Стрелки на настенных часах движутся как-то уж чересчур быстро. Испуганной белкой в колесе летит по циферблату тонкая ниточка секундной, спекшимся к финишу марафонцем ползет вслед за нею долговязая минутная, отдышливым пузатым толстячком топчется в арьергарде часовая.
Таки-таки-таки-таки…
Тш-ш. Вы можете спугнуть колокольчики!
Он собирается на работу. Работа у него очень важная и ответственная, он – ведущий в телевизоре, бр-р, нет, ведущий на телевидении, известнейшая личность, почти что кинозвезда. Камера, софиты! «Ваш выход, маэстро!» Дзиннь, дзи-инь! Да уймитесь же вы, наконец, проклятые колокольчики…
***
– Бля, нах… руки держи! Кусается, сволочь, – сипит сквозь зубы побагровевший от натуги санитар, – вот ведь, едрен-батон, клиент достался!
– Теле…ведущий, мать его растак, – смачно сплевывает на мостовую его напарник, – говорящая, бля, голова. Вот и договорился… с-соколик!
…Весна, грязный, слякотно-тающий март. Нервно гудящая «скорая» у входа в «Останкино». Кучка любопытствующих поодаль. Приглушенное «Они хотят зах-хватить мир, они повсюду! Мой босс – инопланетянин! Пришельцы смотрят на нас из телевизора! Верните мне мой шлем и космический бластер!» – откуда-то из недр многострадальной «скорой». Устало-раздраженное «Да, бля, заткнешься ты или нет, мазурик! Сан Саныч, мать твою, поехали!» вконец умученных санитаров. С неслышным треском разлетающиеся под колесами осколки лекарственных ампул. Точно хрупкие стеклянные цветы на длинно-тонких стебельках. Точно… хрустальные колокольчики.
Похожие статьи:
Рассказы → Ночь
Рассказы → Чердак
