Не люблю постап. Но когда снятся такие сны, грех их не записать.
То, что когда-то было городом, полным мерцания рекламных огней, теплого света ламп под яркими абажурами; шума голосов из открытых круглые сутки ресторанчиков и ночных клубов; смеха детей, разговоров деловых партнеров, шепота влюбленных, ссор и сплетен, - ныне стало темным мертвым пятном в пустыне мира.
Оплетенные дурно пахнущими лианами темные провалы окон; разрушенные здания, вздымающие к беззвездному небу стальные пальцы арматуры; навсегда заглохшие автомобили, - когда-то красные, черные, белые, синие, а ныне – цвета окровавленной ржавчины, с потеками темной венозной крови бензина; гонимые пыльными бурями по разбитым мостовым перекати-поле, из безобидных кустиков превратившиеся в колючие шары с ядовитыми иглами.
Город мертв. Единственная не-жизнь, оставшаяся в нем, - это злые, огромные, темно-серые, с длинными кривыми зубами, узкими глазками и сильными когтистыми лапами крысы – рыщущие в развалинах домов, на опустевших помойках, в подвалах и чердаках; подобно новым хозяевам города заглядывающие в окна, могучими ударами лап срывающие с петель еще кое-где оставшиеся двери. Голодные, очень голодные крысы.
Крысы умны, очень умны. Они не охотятся стаями, как в те времена, когда в городе еще было много еды: вкусные, свежие люди, с нежным мясом, горячей кровью и опасным, стреляющим разрывными патронами оружием; полные человеческих, но вполне съедобных продуктов, погреба, холодильники и магазины; домашние собачки, кошки и канарейки. Потом все это кончилось. Кончились даже протухшие, вонючие объедки, еще изредка попадавшиеся на помойках когда-то сытого города.
И крысы стали охотиться по одиночке, чтобы не пришлось делиться со стаей, если вдруг повезет наткнуться на недогрызенный и наполовину мумифицировавшийся кошачий трупик или случайно уроненный в щель между стеной и диваном окаменевший кусок хлеба.
Старая, жилистая крыса, скаля пожелтевшие, сточенные зубы и поджимая не до конца поджившую левую переднюю лапу, крадется по пустому дому. У крысы выбит один глаз, поэтому время от времени она налетает на разбросанные по темной комнате мягкие игрушки и деревянные кубики. Крыса знает, что это означает: игрушки – это ребенок в доме. Интересно, что с ним случилось? Погиб или был сожран вместе со взрослыми стаей голодных грызунов?
Наверное, мать до последнего отбивалась, держа малыша на руках, отпихивая ногами карабкающихся на нее крыс, подставляя тварям свои ноги, надеясь, что они насытятся и не тронут ее отродье. А отец, расстреляв все патроны, бил нападающих прикладом карабина, защищая свою самку и детеныша.
Крыса скалит зубы, ухмыляясь. Что бы ни случилось, сейчас дом пуст.
Со второго этажа раздается легкий шорох. Крыса замирает, настороженно разворачиваясь к потенциальному источнику опасности. Потом медленно, тихо-тихо, принюхиваясь и всматриваясь в темноту здоровым глазом, крадется по лестнице.
Запах. Не родной крысиный, не вкусный человеческий. Даже не запах испорченной еды. Что-то странное, кажущееся одновременно и знакомым, и новым. Опасный запах. Такого в городе раньше не было.
На верхней ступеньке на грызуна обрушивается неизвестное, никогда прежде не виданное существо. Оно обхватывает крысу передними лапами, стискивает так, что хрустят ребра, пытается дотянуться до горла, щелкая зубами и издавая подвывающие звуки, складывающиеся в слоги и слова на неведомом крысе языке.
Пищащий, шипящий, кусающийся и царапающийся клубок катится вниз по ступенькам и, ударившись о последнюю, распадается на изрядно помятую крысу с прокушенным носом и поцарапанной мордой, и противника – странное существо, внезапно поднимающееся на задние лапы и снова бросающееся в атаку.
Крыса отбивается изо всех сил, хватает врага за тянущуюся лапу и с громким щелчком перекусает ее, заглатывая кисть целиком. Кровь фонтаном брызжет из обрубка, существо визжит, машет укороченной лапой, а потом, разинув пасть, впивается грызуну в горло. Старая, пережившая множество битв крыса захлебывается кровью, понимая, что теперь наконец-то и она будет съедена кем-то неведомым. Врагом, который объединившись с сородичами, в состоянии справиться не только с ней, но и с другими крысами.
Существо сидит на грязном полу и, громко чавкая, догрызает крысиное мясо. Ровные, сильные зубы перемалывают шерсть, кости, жилы, хрящики. Мясо старое, жесткое, не вкусное, но существо знает: оно должно хорошо есть, чтобы выздороветь. Существо не помнит, кем оно было раньше, не знает – кем станет завтра. Для него главное – выживание.
Культя уже не кровоточит. Еще пара-тройка дней, и передняя лапа начнет отрастать заново. Но пока придется прятаться на чердаке пустого дома: с тремя лапами сражаться не так удобно, как с четырьмя, а лазить по чердакам крысы не любят.
Случайно заглянувший через разбитое окно лунный луч в испуге отшатывается и прячется за полуоторванный ставень: на полу, среди разбросанных плюшевых игрушек и деревянных кубиков, сидит человеческий ребенок – хорошенький мальчик пяти-шести лет, с измазанной кровью мордашкой и отгрызенной кистью левой руки.
Похожие статьи:
Рассказы → Черный свет софитов-7
Рассказы → Вердикт
Рассказы → Эксперимент не состоится?
Рассказы → Белочка в моей голове
Рассказы → Идеальное оружие
