Зарядивший с утра осенний дождь к вечеру превратил в вязкую жижу лесные просеки. По одной из них, поскальзываясь и матерясь, чапал к шоссе длинный, тощий как жердь мужчина. Звали его Геннадий, а в простонародье Генка. Фуфайка намокла, отяжелев, тянула плечи, болталась пухлым мешком вокруг туловища. Кепку с утра наш герой взять не догадался и теперь ловил обветренными губами стекающие по лицу капли. Холодная мерзкая струйка просочилась за шиворот, поползла по спине. Мужчина, вздрогнув, поежился, намокший воротник прилип к лопоухой голове, пряча от холода шею. Генка споткнулся о выпирающий из земли корень, покрыл того отборным матом, соскребая с кирзачей налипшую грязь. Циркнув сквозь зубы в залепленную листопадом лужу скудный плевок, поплелся дальше.
От вырубки до деревни расстояние приличное. Пешком – только к рассвету. Вся надежда на позднюю попутку. Генке безразлично, что вымирающие деревни больше не рожают трактористов-ударников и доярок-медалисток. Ох уж эти лихие девяностые.
Мужское население Белой Горы давно превратилось в лесных воров да опойков. Последние лет пять жизнь прокручивалась по одному сценарию: пьянка, шабашка, деньги, пьянка. Иногда эту круговерть разбавлял мордобой, иногда – мордобой с поножовщиной, - тогда в привычный список встраивались похороны, а они вели к затяжной пьянке и к более жесткому мордобою. Многочисленные родственники еще долгое время выясняли кто прав, кто виноват. А если разборки затихали, то находились сердобольные сочувствующие сплетники, открывались новые подробности и скандал разгорался по новой.
Генка взялся за вырубку только ради семьи. Ольга всю плешь проела, что сына Максимку кормить нечем, сама же нигде не работала, мол, по хозяйству дел много. Вот курва! Знаем мы ее хозяйство, оно у Мишки Володькина в штанах. Нет, Геннадий жену с любовником не застукивал, но бабы в магазине судачили, а раз судачили, значит было на то основание. Эх, вышибал он Мишке зубы пару раз, а потом не единожды пил с ним мировую, но обида крепко засела в душе занозой, бередила после третьей соточки. Ольга тоже не прочь пропустить рюмку-другую, а с налитых глаз и ей мерещились измены. Вот и выходило: что ни утро, то Генка просыпался с синей рожей, то супруга его.
В эту осень малой пошел в первый класс. Пусть деревенская школа была только начальная, а из убранства имела одну комнату для уроков, кухню, туалет и холл, он же спортзал, - но Максимка гордился безмерно, сияя как начищенный медный самовар. Странный отпрыск, инопланетянин, не вписывался в уклад деревни, вызывая у Генки по пьяни приступы сомнения в отцовстве, а на трезвую голову - гордость. В отличие от матери, малой умело совмещал работу по хозяйству и учебу. Оставался невидимкой во время родительских ссор, умудряясь не попадаться под руку, будто бы жил в параллельном мире, куда периодически уходил, просто исчезая не только из поля зрения родителей, но из их мыслей тоже. Как бы ни закручивалась семейная Санта-Барбара, Максимка в нее не вовлекался. Родителям в голову не приходило стукнуть ребенка или ругнуть, даже в пылу самой жестокой драки.
До шоссе оставалась пара сотен метров. Генка видел свет фар изредка проезжающих машин, слышал урчание моторов, шуршание покрышек по асфальту. Вот живут же люди! Жируют - и никаких проблем, разъезжают на автомобилях, отдыхают за границей, жрут красную рыбу, пахнут дорогими одеколонами, а он гниет в этой дыре и не видит пути выбраться. Тоже не считает каждую копейку. Потому что этих копеек отродясь нет. Какие крохи заработает – сразу забирает Ольга. А если не успевает забрать – сам обналичивает в жидкую валюту.
Генка остановился, пошарил по карманам в поисках папирос. Найдя пустую смятую пачку, в ярости пнул ком грязи. Курить хотелось жутко, он весь промок, до нитки, замерз как собака. Мечтал об одном: поскорее добраться до дома. Так, злой и продрогший, вышел на обочину шоссе. Не успел поднять руку, проголосовать, его на бешеной скорости окатил грязью внедорожник марки Лексус. Ах, если бы Геннадий мог сейчас догнать этого урода, вытащить из теплого салона и с оттяжечкой пинать до второго пришествия.
Удивительно, но внедорожник остановился: в сумерках зажглись огоньки заднего хода. Поравнявшись с ним передней дверцей, автомобиль застыл. Распахнулись «ворота в рай». Потянуло теплом, ароматом элитного сигаретного дыма, чуть слышно звучала странная медленная музыка, пахло женщиной. Генка согнулся, заглянув в салон. Так и есть - за рулем фифочка, ухоженная блондиночка. В руке длинный мундштук с дамской сигариллой. Виноватый взгляд, пухлые губы растянуты в приветливой улыбке.
- Простите, я вас не заметила, – тихий нежный голос заволок Генкин мозг ванильной тянучкой. – Разрешите подвезти.
Он забрался на пассажирское сиденье, хлобыстнув дверью по привычке. Дамочка даже ухом не повела. Машина медленно тронулась и, постепенно набирая скорость, покатила в ночь. Генка чувствовал себя ничтожеством в этой роскоши. Грязные кирзачи от малейшего движения чвакали, отваливая на чистый коврик щедрые куски лесного перегноя. Ватник, высыхая, парил причудливым амбре. От дыхания запотела часть лобового стекла, в салоне завоняло перегаром.
Чувство вины в Генкиной груди медленно перерастало в ненависть. Какого лешего он должен оправдываться перед этой городской? Сейчас дамочка начнет высказывать претензии, морщить напудренный носик, с жеманным «фи!» принюхиваясь в его сторону. Но она смотрит вдаль на бегущее под колеса шоссе, изредка прикладывает к губам мундштук, делая затяжку. Вот сука! Даже курить не предложила. Интересно, о чем задумалась? Наверное, считает Генку вонючим бомжем, неудачником, пропойцей, тупым уродом-деревенщиной без гроша в кармане, пропащим и потерянным для общества. Быдло, серая безликая масса, безмозглая, никчемная, не имеющая права на существование. Точно-точно, по ней сразу видно, считает меня копошащимся на дне жизни червем, если подохну, то поделом. Мол, у отброса нет права на жизнь, и такого же права нет у моих детей.
В этот момент Генке представилась собственная шершавая ладонь, черная от въевшегося мазута, сжимающая упругую ароматную грудь фифочки. Ярость взорвалась напалмом в сердце, обожгла горло. Ну конечно! Это для Ольги я мужик, а для этой – пустое место.
- Остановите машину, – прохрипел он.
- Вам плохо? – ресницы сочувственно вспорхнули.
- Останови машину! – рявкнул Генка.
Хорошо, что дамочка не видит налитых кровью глаз. Не подозревает об опасности. Время пока на его стороне, надо торопиться. Ярость сдавила горло, каждый вдох превращая в хрип. Авто, сбавляя скорость, съехало на обочину. На пике торможения Генка выхватил из-за голенища нож. Блеск стали отразился в расширенных зрачках фифочки. Она завороженно смотрит в безумные глаза попутчика. Так, наверное, смотрит кролик на удава, понимая близость смертельного часа. Нет страха, нет мысли убежать, - одна обреченность, покорность судьбе. Свист лезвия, рассекающего воздух, а заодно и нежное горло. И тишина, накрывшая волной авто, шоссе, лес. Пропали музыка, запах сигарилл, аромат дорогих духов. Их сменили затхлая вонь прелого ватника, лесного перегноя, стойкого перегара и свежей крови.
Генка вышел из машины. Что он чувствовал? Пустоту. Глубокую, темную, как осенняя ночь. Отлив в придорожную канаву, полез искать в бардачке сигареты.
- Вишневые, - глубоко затянувшись, пожевал губами сигариллу.
Сжав зубами фильтр, наспех оттер кровь с приборной панели и руля. Аккуратно достал дамочку, придерживая еще теплый труп под колени. Белокурая голова склонилась на Генкино плечо, словно убиенная всего лишь уснула на руках своего убийцы. Женщина оказалась на удивление легкой, почти невесомой.
- Красивая, - уложив ношу в багажник, Генка бережно укутал труп одеялом.
Вернувшись к открытой дверце, сел за руль. Предстоял долгий путь.
- Шикарная машина! – Геннадий искренне восхищался.
Авто мчалось по трассе, разрезая пелену дождя надвое. Пустое шоссе напоминало картинку из старой сказки о ведьмах да упырях. Ни одной встречной, из темноты всплывают только сосны, ели, куцый придорожный кустарник. Однообразный пейзаж. Голова от монотонной езды клонится к рулю.
- Не хватало в кювет слететь! – тихий возмущенный голос за спиной.
Генка, подпрыгнув, врезал по тормозам. Лексус затормозил плавно, медленно съехал на обочину. Ремни безопасности, оживая, дрогнули, оплели тело, связав по рукам и ногам. Не веря в происходящее, бедолага очумело пялился в зеркало заднего вида. Там, на сидении, поправляла растрепанные волосы хозяйка авто, убитая им полчаса назад.
– Ну что, милейший? Допрыгались?! – спросила она, грустно улыбаясь. Тяжелый, ароматный вздох прошелестел по салону. Генка заметался в путах ремней, холодея от ужаса. Панель шла рябью. Вспучивая обшивку, набухали корявыми наростами приборы. Миг, и распахнулись белесые глаза, молчаливо вопрошающие. Руль изогнулся широкой клыкастой улыбкой. Сиденье превратилось в пыточное кресло. Сначала мужчина решил, что включился нижний подогрев, но когда разъедаемая непонятно чем, - растворилась одежда, а вслед за одеждой кожа и мышцы, - Генка выгнулся, заорав от боли, ломая ребра о ремни безопасности. Часть спины, ягодицы, бедра медленно превращались в желеобразную массу. Прихлюпывая, кожаное сиденье всасывало это желе, подрагивая от удовольствия. Видимо, изысканнее лакомства никогда не пробовало. Мужчина бился в коконе из ремней, пойманной в паутину мухой. Мышцы, растворяясь, оплывали, как оплывает воск на свечном огарке. Под тяжестью головы хрустнул и просел позвоночник, крик оборвался. Генкина голова упокоилась в малом тазу, прижавшись висками к подвздошным костям.
- Теперь ты типичная жопа с ушами, – брезгливо хихикнула дамочка.
Сделала пару снимков дымящихся костей убийцы и вышла под дождь. Снова внедорожник окружала медленная музыка, аромат вишневого табака, запах духов. Капли впитывались в кожу, поглощались одеждой. Раскинув руки, женщина танцевала на обочине ночного шоссе, сливалась с природой, окружающим миром, оставаясь собой. Улыбалась, глядя в небо, словно видела сквозь тучи и мрак вселенной нечто ей одной ведомое.
Танцующая даже не догадывалась, к чему приведут события этой ночи, какими жуткими опасными испытаниями обернутся для нее и тех, кто станет невольным участником этой истории.
Утром в деревне заметно оживились даже куры. К Генкиному дому подкатила шикарная машина. За рулем не менее шикарная блондинка. На пассажирском сидении сам Генка, в костюме, при галстуке. Пересудов бабам хватит на неделю, а то и месяц. У забора началась было собираться толпа. На крыльцо выбежал босоногий Максимка. Увидев отца, радостно запрыгал, хлопая в ладоши. Ольга устало привалилась к косяку, не переставая вытирать передником без того сухие руки. Мужчина молча вышел, проводил отъезжающее авто задумчивым взглядом и, подхватив встречавшего сынишку, важно прошествовал в дом.
Интересненько, живенько... Одну опечатку заметил, по пунктуации - к специалистам. + Буду ждать продолжения.
