Гора

            Слёзы умершего ребёнка и бессознательная методика конструирования художественного текста. Рвотные позывы и грохот экологического водопада. Толпа обывателей, спешащих на бессмысленный референдум. Бродячий кот и уверенность в собственной правоте. Подробности анатомирования автомобильного двигателя. Реалистичность новейшей мультипликации. Ожидание свидания с обречёнными на гибель двойниками. Весенние дожди и зыбкие неологизмы. Царственная походка и стремительная метаморфоза. Инцест на грубой кровати. Синие ножницы свободного монтажа. Залежи сладострастных минералов. Щетина львиного куска. Внезапное похолодание. Бесконечные цепи постепенного сумасшествия. Погружение в лужу, отражающую прокажённое небо. Обитатели нищих подворотен. Каталоги назывных сарказмов. Подробности медленных качелей. Насекомые призывы и горящие казармы. Магическая сила иссыхающего урожая. Тусклая гармония праздничной монотонности. Вспыльчивые апологеты карнавального вольнодумства. Пластиковые шашлыки социальных перемен. Гибкая относительность всех рангов. Круговорот бессвязных вымыслов. Иждивенцы, летающие на фрагментах индийских ваз. Славные традиции скупых исповедей. Боязнь отравиться вином. Гротескная эмаль безмерной удали. Поиск спасения в уважении к алтарю. Трамвай, летящий на птичьих крыльях над обрывом. Соседняя изба и раненый адъютант. Принцип жертвы и отказа. Спинной мозг и лживая пропаганда. Приливы и отливы, оптимизм и пессимизм. Сеть молний на морщинистом небе. Кладбищенская идиллия и родовая телесность. Угли, оставляемые в фарфоровом костре. Покинутые ледоколы и синтетические ворсинки. Конкретика публицистических выкладок. Инстинктивность биографической моли. Нескромные соглядатаи и надувная гордыня. Инженерия культурных облаков. Подшивки двусмысленных инструкций. Сожжённые флаги упрямого азарта. Заказные журналистские изыскания. Обереги, разложенные на речной кромке. Манипулирование удобным материалом. Сезон аравийского гастрита. Нравственные стигмы и вырождение плинтуса. Полушубок и повсеместная занятость. Регенерация драконьего хвоста. Хождение по незримой трапеции. Пустой колодец и хриплое похмелье. Архетип демонического искушения. Волдыри на теле рекреативного кадра. Свободная конкуренция версий бессмертия. Утраты со вкусом калорийной соли. Панельные многоэтажки и спасательные жилеты. Треск нетленного спокойствия. Шрам на лбу и ушанка. Цикличность дискретного энтузиазма. Прорыв из ужасного теневого абстрагирования. Балахон непотребной ответственности. Адепты кипячёных оракулов. Энергия пещерных задвижек. Растительная архитектоника и спичечный восторг.

            Многообразные, но одинаково бесцветные снежинки падали вокруг меня, бесчувственно опускаясь на пожухлую траву поздней осени. Некоторые снежинки падали мне на плечи или волосы. Мой взор был направлен на одинокую гору, что исполином стояла посреди холодной равнины. Нужно было взобраться туда, дойти до вершины, где стояла маленькая хижина. Я не мог решиться на это. Но в один момент смелость всё-таки взяла в душе верх над естественной трусостью, оправданной инстинктом самосохранения. Я начал медленно взбираться на гору, прокладывая опасный путь. На меня хладнокровно смотрели голубое небо и дневное солнце.

            Подъём был долгим и тяжёлым. Но теперь я в заветной хижине на вершине. Я стою перед зеркалом и смотрю на отражение. Мой внешний вид вполне меня устраивает. Подойдя к зеркалу почти вплотную, я ударяю стекло кулаком. Зеркало рассыпается. Куча больших и маленьких осколков лежит на полу, напоминая лужу. В скором времени вместе с разбившимся зеркалом рассыпается в невесомый прах и окружающая меня хижина. Прах этот покоится на заснеженной вершине, не разлетаясь, ибо нет даже малейшего ветерка. Я смотрю на небо, которое, несмотря на то, что я взобрался сюда, на горную вершину, кажется, не стало ближе, неспешно оглядываюсь по сторонам. Вдруг чудесным образом исчезает навсегда и моё тело. Вместо него остаётся душа в виде розовой сферы, устремляющаяся вверх, в холодную синеву.