Китеж-2020

— Это действительно здесь, Мид?

— Да, полковник Кертис, — ответил я как можно более бесцветным голосом, боясь наслать на себя еще больший гнев полковника. Он и так каждые пять минут грозился повесить меня на ближайшем дереве, если сейчас этот проклятый Уральск…

— Если этот треклятый Уральск не покажется из-за поворота, я повешу вас на ближайшем дереве, — как по заказу объявил Кертис.

— Он должен появиться, — я снова посмотрел на карту, — должен…

Кертис посмотрел на меня так, будто я был виноват, будто это я спрятал Уральск где-нибудь в кармане – и не достаю. Вообще во всем, что происходило в России, был виноват я – бездорожье, дождливая осень, холод не к месту и не ко времени, бесконечные партизанские отряды, города-призраки, нефтяные шахты, на которые делали ставки, а они давно отжили свой век – во всем обвиняли меня, обещали повесить на ближайшем дереве. Я изучал Россию в Калифорнийском университете, я знал ее лучше других, поэтому считался в ответе за все.

— Так что же Уральск? – спросил Кертис.

— Будет, будет… сейчас, сейчас… — я снова посмотрел на карту, потом на дорогу, вернее, на то размытое дождями месиво, которое считалось дорогой. Хорошие шоссе остались где-то там, на западе, где была – когда-то была – Москва и другие города, здесь была только морось и грязь под колесами вездеходов.

— На кой нам вообще этот Уральск сдался… — прошептал кто-то.

— На кой, на кой, — Кертис нахмурил свою бульдожью физиономию, — уж если где есть нефтяные вышки, так это там… Нефтяная сокровищница, вот что это такое… а за чем, ребята, мы по-вашему, пришли в Россию, как не за нефтью?

— За нефтью, — кивнул я.

Дорога тянулась и тянулась, петляла, проваливалась в густое месиво грязи, снова нехотя выныривала на холмы, я вглядывался вперед, искал, где этот проклятый город – города не было.

Не было…

Черт, должен же он быть… этот город… как его там… Уральск…

— А я думал, когда Москвы не будет, все наше будет… — сказал кто-то.

— Ага, как же, парни… я тоже так думал, как бы не так… -  Кертис нахмурился, — Москва… говорят, красиво горела, у меня снимки есть… дотла. Только это все ерунда, русским Москва не указ, это еще при Наполеоне известно было… когда Москва сгорела, а русские черта с два сдались… Устроили им Бородино… Или нет, Бородино до Москвы было… Эй, профессор, что было раньше, Москва или Бородино?

— Бородино, — кивнул я, поморщился, что меня назвали профессором. Надо мной смеялись, казалось, что знать о России – это что-то неприличное, и нормальный солдат, тем более – офицер не должен знать страну, которую он завоевывает.

— Так что же Уральск?

— Уральск? Сейчас, сейчас… вот он здесь должен быть… на берегу этого озера.

— И что, Мид? Что-то я не вижу на берегу никакого Уральска.

Я смотрел в карту, потом перед собой, на желтую траву на берегу какого-то озерца, — мне показалось, что я сошел с ума. Карты, конечно врут, хорошо врут, но чтобы настолько… Это было что-то особенное. Озеро, легкая рябь на воде, желтая трава – и никаких следов города.

— Ну что, парни, привал? – заговорщически подмигнул Кертис, — Рэдрик, Уилли, проверьте местность, чтобы безо всяких там…

— Без чего?

— Ну… эти русские хитры, как черти, их засаду хрен найдешь… Рэдрик? Ты что там, заснул?

Рэдрик не отвечал, он стоял на берегу, во все глаза смотрел на гладь озера, он видел там что-то, там, на глубине.

— Смотрите, — прошептал он.

— Что… что там такое… Атлантида, что ли… — Кертис недовольно пошел к озеру.

— Похоже на то… — прошептал Рэдрик. Кажется, первый раз я видел его таким испуганным, даже губы его побелели. В ту же минуту мне стало не по себе, я вспомнил жуткие легенды о древних славянах, которые прятались на дне реки, выставив наружу камышовые трубочки, через которые дышали. Ничего не подозревающий враг становился на привал у реки, а ночью русские выходили из воды – чтобы перерезать противников, всех. До единого…

— Так что там? – спросил Кертис, — что это такое?

— Да вот… сами посмотрите.

Меня никто не приглашал посмотреть, все-таки я заглянул в волны, в легкую рябь на воде, мне показалось, что я брежу. Это был мираж… ну конечно, мираж, или нет, отражение… отражение города, большого, белого, купола храмов, башни каких-то допотопных дворцов, бетонные блоки новостроек, витрины супермаркетов, машины скользят по улицам… но все это было отражение, отражение чего-то на берегу – чего не было.

— Это еще что… — Кертис брезгливо  тронул ногой воду, изображение поплыло кругами, — мираж какой-то… Отражение… но черт возьми, если есть отражение, должен быть и город, который отражается… Ну что стоим, парни, пошли, пошли, ищем город… где-то он должен быть… Это же и есть Уральск?

— М-м-м… — я понял, что обращаются ко мне, понял, что не знаю, какой это город, и город ли вообще, мотнул головой, — да, Уральск.

— Так ищите этот чертов Уральск, парни, пока Уральск не напал на нас… черт, я даже вижу нефтяные вышки… скоро все это будет нашим…

Я так не считал, я почему-то чувствовал, что нашим все это не будет ни скоро, ни вообще когда-нибудь. На мою беду, я не ошибся, я понял это ближе к вечеру, когда перед полковником Кертисом навытяжку стоял красный, взмыленный Рэдрик, отчитывался, тщательно подбирая слова, видно было, что он и сам плохо понимает, что говорит.

— Мой командир… мы прочесали все окрестности, мой командир.

— Так, очень хорошо… и что же?

— Города нет, мой командир.

— Повторите.

— Города нет… нет этого… Уральска.

— Что значит, города нет? Города нет, а отражение есть?

— Да, мой командир.

— Так не бывает.

— Да, мой командир…

— Черт… — Кертис обернулся ко мне, злой, нахмуренный, — они меня совсем с ума сведут… Что вы на это скажете, Мид?

— Ну… трудно сказать что-то.

— Трудно сказать… Как вы объясните этот… феномен?

— Гхм… — я начал вспоминать все, что знаю про преломление света, про миражи и фантомы, вместо этого вспоминалось что-то другое, совсем неуместное, — это… невидимый град Китеж, слышали о таком?

— Нет, конечно, вы же у нас спец по России, не мы…

— Так вот… когда на Русь напали печенеги, говорят, где-то на территории России был город Китеж… он стоял на берегу озера, и отражался в воде… Когда его окружили враги, город не захотел сдаться… и ушел под воду.

— То есть… утонул?

— Нет, не утонул… тут другое. Он просто ушел под воду, осталось его отражение, а сам город исчез. Он, говорят, и по сей день там, на дне озера… Там живут люди, звонят колокола…

— Красивая легенда. Кажется, русские позаимствовали ее у Платона с его Атлантидой… Вы хотите сказать, это и есть ваш Китеж?

— Нет, мой командир, — я почувствовал, как холодеет спина, — это… Уральск.

— Уральск? Чего ради? Вы хотите сказать, современные русские города тоже уходят под воду?

Я хотел сказать, что я ничего не хочу сказать, что я не знаю, кто и почему ушел под воду – но мне показалось, что этот ответ не устроит командира и сказал:

— Да.

— Да… гхм… интересный мираж, интересный феномен… Что же, устроимся на привал, и…

А потом случилось то, чего мы не ждали, чего никто из нас не ждал. Я сам не понял, как оказался на земле, кажется, Кертис швырнул меня в траву, и тут же над нами прострекотала автоматная очередь.

— Это… это еще что? – прошипел Кертис.

— Ага, вот и партизаны, — сказал кто-то…

— Партизаны… определите, откуда стреляют, мать вашу! – гаркнул Кертис.

— Стреляют… — я прислушался к выстрелам, стараясь определить хоть что-то, — гхм…

Я не знал, как сказать об этом Кертису, мне казалось, что если я скажу, Кертис и правда повесит меня на ближайшем дереве, можно было что-то соврать, но врать здесь тоже было ни к чему, и все-таки…

— Мой командир, — шепнул кто-то, — стреляют… из озера.

— Что за чушь?

— Стреляют из озера, — повторил лопоухий солдатик, имени которого я не знал, — я вижу…. Там у них пулеметы, танки… еще что-то… Там, отражается в воде…черт, да там и ракетные установки есть…

— Где? – прорычал Кертис.

— Да где… в озере.

— Они не в озере, а отражаются в озере, мать вашу… ищите, ищите, откуда отражается этот чертов город, пока не…

Краем глаза я посмотрел на озеро. Я уже чувствовал, что здесь нечего искать, что никакого города вокруг нас нет. Жуткое зрелище плескалось там, в воде, опрокинутый город, опрокинутый мир, там мелькали фигурки людей, там мелькали пулеметы, танки, еще что-то, похожее на Катюши – и все это было только отражение в воде, отражение чего-то, чего не было.

Отражение…

Я не успел додумать, что-то вспыхнуло надо мной, будто взорвалось небо, навалилось на меня раскаленным месивом…

— Мой командир, плохие новости.

— У вас всегда плохие новости, Мид.

Я молчал. Я не знал, можно мне продолжать, или нет, или каждое мое слово навлечет новый приступ гнева.

— Так что же, Мид? Говорите, я вас слушаю.

— Да… мой командир, другие части атакуют другие города…

— Это я и без вас знаю, Мид.

— И… во всех городах творится та же чертовщина.

— Какая чертовщина?

— Ну… вот такая же. Города уходят под воду. В реки, в озера, где есть рядом какой водоем… Где-то вообще город ушел в химический отстойник, не помню уже, какой город…

— Уходят под воду?

— Ну да… как этот наш… Уральск.

— Это что… официальное сообщение?

— Нет, неофициальное… Об этом не упоминается ни в одном протоколе, но солдаты уверяют, что все именно так…

— Солдаты… меньше верьте тому, что говорят солдаты… — Кертис презрительно прищурился, — чушь все это… чушь полная…

— Мой командир?

— Да. Мид.

— А как же тогда Уральск, который ушел под воду?

— Он не ушел под воду, Мид. Это нам только кажется… Наваждение какое-то, мираж. Что-то вроде полярного сияния или миражей в пустыне… Да что там опять? Мид, что там опять на улице?

— Похоже, нас опять атакуют. Из озера… то есть, из этого Уральска.

— Ну-ну… Ну что вы стоите, Мид?

Я бросился прочь из домика в осеннюю морось, в сизый холодок, там уже кто-то стрелял, в кого-то стреляли, кто-то кого-то убивал, я видел в вечернем небе зеленоватые всполохи ракет, где-то гудела и дрожала земля. Странно, что они начинали атаку ночью, именно по ночам, вырывались из темноты озера, как злые духи… кто-то невидимый стрелял в меня со дна озера, я видел только всполохи выстрелов, краешек пулеметного дула, и даже непонятно было, есть там кто-то с этим пулеметом или нет. Кажется, я все-таки попал в него… нет, только кажется, рыльце оружия продолжает стрелять, резче, резче… может, это уже кто-то другой там за пулеметом, или тот же самый, бесплотный, невидимый, неуязвимый.

Это было уже слишком. В конце концов, нас гнали сюда воевать с живыми людьми из плоти и крови, а не с призраками, которые выходили из озера каждую ночь. Я почувствовал, что стою слишком близко к озеру, — я чувствовал холодный ветерок, влажный озерный дух, я видел огни города на дне, круглые купола, почему-то они светились во мраке, может, подсветка какая-то… Кто-то уже бежал прочь от озера, не выдерживают парни, да и кто это выдержит…

— Не отступать!

— В атаку!

— Цельсь!

Потом что-то обожгло – больно, жестко, опалило ногу, швырнуло меня на берег, навстречу мелкой озерной ряби, навстречу фантому в пустоте…

Я не знал, как сообщить об этом Кертису – лучше всего было никак не сообщать, сделать вид, что ничего не происходит, пока он сам не спросил, только если он спросит сам, все будет гораздо хуже. Я снова постучал в дом, где обосновался Кертис – мне снова никто не ответил. По телу пробежал легкий суеверный ужасок, мне на минуту показалось, что Кртис уже мертв, и все мертвы, что жуткий Уральск уже вышел из своих глубин, и губит нас, как мы хотели погубить его. Я постучал в третий раз – уже ни на что не надеясь – в доме откликнулись:

Войдите!

— Полковник Кертис, разрешите доложить…

— Оставьте эти экивоки, Мид. Что вы хотели?

— Полковник Кертис, снаряды кончились, новые не подвозят уже неделю…

— Я говорил со штабом. Их обещают подвезти через пару дней.

— Но… полковник Кертис, как мы продержимся эту пару дней?

Кертис посмотрел на меня так, что я чуть не подавился собственным вопросом.

— А что, у нас не осталось русского оружия? По-моему, отступая, русские оставили немало…

— Русское оружие не действует на Уральск… ракеты не долетают.

— Редкая птица не долетает… как там?

— Редкая птица долетит до середины Днепра, — сказал я.

— Йес… Днепр – это где?

— На Украине.

Кертис подался вперед, кажется, хотел спросить у меня, что такое Украина, но передумал.

— Полковник Кертис… я не знаю, что делать в сложившейся ситуации.

— Напрасно не знаете, Мид. Вы здесь находитесь как раз для того, чтобы все знать.

— Но… у нас нет боеприпасов, а русские продолжают нас обстреливать… Мне кажется… мы проиграем эту войну.

— Повторите, Мид.

— Мне кажется… мы проиграем.

— Ма-алчать! – Кертис грохнул кулаком по столу, я почувствовал, как земля переворачивается под ногами, — я имею полное право отправить вас под трибунал, Мид… и я это сделаю, если мы проиграем… клянусь вам, я это сделаю. Но мы не проиграем, нет… — он прищурился, казалось, задумался, — русским осталось дня два, не больше.

— Не понимаю.

— Что тут понимать, Мид… Вы вот изучали Россию в университете, или где там… вы знаете, что в России бывает зимой?

— В этих широтах – до минус тридцати девяти по Цельсию?

— Вот-вот… вы хоть понимаете, что случится с этой несчастной лужей?

— Она… — меня передернуло, — вы хотите сказать, она промерзнет до самого дна?

— Конечно, Мид. Русским придет каюк, они и сами это прекрасно понимают… я думаю.

— Но почему в таком случае… они не выходят из озера?

— Спросите об этом у них, Мид, вы же у нас спец по России… спросите у них. А еще лучше, дождитесь заморозков, сами увидите, что будет… сами увидите…

Я сам не знал, зачем шел туда, я даже не знал, дойду я или нет, может, меня подстрелят, да не может быть, а собьют, русские бьют без промаха. Они как дьяволы… может, они и есть дьяволы, дьявольский народ, дьявольская страна… я не знал, откуда меня подстрелят быстрее, с той или с этой стороны, этой ночью я боялся всего, казалось, даже, самого себя.

Озеро было совсем близко, мне до черта не хотелось идти к нему, лучше было оставить все, как есть, гори оно огнем, пусть будет, что будет… в конце концов, на чьей я стороне… я остановился, еще раз представил себе лед, стремительно распространяющийся по озеру, вмерзших в ледяные глыбы людей, мучительную смерть то ли от холода, то ли от удушья… и снова пошел к озеру.

Я не знал, как говорить с ними, я даже не знал, слышат они меня или нет. Мир замер вокруг, голые березы, почему-то не белые, а черные, мертвые листья под ногами, затянутое серой моросью небо. Россия как будто затаилась и выжидала что-то – может, готовилась наброситься на меня.

— Эй, там… в озере, — сказал я, боясь кричать, — к вам обращаюсь! Выходите из озера! Повторяю, выходите из озера!

Мне никто не ответил, я и не ждал, что мне кто-то ответит. Но я верил, почему-то я чувствовал – он слышал меня.

Слышали…

— Выходите из озера! Скоро начнутся заморозки. Повторяю: скоро начнутся заморозки! Да  вы и сами это прекрасно знаете… Вы все погибнете! Вы все замерзнете. Немедленно выходите из озера…

Мне не ответили. Я чувствовал, что они уйдут не сейчас, что они, быть может, подождут, пока я уйду, а потом покинут озеро  ночью…

— Уходите из озера… ну… вы же можете уйти как-нибудь незаметно… ну… вам виднее… велика Россия…

Потом что-то случилось, я даже испугался, так все стремительно произошло – волны всколыхнулись, как от ветерка, медленно расступились, это было похоже на легенду о Моисее. В волнах показалась дорожка, она извивалась сухим песком, звала, манила туда – на дно, на дно, где белели церкви, где слышался еле различимый колокольный звон.

И – я спохватился только сейчас – с русской стороны не стреляли.

Я пошел вниз – отуманенный, очарованный колокольным звоном, я как будто даже слышал голоса, крики, незнакомую речь, шорох машин, кто-то смеялся, кто-то пел странную песню, Сто итбе… Ро-оза-у-о-у-ушкии… Я пытался разобрать слова, кроме «Роза» ничего не услышал. Город был близко, совсем близко…

Я очнулся, уже стоя в узком проходе между волнами. Мне стало страшно, наваждение отступило, мне показалось, что я тону, захлебываюсь… Это было уже слишком, я развернулся, побежал назад, мне показалось, кто-то звал меня оттуда, Джек! Джекуня! Женька, мать твою! – но может, мне померещилось. Я пришел в себя только на берегу, волны снова сомкнулись, теперь только легкая рябь бежала по воде. Казалось, что там, на дне вообще нет озера…

Мид, вы что, утопиться решили? Или русские уже позвали вас к себе?

Я обернулся – малознакомый офицер стоял сзади, посмеивался. Мне стало не по себе – в конце концов этот хмырь мог увидеть, как я бегаю по берегу, кричу об опасности…

— А у нас хорошие новости, Мид… подвезли патроны, ракеты… Кертис же сказал, нам бы продержаться пару дней, а потом все это озеро вмерзнет в лед…

— Ч-ш-ш, — меня почему-то снова передернуло, — тише, тише… мне кажется, они могут нас услышать…

— Мид, как по-вашему, у этих чертей когда-нибудь кончатся патроны?

— Вряд ли… — я повернулся к Кертису, вернее, к темноте, к которой был Кертис, — вы правы, они черти, настоящие черти… это уже не люди, люди не уходят под воду… не звонят на дне в колокола…

Я замолчал, потому что где-то к северу грохнуло, небо озарилось зеленой вспышкой, на секунду показались лица людей, больше похожие на оскалы мертвецов.

— Знаете, мне кажется, они уже мертвы, эти люди на дне… — сказал я, — они погибли, и мертвые продолжают вести войну с нами.

— Оставьте свои суеверные штучки, — проскрежетал Кертис, — вы бы еще бросили соль через плечо… или сели на метлу…

— А как вы тогда объясните происходящее?

— А я и не собираюсь его никак объяснять… мое дело победить Россию, а не понять ее… Да стреляйте же, стреляйте, черт вас дери!

Я выстрелил почти наугад в тусклые всполохи в глубине озера, оттуда тут же затрещал автомат, я снова упал в снег. Снег… казалось, еще недавно было тепло, а вот уже земля тускло светится первым снегом, черное небо веет мертвым холодом. Говорят, этот холод приходит на Урал с Северного Ледовитого – я не верю. Мне кажется, этот холод приходит из самого космоса…

Бей!

Пли!

Кто-то стрелял, в кого-то стреляли, стрелял я, стреляли в меня, и все-таки я видел, как один за другим гасли огни на дне озера, как стихал рокот пулеметов, и что-то подсказывало мне, что к утру озеро замерзнет, и победа будет за нами. Не думать. Тут, главное, забыть, что там, на дне, люди, живые люди, женщины, дети, нет там никаких людей, морок один, вообще нет здесь никаких людей, это война, на войне лучше не думать….так надо, с этим ничего не поделаешь, кто-то должен победить, кто-то должен погибнуть, и я точно знаю, что погибнем не мы… Эта страна… Здесь вообще не могут жить люди, кто-то сказал, что здесь не могут жить люди, в таких широтах, в таком холоде… Они не должны здесь жить…

Цельсь!

Выстрелы один за другим… как холодно, черт, как холодно, вот что значит, зима в России… зима… озеро к рассвету точно замерзнет, и мы пойдем дальше, и эта земля будет наша, и нефть на земле будет наша… Как холодно… мне кажется, я задыхаюсь…

Вот тут-то я и увидел это – высоко в небе, оно все больше приближалось к земле. Мне казалось, что я вижу изморозь, как бывает на стекле зимой, и в ту же минуту я увидел, как от белой изморози растут во все стороны глыбы льда. Так бывает, когда замерзает вода в озере… только теперь замерзало не озеро, а воздух на ним… и весь мир над озером… замерзал…

Цельсь!

Какое там цельсь… Я видел, как один за другим вмерзали в лед мои спутники, холод окутывал их все больше, все сильнее. Не помню, как я развернулся и побежал, еще сам удивился себе, что бегу с поля боя. Никогда бы не подумал… холод настигал, окружал со всех сторон, что-то заставило меня обернуться, посмотреть на озеро. Что за черт… что за хрень… я уже не мог понять, где озеро, где не озеро, и что находится в воде, а что над водой – осажденный Уральск или мы, которые пытались его победить…

Смешные люди…

Пытались победить город-призрак…

А вот ведь оно как на самом деле… Теперь я четко видел, что город стоит на берегу озера, и город, и лес, и вся Россия – там, на земле, на берегу, а наша армия здесь, в озере, на дне…

Вырваться бы изо льда… поздно, бесполезно, корка льда уже закрыла озеро… Холод… космический холод… Святой Иисус и Дева Мария… Солдаты, вмерзшие в лед…

                      2010 г.