Девятимерный проснулся и в очередной раз привычно прощупал доступные для него ближайшие секторы пространства. Еды не было, что невообразимо продлевало его страдания и агонию длиною в вечность.
Если бы он мог, он бы умер. Он знал, как это — умирать. Его еда именно умирала и, поглощая ее, он поглощал не только ее жизнь, но и ее смерть. Вот только сам он умереть не мог, хотя пытался неоднократно. Он даже несколько раз пробовал пожрать сам себя, но это только усиливало голод и обостряло агонию.
Откуда он взялся, Девятимерный не знал. Но, кроме него, были и иные Девятимерные. Это-то он знал совершенно точно. Однажды, нащупав деликатесную энергетику и ошибочно приняв ее за еду, он ринулся к ней, чтобы насытиться, но чуть не оказался едой сам. Предполагаемая еда окутала своим силовым полем неосторожного Девятимерного и начала его поглощать. Медленно, смакуя каждую частичку. Тут он в полной мере почувствовал, как это оно — быть едой. Ощущения ему не понравились...
Хотя теперь он принял бы гастрономический интерес к себе со стороны своего собрата как избавление. Вот только… такой, как сейчас, он никому не был нужен...
В очередной раз проанализировав все воспоминания и опыт, как свой, так и ранее употребленной еды, и не найдя там ответов, Девятимерный решил сымпровизировать. Выделив из себя миллиард частиц размером с фотон и вложив в них часть своей сущности, он направил их в сторону миров, до которых не мог дотянуться. Это действо забрало массу и так не ахти каких сил, ввергнув его обратно в бесконечную агонию и следующий за ней беспокойный сон.
Сколько прошло времени, Девятимерный не знал. Да и что такое для него — Нерожденного, Неназванного, Существовавшего Всегда, — какое-то время? Нет, он, конечно, знал об этом измерении, но не считался с ним, принимая его за какую-то малозначимую часть своего девятимерного бытия. И вот, спустя какой-то период бесконечности, он был бесцеремонно выдернут из небытия самим собой. Точнее, одной из тех частичек себя, которых сам же посылал в недоступные для него, Сущего, миры. Частичка вернулась обратно, одна-единственная из миллиарда, принеся с собой эхо довольства, сытости и энергетику еды.
Девятимерный встрепенулся и жадно принял в себя частицу себя же, вместе с полученным ею багажом. Относительно недалеко был мир, в котором была еда. Масса еды. Деликатесной ее назвать было нельзя, но зато ее было много.
Не раздумывая, придав себе форму луча света, он нырнул в подпространство и ринулся в этот мир. Еда жила на небольшой планете рядом с голубым светилом, имела киселеобразную форму и могла считаться едой только формально.
Девятимерный знал и чувствовал, что только такие необходимые качества, как разум и самосознание, делают еду едой. Именно благодаря сочетанию этих двух факторов биоэнергетические поля живых становились тем, чем он питался и благодаря чему и ради чего существовал.
В данном случае еда относительно недавно себя самоосознала, и всполохи разума только-только придали ее энергетике необходимый гастрономический спектр. Пока еще грубый и не уточненный. Девятимерный, ведомый всепоглощающим голодом, не разбираясь, пожрал все на этой планете, что хоть как-то походило на еду. Впервые за долгое время, почувствовав себя сытым и довольным, он умиротворенно заснул.
На этот раз его сон был краток. Осознание того, что эта сытость – ненадолго, не позволило ему полностью погрузиться в бессознательное и вернуло Девятимерного в реальность. На прощание, ощупав своими полями планету и убедившись, что еды для него здесь больше нет, он принялся изучать новый для него сегмент пространства.
На границе осязания обнаружилась еще еда. На этот раз она имела все признаки изысканности, но ее было немного. Девятимерный, пока еще сытый и полный сил, не стал дожидаться приступов памятного недавнего голода, а, привычно приняв форму луча света, устремился в сторону источника пищи.
Еда жила на третьей планете от солнца и, удивительное дело, была неоднородна. Впервые за все время своего сознательного существования Девятимерный решил к еде присмотреться, а не употреблять ее сразу. Благо, полученная биоэнергия предыдущей еды еще не растворилась в нем полностью, а озаряла своими всполохами поля его энергии, отгоняя голод и настраивая Девятимерного на раздумья и созерцание.
На этой планете еды было три вида. Первый и самый малочисленный — голубокожие существа, явно не местного происхождения. Их биоэнергия была самой вкусной, самой изысканной, но ее было очень мало. Голубокожая еда явно была старой и выдержанной. Ее разумность и самосознание придавали ее же энергии невиданные ранее Девятимерным гастрономические оттенки.
Второй вид еды был наиболее многочисленным, но среда, в которой жила еда, не позволял Девятимерному быстро и просто распорядиться ей по ее прямому назначению. В этом наличествовала определенная ирония — Девятимерный мог зажигать и гасить звезды, а вот с едой, живущей в воде, справиться был не в состоянии.
Оставив пока голубокожую и водноживущую еду в покое, он пригляделся к третьему виду. Эта еда была примитивной, но в ней чувствовался определенный потенциал. Причем, судя по всему, этот потенциал чувствовал не только он — голубокожая еда очень активно пользовала третий вид, оказывая на него воздействие. Что, в свою очередь, положительно влияло и на гастрономические качества еды третьего вида.
Зачем голубокожая еда это делала, Девятимерный так и не понял: она сама была тоже еда, а одна еда не могла употреблять в пищу другую. Но идея Девятимерному понравилась: влияя на еду, можно задавать ей определенные качества и регулировать количество. А это значит, что при определенном планировании и воздержанности о голоде можно забыть.
Девятимерный замер и принялся наблюдать за поведением еды. Это тоже оказалось увлекательным занятием. Он даже пожалел, что ранее никогда этого не делал, а предыдущее несчетное количество раз сразу начинал питаться, не разбираясь в тонких хитросплетениях и мотивациях поведения той или иной пищи.
Когда ему все стало в общих чертах понятно, он решил действовать. Уже ставшим привычным способом он выделил из себя несколько тысяч частичек себя же и отправил их на планету. Задача была не насытиться, а попытаться вторгнуться в биополя самых ярких представителей еды и, оказывая на них влияние, подчинить себе. Но так, чтобы еда не заметила влияния, а предполагала, что все ее действия обусловлены ее же волей и разумом.
Как и предполагалось, с водноживущей едой ничего не получилось. Все влияние оканчивалось, так и не начавшись, как только еда уходила под воду. Неудача неожиданно постигла и с голубокожей едой. Она как-то чувствовала инородное воздействие, сразу уединялась, замирала в определенной позе и ничего не предпринимала. Медитация — так она называла это занятие, хотя, в чем именно оно заключалось, Девятимерный так и не понял.
Зато с третьим видом еды все получилось отлично. Хотя еда и знала о собственном биоинформационном поле и даже придумала ему название — душа, но влияния не ощущала и легко поддавалась воздействию. Девятимерный аккуратно вторгался в биополя избранных особей, не трогая сектор разума, но подменяя собой индивидуальную ауру конкретного экземпляра, по чуть-чуть выпивая его.
Медленно выпитая еда оставалась жить, чему Девятимерный тоже удивился и решил это качество использовать. Еда ходила, общалась с другой едой, могла вести активную деятельность, только уже это не была еда, а сам Девятимерный. Точнее, одна его овеществленная в данной ипостаси частичка.
Когда он наигрался и понял свои новые возможности, то принялся действовать. Тем более, что голод заявлял о себе все назойливей и назойливей. Сначала Девятимерный натравил подконтрольный третий вид еды на голубокожих. Это было не просто, так как голубокожие для третьего вида еды были… Девятимерный долго смаковал это понятие, пытаясь осознать всю суть, которую в него вкладывала еда… Боги… В конце концов, так и не осознав этого, он развязал войну между ними.
Война… Это было еще одно новое и сладкое для него понятие, имеющее чисто гастрономические оттенки. До этого момента Девятимерный даже не подозревал, как это упоительно здорово, когда еда сама уничтожает свою физическую оболочку, ввергая свою же биоэнергетическую сущность прямо в его раскинутые энергетические поля. Как это здорово — есть, есть и есть! Ничего для этого не делая, а просто обволакивая планету и принимая в себя исторгаемые бьющейся в смертельной агонии еды ауры.
Здесь Девятимерный сделал еще один интересный вывод. Оказалось, что чем мучительней смерть еды, чем больше эмоций и переживаний она испытывает в момент отделения своей биоэнергетической субстанции от физического тела, тем она становится изысканней и слаще.
Войдя во вкус и увлекшись, Девятимерный чуть всего не лишился, пожрав почти всю еду. С усилием остановившись, он подвел первый итог этого нового вида питания.
Изысканная голубокожая еда была пожрана вся, без остатка. На прощание она применила какое-то мощное оружие, кратковременно выворачивающее наизнанку саму ткань мироздания, да так, что даже Девятимерный почувствовал достаточно сильную рябь всего сущего. Впредь он решил быть поосторожнее, так как если бы данное воздействие оказалось мощнее, либо он оказался ближе к эпицентру, то мог бы пострадать.
Но все равно, оно того стоило! Девятимерный был сыт и доволен. Он купался во всполохах пожранных им биоэнергетических полях еды, медленно растворяющихся в его энергетическом поле. Одно было плохо: еды осталось мало, и она стала какая-то блеклая, подавленная. Ее ауры не полыхали, а еле-еле тлели, не вызывая никаких новых гастрономических желаний.
Используя полученные знания и новый опыт, Девятимерный решил выращивать еду. Уже проверенным способом он выделил и подчинил себе наиболее ярких представителей еды. Уже засыпая, он набросал примерный алгоритм действий тысячам частичек себя же, вынужденным бодрствовать и подменившим собой ауры выбранных экземпляров еды.
Им следовало подготовиться к его следующему пробуждению. Поощрять рождаемость. Привнести в общество еды псевдоценности, из-за которых можно будет легко развязывать войны в перспективе. Разделить еду на множество разных слоев, имеющих массу неустранимых противоречий: черных и белых, бедных и богатых, умных и глупых, успешных и неудачников, рабов и хозяев, больных и здоровых и так далее, и далее, слой за слоем...
А пока Девятимерный может поспать, переваривая еду, растворяя ее ауры в своих полях, усваивая ее опыт и знания, ее переживания и эмоции… Спать, спать, спать… Можно смело проваливаться в бессознательное, ведь голод больше не грозит.