Глава 49
Ромка слышал, как тяжело дышит вождь. Видел струйки пота, проложившие дорожки по его лицу. Видел, как вздрагивает от ударов пульса поросшая густым курчавым волосом кожа под подбородком.
Вождь племени Белой Коровы стоял перед ним с мечом в одной руке и топором в другой. Позади него выстроились его люди. Их было ещё много, достаточно, чтобы оказать достойное сопротивление тяжёлой пехоте. Если отказать сейчас в поединке, начнётся резня.
Вода у берега синего озера станет красной, камни, торчащие из воды, переменят цвет и осклизнут от крови. Он чувствовал желание своих людей, еле сдерживаемое желание его войска разгромить чужаков, оставить их лежать здесь, в этой узкой долине. Взять над ними верх, захватить добычу, женщин, детей, награбленное добро. Очистить эту землю от пришельцев с их чужими лицами, одеждами, незнакомыми богами, и вернуться домой победителями. Для этого нужно убить воинов племени Белой Коровы, сломить их силу, развеять по ветру боевой дух.
Он ещё может отказаться от поединка. Дать сигнал к бою, и к ночи всё будет кончено, так или иначе. Знакомая с детства картинка на стене: поединок Пересвета с Челубеем. Два здоровенных воина верхом на боевых конях пронзают друг копьями, и оба падают замертво. Потом битва, усталые победители торжествуют. А на поле лежит, рядом со своим убитым врагом, мёртвый Пересвет.
Вождь племени стоял и смотрел на него. Роман видел его крупные руки, уверенно, привычным жестом держащие оружие. Крепкую кисть левой руки, покрытую синим узором татуировки, сжимающую рукоять боевого топора. Тусклый блеск меча в правой ладони, широкое лезвие которого густо перепачкано кровью. Ему кажется, или этот чужой, бородатый человек держит меч не так уверенно, как топор? Если ошибёшься, Ромка, это будет стоить тебе жизни.
— Убей меня, - повторил вождь племени. – Или боишься?
Густые усы чужака шевельнулись, губы дрогнули в глумливой улыбке. Ромка спиной почувствовал взгляды своих командиров. Чёрт возьми, он слишком долго думал. Теперь отказаться нельзя. Он может дать сигнал к бою, но это уже ничего не изменит. Как бы не сложилась битва, все будут говорить: «Вот он, Ром, вождь вольных людей! Тот, кто испугался принять вызов. Это из-за него мы…» Неважно, что – едва не проиграли или кое-как выиграли. Вождь не может быть трусом.
— Я принимаю твой вызов, – громко сказал Роман. – Мы будем биться, пока один из нас не падёт или не признает себя побеждённым.
Чужак хрипло расхохотался:
— Признать себя побеждённым? Никогда!
Не успев договорить, вождь племени Белой Коровы прыгнул вперёд, вращая мечом. Ромка успел отшагнуть, даже сделал пару быстрых вдохов-выдохов, как перед спаррингом. Только здесь никто не остановит бой, если вдруг прольётся кровь.
Кажется, он поторопился, решив, что чужой воин слабо владеет мечом. Лезвие крутилось в руке вождя, рассекая воздух с устрашающей скоростью и неумолимостью машины.
«Рассуждать будешь после, - прозвучал на краю сознания голос тренера, - в бою думать некогда».
Древко трезубца подскочило вверх, отбросило меч противника в сторону. Зазвенел металл лезвия, стряхивая не успевшую подсохнуть кровь. Противник увёл меч в сторону, и стразу под ноги Ромке метнулся топор. Он едва успел подскочить и пропустить под собой страшное лезвие. Теперь он окончательно понял – вождь не будет просить пощады. Он скорее умрёт, и напоследок заберёт с собой жизнь своего врага.
От внезапно подступившего испуга заледенело в груди, даже дыхание на мгновение сбилось, и он едва не пропустил очередной удар, на этот раз тычок мечом в живот.
Роман развернулся, пропустил остриё мимо себя – лезвие с тихим шелестом прошло на волосок от его нагрудника – и, в свою очередь, ткнул трезубцем. Он метил в лицо противнику, но вождь со звериным проворством поднырнул под удар и неожиданно боднул Ромку головой.
Тот отлетел назад. Если бы не нагрудник – дорогой нагрудник хорошего металла, подбитый изнутри войлоком, и укреплённый кожаными полосками - ему пришлось бы плохо. Голова вождя, очевидно, не пострадала. Толстая меховая шапка из шубы чернобурой лисы, казавшаяся смешной и нелепо тёплой, с болтающимися по сторонам высушенными лапками и звериной мордой, защитила её обладателя не хуже иного шлема.
С диким криком вождь племени обрушил топор на потерявшего равновесие Романа, и тот едва успел подставить под удар щит. Загудел, тонко вибрируя, синий диск в его руке, Ромку слегка откинуло назад, а топор противника отскочил, не оставив на щите ни царапины.
В глазах вождя мелькнуло удивление. Он отпрыгнул, ловко скакнул в сторону, и махнул мечом, пытаясь подрезать противника под коленки. Роман успел приподнять ногу в привычном жесте защиты. Щиток поножей выдержал удар, но металл вмялся, и косточка на голени противно заныла. Ну конечно, старая травма, больное место – левая голень. Проклятая косточка, только не сейчас.
Его слегка развернуло на месте, и он увидел с мгновенным ощущением удачи, что противник открылся. Он успел, даже не перехватив как следует древко трезубца, ударить в узкий просвет между рукоятью топора, поднятой вождём для защиты, и вынесенным вперёд, для удара, лезвием меча.
В последний момент вождь отшатнулся, но заточенные шипы трезубца прочертили кровавую борозду на его щеке. Кровь обильно потекла из раны, смочив бороду, и закапала на грудь, запятнав доспехи.
— А ты не так плох, мальчишка, - хрипло выговорил, как выплюнул, чужак. – Но я всё равно убью тебя. Ты проиграешь.
Роман отстранённо отметил, как тяжело дышит противник, уловил сиплую одышку в его голосе. Должно быть, у этого здоровенного мужчины слабое сердце. Но это ничего не значит, пока тот может драться. Одного неловкого Ромкиного движения достаточно, чтобы чужак смог прикончить неопытного противника и закончить бой до того, как эта слабость окажет своё действие.
Он не ответил. «Не о чем разговаривать на татами, - назидательно сказал как-то глупому мальчишке тренер и выкрутил ученику ухо в отеческом жесте. – Пусть за тебя говорит твоё тело». Ромка хорошо запомнил этот урок.
Танец тела, «балет», как со смехом говорили друзья, глядя на показательные выступления его секции на празднике города. Здесь никто не знает, что это такое. Он сделал классическую связку, уравновешивая себя щитом в одной руке, и трезубцем – в другой. Раньше он никогда не делал этого с таким диском, но щит неожиданно удачно сбалансировал его движение, и Ромка сумел зайти противнику сбоку, пока тот ещё только разворачивался, удивлённый танцующим вокруг него юнцом.
Удар стопой в бедро, и сразу, без паузы – щитом под подбородок. Противник отлетел назад, упал навзничь. Глухо стукнул о землю обух топора. Прыгнуть следом, добить. Пусть не до смерти, но нанести рану, не позволяющую встать, драться дальше. Ему надо выиграть эту схватку.
Резкая боль в груди, между рёбрами, пронзила его раскалённым прутом. Ромка замер, мгновенно ослепнув, потеряв дыхание. Трезубец выпал из ослабевшей руки, неслышно стукнул о землю. Время остановилось, замерли звуки, застыл сам воздух, превратился в густую, желеобразную массу, в которой застрял, как муха в ловушке липкого сиропа, Роман.
Он попытался вздохнуть. Боль застилала зрение, глушила все мысли, все чувства, кроме тошного ощущения ужаса. Что это, что случилось? Моргнув слезящимися глазами, он увидел, что вождь приподнял голову и смотрит на него, в удивлении выпустив из рук топор. Меч покоился в его руке, покрытый уже подсохшей кровью. Нет, он не успел, просто не мог успеть ударить Ромку в ответ.
Тонко запело в ушах, зазвенело внутри головы. «Ты наш», - пропел перезвоном колокольчиков нежный голос. «Ты принадлежишь нам» - прогудел другой голос стоном медного гонга. Завершающим аккордом низкий бас тяжело выговорил, на грани слуха: «Ты один. Второй не нужен. Ты - наша добыча!»
Он понял. Рэм. Что-то случилось с Рэмом. Нет, не обманывай себя, Ромка. После таких ран не выживают. Нет. Не хочу. Не хочу оставаться здесь один. Рэм, Рэм, как ты мог оставить меня одного?
Чудовищные когти ухватили его за плечо, вонзились в плоть, проникли в грудь, разодрали тело на части, вывернули наизнанку. Он почувствовал, как рассыпается на куски, как части его существа разлетаются диковинным цветком невидимого взрыва. Как страшно гудит, на разные голоса – от тонкого до утробно-низкого – эхо его внезапного распада.
Ледяная стужа охватила его, превратила в хрустальный комок льда. Со звоном посыпались осколки, собрались в один щетинистый иглами ком, слиплись и сразу растворились в волне немыслимого жара. Он таял, он растекался, его заливали в глотку бытия струёй расплавленного свинца.
Потом вернулись звуки. Свет и тень перемешались, обрели объём, создали исчезнувший было мир. Раскалённый прут в груди остался, но жгучая боль притихла, сменилась тупым жжением. И осталось ощущение щемящей пустоты в душе, страшной, невозможной потери.
Мучительная судорога расправила его сдавленное в спазме удушья горло. Ромка вздохнул и закашлялся. Вечерний воздух долины показался ему слаще мёда и острее, чем лезвие ножа.
Он медленно выпрямился и уткнулся взглядом в запятнанный кровью металл у своего горла. Он сидел на земле, чужак стоял над ним, и его крепкая ладонь с синей татуировкой на кисти сжимала рукоять меча.
— Ты проиграл, мальчишка, - произнёс над ним голос чужого вождя. – Теперь ты умрёшь.
Глава 50
Роман поднял голову и взглянул вождю в глаза. Тот мигнул, рука его с мечом, приставленная к горлу противника, дрогнула. Ромка медленно улыбнулся, не отрывая взгляда от лица вождя.
Всё было так ясно. Так просто. Вождь, чужой, немолодой человек, наевшийся накануне жирного мяса, и теперь страдающий от одышки. Ромка видел, что тот держится из последних сил, и этот победный рывок – последний. Он чувствовал, как замерли вокруг места схватки его пехотинцы, и люди племени Белой Коровы. Слышал, как стучат по камням копыта конного отряда Филина, охватывая плотным полукольцом берег озера. Не чувствовал он только одного – присутствия своего двойника в этой жизни.
Роман поднял руку и взялся за лезвие меча. Время опять застыло, потекло густым сиропом, разматываясь неторопливо, словно в замедленной съёмке.
Он сжал пальцы на широком лезвии, приставленном к его горлу. Раньше Ромка слышал о таком приёме, и даже видел короткий ролик по видео: мастер фехтования удержал между ладоней лезвие меча и сжал так, что противник ничего не смог сделать.
Роман просто отвёл остриё меча от своего горла, и коротким движением выбросил вперёд и вверх руку со щитом. Узкий край синего диска врезался вождю племени Белой Коровы в лицо.
Оттолкнувшись от земли, Ромка вскочил на ноги. Вождь отступил, шатаясь, сделал несколько шагов назад. Из разбитого лба, где кость жутко белела под лоскутом содранной кожи, густо сочилась кровь.
— Нет. Это ты сейчас умрёшь, - сказал Роман. В груди ныло, холодный штырь между рёбер тупо ворочался при каждом вздохе.
Вождь хрипло выдохнул, глядя безумными глазами на врага. Топор в его руке качнулся, и внезапно взмыл в воздух. Крутясь, полетел в лицо ударившего его мальчишки, и Ромка поймал его на лету. Не дав погаснуть инерции полёта, закрутил топорище в воздухе, и вернул обратно. Обух глухо ударился в своего хозяина и тот зашатался.
— Падай. Ты проиграл. – Слова вырвались из горла хриплым карканьем.
Роман проследил, как валится на землю вождь племени Белой Коровы. Как меч с украшенной крупным камнем рукоятью выскальзывает из его ладони и падает в грязь.
Потом Роман подобрал оброненный трезубец, и неторопливо подошёл к поверженному врагу. Оба войска замерли, затаив дыхание, только ряды воинов племени Белой Коровы качнулись вперёд, к своему вожаку, словно надеялись на чудо.
Вождь хрипло дышал, кровь текла по его лицу, обильно смочив бороду и окрасив шею в багряный цвет. Когда его противник наклонился над ним, он открыл глаза, пожевал синими губами и попытался плюнуть, но ничего не вышло.
— Ты проиграл, вождь, – громко сказал Роман. – Боги на нашей стороне!
— Ты думаешь, что одержал победу, щенок? – просипел Великоужас, глядя залитыми кровью глазами на мальчишку с трезубцем, который разбил ему голову своим странным синим щитом. Он вздохнул, и в груди захрустело. Должно быть, обух его же собственного топора раздробил ему ключицу. – Прямо сейчас воины моего старшего сына громят ваши селения. Они ушли отсюда, и вам их уже не догнать. Вы вернётесь на пепелище!
Вождь племени хрипло рассмеялся, хохот перешёл в кашель. Великоужас корчился на земле под взглядом сбившего его с ног мальчишки, задыхаясь и всхлипывая от душащего смеха.
— Вы… вернётесь… на пе-пели-ще!
***
Дикий Кот, вождь лесных охотников, вступил в захваченный лагерь. У открытых ворот лежали трупы врагов, и он неторопливо обогнул их. Жертв оказалось больше, чем он рассчитывал. Он видел тело своего племянника, застывшего лицом вверх, с колотой раной в груди. Поодаль скорчился старый Лис, он больше не кричал, и теперь только судорожно дёргал ногами. Его пятки уже процарапали в смоченной кровью земле изрядную борозду.
— Твои люди хорошо постарались, вождь лесных дикарей, - насмешливо сказал голос за его спиной.
Дикий Кот еле заметно вздрогнул, но не обернулся. Тяжёлые шаги молодого вождя проскрипели по песку и остановились. В шею дохнул густой дух жареной свинины и неразбавленного вина.
— Нам почти нечего здесь делать, - продолжил Громовой Удар. – Разве что взять тот храм с сокровищами на холме и поиметь всех девок там, наверху.
Пришельцы с севера захохотали над словами своего молодого предводителя. Дикий Кот обернулся.
Старший сын Великоужаса, вождя племени Белой Коровы, возвышался над миниатюрным охотником почти на две головы. Глаза Дикого Кота упирались как раз в металлическую бляху в центре его богато украшенного нагрудника. Лесной охотник скользнул взглядом по затейливым завитушкам вверх, к шее, прикрытой только узкой полоской брони. Представил, как легко его нож мог бы перерезать горло чужака от уха до уха.
— Мы только открыли вам ворота, - голос его был холоден и спокоен, как подобает вождю лесных людей. – Лесной народ ни для кого не делает одолжений.
— Ну конечно, - Громовой Удар продолжал ухмыляться. – Иначе мы обошлись бы без вас.
— Мы договорились. Ты дал слово.
— Да, да, - рассеянно ответил молодой чужак, скользя взглядом по тлеющим крышам домов покинутого лагеря. – Вы открываете нам ворота, а мы не трогаем ваших баб.
Он двинулся вглубь лагеря, и Дикий Кот пошёл рядом, стараясь не отстать от верзилы чужака, делающего слишком широкие шаги. Он застыл возле одного из домов. Этот был чуть побольше остальных, с порогом из широких каменных ступеней. Возле порога и на ступенях лежали три мёртвых тела. А под ними, на багровых от крови камнях, он увидел краешек знакомой, вышитой руками покойной жены, рубахи старшего сына.
— Это дом вождя? – деловито спросил чужак.
Дикий Кот присел у порога, и осторожно скатил мёртвое тело с крыльца. Его старший мальчик лежал на верхней ступени, у самого порога, закрыв глаза. В руке его был сломанный топорик с длинным, незнакомым топорищем, увитым кожаной ленточкой.
— Котёнок! – позвал охотник.
В доме вскрикнули, что-то загремело, покатилось, словно билась об пол глиняная посуда, и на порог выбрались чужаки, волоча за руки девушку в разорванном платье.
— Вот так птичка, - Громовой Удар зацокал языком, подойдя поближе. Отвёл ей волосы со лба и с удовольствием хмыкнул. – Не бойся, детка. С нами тебе будет хорошо.
— Мне обещали золото! – взвизгнула девушка. – Много металла и резной кости! Я открыла для вас ворота!
Дикий Кот поднял голову и взглянул на неё. Поднялся на ноги и отвёл руку чужака от лица Лисички.
— Это наша женщина. Она жена вождя Рэма, и это она открыла нам ворота.
— Вот как, - Громовой Удар скривился, отступил на шаг. – Тогда мы должны наградить её.
— Должны, - отозвался Дикий Кот.
Лисичка смотрела на него широко открытыми, блестящими глазами. Она выпрямилась, не пытаясь вырваться из рук державших её воинов. Растрепавшиеся волосы чёрными змейками струились по груди, едва прикрытой разорванным платьем.
— Я обещал награду тому, кто откроет ворота и принесёт мне голову молодого вождя. Где голова Рэма, Лисичка?
— Я ткнула его ножом между рёбер. Он умрёт или уже мёртв, - хрипло ответила девушка, не сводя глаз со своего вождя.
— Разве я просил убивать моих сыновей? – тихо спросил Дикий Кот, и Лисичка дёрнулась, мотнула головой:
— Я дала им сонного зелья! Они должны были спать крепким сном в эту ночь...
Дикий Кот отступил на шаг, встал рядом с Громовым Ударом:
— Ты получишь свою награду, женщина. Отпустите её.
Воины, державшие девушку, выпустили её руки, и отошли в сторону. Вождь лесных охотников медленно расстегнул на обеих руках широкие браслеты из кованого золота. Так же неторопливо снял с груди золотую цепь с амулетом в виде черепа кошки, сделанным из серебра, с глазами из цветного камня. Неторопливо взвесил всё это в руке. Посмотрел на Лисичку. И коротко, без размаха, бросил в неё.
Раздался глухой удар, Лисичка вскрикнула и пошатнулась. Лесные охотники, стоящие рядом со своим вождём, принялись снимать с себя дорогие украшения, и бросать в девушку.
— Ха! – Громовой Удар оскалил зубы. – Никто не скажет, что мы неблагодарные свиньи!
Он стащил с себя дорогую перевязь с мечом, отстегнул с руки круглый щит, украшенный блестящими заклёпками, и метнул туда же, куда продолжали лететь браслеты, кольца, и драгоценные камни в дорогой оправе. Вслед щиту вождя от чужаков полетели блестящие наручи, узорчатые ножны, цепочки и браслеты.
Вскоре на месте, где стояла Лисичка, образовалась большая, тихо осыпающаяся под собственной тяжестью куча из блестящего металла и сверкающих камней.
Потом поток дорогих подарков иссяк. Вождь лесных охотников постоял молча, глядя на выросшую возле его ног драгоценную могилу, отвернулся и пошёл дальше, к холму, где у вершины смутным пятном светился храм двуликого бога.
***
С того момента, как Великоужас прокаркал свои слова, корчась на земле у его ног, Роман действовал словно автомат. Он смутно помнил, как отдавал команды. То были правильные команды, это он помнил. Голос его было ровен и твёрд, как подобает вождю.
Он помнил, как воины племени Белой Коровы с криком бросились на его пехоту, в отчаянной попытке защитить тело своего поверженного вождя. Как другие побежали к горному селению, где остались их жёны и дети.
Ромка помнил, что хотел немедленно возвращаться обратно, чтобы перехватить сына Великоужаса по дороге. Как его командиры в один голос запротестовали, и ему пришлось согласиться. «Нельзя оставлять за спиной недобитого врага, - ровный голос Филина, спокойно вытирающего окровавленный клинок у залитого кровью берега озера, решил дело. – Ушедших на юг мы всё равно не догоним, только собьём ноги пехоте и запалим лошадей. Наш город они взять малыми силами не решатся, а ваш лагерь достаточно укреплён, чтобы продержаться какое-то время. Мы не можем рисковать»…
Он согласился. Мужчины племени Белой Коровы, обозные старики, женщины и даже дети защищались отчаянно. Когда, наконец, оставшиеся в живых прекратили сопротивление, Роман отдал приказ уходить. Ему пришлось оставить позади часть своего войска, где были раненые, вместе с обозом, который не мог передвигаться с нужной скоростью.
Он сам, с отрядом пехоты, лучниками и конницей, быстрым маршем двинулся на юг. Во всё время тяжёлого перехода, при каждом вдохе в груди у него ворочался металлический штырь, мешая дышать. Роман словно безостановочно двигался внутри сумрачного туннеля, где единственным выходом был лагерь, где остался Рэм.
***
Ветерок теребил алые полоски ткани на копьях знаменосцев, тяжело шевелил край значка с вышитым золотом изображением хищной птицы. Громовой Удар хорошо видел мальчишку в блестящих доспехах, командующего войском, над которым дюжий парень держал древко с личным знаком вождя.
Постовые, выставленные наблюдать за дорогой, прибежали почти одновременно с явившимся внезапно, словно упавшим с неба, войском. Громовой Удар ещё никогда не слышал, чтобы чьё-то войско передвигалось так быстро, и, не озаботившись провести разведку и построиться в надлежащем порядке, бросилось в бой. Как будто у вражеского вождя заранее был готов план атаки.
Он успел вывести своих людей к речной долине, поросшей ровной травой, где они могли перегруппировать отряд для отражения атаки. С одной стороны у них была река, с другой – болотистая равнина, куда не сунулась бы ни одна конница. Позади возвышалась каменная грудь холма. Деваться было некуда, приходилось принимать бой.
Он видел, как, уже не торопясь, строится напротив пехота противника; как конница группируется на фланге, как занимают позиции лучники. Вражеские пехотинцы, в лёгком вооружении, выглядели бравыми ребятами, но Громовой Удар заметил, что они покрыты пылью и явно устали. Должно быть, мальчишка-вождь не дал им отдохнуть после долгого пути. Конница выглядела лучше, но болото с фланга и слишком узкая полоска земли у реки не давали им возможности развернуться как следует.
Громовой Удар положил руку на рукоять боевого топора. Ухмыльнулся в усы. Ничего. У него есть ещё хорошая дубинка в рукаве.
***
Свистнули стрелы, на мгновение зависли в воздухе, и стали стремительно падать. В тот же момент парни Громового Удара сомкнулись, выставив перед собой щиты. Он гордился этой выдумкой, позаимствованной им у кого-то из тех, кого они разбили по пути из родных мест. Путь был долог, а старший сын – любознателен. Великоужас, конечно, сильный воин, но он уже стар, и, как все старики, ненавидит новинки. Если бы он хоть немного разжал свою железную хватку, в которой держал племя и сыновей. Если бы хоть раз позволил сделать так, как хотели другие. Может быть, Громовой Удар никуда бы не ушёл. Но недавняя ссора стала последней каплей, и старший сын, забрав своих лучших людей – старших сыновей своих отцов, и всех тех, кто не хотел плестись по землям жирных козопасов со скоростью улитки, ушёл на юг. Туда, где жили богатые купцы и паслись кони с золотыми гривами.
Едва успели стрелы вонзиться в обитые толстой кожей щиты, воины его маленького племени метнули дротики в приближающегося врага. Ничего, что большинство их не достигло цели. Враг решил, что им нечем больше ответить, и двинулся вперёд. Они не знают, что Дикий Кот со своими охотниками затаился в засаде, и только и ждёт, чтобы противник подошёл на расстояние, с которого их короткие луки бьют наповал.
А ещё враги не знают, что он послал охотников наверх, по скале, найти тайную тропу к святилищу, чтобы захватить заложников. Взять противника за живое. Дикий Кот пытался отказаться. Бормотал что-то о неприступных склонах, о заваленной камнями тропе. Ему пришлось согласиться. Теперь они связаны с его племенем одной верёвочкой. Вождь Роман не простит убийства брата и предательского захвата лагеря.
Вот вражеская пехота уже близко, луки сменились на короткие копья. Опять засвистели дротики, на этот раз с обеих сторон. Отличный момент для залпа из засады. Сейчас. «Ну, давай же, стреляй» - Громовой Удар ждал свиста стрел своих союзников. Стрел не было. Он в недоумении обернулся, поискал взглядом затаившихся охотников. Он увидел только шелестящие под свежим ветром ветки деревьев, да бесстрастные камни холма, белые от жгучего солнца.
Громовой Удар поднял к губам висящий у пояса сигнальный рог, и прогудел две резких ноты. Ничего не поделаешь, придётся доставать из рукава последнюю дубинку.
Его парни знали, что делать. Сколько раз они разбивали зажиревших в своих городах вояк, выбравшихся в поле, чтобы построиться в ряды. Как эти жалкие козопасы гордились своими мечами и копьями, когда шли на обвешанных шкурами, волосатых «дикарей». До того момента, когда Великоужас гудел в свой рог, а его старший сын со своими молодцами ударял в левый фланг. Как они тогда бежали, как пытались выбраться из мешка, в который сами угодили! И пока городские гордецы перестраивались, мешая друг другу, парни племени Белой Коровы успевали вырезать половину их войска, а чаша весов склонялась на сторону победителей.
Они резко взяли с места, и бросились в атаку. Никто не мог обогнать его парней в беге на короткие дистанции, и Громовой Удар был первым среди лучших. Они легко смяли левое крыло пехоты противника, и врезались во фланг основного отряда.
В упоении работая тяжёлым топором, который так и порхал в его руках, Громовой Удар косил врагов, словно траву. Он увидел блестящий шлем мальчишки-вождя впереди, за спинами рослых воинов. Там, рядом со значком, где вышит золотыми нитками когтистый орёл. Он только сейчас понял, что ему хочется на самом деле. Убить главного врага. Снять с него блестящую скорлупу доспеха. Вот он, так близко, что его можно достать ударом хорошего копья.
Коротко выдохнув, Громовой Удар сбил с ног ближайшего противника, и продвинулся вперёд. Скорее, чтобы конница, зажатая в своём углу поля, не смогла пробраться к ним, и отбить атаку.
— Эй, щенок! – крикнул Громовой Удар, и звук его голоса заглушил шум битвы. Не зря ему дали это имя, и он по праву гордился им. – Я послал людей в святилище! Ваш алтарь захвачен! Ваши бабы у нас! Сдавайтесь!
Внезапно враги расступились. Солдаты противника разошлись в стороны, и он увидел чужого вождя.
Мальчишка шёл прямо к нему, держа в руке трезубец. В другой руке его был странного вида синий щит.
— Сдавайся! – повторил Громовой Удар. – Или я выковыряю тебя из твоей рачьей скорлупы и поджарю над костром!
— Ты весь в отца. Такой же хвастун, - ледяным голосом ответил мальчишка. – Это я сдеру с тебя шкуру. Голыми руками.
Все притихли, когда он отдал свой трезубец стоящему рядом солдату. Положил на землю синий щит и принялся расстёгивать пряжки красивого металлического нагрудника.
Громовой Удар сжал зубы. Его парни и пехотинцы противника тихо расступались, образуя плотный круг. Он понял, что сам загнал себя в ловушку. Но знатный юнец не выглядел опасным, и тела в нём было почти в два раз меньше, чем в старшем сыне Великоужаса. Может быть, мальчишка просто рехнулся от сознания собственной власти? Ну что ж, никто не тянул его за язык.
Громовой Удар опустил топор, положил на землю, как сделал его противник. Неторопливо распустил тесёмки доспеха. Отдал его своему другу, Каменному Кулаку.
Мальчишка уже успел снять нагрудник и теперь стягивал через голову рубаху. Сдавленный вздох пробежал по выстроившимся в полукруг позади своего предводителя парням племени Белой Коровы. Юный вражеский вождь был по-мальчишески худощав, кожа его, в отличие от большинства местных жителей, была светлой и покрытой густым красноватым загаром. Но не на это уставились парни Громового Удара и он сам.
Всю руку молодого вождя покрывала диковинная татуировка. Она полностью оплетала плечо, хищными усиками синих завитков прорастала в кожу, спускаясь к предплечью, и чернильной сетью сложного паучьего узора охватывала половину груди. На предплечье виднелись царапины от ногтей – следы свежих расчёсов, как после укуса комара.
Громовой Удар ещё не видал такой татуировки. У его отца было нечто похожее – знак, подобающий вождю, главе племени, отцу многочисленных детей. Но даже у Великоужаса она не заходила дальше плеча.
Юный вождь бросил рубаху в руки солдата. Шагнул вперёд:
— Так наши женщины в ваших руках, сын своего отца?
Громовой Удар уклонился от первого удара. Спокойствие мальчишки озадачило его. Пусть даже татуировку ему сделали во дворце его отца-царя, или кто он там. Этот рассеянный, словно невидящий взгляд сбивал его с толку.
Мальчишка легко, словно танцуя, ушёл от встречного тычка в лицо. Поднырнул по кулак противника, и рука Громового Удара ушла в пустоту. Удар, который мог разбить в щепки толстую доску, пропал даром. Он опять попытался достать юнца, прикрываясь от ответного тычка. Громовой Удар знал много хитрых уловок, и частенько противники, купившись на его простоватый вид, замертво валились на землю от его неожиданной атаки слева.
Он хмыкнул, развернулся на месте, сделал обманное движение правой. Юнец заслонился, ушёл в сторону. То, что надо. Крепкий пинок в пах, тычок в висок – и глупца, который решил драться с ним на кулачках, можно оттаскивать на травку.
Он не успел моргнуть, не успел даже заметить движения противника. Землю просто выдернули из-под ног, и Громовой Удар рухнул на спину, а воздух вышибло у него из лёгких. Он скорчился от резкой боли в боку – его ткнули в печень. Из глаз брызнули слёзы, и Громовой Удар не вскрикнул только оттого, что горло было перехвачено спазмом. Пальцы у мальчишки оказались, как гвозди.
Он приоткрыл глаза, и увидел прямо над собой лицо юного вождя. Тот смотрел прямо на него, и Громовой Удар понял, что пришла его смерть.
— Так что с нашим святилищем, ублюдок? – спросили его, и он прохрипел:
— Не знаю… Дикий Кот пошёл туда…
***
Ромка бежал наверх, к холму. В груди жгло, лицо щипали слёзы. Они скапливались в уголках глаз и стекали по щекам. Ветер завывал всё сильнее, пока он взбирался вверх, по скрытой между камней и зарослей ежевики тропе. Роман знал, что увидит наверху – только трупы любимых людей. Единственное, что у него было в этой жизни.
Выветрившийся камень шуршал под подошвами сандалий, пальцы рук уже не один раз соскользнули, и он содрал себе ногти. Тропа больше походила на тренажёр для альпинистов, но Ромка упорно пробирался вперёд. Кусты ежевики царапали кожу, и чем выше он взбирался, тем сильнее ледяной ветер бил его в бок, норовя сбросить вниз, на камни.
Вот присыпанная чистым песком крохотная площадка у входа в святилище. Если не знать, ни за что не догадаешься, где спрятано круглое отверстие в пещеру. Он увидел, что густые плети кустарника, обвивавшие скалистый склон над входом, разрублены, сорваны с камней, и висят жалкими клочьями. Песок был утоптан и покрыт следами множества ног.
Роман прерывисто вздохнул, насколько позволял штырь в груди, и шагнул в открывшийся чёрный проход.
Лесные охотники, стоящие посреди просторной пещеры, обернулись, расступились, пропустив вперёд Дикого Кота. Все они были босиком, в одних набедренных повязках, с топориками за спиной, очевидно, чтобы легче было взбираться по скале. Ромка шагнул вперёд, не глядя на них. Ему было всё равно.
Он прошёл мимо Дикого Кота, тот пытался что-то сказать, Роман не слушал. Возле алтарной плиты сидели тесным кружком женщины его лагеря, и Кошка была среди них. Живая и невредимая. Она поднялась при его приближении, широко открытые, чёрные глаза её блестели от слёз.
На каменной плите алтаря лежал Рэм. Глаза его были закрыты, руки сложены на груди. Казалось, он спал. В солнечных лучах, пробивающихся откуда-то сверху, лицо его отсвечивало синевой.
Роман наклонился над ним, провёл пальцами по задубевшей от ссохшейся крови рубахе на его боку. Почему ему так больно? Ведь эта рана должна была уйти в небытие вместе с двойником.
— Мы хотели увести их вниз, - говорил за его спиной Дикий Кот. - Вернуть наших женщин обратно, в их семьи, к родителям. Они отказались. Мы хотели убить вас, убить похитителей и насильников. Наши дочери запретили нам это.
Кошка встала рядом, положила ладошку Ромке на руку. Он чувствовал, как по коже, застывшей под ветром, от её ладоней разливается тепло.
— Они сказали, что останутся со своими мужьями. Что они носят ваших детей. Что мы теперь родня.
— Мы теперь родня, - сказала Кошка, и другие женщины эхом повторили её слова.
— Мы не станем воевать с вами.
Роман кивнул. Руки его согрелись, и он удивлённо взглянул на ладонь, что лежала на ране Рэма. Труп был тёплый. Он в изумлении обернулся и встретил взгляд своей жены.
— Я хотела тебе сказать, - тихо сказала она. – Он лежит так с ночи. Как будто спит. Это чудо. Боги явили нам знак. Мы избраны.
Роман посмотрел на тело. Вот, значит, как. Боги посмеялись над ним. Что они сказали – второй не нужен? Значит, его брат будет вечно лежать здесь, не живой и не мёртвый, пока мыши не сожрут его неподвижное тело? Пока камни алтаря не покроются пылью?
Он отвернулся от алтаря, вытянул руку из ладошки жены. Перед ним стоял его знаменосец, протягивал щит и трезубец – знаки власти. Должно быть, забрался вслед за ним по скале. Глупец. Все они глупцы. Игрушки в руках богов.
— Вождь, - сказал солдат. – Тебя ждут внизу. Командиры хотят знать, что делать с пленными.
Ромка выдернул из его рук свой трезубец. Взял щит. Вниз. Что же, они добились, чего хотели. Сейчас он спустится вниз.
Снаружи бушевал ветер, облака неслись по небу, и белый солнечный диск то выглядывал, то скрывался за их чёрными клокастыми боками.
— Вы добились своего? – крикнул Роман в небо, в клубящиеся тучи. – Думаете, я ваша марионетка? Вы влезли мне в голову, вы оплели паутиной моё тело! Так что теперь я весь ваш?!
Он засмеялся. Боги они или нет, у него всегда есть выбор. Солнце скрылось уже окончательно, на вершину надвинулась тьма. Ветер рвал волосы ледяными пальцами, пытался столкнуть с уступа вниз. Вспыхнула молния, ломким зигзагом прочертила небо. В ушах зазвенело от первого удара грома. «Ты наш» - раскатом прогудело в голове, и Роман, всё ещё смеясь, с размаху воткнул трезубец в землю.
— Никогда!
Молния ударила вновь, гром теперь грохотал непрерывно. Вокруг пещеры, на площадке, посыпанной песком, заплясали призрачные лиловые тени. За миг до того, как в трезубец со страшным треском впилась огненная стрела, Ромка увидел в чёрной пасти пещеры силуэты джиннов – женщины с неправдоподобно тонкой талией, мужчины с широкими плечами и с кольцом в носу, и среди них – зыбкая, синеватая фигура Рэма. Двойник протянул к нему руки, открыл рот в немом крике… Раздался оглушительный треск, столб огня упал с неба, впился в заточенные острия трезубца. Роман успел увидеть, как мгновенной вспышкой разлилось невыносимо жгучее, белое сияние и заполнило собой весь мир.
Эпилог
Квакнула лягушка. Роман открыл глаза. На листке кувшинки сидела зелёная квакша и раздувала пузырчатое горло. В прозрачной воде круглого озерца резвились мальки, покусывая редкие водоросли.
Он вздрогнул, и вытянул ладонь из мокрого песка. Он сидел на берегу озера, а вокруг возвышались стволы сосен, отражаясь в синем пятачке воды. Пронзительно свистнула птица, и Ромка поднял голову. Солнце нежно-розовым шаром всплывало над лесом. Свистели в ветках шиповника мелкие птицы. Он наклонился над водой и взглянул в своё отражение. Озеро отразило лицо со спутанными волосами, прилипшими ко лбу, и обведённые тёмной каймой покрасневшие глаза. Роман зачерпнул воды в ладонь, отёр лицо. Кажется, ночью была гроза. Он стоял под деревом, и в него ударила молния…
Ветерок, шуршащий в листьях ближайшего деревца, сорвал зацепившуюся за ветку бумажку, и та, кружась, упала в озеро. Роман машинально поглядел на развернувшийся в воде, и медленно тонущий газетный лист.
«Курортный сезон открыт днями музыкального фестиваля, проходящего сейчас по городам Италии. Начнётся он, по традиции, в городке сан-Ремо, а закончится в столице страны – славном городе Риме. Как известно, древний город, историческая столица Италии, был основан легендарными братьями Ромулом и Рэмом. Напомним любознательным читателям, что братья поссорились, и Рэм убил Ромула. Потом он похоронил его на вершине холма, где теперь стоит музей его имени, и построил столицу, которую назвал именем покойного брата, смерть которого безутешно оплакивал всю жизнь, вплоть до своего таинственного конца…»
Ромка потянул газету из воды, но размокший лист распался в его пальцах, и, тихо крутясь, пошёл на дно, в глубину. Роман наклонился, пытаясь разглядеть последние строчки статьи, и руки его до локтей погрузились в воду. В неровной поверхности собственного отражения он увидел вьющуюся по плечу и груди синюю паутину татуировки. От неожиданности он упал на колени в мокрый песок, отражение сломалось и пропало, и Роман только успел увидеть в глубине, у самого дна, краешек странного синего диска, зарывшегося в густой ил.
Похожие статьи:
Рассказы → Доктор Пауз
Рассказы → Пограничник
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → По ту сторону двери
