У вас бывало такое ощущение, когда вам кажется, что вы находитесь в совершенно не том месте и делаете совершенно не то? И вы идете и пытаетесь делать то, что должны. Но у вас катастрофически не получается. Что-то тянет вас, тормозит, заставляет останавливаться на каждом шагу. И вы пытаетесь делать то, что должны, но не можете.
У меня такое ощущение сейчас. Я сижу на скамейке во дворе, и через пятнадцать минут у меня начнется экзамен, но я сижу и не могу сдвинуться с места. Я смотрю на секундную стрелку часов, которая, будто нарочно, еле ползет. Словно дает мне шанс одуматься, взять себя в руки и бежать в институт. Только я не могу и продолжаю сидеть.
И вокруг все замерло, разве что ветер изредка беспокоит листву. Сейчас ровно середина мая, но солнце печет как в августе. В воздухе пахнет черемухой – а я сижу на скамейке и не могу понять, что со мной происходит.
Я снова смотрю на часы – почти полдень. Вокруг тихо, так тихо, что это даже странно. Воздух горячий густой и дурманящий.
Стрелки все-таки добираются до двенадцати, они сходятся, и время останавливается. В самом буквальном смысле. Стрелки не собираются продолжать движение.
Вдруг циферблат вспыхивает ярким зеленым светом, стрелки оживают. Они начинают вращаться в обратную сторону, отматывая время назад. Они проходят два полных оборота, на мгновение замирают и затем снова принимаются идти в положенном направление.
Это какая-то чертовщина.
– У тебя осталось двадцать четыре часа, – сообщает мне мужской голос.
Я поворачиваю голову и вижу, что рядом со мной сидит темноволосый мужчина. Почему я не заметила, как он подошел? И для чего у меня осталось двадцать четыре часа?..
* * *
– Ты мне не веришь?
– Нет.
– Зря. По статистике девяносто семь процентов потом жалеют, что не поверили сразу.
Я просто киваю в ответ – похоже спорить с этим чудиком бесполезно.
Когда я спросила, что он имел в виду, говоря про двадцать четыре часа, он заявил, что у меня есть один дополнительный день в году. Я посмеялась, решив, что он шутит. Но, как оказалось, он не шутил, напротив, был искренне уверен, что все, что он наговорил – правда.
Я, желая поскорее распрощаться со странным незнакомцем, отправилась в институт. Только вот странный незнакомец прощаться никак не хотел и пошел со мной.
– Ты должна поверить, – настаивал он.
– Слушай, я не люблю все эти шуточки, розыгрыши и тому подобное, – уже в десятый раз я пытаюсь ему объяснить.
– Это не шутки!
– Конечно.
– Ты видела, что произошло с твоими часами?
– Просто механизм сломался.
– Нет, это не просто механизм сломался, – передразнивает он меня. – Пойдем, я тебе покажу.
Он берет меня за руку и тащит за собой.
Наверное, ненормальнее его поведения только факт того, что я совсем не сопротивляюсь и иду за ним. И еще то, что я нисколько его не боюсь и не беспокоюсь, что он может что-то сделать со мной.
Мы подходим к одной из многочисленных лавочек во дворе. На ней сидит мужчина солидного возраста и спокойно читает газету.
– Смотри, – произносит мой спутник и выхватывает газету из рук мужчины.
Я жду, что мужчина возмутится, вскочит на ноги и даже накричит – но нет.
Он продолжает сидеть в той же позе и, не моргая, смотрит на то место, где была его газета.
– Хм, извините, у вас все хорошо? – спрашиваю я у мужчины.
За моей спиной раздается смех. Я оборачиваюсь и удивленно смотрю на этого чудика, и он прямо-таки разражается диким хохотом.
– Что смешного? – хмуро интересуюсь я.
Спустя пару минут, когда я уже почти потеряла надежду получить ответ, он, сильно покрасневший и явно пытающийся не засмеяться снова, с трудом отвечает:
– Он тебе не ответит.
– Это почему?
– Он не может. Для него этого дня нет.
Я снова взглянула на мужчину на лавочке, который по-прежнему оставался совершенно безучастным ко всему происходящему.
Так, спокойно. Такого не бывает. Это просто розыгрыш. Они наверняка сговорились, этот мужчина сейчас «оживет», и они посмеются. Однако минуты шли, а он не «оживал».
Наконец я теряю терпение:
– Знаешь, довольно этих глупостей! Это уже даже не смешно! Ты взрослый человек, а твердишь о каких-то небылицах. Мне пора. Пока.
Я разворачиваюсь и быстро выхожу из двора. Подхожу к дороге и замираю…
– Видишь, я говорил тебе правду, – с усмешкой произносит догнавший меня чудик.
На проезжей части стоят машины, светофор горит зеленым. Несколько людей застыли на середине дороги, а один из них находится в абсолютно немыслимой позе. Его тело почти лежит на земле, зависнув над ней сантиметров на двадцать, левая нога высоко поднята, а руки будто пытаются схватиться за воздух.
– Этого просто не может быть.
– Может.
* * *
Я сижу на берегу. Здесь жарко и тихо. Песок кажется чересчур горячим для мая. Ветра совсем нет. Вода спокойна, и шум волн не нарушает тишину. Воздух будто нагревается с каждой секундой. Очень хочется лечь и заснуть. Я подтягиваю к себе колени и утыкаюсь в них лбом. Закрываю глаза и думаю, думаю, думаю… и в моей голове никак не может уместиться понимание всего этого.
– Я понимаю, конечно, что тебе есть над чем поразмыслить, – отвлекает меня от мыслительного процесса источник моей сегодняшней головной боли, – но у тебя осталось всего двадцать два часа.
– Для чего у меня осталось двадцать два часа? – спрашиваю я, оторвав лицо от коленей.
– Для чего угодно. Ты можешь делать все, что пожелаешь.
– Тогда я хочу, чтобы ты все мне объяснил.
– Что именно тебя интересует?
– Почему все застыло?
Он вздыхает и садится рядом со мной.
– Для большинства людей в году триста шестьдесят пять дней. Но иногда у некоторых появляется еще один, дополнительный, день. В этот день вся остальная жизнь замирает.
– Получается, что эти дополнительные дни есть не у всех?
– Да.
– Почему?
– Потому что, будь них дополнительный день, они бы все равно прожили его точно также как остальные триста шестьдесят пять.
– И чем же я отличаюсь от них?
– Тем, что ты можешь изменить свою Жизнь. Видишь ли, большинство не могут сопротивляться тому, что уже предначертоно. Они не могут пойти против… не знаю, как тебе объяснить…
– Ты хочешь сказать, они не могут пойти протв своей судьбы?
– Нет, не против судьбы, – забавно скривясь, произносит он. – Все это намного сложнее. Если по-простому, они не могут сопротивляться Жизни.
– И в чем отличия между судьбой и жизнью?
– Судьбе нельзя противиться. Рано или поздно все все равно будет так, как должно. Скажем, если ты должен стать великим художником, то ты им обязательно станешь, даже если будешь изо всех сил сопротивляться. С Жизнью не так. Жизнь можно изменить, хоть это и трудно.
– Как такое возможно? Я думала, что есть только два варианта. Либо ты можешь что-то изменить в жизни, либо нет.
– Я же говорю, все это очень трудно понять. А еще труднее объяснить.
Я снова задумалась, чудик терпеливо ждал.
Минут через десять я задумчиво протянула:
– Я есть хочу.
– Что, прости?
– Хочу есть, – повторила я.
Он начал смеяться, даже не смеяться, а хохотать. Снова.
– Почему ты все время надо мной смеешься?
Думаете я сразу получила нормальный ответ? Естественно, нет. Впервые вижу, чтобы кто-нибудь так смеялся.
Успокоившись, но раскрасневшись так, что от завести умер бы даже самый спелый помидор, он сказал:
– Тебе только что сообщили то, о чем многие и не догадываются, а ты думаешь о еде?! Ты невозможна, ты это знаешь?
Я насупилась и обиженно толкнула его в плечо, что вызвало новую неконтролируемую волну смеха.
– А ты просто несносен!
* * *
Мы проходим между стеллажами с продуктами. Кругом люди, застывшие в довольно нелепых позах. Я верю во все, что узнала, но мне все равно кажется, что сейчас все «оживут». И это очень странно. Ходить рядом с теми, кто даже не подозреват, что пропускает день жизни.
Взяв немного еды и оставив деньги на кассе, мы вернулись к той скамейке, где мы встретились.
– Как тебя зовут? – спросила я, раскрывая упаковку с пончиками.
– Почему ты спрашиваешь? – искренне удивился он.
– А не должна?
– Обычно люди не спрашивают, – пожал плечами чудик. – Возможность что-то изменить настолько увлекает, что они забывают обо всем.
– И как же мне тебя называть?
– Зови, как тебе хочется.
– Хорошо, тогда я буду тебя звать… – я задумалась, а потом меня буквально осенило, – Чудик! Да, я буду звать тебя Чудик!
– Чудик? Не уверен, что мне нравится это имя.
– Ты сам предложил мне выбрать. Теперь уже поздно.
Он грустно вздохнул, видимо смиряясь с тем, что ему придется терпеть меня еще целых… а сколько у меня осталось?
– У тебя осталось восемнадцать часов. – Словно прочитав мои мысли, оповестил меня он. – Что будешь делать?
– Я хочу, чтобы ты рассказал, как ты стал помощником для людей, у которых появляются лишний день.
– Это длинная история.
– Такая длинная, что ты не успеешь рассказать за восемнадцать часов?
Он усмехнулся:
– В твой дополнительный день ты хочешь заниматься вот этим? Слушать историю незнакомого человека?
– Да.
– Что ж, ладно…
* * *
Почему солнце так ярко светит? Погасите его, пожалуйста.
Да, именно эта мысль посетила меня первой, когда я проснулась. Второй мыслью было: а почему я сплю на скамейке во дворе, ведь в моей постеле гораздо уютнее. А вместе с третьей я вспомнила все, что произошло вчера. И если бы я не чувствовала, что моя голова покоится на чьих-то коленях, то решила бы, что мне все приснилось. Потом я решила, что здесь, в принципе, не так уж и плохо, и хотела было еще немного поспать, но…
– Проснулась?
От неожиданности я испугалась и, попытавшись принять сидячее положение, чуть не упала на землю. Заметив широкую улыбку Чудика, я грозным, по крайней мере, как мне казалось, тоном предупредила:
– Не смей смеяться!
– Знаешь, это не так-то просто.
У меня тут же появилось желание опустить что-нибудь тяжелое на его темноволосую голову…
– У тебя осталось три часа. – И после этого сообщения мое желание только усилилось. – Чем хочешь заняться?
– Не знаю… хотя, здорово было бы пойти и купить мороженое! – воодушевленно заявляю я.
– Купить мороженое, – пародирует он мою интонацию. И то, как он это делает, отличается от вчерашнего. Он… злится?
– Тебе так нравится меня передразнивать?
– Пора бы тебе определиться. – Игнорирует он мой вопрос. – И что-то изменить, пока еще есть время.
– Я не хочу ничего менять.
– Нет, хочешь. Если бы не хотела, тебе бы не дали этот день.
– Я знаю, чего я хочу.
– Нет, ты думаешь, что знаешь! Но это не так! – повысив голос, говорит он.
– Ты сердишься. Почему?
Он медленно втягивает носом воздух, а потом, схватив за плечи, резко разворачивает меня к себе и, наклонившись к моему лицу, заставляет смотреть в его льдистые глаза.
– Потому что я уже семьдесят лет занимаюсь этой работой. Семьдесят лет даю шанс людям изменить свою Жизнь. И знаешь, сколько человек за все это время действительно изменили свою Жизнь? Восемь! Всего восемь смогли ее изменить! Хотя хотели все. И могли все. Но не изменили, побоялись. А ты… ты единственная, кто так упрямо твердит, что не хочет ничего менять, единственная, кто не думает как бы повыгоднее использовать свой день. Ты единственная за семьдесят лет, кто от счастья и восторга не забывает обо всем и начинает выспрашивать о моей Жизни. И я не хочу знать, что ты не используешь этот шанс, побоишься и оставишь все, как есть.
Окончив свою тираду, он снова глубоко вздыхает, отрывает от меня злой взгляд и отпускает руки. Я пытаюсь осознать его глубокомысленную речь, но этого всего оказывается слишком много для меня одной. Я молчу и не знаю, что сказать. Через пару минут он опять заговаривает:
– Как ты представляешь свое будущее? Дай, угадаю. Наверное, как у всех. Институт, работа, дом, муж. Да?
– А почему нет?! – огрызаюсь я.
– Потому что тебе нужно другое. Но ты боишься.
– Я не боюсь!
– Нет, боишься. Ты боишься, что люди скажут: «Она дура – бросила институт, не нашла мужа, и работы нет». Боишься, что если будешь жить так, как хочешь, то сделаешь что-то неправильное. Боишься попробовать, потому что думаешь, что ничего не получится.
Он замолкает, и мои мысли путаются и разбегаются. Кажется, еще одну его речь я не выдержу. Да, он прав, я боюсь. Боюсь и поэтому не хочу ничего менять.
– Слушай, давай просто сходим в магазин, купим мороженое и погуляем эти три часа.
– Иди.
– А ты?
– Я с тобой не пойду. Прощай.
Вот это оказывается неожиданно больно. Мне почему-то отчаянно не хочется верить, что он говорит всерьез. Я с трудом поднимаюсь со скамейки, смотрю на него и ухожу, так и ничего не сказав на прощание.
* * *
Я бесцельно брожу по городу среди застывших людей и не могу не думать, что он ошибся насчет меня. Я не могу изменить свою жизнь. Не могу.
Ноги сами приводят меня к институту. Я захожу внутрь, нахожу аудиторию, где должен состояться экзамен. Оглядываю комнату. Я проучилась здесь почти три года. И мне нравилось учиться, у меня были друзья, и все было замечательно, только… Только меня никогда не покидало ощущение, что я нахожусь не там, где должна.
Вдруг часы озаряются зеленым светом, проходит секунда, и все оживает. Мои одногруппники разбирают листочки и рассаживаются за парты, а я стою на месте и понимаю, что мой день кончился. И я ничего не изменила.
– Пожалуйста, возьмите бумагу и садитесь, нам нужно начинать экзамен, – говорит профессор.
Да, нужно взять листок, сесть и отвечать на вопросы, сдавать экзамен...
* * *
У вас бывало такое ощущение, когда вам кажется, что вы находитесь в совершенно не том месте и делаете совершенно не то? И вы идете и пытаетесь делать то, что должны. Но у вас катастрофически не получается. Что-то тянет вас, тормозит, заставляет останавливаться на каждом шагу. И вы пытаетесь делать то, что должны, но не можете.
У меня такое ощущение сейчас. Я стою перед аудиторией, полной людей, и мне нужно сесть, чтобы экзамен начался, но я стою и не могу сдвинуться с места.
– У вас все хорошо? – спрашивает меня профессор.
И тут я начинаю смеяться, или даже хохотать, потому что вспомнила, как смеялся Чудик, когда я задала тот же вопрос мужчине с газетой. Я вспоминаю, как он смеялся на пляже, как рассказывал про свою жизнь и то, как улыбался, когда мы сидели на скамейке и смотрели на звезды.
– У меня все замечательно! – с улыбкой до ушей заявляю я и под десятками удивленных взгядов выхожу из кабинета…
* * *
Я сажусь на ту самую скамейку, закрываю глаза и вдыхаю дурманящий запах черемухи. И мне почему-то так хорошо и легко, как никогда не бывало. Я не знаю, что буду делать дальше, но мне абсолютно не страшно, и я уверена, чем бы я не решила заняться, у меня получится.
– Ты все-таки смогла, – произносит знакомый голос.
От неожиданности я буквально подпрыгиваю на месте. А он… он, конечно же, заливается громким безудержным смехом. И меня, если честно, это возмущает до глубины души.
– Почему ты здесь?
– А где я должен быть? – перестав смеяться, спрашивает он.
– Я думала, ты появился только на один день.
Он усмехается:
– Нет, я живу, как и ты триста шестьдесят шесть дней в году.
– А как же твоя благородная миссия? Разве ты не должен помогать людям прожить их лишний день?
– Во-первых, этот день не лишний, а дополнительный! А во-вторых, мне дали отпуск за то, что ты смогла себя преодолеть.
– Хочешь сказать, я смогла изменить свою Жизнь?
– Да, именно это я и хочу сказать, – улыбается он.
– Угадай, чего я сейчас хочу?
– Опыт мне подсказывает, что ты хочешь мороженого. Кстати, ты всегда хочешь есть в важные моменты своей Жизни?
Я толкаю его локтем в бок, и этот Чудик смеется. Да-да, снова.
Похожие статьи:
Рассказы → Тридцать второе меолам (конкурс "Лишние дни", работа №4)
Рассказы → Тахионный смотритель (конкурс "Лишние дни", работа №2)
Рассказы → 29 февраля (конкурс "Лишние дни", работа №3)
Рассказы → Междумирье ("Лишние дни", внеконкурс)
Рассказы → Несуществующий день лета (32 августа, конкурс "Лишние дни", работа №1)