Демиург местного значения. Часть 1, пролог и гл.1

Пролог

Из подводного тоннеля я выскочил, хоть едва и не порвал гидрокостюм о его стенки на последнем метре. Ликование торжествующим криком рвалось из груди, несмотря на то, что нужно было преодолеть еще неизвестное количество метров водной толщи до поверхности. Плохо, что не успел сделать полноценного вдоха – воздух обрезало сразу и теперь этого самого воздуха стало катастрофически не хватать. До вожделенной поверхности  добрался на выдохе, в облаке воздушных пузырей.

Следующие минуты полторы я, не видя ничего вокруг, дышал. Чистый воздух после двух часов дыхания в акваланге, да еще после того, как несколько раз за эти два часа простился с жизнью – это нечто. Когда  отдышался, начал воспринимать окружающее, а когда включились мозги, по этому окружению начали появляться вопросы. Самый основной вопрос – а куда меня, собственно, занесло? Ну, это ладно, выберемся из воды – разберемся. Второй напрягающий момент – время суток. Я, помнится, ушел под трясину где-то в начале одиннадцатого. Там, со всеми приключениями, могло пройти часа два с половиной – на большее просто не хватило бы воздуха. То есть, сейчас должно было быть не больше двух часов дня. Здесь же, по всем признакам, царило раннее утро. Серый рассветный воздух, сдобренный хорошей порцией утреннего же тумана, сужавшего видимость метров до десяти, не более. Ну и как объяснить сей феномен? Получается, я пробыл под водой часов пятнадцать. Но такого же, не может быть в принципе. Ладно, запишем это в непонятки, а пока вернемся к вопросу номер раз. А именно: куда я попал и как отсюда выбраться? Еще и не видно ничерта! Ладно, поплыли.

Плыть без акваланга было легко. Однако вскоре прямо по курсу из тумана выросла отвесная стена. Подобрался к ней вплотную, ухватился рукой за осклизлый от тины выступ, глянул вверх. Верхний край терялся в тумане. А это не меньше десяти метров. Стена была все из того же известняка с зелеными пятнами, то ли мха, то ли водорослей. Ни крупных уступов, ни приличных трещин. В общем, не забраться. Куда теперь? Вправо? Влево? Какая, в общем-то, разница. И я поплыл вправо. Плыл минут десять. Стена практически не менялась. Все так же ее верхний край скрывался в тумане, все такой же неприступной она оставалась. Уцепившись за выступ,   остановился передохнуть. Вымотался смертельно. Плюс переохлаждение: гидрокостюм у меня мокрого типа, а температура воды в подземном тоннеле вряд ли превышала пятнадцать градусов. Да и в водоеме, в котором  теперь бултыхался, довольно прохладно. Начинало конкретно поколачивать. Двигаться надо! Двигаться! Собравшись с силами, замолотил ластами и двинулся дальше вдоль, кажущейся уже бесконечной, стены. Скорость развил приличную и через несколько минут меня начали терзать смутные сомнения. А именно: что я двигаюсь по кругу: чтобы плыть вдоль стены приходилось сильнее загребать левой ногой и вроде бы рельеф стенки начал повторяться. Чтобы проверить эту догадку вытащил из-за пояса найденный Андрюхин нож и поскоблил стену на уровне глаз. Так, чтобы соскоблить слой зеленой тины до чистого белого камня. Поплыл дальше. Уже не так быстро, поглядывая на стену более внимательно. Добрался до соскоба минут через пять. Что называется – приплыли.

Получалось, что я вынырнул в каком-то гигантском колодце, типа сенота, в который сбрасывали своих жертв индейцы майя. Надо же – вспомнилась книжка, прочитанная, по-моему, еще в детстве. Если так, стоит мне поплыть прочь от этой стенки, и я неминуемо должен уткнуться в противоположную сторону колодца. Что ж, проверим, чтобы уж совсем не сомневаться. Поплыл. Уткнулся. Диаметр водоема оценил метров в пятьдесят. Действительно – приплыли. Что называется, из огня, да в полымя. Что теперь? Лезть на стенку? В буквальном смысле? Вот только рельеф этой самой стенки к скалолазанию не располагал. Да и самочувствие мое стремительно ухудшалось,  куда там лезть, на поверхности бы удержаться.

Грустные размышления прервал голос, раздавшийся сверху. Женский голос. Молодой. И даже, вроде бы, смутно знакомый. Голос кого-то звал. Негромко. Я замер и прислушался.

- Посланник! - звал голос. – Посланник!

Звали, судя по всему, кого-то другого, но решил отозваться.

- Эй, наверху! – позвал я. И сам удивился слабости своего голоса. Потом испугался, что меня не услышат, и попытался добавить громкости. Получилось плохо. Грудь разодрало кашлем.

- Посланник, - опять раздалось сверху, - лови.

Через секунду в воду шлепнулась веревка с привязанной на конце деревяшкой. Дрожащими руками ухватился за нее и, то ли крикнул, то ли просипел:

- Тащите!

Сверху потянули. Я попытался упереться ластами в стенку и соскользнул. Сорвал ласты. Попробовал еще раз – так было лучше. Ну же, теперь надо напрячься. Упираясь дрожащими ногами в стенку и цепляясь цепенеющими руками за деревяшку, я начал карабкаться вверх. Сверху активно помогали, подтягивая мою тушку вместе с веревкой. Если бы не эта помощь, вряд ли бы мне самому удалось вскарабкаться на такую высоту. А высота была метров пятнадцать, не меньше. Наконец, из тумана показался край выступа, над которым смутно белели два лица. Еще усилие и я, перевалившись через этот край, растянулся на ровной каменистой площадке лицом вниз. Вымотался настолько, что даже радоваться спасению сил не оставалось. Тело продолжала колотить крупная дрожь. Надо бы срочно согреться. В идеале в горячей ванне. Только где ее здесь взять?

Кто-то из спасителей ухватил меня за плечо и аккуратно перевернул лицом вверх. Сквозь пелену, застилающую глаза, увидел над собой огромное русобородое лицо. Лицо очень хорошо, по-доброму улыбалось. От такой улыбки мне даже стало чуток теплее. Сильные руки, должно быть принадлежащие этому лицу, приподняли мне голову и подложили под нее что-то мягкое. Потом укрыли чем-то теплым и мохнатым, пахнущим овчиной. Потом большое лицо исчезло из поля зрения и на его месте появилось изящное женское. Знакомое, надо сказать, лицо. Мозги работали с трудом. Пришлось напрячься. И тут я узнал. На какое-то время даже пропала дрожь. Я привстал на локте, чтобы рассмотреть свою спасительницу как следует и убедиться, что не ошибся. Теперь, когда пелена перед глазами слегка рассеялась, сомнений не оставалось – передо мной, присев на корточки, сидела Валька Синицина и смотрела на меня с выражением немыслимого обожания. Рядом с Синициной стоял на коленях здоровенный детина, которого я увидел первым. Смотрел он на меня примерно с таким же выражением лица, что и Валентина.

Прикид у моих спасителей был странен. На детине были надеты широкие штаны из мягкой, по виду, кожи, сероватая рубаха из грубой,   материи, перепоясанная широким кожаным поясом. Голову этого странного персонажа венчала плохо расчесанная копна волос, еще более светлых, чем борода. На вид мужику было лет тридцать-тридцать пять.

На Синициной было безрукавное, платье из такой же мягкой кожи, что и штаны на ее друге. Довольно длинное – ниже колен, расшитое каким-то сложным узором. На ногах изящные сапожки. Тоже из кожи, вроде замши. На шее болтались бусы из зеленого необработанного камня. Темные, расчесанные на прямой пробор, волосы были схвачены вокруг головы, сплетенным из тонких кожаных шнурков, ремешком.

Откуда-то сзади послышался топот многочисленных ног и возбужденные восклицания. Шум приближался, и вскоре из клубящегося тумана высыпала толпа народа примерно в том же прикиде, что и мои спасители. Снова навалились дурнота и слабость. Вернулся, и отступивший было, озноб. Я глянул на Вальку и спросил слабым до противности голосом:

- Вы чего тут, Синицина, в ролевые игры играетесь? Или это у вас клуб реконструкторов?

Ответа подруги детства уже не услышал. В голове зашумело, в глазах потемнело, и я элементарно вырубился.

Глава 1

А началось все неделю назад. Ранним июльским утром. Первые лучи солнца, показавшегося над  верхушками высоченных корабельных сосен, пробились сквозь ткань палатки и защекотали лицо. Вылезать из теплого спальника не хотелось категорически. Я набросил на голову клапан мешка и попытался вернуться в сладкий утренний сон: благо спешить было, ну абсолютно некуда. Сон, однако, стремительно улетучивался. Повозившись, минут, пять  и, поняв, что сон ушел безвозвратно, вжикнув молнией, выбрался из уютного лежбища и, проделав ту же операцию с молнией входа, вылез из палатки. Смачно потянувшись, почувствовал, как сонная вялость стремительно покидает тело, которое наполняется взамен бодростью и силой. Никакие кошмары, которых я в тайне опасался, да и вообще сны в эту первую ночь на озере меня не посещали. Вот и славно!

Нырнув в палатку, достал туалетные принадлежности и сбежал по пологому песчаному берегу к озеру. Почистил зубы, умылся. Вода по контрасту с утренней прохладцей казалась теплой, как парное молоко. Растерся полотенцем и повесил его сушиться на ветках росшего рядом с палаткой бересклета. Загудели проснувшиеся вместе со мной комары, прицеливаясь на обнаженный торс. Порывшись в рюкзаке, достал баллончик спрея и побрызгал на кожу. Кровососы метнулись в стороны и стали держаться на почтительном расстоянии.

Однако пора готовить завтрак и разбирать оборудование для погружений. Дров я запас еще с вечера. Нужно было только порубить валежины покороче. Уже через полчаса в кипящую воду посыпались макароны. Минут через десять решил, что макароны готовы, слил воду и заправил их банкой свиной тушенки. Сразу же повесил над костром чайник – пусть закипает, пока расправляюсь с завтраком. Умяв упрощенный вариант макарон по-флотски, напился чаю и занялся вдумчивым разбором вещей и оборудования. Вчера на озеро я приехал гораздо позднее, чем предполагал: место глухое, малопосещаемое жителями окрестных  деревень – у них данный водоем пользовался дурной славой, заслуженной, надо сказать. Соответственно, нормальной дороги до него не накатали, ехать приходилось полузаросшими просеками, не менее заросшими лесными дорогами, а местами почти тропинками. Благо мой, пусть не новый и не слишком дорогой внедорожник, пер как зверь, подминая и ломая кенгурятником кусты и даже молодые деревца. Скажете варварство? Может быть, а что делать? Добираться до места-то надо. В общем, я слегка блуданул. А что вы хотите? В последний раз здесь был больше семи лет назад. Вот и заняла дорога вместо часа-полутора все пять. Добрался до места уже в сумерках.  Ну и  пришлось оборудовать лагерь на скорую руку.

Это лесное озеро мы с Андрюхой открыли для себя лет двенадцать назад. Андрюхин дед Матвей жил в деревне Семеновке километрах в двадцати от него. На карте озеро было обозначено под названием Туманное. Название, надо сказать, вполне заслуженное – вечерами туман на озеро выползал в обязательном порядке. У местных, повторюсь, озеро пользовалось дурной славой, а дед Матвей в деревню к которому мы приехали на пару дней – навестить в летние каникулы, упомянул о нем случайно в разговоре, обозвав Гиблым. Мы с Андреем сразу сделали стойку и вцепились в деда, как два клеща, пока не вытянули из него все, что тот знал о загадочном озере.

В это время нам было по пятнадцать лет, и мы уже два года страдали болезнью под названием подводная охота. Два дня мы уговаривали Андреева деда проводить нас до озера. Дед Матвей, было, уперся, мол, нельзя туда – опасно, и сдался только на второй день уговоров. И то после того, как Андрей пригрозил, что мы доберемся до озера сами по карте и уж тогда без его присмотра оторвемся по полной. В общем, дед обещал проводить, но с условием, что мы торжественно поклянемся со своими ластами и подводными ружьями в воду не лезть и ограничимся традиционной рыбалкой с берега, в крайнем случае, с резиновой лодки. Скрепя сердце, мы согласились на эти кабальные условия, утешая себя мыслью, что в следующий раз отправимся туда одни – вот тогда и повеселимся.

Двигаться решили на велосипедах, благо с этим чудом техники дед обращался вполне уверенно. Добирались до озера больше трех часов. Где-то мы ехали на велосипедах, где-то велосипеды ехали на нас. Местами приходилось буквально продираться через молодую поросль, забивающую просеки и лесные дорожки. Весь путь дед Матвей рассказывал страшные истории про озеро. Говоря коротко, здесь с незапамятных времен пропадали люди. Именно пропадали – тел, по словам деда, никогда не находили. Впрочем, это-то как раз было вполне объяснимо. Такой вывод мы сделали, добравшись, наконец,  до Гиблого и разглядев его внимательно. Во-первых, озеро просто было большим, по крайней мере, для глухого лесного озера – километра четыре в длину и метров семьсот в ширину. Во-вторых, оно было карстового происхождения и, соответственно, было глубоким. Ну и последнее, примерно четвертая часть озера  была заболочена, и слабое течение направлялось в этот заболоченный участок. Так что не найти тела утонувших было не мудрено. Эти наши соображения, впрочем, деда не убедили, поэтому все данные ему обещания пришлось честно выполнять.

А вот следующим летом, когда родители за успешное окончание учебного года купили мне мотоцикл, мы, все же, в обход дедовых запретов добрались до Гиблого самостоятельно.

К слову сказать, ничего такого особенно загадочного в озере не обнаружилось. По крайней мере, в той части его, которую мы смогли обшарить с масками, дыхательными трубками и ластами в поисках добычи. А добыча здесь была знатной: окуни, щуки, лещи – таких экземпляров я больше нигде не встречал.

Еще раз повторюсь: каких-то загадочных, или таинственных явлений за то время пока мы здесь находились, не наблюдалось. Но не зря же, у местных сей водоем получил такое зловещее название. Исследовательский зуд не давал покоя, и мы параллельно с подводной охотой занялись изучением озера.

Озеро имело удлиненную, слегка изогнутую форму, и вытянулось почти точно с запада на восток. Сверху оно, наверное, было похоже на серебристый изогнутый клинок, лежащий среди темных хвойных лесов. Вогнутая его часть с выходами песка, кое-где образующих симпатичные такие пляжики, была пологой.  На одном из таких пляжей мы обычно и разбивали лагерь. Выгнутый противоположный берег - обрывистый с выходами известняка. С востока в самую узкую часть впадала небольшая речушка, которая питала озеро. Стока у него не было. По крайней мере, стока надземного. Куда девалась вода? Видимо, уходила вниз по карстовым тоннелям. Кстати, вот и еще объяснение исчезновения утонувших.

На протяжении нескольких лет мы пытались найти начало этого подводного стока, но тщетно. Все же с нашим примитивным снаряжением сделать это было сложновато. Кое что все же о подводном рельефе Гиблого выяснить удалось. Глубина озера нарастала от пологого берега, где располагался наш лагерь, и достигала максимума – метров семь-восемь – у противоположного обрывистого. Обнаружили мы и две огромные ямины-омута, видимо, те самые карстовые воронки, благодаря которым Гиблое и образовалось. Располагались они примерно в середине, в самой широкой части озера на расстоянии метров пятисот друг от друга, идеальной круглой формы, метров по триста в диаметре. Глубина одной воронки составляла двенадцать метров, другой почти двадцать. До дна первой я донырнул. Один раз. Больше не захотелось. И даже не в том дело, что глубина для меня была на пределе физических возможностей, нырял я в море на такую глубину и неоднократно. Давили на психику ограниченная видимость вкупе со слабой освещенностью вблизи дна, а так же торчащие из донного ила жутковатого вида коряги – остатки упавших когда-то в озеро деревьев, переплетенные тиной, похожей на охотничьи сети какого-то гигантского подводного паука. Сразу начинали мерещиться позеленевшие утопленники на дне. А что, куда-то же должны были деваться пропавшие здесь люди.

Андрей, как ныряльщик был послабее меня, поэтому достать дна первой воронки даже не пытался. Нырять во вторую не стал уже я, после того, как мы измерили ее глубину бечевкой с грузиком. Тем не менее, решили, что и во второй воронке стока нет – течение продолжалось и после нее и присутствовало вплоть до западного берега. Западный берег был образован невысоким известняковым утесом с большой серповидной вымоиной-заливом. Водная гладь заканчивалась, однако, значительно раньше. Последних метров семьсот озера до утеса и сам залив были заболочены. Тут была натуральная трясина – воду покрывало колышущееся под ногами одеяло, сплетенное из корней болотных трав, по которому с некоторой опаской можно было даже ходить. Правда, недалеко у самого  берега. Дальше травяной слой истончался,  и в нем появлялись разрывы-окна чистой воды.

Течение уходило туда – под зыбун. Оставалось предположить, что подземный сток находится где-то там, под травяным ковром, возможно даже у самого западного берега, где могла находиться еще одна карстовая воронка – не зря же утес, образующий западный берег, имел такую выемку – след от провала.

На лодке мы подплывали к краю трясины со стороны озера, ныряли и даже доплывали до ближних разрывов-окон. Глубина озера вблизи границы заросшего участка, составляла те же шесть-восемь метров. Что было дальше оставалось только гадать. Дно под трясиной оказалось основательно заиленным, что не удивительно: течением сносило сюда весь озерный мусор, плюс - отмершая трава, опускающаяся на дно сверху, с травяного  одеяла. Не заиленной оставалась этакая дорожка шириной метров пятьдесят, начинающаяся недалеко от края трясины и теряющаяся в темноте подтрясинного пространства. Ила на ней не было вообще, и даже глыбы известняка, лежащие на дне, были будто выбелены без всякого налета тины. Здесь, ближе ко дну, течение ощущалось значительно сильнее. В общем, все это указывало на то, что сток действительно находится где-то там, под трясиной.

Однако бултыхаться у границы трясины и не иметь возможности забраться под ее покров и выяснить, наконец, что же там находится, было мучительно. Опять же, хотелось все-таки добраться до дна второй, глубокой воронки. Что поделать – любопытство, помноженное на юношеский максимализм это поистине страшная смесь. В общем, мы решили, что нам нужны акваланги и оборудование, обеспечивающее их функционирование. Родители Андрюхи были людьми не бедными. Не олигархи, конечно, но несколько приличных по размерам магазинов в нашем не самом маленьком областном центре они имели.

  Осенью после завершения купального сезона мой друг попытался закинуть удочки на предмет спонсирования  родителями этого его маленького каприза, предварительно выяснив цену вопроса. Каприз стоил, конечно, не так уж и дешево, но уперлись предки Андрюхи не из-за денег.  Они и так-то смотрели на наше увлечение без восторга, особенно тетя Вера – мама Андрея: ну как же, единственное дитя занимается жутко опасным делом – гоняется под водой с риском для жизни за сумасшедшими рыбами. Ну а уж когда она услышала об аквалангах….  И как не заливал ей любимый сын о том, что погружаться мы будем максимум метра на три в ближайшем лягушатнике, маму было не свернуть. Ну, во-первых, она не поверила (в общем-то, правильно), что мы будем барахтаться на мелководье, а во-вторых, по образованию тетя Вера была врачом и, к несчастью для нас, интересовалась когда-то проблемами глубоководных погружений, со всеми сопутствующими прелестями в виде кессонной болезни, азотного  опьянения, баротравмы легких и так далее. В чем-то она была, безусловно, права – без основательной теоретической, а особенно практической подготовки нырять на глубины, имеющиеся в Гиблом озере, было чревато. Это мы поняли во время посещения курсов дайвинга, на которые записались, после облома с покупкой вожделенного подводного снаряжения. Однако и после окончания курсов, следующей весной очередной приступ Андрюхи был родителями отбит. Хотя на сей раз, они были не так категоричны и обещали подумать. В общем, и в это лето пришлось довольствоваться нырянием в масках и ластах. В следующем году родители продолжали «крутить динамо». Мы с Андрюхой уж пытались и накопить и заработать, чтобы купить акваланги самим, без родительского благословения, но не сложилось – как-то незаметно подошло к концу обучение в средней школе, и встала проблема поступления в ВУЗ. Поэтому лето после одиннадцатого класса было суетливым, и времени  выбраться, даже к ближайшему водоему почти не было.

Поступили мы в нашу областную Медакадемию.  Поступать в разные ВУЗы не возникло даже мысли – мы с Андреем с детства неразлейвода. А почему в мед? Тут, видимо, сказалось капанье на мозги тети  Веры. Плюс андрюхины гены – не забывайте, мама медик. В общем, мой друг решил в мед, а мне, строго говоря, было все равно, и я пошел с ним за компанию.