Вечер привел за собой туман. Ватная дымка молоком разлилась по полю, заполнила каждую впадину, сгладила границы, неярко мерцая в красноватом свете луны. Та багровым диском вставала над лесом. Медленно и величаво, будто жестокая богиня, поднималась все выше. Пока не застыла над пиками черных сосен, заняв свое почетное место на этом баллу.
Мир замер, затаил дыхание в ожидании. Ветер утих, ночные жители умолкли, и воцарилась всепоглощающая гнетущая тишина. Казалось, стоит хоть раз познать эту тишину – и больше никогда не сможешь услышать ни звука.
Секунда и время лопнуло невидимой струной – заполыхал огонь. Костры разжигались по кругу, вспыхивали, прогоняя туман. Пламя пылало ровно, совсем не давая тепла и почти не убавляя мрак. В огненном кольце возвышался шатер, и его черные знамена развивались на ветру, что нагрянул с новой силой.
На границах света, куда не доставало пламя костров, мрак сгущался. Казалось, он становился темнее, обретал форму и объем. Протяни руки – и тебя встретит черная непреступная стена. Случайному прохожему могло показаться, что он видит силуэты людей в этой темноте, слышит голоса и смех. Но поле было пусто, и лишь шатер цирка стоял как напоминание о не случившимся представлении.
Многие века жили легенды о грандиозных шоу, что устраивают на арене метатели ножей, клоуны и фокусники. Шептались – их талант подарок самого Дьявола.
Богачи со всего света полжизни отдали бы на то, что бы хоть одним глазком заглянуть под полог шатра, но ни один человек так и не смог по своему желанию приблизится к цирку. Изредка, кто-то видел, как к нему приходят люди, одинокие, маленькие фигурки на фоне огромного поля, но никто никогда не встречал тех, кто возвращался обратно. Цирк хорошо охранял свои тайны.
Но времена прошли, легенды замолкли под гнетом лет и дьявольский цирк стал лишь неясным отголоском времени. Страшилкой на ночь для непослушных детей. Не смотря на это до сих пор завидев в поле огни костров и шатер под черными знаменами, люди спешат уйти подальше от проклятого места, укрыться в домах и плотнее затворить ставни.
На арене тем временем всю ночь дают представление для несуществующей публики и жгут костры. А ранним утром, когда рассвет только-только подпаливает верхушки деревьев и те тлеют в его неярком свете, шатер снимали. Огонь тух, туман уходил, и цирк исчезал, не оставляя следов. Что бы на следующую ночь появится за сотни миль от этого места и дать новое представление.
***
Сегодня в полночь костры вновь запылали на заброшенном поле. Туман услужливо расступался и дорогой ложился под ноги. Я шла на свет как мотылек, что кружится у лампы. Руки холодили две золотые монеты – моя плата за вход. На секунду мне вдруг показалось, что полог шатра приоткрылся, и в щели промелькнуло улыбающееся лицо. Но этого не могло быть. Не здесь, за границей круга.
Однако я на мгновенье замерла, осеклась, не сделав шаг, но тут же прогнала от себя неясные пугающие мысли. Я не могла отступить сейчас, после стольких лет поиска и ожидания. Сегодня я смогу попасть на представление. Всего один шаг отделял меня от него. И я сделала этот шаг. Казалось, пространство слегка поплыло, пропуская меня.
В черте круга костры пылали ярко, и даже стоя поодаль я чувствовала жар, исходящий от них. В воздухе витал едва уловимый запах дыма. Туман превратился в неясную тусклую дымку, что ковром стелилась по траве.
В тишине зазвенела тихая музыка. Неприятная и жуткая. Будто бы заело пластинку с веселой и радостной песенкой. И проигрыватель раз за разом прокручивает один и тот же момент.
Теперь это был уже не просто шатер на пустом поле. Цирк жил.
Недалеко стояла будка. В ней, будто приглашая меня зайти, застыла в легком поклоне кукла. Возможно если бы не мертвенная бледность кожи и шарнирный рот, я бы могла принять ее за обычного человека, парня лет двадцати.
Свет внутри замерцал. В дверце было отверстие для монет – пора было покупать билеты на представление.
– … она была безумно красива в своем тонком белом платьице. Невероятно волшебная, как маленькая феечка, в ореоле кудрявых светлых волос и со звонким как колокольчик смехом. Она была только моя, – парень – кукла смотрел на меня отсутствующим взглядом, его губы совсем незаметно шевелились, но я ясно слышала шелестящий голос. Было понятно, что это не самое начало рассказа, но я была готова выслушать, а ему, видимо, очень хотелось рассказать.
– Лейла любила меня. Она желала мне доброго утра и спокойной ночи, хвасталась новыми игрушками и платьями, а после обеда мы пили с ней чай из маленьких фарфоровых чашечек. Она часто шутила, что они такие же белые и холодные, как и моя кожа, – в словах куклы не было эмоций, но в монотонном голосе я слышала любовь. – И она любила меня. Но мне было невыносимо видеть ее, чувствовать тепло ее рук, слышать голос. И самому молчать, оставаться фарфоровым болваном с дурацкой улыбкой. Если бы я мог я бы кричал о своей любви. И когда я почти сгорел в своем холодном отчаянье, появился он. И подарил мне жизнь. Ничего не потребовав взамен.
«Не упусти этот шанс», – единственные слова, что сказал мне демон, прежде чем исчезнуть. А потом я проснулся живым.
Теперь я мог быть рядом с ней. И я любил ее. А Лейла была ребенком и любила меня, как любят дети свои игрушки.
Я взрослел вместе с ней. Мы все так же пили чай после обеда, но моя кожа больше не напоминала ей фарфор. Она показала мне свой дом (я ведь раньше ни разу не выходил за пределы комнаты) и познакомила со своими друзьями. Никто никогда не спрашивал, куда пропала ее любимая кукла. И никто никогда не интересовался, откуда взялся я.
Я стал чувствовать, как проходит время. Лейла менялась, взрослела, как говорили все вокруг. Теперь она уже могла дотянуться макушкой до моей шеи. И она становилась еще прекраснее. И я любил ее.
В один прекрасный вечер она подарила мне свой поцелуй. Она и раньше целовала меня перед сном, но ты были совсем другие поцелуи. Теперь же я запылал от нежного пламени ее губ.
Теперь я знал, что смог воспользоваться той возможностью, что подарил мне демон.
Все поздравляли ее, мол, повезло с кавалером, и хлопали меня по плечу, говоря: «Завидуем, друг, такая девушка».
Но она все взрослела, а я оставался молод. И вскоре, никто больше не завидовал нашей любви.
Лейла часто плакала по ночам. У ее глаз появились уродливые морщины, а прекрасные светлые волосы молью побила проседь.
Но я все так же любил ее. И мне было невыносимо видеть, как она мучается.
Но я не знал, как поступить. Я боялся, что она изменится и разлюбит меня, выкинет как ненужную взрослому игрушки, и я больше никогда не смогу быть рядом с ней.
Но я смог остановить время.
Она была так прекрасна в своем тоненьком белом платье, с распускающимся красным маком на груди. В ореоле вновь посветлевших волос и навсегда застывшей счастливой улыбкой. Лейла больше не менялась. Она оставалась красивой, как и прежде.
Но теперь ее губы не дарили мне обжигающие, нежные поцелую. А ее нежная кожа, стала холодной и белой словно фарфор. А после и вовсе растаяла.
Если бы я мог я бы кричал. Ревел от того холодного отчаянья, что сжигало мне изнутри. Я так хотел, что бы она навсегда осталась со мной. Но не смог удержать.
А потом моя кожа вновь стала напоминать фарфор. А суставы заменили шарниры. Теперь я снова был куклой. Живой куклой, которой некуда было идти. И я пришел к нему. А демон только смеялся. Но он принял меня. И ее.
О боже как я любил ее, я … – но завод кончился, и я так и не смогла услышать конец истории. В наполненных мраком глазницах черепа, что кукла держала в руках, на мгновенье вспыхнуло яркое пламя. Лейла ведь тоже любила его.
Сквозь маленькое окошко в мои руки скользнул билет.
– Добро пожаловать, Велла, – в последний раз улыбнулась мне кукла и вновь застыла в приглашающем полупоклоне.
Он знал, что я приду. Меня уже ждали.
За поворотом шатра раздавался сдержанный смех и громкая ругань. Они привлекли мое внимание, но я не спешила показываться на глаза говорящим.
– Ты только и знаешь, что повторять «В мое время», Джеронимо, – неприязненно говорила рыжеволосая девушка. На ее лице красовалась жуткая клоунская улыбка, подведенная ярко – красной помадой. И оттого казалось, что она вечно улыбается, хоть голос и звучал грубо. – Запомни, старикашка, твое время прошло!
Вопреки ожиданиям ее собеседник не выглядел старым. Я могла дать ему не больше двадцати пяти. Но его бледное осунувшееся лицо будто бы отражало всю тяжесть прожитых лет.
– Так же как и твое, – огрызнулся мужчина, поигрывая связкой лент от огромных воздушных шаров, что черным куполом возвышались над ним. Казалось, что шары поглощают свет, и блики ближайшего костра терялись в их непроглядной темноте.
Я подошла ближе, но парочка вовсе не обратила на меня внимания, продолжая негромко переругиваться.
– Да, но, в отличие от тебя, я была не столь глупа и смогла отпустить его. А не гнаться очертя голову за бессмертием.
– Я не просил бессмертия, мне нужно было всего лишь несколько лет. Я многого еще не успел, но пусть так – все равно добился больше, чем ты за свой срок.
Он, наконец, поднял на меня глаза.
– О, гляди ты – новенькая, – недобро улыбнулся грустный клоун и жестом пригласил меня сесть. Я послушалась. – Смотрю, дружище Закери пропустил тебя?
Он расценил мое молчание как согласие.
– Тогда не вздумай повторять мою ошибку.
– Ошибку? – я придвинулась ближе к огню, отогревая онемевшие руки, но пламя, хоть и давало жар, не могло мне помочь.
– Ошибку, – безразлично повторил он, клоунесса лишь молча улыбалась, решив больше не ехидничать. – А мне ведь просто не хватило времени на все. И уходить вот так, оставляя дела незаконченными – это было не в моем стиле.
– Ты ведь видишь, что девчонка ни черта не понимает, старый дурак! – все – таки не выдержала рыжая. – Раз завел свою шарманку, то начинай сначала.
Джеронимо зло глянул на нее исподлобья, но, видимо, счел совет дельным.
– Если ты думаешь, что я такой же идиот, как и все они, – он неопределенно махнул рукой на шатер, – то ошибаешься. Мне не нужна была милость Баала, что бы устроить свою жизнь. Я жил в те времена, когда порядочный англичанин не требовал помощи со стороны, что бы его зауважали, – при этих словах он ехидно глянул на клоунессу, но та сделал вид, что не замечает его. – В свои двадцать я уже был довольно известен в определенных кругах и мог похвастаться знакомством с достаточно известными людьми, что бы мне дали дорогу.
Пожалуй, за мою железную хватку и непреклонный характер стоит благодарить отца. Общественность утверждала, что «яблоко от яблони», но на самом деле у меня с ним было мало общего. Однако его безжалостность и строгость смогли воспитать меня многим лучше, чем учительское эстетство.
Отец всегда учил рвать глотки. Зверем вгрызаться шеи, прижимать противников к стенке и не отпускать, пока они не перестанут трепыхаться. На этом его учительские способности заканчивались, однако он прекрасно демонстрировал свои учения на практике.
Но я не был жесток. ЖЕсток – да, но не жестОк.
Я был молод, нетерпелив и горел желанием прокричать о себе на весь Туманный Альбион. В те времена, каждый первый желал этого. Мелкие звездочки вспыхивали и тут же угасали, не выдерживая напора конкуренции. Но я раз зажёгшись, больше не потухал.
Начинал с маленькой конторки, что устраивала праздники для детей. И после выяснилось, что выбрал самый верный путь. Дети не требовали золотых гор, роскоши и власти. Они были рады воздушным шарам, разноцветным флагам и розовым пони, что бегают по лужайке. Их не волновало, что шары сдуются, флаги потускнели, а краска с пони слезет и он станет обычным пегим жеребенком.
Да и к тому же мне легко было выдумывать все новые способы развлечений для детей, ведь у меня подрастали два маленьких племянника и племянница – отпрыски двоюродной сестрицы.
Стоит ли говорить, что дети меня обожали.
По правде и я их любил.
Со временем конторка разрослась и превратилась в солидную фирму. От заказов не было отбоя, все желали устроить для детей незабываемый праздник. И дела шли только в гору.
Еще позже под моим началом существовала целая корпорация. И это в неполные сорок лет. Небывалый успех для того времени.
Ты видно ждешь услышать, что все рухнуло в один момент, оставив меня ни с чем? Нет. Удача сопутствовала мне еще многие годы. Пусть и со временем оба моих племянника спились, а племянница сбежала в монастырь, сестрица овдовела, а отец скончался от лихорадки, но успех не прошел.
Я сам обзавелся семьей. Дочка – ангелочек и красавица – жена, что ждала еще одного ребенка. Все шло как по маслу, мечты сбывались одна за одной, и я, правда, был счастлив.
А когда уже сыну исполнилось восемнадцать, я вдруг разом понял, как постарел. Нет, седина появилась давно, да и зеркало меня никогда не обманывало, но когда выросли дети, стало понятно, что мой праздник закончился.
Одно время я планировал завещать все сыну, как наследнику, но тот неожиданно для всех подался в медицину. Я всегда уважал мнения своих детей, но его отказ больно ударил по мне. Теперь было страшно, что когда я умру, дело всей моей жизни либо уйдет в чьи – то чужие руки, либо исчезнет, оставшись без контроля.
Поначалу мне удавалось гнать от себя дурные мысли, и я относительно спокойно прожил еще десять лет. А после отчаянье накрыло меня с головой. Жена, видела, что меня что-то гнетет, но была не в состоянии понять, каково это терять себя.
Еще через год во мне откликнулась отцовская лихорадка. Я потухал. И мне, правда, было чертовски страшно, хоть я и не был трусом. Тогда и пришел Демон. Пришел и дал мне то, в чем я нуждался больше всего. Подарил мне время.
О, я боготворил его и клялся, что «не упущу эту возможность». Пока не понял, какую шутку сыграл со мной Баал. Когда меня сжигала лихорадка, я был бы рад паре лишних лет, но он сделал щедрый подарок. Щедрый и бесполезный – даже губительный. Он вернул мне молодость.
Как, думаешь, отреагировала моя женушка, найдя поутру в постели не старика, а двадцатилетнего юношу? Это в сказках возлюбленные всегда узнают друг друга в каких бы обличиях они не были. Только в сказках, а у нас, как видишь, кошмар.
Криков было неимоверно много. Не помогли документы и старые фотографии. Полиция лишь усмехалась, глядя на мои фото. Они считали, что я просто «весьма похож».
Они перекопали все ближайшие парки, проверили все реки и озера в поисках моего трупа, но в итоге не смогли найти ничего. А без улик убийство не повесишь. К тому же я без конца повторял, что я просто помолодел. Да и других документов при мне не было.
В итоге это привело только к тому, что меня приняли за умалишённого и упекли в лечебницу. Можешь представить мое отчаяние? Ай, куда там.
Я уже и сам начал верить, что просто свихнулся. Что та другая жизнь мне просто приснилась, что я и правда обычный мальчишка в самом рассвете лет. И тогда Демон вернулся за мной. Он, видимо, вдоволь насмеялся с моей ошибки и решил сжалиться. И я пошел за ним. А что мне оставалось делать? – Джеронимо вновь махнул рукой, будто я его в чем – то упрекала, и замолчал.
– Говорю же – дурак. Но он прав, новенькая, не повторяй его ошибок. Отпусти свое время, если оно уходит. И сполна насладись им.
– Еще посоветуй ей стать такой как ты, рыжая ведьма.
– Старый чурс, – клоунесса беззлобно сплюнула, – Я уж явно за свой срок навеселилась сполна и побольше за тебя, клоун.
– Конечно, Патриция, конечно. Знаю я твое веселье. Вон руки и сейчас не отмыть – по локоть в крови.
– Чего кривишься? Это ты, папенькин сыночек, имел путь в высшее общество, а я, слабая и беззащитная девушка, была вынуждена продирать свой путь сквозь терновник. Каждый день ожидая получить нож под лопатку или пулю в затылок.
– Слабая и беззащитная девушка, – умело передразнил Джеронимо и они дружно захохотали. Патриция с любовью погладила дробовик на поясе и продолжая хихикать перебирала патроны в патронташе, как четки.
Я седела неподвижно и молчала, наверное, потому они почти забыли про меня продолжая переругиваться и подшучивать друг над другом. Но в какой – то момент рыжая клоунесса скользнула по мне цепким взглядом и усмехнувшись сказала:
– Чего затихла как мышка? Боишься меня?
– Нет.
– Врешь. Врешь, мышка. У тебя взгляд овцы, что стоит на пути голодного волка. Боишься.
Но я не врала. Я и правда не боялась ее. Я решила больше ничему не удивляться и никого не бояться, если хочу исполнить свою мечту.
– Ну да ладно. Тебе ведь совсем нечего бояться меня. Я не волк.
– Ты тигрица, – усмехнулся Джеронимо и она ответила ему благосклонным взглядом.
– Одно лихо. Но я не ем маленьких заблудившихся девочек, уж поверь мне.
– Естественно, тебе больше по душе мужики, - съязвил грустный клоун.
– Не без правды, старикашка, – откликнулась клоунесса, – мужчин куда приятнее ставить на колени. А те твари сполна поплатились за мои унижения, – она вновь, будто успокаиваясь, пробежала пальцами по патронам. – У тебя, наверное, была семья, мышка? Так вот, моей семьей была стая. Стая диких, вечно голодных волков, которые не гнушались грабежа и разбоя, что бы утолить свой голод. Порой мы натыкались на другие стаи, тогда дрались уже за территорию, да и просто забавы ради. Мы были животными, не людьми. Нью-Йорк тогда был одним огромным логовом, но и он не мог прокормить наши пасти.
И среди всех волков я была одна волчица. И все считали, что баба к несчастью. Да и вообще существо непутевое, которое не годно для убийств и хорошо только в одном. Но я всеми силами старалась доказать обратное. Ух, как же тяжело это было. Чертовски тяжело.
Если мужик промахнется, стреляя в убегающего, то это боги послали тому спасение, ветер подул не в ту сторону, и вообще он попал, это нам показалось, что промазал. А то, что жертва бежит – пустяк, это ненадолго. Если я промахнулась – потому что баба. Поэтому мне нельзя было промахиваться.
Но даже мой дружок, глава этой клыкастой шайки, посмеивался, когда я брала в руки оружие. А этот гаденыш был тот еще проходимец и сам-то толком нож держать не умел. Точнее умел когда-то, стал же он главарем, но со временем от бездействия разучился. Белоручка.
Но в прошлом и он навел шороху, оттого его все уважали и никто даже в страшных снах не помышлял свергнуть его и занять освободившееся место. Никто кроме меня.
Это было совершенно неосознанное желание. Мне к черту не нужна была власть или слава безжалостной убийцы. Я просто хотела, чтобы они увидели, что женщина может стрелять из дробовика с ними наравне.
Но тогда я сама еще была зеленой пацанкой. Совершенно непутевой растяпой. Пули у меня сыпались из обоймы и редко попадали в цель, нож я и вовсе старалась не брать. Шрамы на руках заживали долго и неприятно. Но я все равно продолжала мечтать, что когда-нибудь имя Патриции Красн, загремит на весь город и меня признают не только свои, н о и чужие.
Но пока товарищи ржали с меня, и терпели только потому, что я была подружкой Зака. А потом его прирезали. Загнали в подворотню и, напав всем скопом.
Я уже прикидывала, как по-быстрому и незаметно свалить, но шайка не стала трогать меня. Привыкли что ли за эти годы, не знаю, но меня не гнали и не пытались убить. Пару раз самые глупые порывались «пригласит» меня на свою лежанку, но я быстро отбила у них охоту не только на свою персону, но и на всех прочих девиц.
Но, не смотря ни на что, мое положение в стае лучше не стало. На облавы меня все так же старались не брать, а коли брали, то заранее просили не хвататься за пистолет. Тебе не понять, мышка, как тяжело женщине в то время было добиться уважения.
Но я продолжала упорно тренироваться. Однако, когда мне самой казалось, что мои дела идут в гору, опять появлялся какой-нибудь урод, который утробно ржал и слал меня на кухню разделывать крыс.
Порой я ломалась, и тогда было совсем плохо. И вот в один из таких надломленных дней пришел Баал. Он не стал утешать или успокаивать меня. Просто предложил помочь. Казалось, его вся эта ситуация до чертиков забавляет. Сначала мне хотелось послать его вслед за остальными, но куда там пошлешь это рогатое чудище. Да и представлялся шанс действительно доказать всем чего я стою. И я согласилась.
Он оставил мне дробовик и патронташ, а сам ушел, пожелав на последок: «Не упусти этот шанс». Думаю, коли я здесь, то исход моего «шанса» тебе ясен.
Первое время я не сильно-то и пользовалась дьявольским дробовиком. Стеснялась что ли. Хотя куда там – стеснялась. Просто для начала хотела убедиться, что он не так прост. И в действительности все оказалось просто прекрасно. Я больше никогда не промахивалась. Мои пули быстрее всех попадали в цель. Да и вся моя неуклюжесть пропала – теперь я была первоклассным бойцом. Все остальные тоже это поняли, но не спешили признавать меня их главарем. Разве что гнобить перестали, да и то только потому, что боялись, как бы я их по злости не пристрелила.
А я все входила во вкус. Это было настоящее веселье – постоянная война.
Но шайки как-то быстро сообразили, что неспроста я вдруг стала самой смертью. Люди глупы – они вечно приписывают магию каким-то нелепым предметам. Но вот в этот раз, удивительно, не правда ли, они оказались правы. Думаю, не стоит уточнять, что никто из тех, кто пытался, так и не смогли добраться до моего оружия. И больше уже вообще передвигаться не могли. Никогда.
Теперь уже боялись все. Волки дружно забыли про дробовик, как про испорченную кость и больше не стремились завладеть им. Но они прекрасно понимали, что оставлять все так нельзя иначе вскоре я перебью всех. Даже своих.
Собственно говоря, это и случилось. На очередном деле, эти крысы сговорились с нашими врагами и устроили облаву на меня. Их всех достали мои патроны. Некоторые были настолько жалки, что пытались умолять меня о пощаде. Но в итоге никого не осталось.
И именно тогда эта пьяная пляска смерти отпустила меня. Я будто бы очнулась ото сна и поняла, что осталась совершенно одна в обществе немых трупов. Все-таки добившаяся уважения и ставшая главой стаи. К тому моменту уже несуществующей стаи.
Мне не нужна была такая власть. И когда я полностью осознала свое одиночество, и отчаянье захватило меня, я пришла к Демону. А он, он как будто знал, что все так и будет. Но принял меня и оставил в своем цирке. Ну что, новенькая, теперь тоже не боишься меня?
– Нет, не боюсь, – я оставалась непреклонна в своем мнении.
– Правильно, мышка. Меня бояться нечего. Никого не стоит бояться. Кроме себя. Себя бойся, новенькая, ты самый главный твой враг и страх.
– Тебе не к лицу философствовать Патриция. Глупо выглядишь, – усмехнулся Джеронимо.
– Не лезь, старый чурс, когда девушки толкуют, – огрызнулась та. И они вновь забыли про меня повязнув в своей мелкой ругани. Но когда я уходила, клоунесса, все – таки зацепила меня своим взглядом. Мне показалось, она прошептала все те же слова: «Ты свой главный враг», но я отошла уже далеко от костра и мне, верно, показалось.
Возвращаться обратно через костер клоунов совсем не хотелось. И я, повинуясь больше любопытству, решила обойти шатер по кругу, надеясь больше не встретить местных обитателей.
Луна уже перевалила пик неба. Теперь она медленно спускалась со склона, подмигивая мне из-а облаков своим желтым глазом. Туман почти исчез и доставал лишь до лодыжек, слабо отблескивая в свете костров. Пожалуй, было довольно холодно, но я не мерзла, не смотря на тонкое платье. Лишь руки оставались все такими же ледяными. Со временем к этому привыкаешь.
Вопреки всем моим надеждам, мне не случилось незамеченной обойти круг.
– Ой, девочка, а не постоишь пару минуток вон у того круга? – неизвестно откуда ко мне подскочила девушка в жутковатой маске на пол лица, на манер венецианских. В разрезах для глаз почти ничего не было видно, но из-под маски светилась лучезарная улыбка. – Думала потренироваться, да никто не хочет помогать, даже этот молчун Леонард, – она махнула рукой в неопределённом направлении, – хотя ему-то чего бояться, двум смертям не бывать все равно.
Девушка тараторила без устали, все так же держа меня за локоть. Ей явно не нужен был мой ответ, но все же я решила согласиться.
– Не бывать, – кивнула я и пошла за ней к небольшой полянке. Там на расстоянии стояла огромная мишень. Как раз в мой рост, невесело подумала я – в самый раз.
– Давненько у нас новеньких не было, я уже думала, – умру со скуки, – тем временем продолжала девушка. – Закери, только и знает, что рассказывать сказки, Патриция и Джеронимо злые и, похоже, корме как спорить друг с другом больше ничего и не умеют. Леонард конечно всегда выслушает, но в чем прелесть все время болтать и не получать ответа, скажи – как мне?
– Действительно, – я рассмеялась, и она улыбнулась мне в ответ. Явно не уловив иронии.
– Только не двигайся, пожалуйста, – увешивала она, ставя меня у мишени, – я всего пару ножиков кину, а потом можем поболтать, но без тренировок нельзя, понимаешь же, да? – и вновь, не дождавшись ответа, уже упорхнула к себе на позицию.
Что ни говори, а все-таки она была профессионалом в своем деле. Ножи с сухим треском застывали в деревянном щите в сантиметре от моих рук. Только в самом конце сильный порыв ветра отклонил один, но и только задел прядь моих волос. Но девушка даже не заметила этого, я не сильно хотела ее пугать.
– Вот и все, – весело объявила она, вновь подлетая ко мне. – Совсем же не страшно, да? – метательница ножей лучезарно улыбнулась.
– Нисколько, – в тон ей ответила я и протянула руку. – Велла.
– И где же были мои манеры, – она надула губки, но пожав мою руку представилась: – Вайлис. Можешь сокращать, как хочешь, а можешь звать просто Вайлис.
– Договорились.
– И так, Велла, как же ты попала к Баалу, а? – Вайлись пригласила меня присесть прямо на траву и я не стала отказываться. – Хотя и правда – не отвечай. Это опять не вежливо с моей стороны. Я придумала получше, – она вся лучилась от радости, что представилась возможность с кем-то поговорить, – давай я сама расскажу тебе. Уверенна, остальные тоже болтали о своих жизнях до цирка, да? Мы любим повспоминать былые времена. Может просто оттого, что нам нечего больше вспоминать? – девушка слегка нахмурилась, но тут же отогнала от себя грусть и вновь заулыбалась.
– Буду очень рада послушать, – я не стала отказывать ей в удовольствии. Судя по болтливости и манерам, она когда-то была из младшего поколения высшего света. Когда девушки еще не посещали балы одни, но уже догнали матерей в красноречии.
– Я жила в те времена, когда леди носили платья в пол, а юноши фраки и бабочки. Они так глупо выглядели в бабочках, - она захихикала, верно, представляя какого-то своего давнего знакомого. – Моя матушка часто принимала у себя балы. Ох, какие это были балы, вся Франция могла позавидовать нашему дому. Да она и завидовала, но тихо.
Матушка была невероятно красива. Бесподобна. У нее были роскошные волосы – косы подметали пол, если их не завязать, и прекрасные глаза цвета аквамарина. У ее ног лежали все джентльмены, но к их огорчению она до беспамятства любила своего мужа.
По иронии судьбы ее единственная дочка вышла редкой дурнушкой, – Вайлис как будто обособилась от истории, перейдя на третье лицо. Мне показалось, она даже не заметила этого, но в тоже время сама считала, что рассказывает не о себе, а о какой-то совершенно посторонней девушке. – Кавалеры ворочали нос и целовали ей ручку при встрече, только из уважения к ее семье и от страха, что после получат от папань по шеям. Дочурка никогда не была ограничена в украшениях, платьях и обуви. Увы-увы – страшную мордашку не спрячешь и за тонной фатина.
А между прочем, девочке вот-вот должно было исполниться восемнадцать. Еще несколько десятилетий назад ее бы уже считали старой девой и списали со всех счетов, но сейчас у нее еще было время. Однако – никаких шансов.
Пожалуй, со временем она уже вполне привыкла к своему положению и больше не верила в льстивые комплементы. Да и одиночество, все реже казалось ей угнетающим.
Пожалуй, так бы и осталось, но как все девушки ее возраста, не зависимо от внешности, она, на свое горе, влюбилась. Совру, если скажу, что юноша был писаным красавцем. На ее памяти балы посещали парни и похлеще, но было в нем что – то такое, что действовало на девиц как мед на пчел. Но он оставался беспристрастен и был одинаково холоден со всеми. Стоит сказать, что этот юноша разбил немало женский сердец одним своим невниманием.
Впрочем, он ничем не отличался от другх юношей его возраста. Дочке хозяйки льстил также как и все, стараясь вытереть украдкой губы после дежурного поцелуя. Но ее, уже привыкшую, это ни разу не задевало, и она все так же продолжала вздыхать о нем.
Надо сказать, что девчушка была хоть страшная лицом, но не дурна. Она предпринимала множество попыток, что бы завладеть вниманием кавалера. Но не могла даже носу просунуть в толпе восторженных, и куда более привлекательных фанаток.
Ты еще мала, Велла. Сколько тебе там, пятнадцать? Шестнадцать? Не суть, – лицо Вайлис неожиданно посуровело. – Тебе не понять мое отчаянье, девочка. Когда все твои ровесницы уже щеголяют с кольцами на безымянных, а ты не можешь заполучить благосклонность всего одного парня.
Я пробовала зелья, привороты и заговоры, я молилась всем известным богам, я старалась убрать его фавориток – без толку. Все только посмеивались и высмеивали меня. А я его правда любила.
И когда все возможные средства были использованы, явился Баал. И я попросила у него красоты. Тебе ведь уже говорили его коронную? «Не упусти эту возможность». Да, наш демон никогда не делала прямолинейных подарков, он лишь давал возможности. Так что, по сути, мы сами губили свои жизни.
Как понимаешь, я не исключение. Никто не ждал что хозяйкина дочурка – гадкий утенок, вдруг обернётся прекрасным лебедем.
Но он обратил на меня внимание, и это было главным. Первое время я все еще не верила, расспрашивала его: любил бы он меня, будь я все прежней уродиной, не уйдет ли он, найдя более красивую девушку? А он, представь себе, и правда полюбил именно меня. И действительно за душу, а не за внешность. Но я всегда помнила, что он даже не подходил ко мне раньше. Он сделал мне предложение, и я согласилась.
А потом красота снесла мне голову.
Каждый второй падал к моим ногам и обещал отдать душу за мое счастье. И со временем я купилась на это. Там легкий флирт, там один поцелуй, там… Да что уж там, я купалась во всеобщей любви и внимании. Как будто мне за один момент восполнились все годы унижения.
И он заревновал. Собственно говоря, любой бы заревновал. Но он, любил меня, и оттого его ревность была еще сильнее, еще злее и безжалостнее. Я стояла перед ним – наглая, самоуверенная и красивая. И я смеялась ему в лицо. Доказывала, как он глуп. Что неужели он думает – способен запрещать мне. Мальчишка, когда я Богиня.
Он долго терпел. Никто бы не смог так терпеть, но и его любви не хватило.
Когда я возвращалась с очередного бала без него, он дожидался меня дома. Мы вновь поссорились. Он обвинял меня, что я уже не та Вайлис, которую он любил, что я чудовище, которое не может остановиться. Мы орали друг на друга, били посуду и стекла, и в итоге он схватил кухонный нож и… – ее голос дрогнул, а руки невольно потянулись к маске. Метательница ножей продолжила с нового предложения: – Конечно же рыдал, извинялся, ведь он был прост очень зол. Он клялся мне, что его любовь не угаснет, что он любит меня, не смотря на мою красоту. Но я уже решила.
Для него было все кончено. Тело нашли только утром.
Меня боялись, призирали, считали чудовищем. Люди отводили взгляд, видя мои шрамы. Меня больше никто не любил. И тогда пелена спала. Я вновь осталась одинокой изуродованной девушкой, с осознанием того, что я сама погубила свое счастье.
И вот я здесь. Баал, ручаюсь, ждал меня.
Вайлис замолчала, уставившись в пустоту отсутствующим взглядом. А уже спустя одно мгновенье вновь улыбаясь глядела на меня из-под маски.
– Что это я, тебя грустными историями увешиваю, – рассмеялась девушка. – Ты, верно, и без меня их знаешь сполна, – она поднялась на ноги и протянула мне руку. – Пойдем-ка лучше прогуляемся, сегодня просто божественная ночь.
Я послушно поднялась следом.
– Прости, но не стоит. Я не хочу больше откладывать. Иначе буду шататься здесь вечно.
Она посмотрела на меня с нескрываемым разочарованием, но так же в ее глазах я видела понимание. Она ведь и сама совсем недавно была такой.
– Удачи, Велла. Пожалуйста, когда он подарит тебе возможность, что бы там ни было, не упусти ее. Не проиграй свою жизнь.
Я одобряюще кивнула ей и отпустила ее руку. А после мягко рассмеялась. Жизнь я уж точно не проиграю.
Вайлис на прощание помахала мне, но ее взгляд был направлен куда-то, за мое правое плечо. Я обернулась и буквально нос к носу столкнулась с фокусником.
– Позаботься о ней, Леонард, – обратилась к нему девушка и уже для меня добавила: – Можешь болтать при нем все, что захочешь – он все равно не сможет ничего рассказать, – она нехорошо усмехнулась. Рот фокусника был грубо защит толстой сапожной нитью. И, наверное, от этого казалось, что он всегда еле заметно улыбается.
Леонард протянул мне руку, и я приняла ее.
Мы шли молча, фокусник, конечно, не мог рассказать о себе, но мне не было это нужно. Его историю носил по городам ветер, и я уже не раз слышала ее во время своих поисков.
Она была той невидимой тропой, что привела меня сюда.
Умелый фокусник. Мастер своего дела. Он больше чем жизнью дорожил своими руками. В маленьком городке его многие знали. И еще больше людей так и не смогли отыграть у Леонарда свои деньги. Однажды демон пришел и к нему.
– Сыграй со мной, Фокусник. Выиграешь – я исполню твое желание.
– А если проиграю, сударь?
– Если проиграешь, – усмехнулся Баал, но так и не назвал цену своей победе.
На маленькой лавчонке, что служила Леонарду столом, веером раскинулись карты. Игра началась. Они играли долго. И оба были хороши.
Со временем вокруг еже собралась толпа зевак. Самые шустрые стали собирать ставки, но мало кто верил, что их хваленный фокусник проиграет. И он не стал разочаровывать публику.
– Вы были чертовски хороши, сударь, – учтиво поклонился Леонард. Он и правда, был рад поиграть с достойным противником. Даже не мухлевал в этот раз – хотел победить честно.
– Не стоит лести, Фокусник, – демон улыбнулся. – Теперь прошу твое желание. Как и полагается – честная награда за честную победу.
К тому моменту толпа уже разбежалась, и они вдвоем остались на пустынной вечерней улице, по которой сновали лишь редкие прохожие да дворовые кошки.
Леонард захохотал.
– О чем вы, сударь? Посмотрите, я уличный шулер. У меня всегда есть монета в кармане, кусок хлеба и крыша над головой. Меня полностью устраивает моя жизнь, я люблю свою работу. Мне незачем чего-то желать. Да и неужто вы думаете, что сможете меня ублажить? Уж поверьте, вам далеко до моих желаний. Были бы фигуристой дочкой мельника, я бы еще подумал, но так – извольте, – Фокусник нагло улыбался глядя в глаза демону. Тот улыбнулся в ответ, казалось, совсем не обидевшись.
– Ну что же, твое право, Фокусник. Но запомни мой долг. Если понадоблюсь – обращайся, – и он ушел.
А Леонард еще долго посмеивался со странного посетителя, но вскоре забыл и о нем. Однако смешно было бы думать, что Баал когда-нибудь что-нибудь сделал или сказал просто так. И ему представился шанс отплатить свой долг наглому шулеру.
Город был мал, но через него каждый день проходило огромное количество народу. Мало кто надолго задерживался, но посетителей у кабаков всегда была навалом. Люди пили ночи напролет, клялись друг другу в вечно дружбе, а на утро уходили каждый своей дорогой. Никто никогда не запоминал лиц.
И его тоже никто не запомнил. Невзрачный мужчина в сером пальто, с близко посаженными, нервно бегающими глазками и редкими зализанными волосами.
А он запоминал. Всматривался в лица, подмечал особенности и мелочи. Узнавал имена. Но больше всего его привлекали руки. Нежные тонкие пальчики юной девчушки спешащей на бал, грубые мощные руки каменщика с соседней улицы, сбитые костяшки на кистях городского задиры.
Изысканные и тонкие запястья уличного шарлатана фокусника.
Ох уж эти бесподобные запястья. Человек в плаще просто не мог пройти мимо таких, ведь он уже так давно не пополнял свою коллекцию изысканными пальчиками.
В принципе, город был довольно тих. Редко когда случались ограбления или убийства. Хотя почва для этого была отличная, вот только люди слишком честные что ли. Потому все уже привыкли, и когда кто-то огрел фокусника чем- то тяжелым по голове, тот успел только удивиться. А после потерял сознание.
Очнулся он от дикой боли, но крик готовый вот -вот вырваться изо рта запутался в грязном клубке грубых сапожных ниток.
Лицо онемело, свыкшись с болью, он почти не чувствовал ее. Фокусник с холодным безразличием смотрел на своего мучителя. Ему было не жалко жизни. Нет, он не хотел умереть. Но это было не так страшно. Он всегда считал, что смерть лучше существования без смысла. Но пока у него этот смысл был. Значит, умирать было не страшно.
– Ну и не стыдно тебе, я же хотел поразвлечься, а ты молчишь? Ахах давай посмотрим на твои расчудесные пальчики. Смотри-ка, сам весь в саже, пиджак латан перелатан, а перчаточки новые, ни пылинки ни затяжки. А запястья – у королей нет таких запястий.
Из длинного рукава своего пальто он аккуратно достал узкое длинное лезвие.
И когда фокусник почувствовал на своих руках его обжигающий холод, он испугался. Теперь по настоящему, теперь так сильно, как ни боялся ни разу в жизни.
И фокусник взмолился. Всем известным ему богам. Он ни верил ни в одного из них, но сейчас ждал любой помощи. Хотел надеяться на чудо. И когда происходящее превратилось в безумное кино, в памяти всплыл смеющийся голос: «Если понадоблюсь – обращайся».
Баал, услышал безмолвный призыв. Он ждал.
Человек в пальто даже не обратил внимание на возникшую рядом фигуру. Только Леонард мог видеть его.
– Ну и что же, наглый мальчишка? Чего сейчас ты хочешь от меня? Ведь я не дочка мельника, – усмехнулся демон.
Он встретился глазами с холодным взглядом фокусника и вновь захохотал. А после мир для Леонарда погрузился в непроглядную тьму. Фокусник был готов отдать жизнь и душу за свои руки, и он заплатил эту цену. Демон никогда не забыл ему оскорбления и забрал свой долг, но и выполнил обещание, что дал при проигрыше.
Леонард навсегда остался с ним, единственная душа в его демоническом цирке. Единственная.
«Я знаю, кто ты, девочка», – прошелестел в моей голове его голос. Он больше ничего не сказал, только легко подтолкнул меня к входу в шатер.
Я замерла на секунду готовясь сделать шаг. Тут за этим пологом меня ждал тот, кого я искала так долго. С самого мгновенья моей смерти я знала, что когда-нибудь приду сюда. Приду, чтобы забрать свое желание. Единственное, которое не выполнил демон.
Порывом ветра распахнуло занавес. Баал стоял передо мной. Огромный, устрашающий и смеющийся. Чертовски довольный, видеть свою очередную куклу Он ждал меня. Еще не понимая, что в этот раз ему придется платить по счетам.
Я не увидела, почувствовала, как за моей спиной встали остальные. Лицо Демона даже не дрогнуло.
– Не упусти свой шанс, Велла.
Я сделала шаг.
