- А ты кем будешь? – спрашиваю у Джульки.
- А я в театре играть буду.
- Не, это понятно, а если не получится ничего?
Джулька вспыхивает.
- У меня все получится! Поняла ты?
- Отступаю.
- Да получится, получится, кто спорит-то…
Вот за что не люблю Джульку, вот за это самое, то вроде тихоня-тихоней, а то как вспыхнет, только успевай гасить.
- Да какая тебе сцена, в фильмы ужасов тебя без грима!
Ромка, идиотище, Джульку за волосы дергает, Джулька оборачивается, палку хватает, Ромку лупит, у-у-у, пенек недорезанный…
Ромка к забору бежит, через ограду перемахивает, оттуда орет:
- Гусыня! Гусыня лапчатая!
- Сам ты гусь недоделанный!
Смотрю на них. Думаю, что буду делать, если не попаду в театр. Что значит, если. Можно подумать, театр резиновый. Ничего, живут же как-то. И в театр не попали, и в кино не попали, и ничего, и живут, кино-то тоже не резиновое, было бы резиновое, давно бы лопнуло уже.
Думаю.
Как назло ничего не придумывается, все мысли только вокруг театра крутятся, или вокруг кино, это уж как повезет.
Если вообще повезет.
Девчонка захлебывается рыданиями, падает на траву.
- Не взяли, не взяли, не взяа-а-али!
Косимся в её сторону. Понимаем. Дело обычное. Много кого не берут, вот так ждешь, надеешься, целый год готовишься не пойми к чему, а тут бац – и не взяли.
- Я убью себя! Убью себя! Убью!
Косимся на неё, ну-ну, посмотрим, как ты себя убьешь, если ты вообще не живешь.
- За что?! За что?! За что?!
Бьется, надрывается девушка, которой нет, на траве, которой тоже нет.
- Не взя-а-а-а-а-а-а-а-али-и-ии-и-и-и-и-и!
- А меня возьмут, - говорит Джулька.
- Чего ради тебя возьмут-то?
Это Ромка, идиотище поганое.
- А потому! Потому! Потому! Понял ты, блин?
Чувствую, сейчас сцепятся. Ладно, не мое дело, их разнимать, только себе дороже будет.
Почему так ноги подкашиваются, почему-почему-почему…
Да здесь у всех ноги подкашиваются. Джулька и та приутихла, сидит тише воды, ниже травы.
- Следующий.
Захожу, спотыкаюсь о порог, еле удерживаюсь на ногах. Человек в кресле смотрит на меня равнодушно, холодно.
- Слушаю вас.
Язык прилипает к гортани, не могу выговорить ни слова.
- Ну что же вы?
- Я… это… я могу быть девой-воительницей…
- Вроде Жанны д,Арк, что ли?
- Ну да… где-то так.
- Ну, спасибо… если что, свяжусь с вами.
Выхожу из комнаты, уже знаю – не свяжется. Совсем. И где я была, где моя башка была, вроде приготовилась уже и мечом махать, и врагов рубить, и много чего…
И на тебе.
И плакать нельзя, и все равно плачется, и сколько губы не закусывай, все равно слезы из глаз…
Джулька заходит, меня в бок толкает, мол, не переживай, и на твоей улице будет праздник.
Легко сказать…
- А вы что можете? – спрашивает человек в кресле.
- А я что-нибудь про любовь могу сыграть, - кивает Джулька.
- И как же?
- Ну… - Джулька встает в позу, ловко это у неё получается, в позу вставать, воздевает руки, - где ты? Дудочку бы мне, чтоб эту птичку приманить обратно! Но я в неволе, мне кричать нельзя, а то б я эхо довела до хрипа немолчным повтореньем этих слов…
- Хватит, хватит… не годится.
Джулька выходит. Молча. Думаю, разревется сейчас, нет, не разревывается, выходит, и лица на ней нет, белая, как мел.
- Джуль… ты чего?
Не отвечает, будто не видит меня, мимо проходит. Ромка, идиотище, пасть свою раззявил, сказать что-то хочет, думаю про себя, ну только вякни чего, бошку тебе оторвем, в задницу вставим.
- Следующий!
Ромка идет. Так и не вякнул ничего, дебилище чертово.
Слушаю вас.
- Ну, я героя сыграть могу…
- Это понятно, что героя, а какого героя?
- Да вы не поняли. Героя. Который сражается там… и всех побеждает. Ну там в девушку в какую-нибудь влюбляется… на балкон к ней лезет…
- Ну, вы и разошлись…
- Да я серьезно, я могу… вот, хотите, покажу, вот, на стену залезу…
- Хватит, хватит…
- Да что хватит, вот вы меня уже забраковали, а я и на стену залезть могу, и много чего…
- А кто вам сказал, что я вас забраковал? Приняты. Только пару вам найдем, любовь-то играть…
- Джульку возьмите.
- Чего? Эту-то клушу? Да помилуйте, рехнулись вы…
- Без Джульки играть не буду.
- Ишь вы какой… где она… Джулька ваша…
- Да вон она…Э-ээй, гусыня лапчатая!
- Сам ты, блин, гусь недоделанный!
Жду, что подерутся. Не дерутся. Жду, что сцепятся. Не сцепляются. И на том спасибо, что не сцепляются.
Счастливчики.
Смотрю на них с завистью. Действительно с завистью. Они идут. А я нет.
- Ничего, и ты когда-нибудь…
Срываюсь на крик. Сама от себя такого не ожидала.
- Да когда – когда? Когда – когда? Вечность уже жду, и никак!
Все вечность ждут. Мы все. С самого сотворения мира.
Вижу, что Джулька пытается меня утешить. Ненавижу эту Джульку, ненавижу, своими руками бы Джульку эту укбила, что она… а я… а она… а я…
Отворачиваюсь. И хочется плакать, и не плачется, злоба какая-то на душе, на весь мир злоба, вроде радоваться должна за людей, а я злая, как черт.
Что они есть. У них роман. Или что там, пьеса.
А меня нет.
А они есть.
А меня нет.
И не будет – никогда, никогда, никогда-никогда-никогда…
Смотрю на них.
Злобы уже не осталось, ничего уже не осталось, опустошение какое-то.
- Что там за свет я вижу на балконе? Джульетта, это ты?
Репетируют.
Завтра они выйдут в большой мир, они будут быть, а я нет.
Оборачиваюсь.
Смотрю на своих собратьев и сестер, сколько их тут, не счесть, имя им – легион. Тех, которые могли бы быть. Те, которых нет. Рыцари, дамы, короли, боги, злодеи, истории которых еще не написаны.
А может, и не будут написаны.
Никогда.
Кляну себя, выдумала тоже, дева-воительница, кому они нужны сейчас, девы-воительницы, людям сейчас любовь подавай…
И во все времена.
- Спасибо… мы с вами свяжемся.
Вымученно улыбаюсь.
- П-пожалуйста.
Уже знаю, не свяжутся.
Думаю, сколько лет мне еще ждать.
Сколько тысячелетий.
Выхожу, обреченно оглядываю мир, которого нет, где живут люди, которых нет.
Но которые могут быть.
Или не могут.
Сталкиваюсь с кем-то у подножья холма, вздрагиваю, узнаю.
- Вы… вы тут чего?
- Тихо ты, не ори.
Это Ромка идиотище.
- Вы чего… вас выгнали, что ли?
- Да не выгнали.
- А чего вернулись?
- Тихо ты, дуреха, не говори никому… сбежали мы.
Слушаю, не понимаю, не верю себе. Вот так. Сбежали. Из бытия. Сбежали. Вот так.
- Ты это, не говори никому…
Смотрю на них, думаю, кто из нас рехнулся, я или они оба, или вообще все. Ромка обнимает Джульку, вроде как утешает, ну чего ты, Джуль, обошлось же все, хорошо же все, Джулька всхлипывает, бормочет что-то, да кто ж знал, что они так… вот так…
Оживает связь, ну кому там опять неймется с утра…
- Слушаю.
- День добрый, а Каренину Анну я могу услышать?
- Это я…
- Мы рассмотрели вашу кандидатуру… вы нам подходите.
Прыгает сердце. Даром, что у меня нет никакого сердца. Нет, есть. Уже есть, потому что меня кто-то придумал, кто-то, вспомнить бы его имя еще, а да, Лев, Лев Николаевич…
Наскоро одеваюсь, выхожу из дома, плохонько оделась, ну да ничего, сойдет, уж Лев Николаевич скажет, как там одеться…
Сталкиваюсь с Ромкой и Джулькой, выкрикиваю им в лицо.
- Меня взяли!
- Куда… взяли?
- Куда-куда, я теперь жить буду!
- Дура ты, - отзывается Ромка.
- Чего-о?
- Дура, чего!
- Да тьфу на тебя, чего обзываешься-то?
- Чего, чего, а то сама не знаешь…
Джулька одергивает Ромку.
- Да не знает она. Ань, сейчас объясним тебе все…
