Горькая цепь

                                                   1

            Революционная активность эстетической и религиозной дерзости. Посмертные маски, снятые с капель росы. Немыслимые порождения расколотого сознания. Сладострастные тени, скрывающиеся в домашних очагах. Взмахи обречённых крыльев. Два лица любого праздника. Разрастающаяся язва бессильной злобы. Тонкие грани дымящихся пределов. Стремительно чернеющие виноградники. Трагические монологи. Пляска призрачной свободы. Сверкающие мечи. Прелесть архаизма. Безостановочная игра. Иерархические время и пространство. Звонкие стрелы воинственности. Оторванный острый край. Неологизмы, выстраивающиеся в ряд. Лексический карнавал учёных гуманистов. Цвета соединяются, чтобы подарить молчаливым массам мечту. Эротическая троица сгорает на прочном корабле.

            Стаи равнодушных собак бегут по мусорным кучам и пустынным землям. На изумрудных холмах вырастают деревья с вечно жёлтой листвой. Алгоритмы хранения и передачи информации нарушаются, вследствие чего появляется нечто новое. Волны затапливают песчаные пляжи. Слово Люди пишется с заглавной буквы, и люди производят символы. Символическое млекопитающее. Прыжок из нижних сфер в занебесные выси. Поцелуи других форм бытия. Царицы, убивающие своих мужей. Успех и слава демагогов и рабовладельцев. Авантюрное время не оставляет следов. Заражённая земля веет холодом. Никто не может убежать от бездействия и пауков. Полыхающие витрины. Напрасность опозданий. Верёвочные лестницы, спускающиеся с мрачных башен.

            Судорожные шаги по кислотным путям. Пробитые головы и животы. Сохранение человечности в человеке. Вспышки софистического шарлатанства. Круглые витражи, окрашивающие верхний воздух. Беспредельность, служащая первоначалом, первоосновой, не имеющая ни временных, ни пространственных границ. Желчь, растекающаяся по всему организму. Хула глупости и патриотизму (глупость и патриотизм можно поставить в один ряд). Космополитические одежды, приобретающие радужные оттенки. Время колоколов. История – служанка политики. Ястребиное рвение и язвенная похоть. Образы языков. Сцепления между элементарными частицами. Новейшая чувственность, нарушающая баланс и устойчивость привычной косности. Оголтелые охранители. Дефицит спичек. Ледяные мечты выпрыгивают из ложных экзистенциальных установок, претендуя на виртуозный полёт с неизбежным воплощением. Листовки расклеиваются в бомбоубежищах. Липкая масса убедительности растекается по циничному хохоту. Жизнь как проект, как постоянное становление. Горы, прекращающие рождать камни. Раскалённые скалы.

            Восстановленные руины. Заунывный грохот. Экономические теории. Бегство от подчиняющей структуры. Тающая патология. Низменные инстинкты, рвущиеся наружу. Колебания Земли – это колебания бесконечной воды. Бунт против необходимости. Наросты на теле всенародного веселья. Бритвенное лезвие может разрезать простыню и зеркало. Абсурд на дне бочки. Страсти на чердаках идеального верха. Воздействие субъекта на объект. Город страдает от приставучих мух. Земельные наделы не дают обильного урожая. А ведь подчас момент изобилия необычайно важен. Копья угасшей воли. Незрелые юнцы, претендующие на научность своего статуса. Оскопление в честь предвечного иероглифа. Сердце, тянущееся к пустоте, массовой выдумке. Священность, пробитая пулей. Нелестное слово, сорвавшееся с умирающих уст. Угарный газ ползёт с полей. Соколиная охота. Гневное сверло отвлечённой метафизики. Апулей и Эврипид. Люций хотел превратиться в птицу, но обстоятельства сложились так, что он стал ослом. Огромные кровавые пятна растекаются под мёртвыми детьми Медеи. Месть неверному мужу совершена.

            Механические движения роботов. Беззубые сумасшедшие в домах скорби. Розы, спрятанные во вдохновенных пещерах. Забитые окна. Несносный ладан. Трупное естество мощей. Обман нас возвышает, он пророчит мудрость. Спонтанные орфографические ошибки. Восстание крылатых пингвинов. Фольклорный образ дороги. Вина – наказание – искупление – блаженство. Зиждительные рабовладельческие удары. Республиканские флаги. Комната, где блуждает ветер. Родовые схватки и разбег арлекина. Изогнутые пружины мятежных фонарей. Оскал нелепой статуи. Повсеместное разрешение инцеста. Женщины с приклеенными бородами. Вынужденное молчание. Прямая линия. Невидимая полоса небесной сферы. Куски сытного сыра. Отчуждение собственности. Кто-то любит надзирать и наказывать. Оратор говорит, а из глубин нефтяной мглы поднимается мыльный осьминог.

                                                           2

            Патрика за совершённое преступление приговорили к пятнадцати годам заточения в безрадостной темнице. В подземелье древнего замка причудливой формы он пятнадцать лет сидел в тесной комнате без кровати. Спать ему приходилось на полу, покрытом соломой. В заточении ему не снились сны. Впрочем, может быть, сновидения и были, но Патрик их не помнил. Свет от электрической лампочки был весьма тусклым. Ни о каких прогулках не могло быть и речи. Всё, что разрешалось Патрику – пить вино и есть зелёные яблоки. В этом не было ограничений. Тяжесть плена отчасти компенсировалась этим нехитрым удовольствием. Патрик хотел бы шагать взад-вперёд по комнате, измеряя её шагами, но комната была слишком тесной для этого. Много шагов сделать было невозможно. Коридор, по которому ходили полицейские (у них были чёрные брюки), тоже не отличался просторностью. Патрик предавался мыслям, самым разным мыслям, неспешным и хладнокровным. Иногда он отчего-то плакал, уподобившись женщине. Он, как ему казалось, выглядел жалко, впрочем, охранникам не было до него никакого дела. В заточении он потерял счёт дням, месяцам, а потом и годам.

            В вожделенный день освобождения Патрика вывели из комнаты, повели к коменданту замка, который сейчас же выдал ему небольшую зелёную бумажку с чёрным шрифтом букв, служащую справкой о прекращении заточения. После Патрик вышел из замка, очутившись на ласковой зелёной траве. Теперь он был абсолютно свободен, мог идти, куда ему вздумается. Патрик долго гулял по городским улицам, залитым жарой, любовался потоками проезжающих по дорогам автомобилей. Он зашёл в алую телефонную будку, пол которой был устлан двумя разворотами утренних газет. Патрик набрал номер. После нескольких гудков в трубке он бесследно и мгновенно исчез. Телефонная будка осталась пустой.

                                                           3

            Патрик очутился перед огненной рекой. Она медленно несла вдаль своё течение, стиснутая с двух сторон мёртвым камнем. Патрик долго смотрел на реку, почти не моргая. Потом он подошёл чуть ближе к ней и присел на корточки. Время как будто перестало существовать. Патрик не знал, сколько времени так сидел перед удивительным огненным потоком. Может быть, несколько секунд, может быть, и многие столетия. Над сидящим Патриком висели огромные мрачные тучи, закрывающие небеса. Всё завершилось тем, что мужчина сделал громкий хлопок, резко встал и прыгнул в огонь. В тот же миг он вновь оказался в телефонной будке. Теперь вокруг был не жаркий день, а прохладная звёздная ночь.

            Крылатый пухлый младенец с золотистыми крыльями и с факелом летает и поджигает облака. Облака горят, но через некоторое время потухают. Пламя не может причинить облакам вреда. Младенец улетает прочь, чтобы через некоторое время вернуться и вновь зажечь вереницу облаков.

            Моря иссыхают, морские чудовища громко кричат, агонизируя. Трупы рыб и огромных водных тварей остаются лежать на песке, пропитанном солью. Над этими картинами смерти летят громадные комары. Они жужжат оттого, что сквозь них проникает яростный ветер.

            Золотые спирали столкнулись  друг с другом, образовав вихрь одностороннего монархизма, породив феномен исторической инверсии. Иерархическое время перевернулось, и на смену ему пришла горизонтальная полоса. Это – благодатная почва для психологизма. Верблюды, нагруженные солью. Мировая жажда. Пусть книгу забудут в данное время, но потомки обязательно о ней вспомнят. Лекции мудрых врачей. Красная страсть. Плещущиеся туманы. Вылеченные и запертые в больничных шкафах синдромы. Проклятие родимым чадам. Приставучие шаги в ином пространстве. Смелые бойцы везения. Молнии дружно ударили в осквернённые глотки. Пирамиды небытия и шкала жизни. Панспермия голубых ладоней. Визг послушного чайника. Дверь захлопывается, заставляя всех кабанов бежать без оглядки.

            Каменная статуя ожила и принялась крушить город. Несколько натурфилософов попытались ей противостоять. Один из них был покалечен статуей. Другие смогли взорвать её, и каменные обломки разлетелись в разные стороны.

            Тёмные подвалы, нагие служанки, быстрые кони. Воры пробрались в чужой огород, чтобы украсть капусту. Хозяин дома и сын его были слишком глупы. Любитель кухонной латыни проявляет некомпетентность. Шизоидные личности сидят на рельсах. Раскрытая пасть. Благое благо. Потерянная белая книга. Взмах шарфа – и цветы прорастают из платья, знаменуя гибель глобальных позиций.