Год пьяной обезьяны

Наш крохотный пароходик едва возвышается над причалом, видна только его угловатая рубка в потеках ржавчины и тонкая желтая мачта.

Имя нашего судна соответствует его скромным размерам — «Навага».

«Навага» беспорядочно бродит между поселками и портпунктами  восточного и западного побережья,  завозит туда продукты и товары первой необходимости, и забирает мороженую рыбу с частных перерабатывающих заводов.

Мы стоим, как обычно, возле морского вокзала Командорска.

Лет пятнадцать назад здесь швартовались океанские лайнеры со всего Дальнего Востока.

Морвокзал шумел, сверкал огнями, в ресторане на втором этаже гремела музыка местных «лабухов», за рубль исполнявших хоть «Мясоедовскую», хоть «Калифорнию»...

А сейчас большое трехэтажное здание превратилось в угрюмые развалины с выбитыми окнами и пустыми дверными проемами, и ни одной живой души на причале.

Не очень-то весело на это смотреть, особенно когда возвращаешься из двухнедельного транспортного рейса.

Перед тобой  будто мертвый, брошенный жителями город.

Уже вечер, экипаж разошелся по домам, и только мы с боцманом Женей сидим в кают-компании и пьем чай. Тихо бубнит телевизор.

Боцман  у нас «продвинутый». Ему двадцать восемь, он образован и аристократичен, насколько это позволяют судовые условия.

Два года они с женой держали тату-салон, в который захаживали клиенты из числа великовозрастных деток местного «высшего общества».

Но потом этих салонов развелось, как чаек на городской свалке, и Женя с женой прогорел. Пришлось ему вспоминать о старой профессии.

— Старпом, ты не хочешь познакомиться с приличной женщиной?

— Да нет, спасибо. Я только что от одной избавился.

— Это от какой, от  Вальки, что ли? Тоже мне, приличную нашел. Я тебе  говорю не о морячке кабацкой, а о приличной женщине.

— Ты думаешь, у нас еще такие остались?

— Да ладно, тоже мне, циник нашелся. Таких еще знаю я, как говорят одесские евреи. Ты просто не там знакомишься.

— Предлагаешь наведаться в консерваторию?

— А что? Послушал бы Гайдна.

— Вот иди и слушай. А я лучше в пивбар с нашим поваром схожу. Там шашлык и публика не такая изысканная.

— Ну, ладно. Не хочешь в консерваторию, сходи в областную библиотеку.

— Боцман, если ты на мне пытаешься оттачивать свой проржавевший юмор, то это не очень удачная идея. С утра я тебя загоню на мачту шкрябать  краску, там и посмеешься.

— Да я серьезно. Вот пригласительный билет. Завтра в восемнадцать часов новогодний вечер. Все как в ресторане – столы, выпивка, закуска, только публика поприличнее. И учти -  для тебя все это бесплатно.

Я подозрительно смотрю на него и интересуюсь:

— А сам почему не идешь?

— Жена заболела. А одного меня не пускает, я бы пошел.

—  Ладно, давай свой пригласительный.

— Да, и еще вот что. Это не просто вечер, а что-то вроде бала-маскарада. Найди какой-нибудь прикид поприкольнее.

— Женя, ты меня сегодня убить решил? То библиотека, то бал какой-то! Да что же я надену на этот маскарад?

— Не знаю, старик. Порви тельняшку, на глаз черную повязку натяни,- будешь пиратом. Или не ходи вообще, мне по барабану. Решай сам.

В  концертном зале областной библиотеки острый запах свежей хвои.

Я сижу за столом между двумя дамами бальзаковского возраста.

Дама слева имеет вид доброй волшебницы из Страны Озз – пышное платье с оборочками и бантиками, голубые волосы и приторно-сладкая улыбка.

Дама справа одета  в стиле кантри – черные кожаные штаны, остроносые короткие сапожки, коричневая замшевая жилетка и широкополая шляпа с загнутыми полями.

Капитан-лейтенант в парадной форме недовольно косится на устроившегося рядом с ним бородатого и нечесаного то ли бомжа, то ли вурдалака.

Вурдалака  отчасти компенсирует худенькая девушка с короткой стрижкой в белой греческой тунике.

Что касается меня, то я сижу в драных линялых джинсах и старых «казаках» со сбитыми набок каблуками.

Майка с надписью:  «Секс, наркотики, рок-н-ролл!» дает понять, что я ни кто иной, как  хиппи.

Не хватает только гитары и волос до плеч.

— Как вам нравится атмосфера этого вечера? – благосклонно интересуется у меня волшебница.

Я пожимаю плечами:

— Неплохо. Особенно мне нравится запах елки.

— О да! Сразу вспоминаются новогодние утренники, и эти милые гномики, водящие хоровод вокруг Деда Мороза…

— Лично мне вспоминается хороший джин, запах у этой елки точно такой же.

— Ну, зачем же вы в такой вечер сразу о водке…

— Извините, случайно вырвалось.

— А я бы  промочила горло глотком доброго виски! – решительно заявляет ковбойша:

— Джентльмены, не нальете  стаканчик?

Однако  никакого виски на столе нет, зато стоят две бутылки «Советского Шампанского», запотевшая водка,  и бутылка красного вина.

Из закуски солидно выделяется фарфоровое блюдо с незаменимым в новогоднюю ночь мясным салатом.

 Вокруг него, как более скромные  действующие лица располагаются винегрет, салат из папоротника, маринованные опята,  сыр голландский, копченая нерка, ветчина и колбаса сырокопченая.

Присутствуют также мандарины, яблоки и киви.

— Уважаемые дамы и господа! Дорогие гости! – на сцене вспыхивает прожектор, и в луче света к елке выходит женщина в длинном вечернем платье.  По тому, как она хватко держит микрофон, я понимаю, что это директор областной библиотеки.

— Вот уже подходит к завершению еще один год. Год этот был для нашей страны и для всех нас непростым, и я выражаю надежду, что наступающий год, который по восточному календарю называют годом обезьяны, будет и успешнее и счастливее! Поприветствуем же этот наступающий год. А вот  и наша обезьяна! Встречаем!

Прожекторный луч переносится на дверь, из которой разухабисто выбегает дородная тетка с пластиковой головой ощерившегося орангутанга.

Тетка времени зря не теряет, тут же азартно приступив к исполнению пляски пьяной новогодней обезьяны.

Коротенькое платьице, непонятно как вообще  налезшее на тетку,  при каждом прыжке задирается, откровенно показывая телеса, обтянутые колготками.

К тому моменту, когда салат из блюда уже размазан по тарелкам, грибы съедены, а из выпивки остается только бутылка красного вина, я уже  по три раза успеваю станцевать  со своими соседками и всего один раз с гречанкой.

 Я бы пригласил  гречанку еще, но мешает офицер, который упорно ее клеит.

Он рассказывает ей военно-морские анекдоты и выпячивает грудь с эмалевым значком «За дальний поход», на флоте обычно именуемым «ЗэДэПэ».

Гречанка задумчиво смеется, прикидывая, женат ли офицер и стоит  ли с ним вообще связываться.

Вурдалак с застрявшим в бороде винегретом охмуряет ковбойшу, переставив свой стул к ней вплотную.

Добрая волшебница подкладывает мне на тарелку то грибочки, то ветчинку, ласково при этом улыбаясь.

Возле елки неподвижно стоит девушка в черном плаще с капюшоном.

Лихорадочные отблески гирлянд вспыхивают на серебряной полумаске.

Я подхожу поближе: 

— Вы знаете, черное вам очень идет!

— Мне об этом уже говорили.

— Разрешите вас пригласить на танец?

Она так долго смотрит на меня сквозь узкие прорези в полумаске, что мне становится немного не по себе. Я пытаюсь улыбнуться.

— Ну, так как, потанцуем?

Она отрицательно качает головой:

— Как-нибудь в другой раз.

— Зачем же вы сюда пришли?

— Встретиться с одним человеком, и этот человек не вы.

Я все еще не теряю надежды.

— Соглашайтесь! Вам все равно не дадут здесь спокойно постоять.

— Может быть. Но танцевать с вами я не буду.

Я меняю тактику, и делаю новое предложение:

— Не хотите выйти на свежий воздух?

— Какой же вы инициативный!

— Да, работа такая.

— Вы что, массовик-затейник?

— Что-то вроде того.

— Забавно. И что же за профессия у вас, почти массовик-затейник?

— Я моряк.

— Никогда бы не подумала, что это одно и то же.

— Я и сам бы не подумал, пока на флот не попал. Так что, может, вы передумаете, и разрешите вас пригласить на танец?

— Пойдемте лучше на свежий воздух.

Все вокруг в снегу, и дорога похожа на траншею среди сугробов.

У крыльца стоят две машины такси, черная и синяя. Оба водителя курят в синей на переднем сиденье, и слушают местную радиостанцию. Передают новогодние поздравления.

— А скажите, этот ваш плащ, капюшон и маска, они что-то обозначают?

— Смерть.

— Ничего себе! А где же ваша коса?

— Не будьте занудой. Коса была актуальна в средние века.

— И все-таки мрачновато для Нового года.

— Так получилось.

— Получилось? То есть вы шили костюм Снегурочки, а получился плащ смерти, это вы хотите сказать?

— Знаете, то, что я хочу сказать, я всегда говорю сама. Извините за резкость.

— Ничего. Зато как мы подходим друг другу!  Вы – Смерть, я — секс, наркотики и рок-н-ролл! Правда, к рок-н-роллу у вас какое-то прохладное отношение.

— Ко всему остальному тоже.

— Меня это почему-то не удивляет. Но против шампанского вы ничего не имеете? Может быть, по бокальчику?

— Пойдемте.

Когда мы проходим мимо моего столика, юная гречанка уже танцует с молокососом в прикиде рэпера, который увлеченно ей что-то рассказывает, прижав губы к самому уху.

Наверное, читает новогодний рэп.

Капитан-лейтенант надирается водкой с вурдалаком и ковбойшей, тыкая пальцем себе в грудь в том месте, где блестит эмалью знак «Зэ Дэ Пэ»:

— Это вам не юбилейная медалька! Это надо заработать!

Синевласая волшебница ни на кого не обращает внимания и грустно катает перед собой мандарин.

Стройная и гибкая, девушка почти одного со мной роста.  Моя рука лежит на ее талии.

От аромата ее волос, от выпитой водки и шампанского, от разноцветных вспышек со сцены  голова слегка кружится.

Танцуя, мы медленно двигаемся по залу.

— Можно, я вас провожу?

— Нет.

— Но уже поздно идти одной.

— Ничего, я привыкла.

— Номер телефона хотя бы оставьте.

— Зачем?

— Вы мне очень нравитесь.

— Давайте просто танцевать?

— Конечно. Будем просто танцевать. Но все равно вы мне очень нравитесь! Я хочу снова встретиться с вами.

— Ладно. Раз вы так настойчивы, я сама найду вас.

— Когда?

-  Гораздо раньше, чем вы думаете. Но вам эта встреча вряд ли понравится.

— Вот тут вы ошибаетесь. Романтическое свидание со смертью – такого у меня еще не было. Я буду очень ждать!

Боцман неторопливо перекладывает руль, удерживая «Навагу» на курсе.

В темноте  желтым светится шкала указателя поворота руля и картушка магнитного компаса, да еще зеленым береговая черта на экране радара.

Ночная вахта.

Судна мерно валится с борта на борт,  – мы идем в нескольких милях от берега, который не прикрывает нас от штормового восточного ветра.

Утром мы вышли в рейс на Северо-Курильск, и вот теперь  подходим к  Первому Курильскому проливу. Это самое опасное место нашего перехода, обычно  ветер здесь крепчает и разгоняет такую волну с Тихого океана, что она захлестывает «Навагу» от палубы до верхнего мостика.

— Слушай, старпом, ну так как там, на вечере было, расскажи?

— Нормально.

— С кем-нибудь познакомился?

— Познакомился.

— С кем?

— С девушкой.

— Хорош прикалываться. Я понимаю, что не с мужиком. Ну и как вы там с ней?

— Потанцевали. Выпили шампанского.

— И все?

— Все.

— А к себе почему не пригласил?

— Приглашал. Она не пошла.

— Тогда к ней почему не зашел?

— Почему, почему…

— Она тебя завернула, что ли?

— Ну, завернула.

— И что?

— Отстань.

-  Ну, ты хоть телефон у нее узнал?

— Нет, не узнал. Она сказала, что сама меня найдет, причем гораздо раньше, чем я думаю. Вот так. А вообще все это ерунда. Забежал морячок на вечерок, поболтал с симпатичной девчонкой, выпил немного и дальше побежал. Случайная встреча, короткое знакомство. Разве может из этого получиться что-нибудь серьезное? А теперь все, хватит трепаться. Проходим пролив, рули и помалкивай!

Штормовой ветер ревет.  «Навага» идет почти лагом к волне. Палубу заливает,  иллюминаторы рулевой рубки захлестывает.

— Возьми вправо десять по компасу,- командую я боцману.

— Есть вправо десять.

— Машина, ответь мостику! Третий механик? Серега, давай все обороты! Все, что есть. Хоть чуть-чуть еще добавь. Теперь от вас все зависит.

— Боцман, держи курс, нам бы всего-то еще пару миль проскочить, а там за остров спрячемся… Ты знаешь, что она мне сказала?

— Кто?

— Та, с которой я познакомился. Что нельзя быть занудой, когда разговариваешь со смертью!

— И что это значит?

— А хрен его знает. Женщины любят говорить загадками. Ты знаешь, в каком она костюме пришла? В костюме смерти!

— Она что, на голову больная?

— Да вроде нет. Говорит, так получилось. Вправо не ходи, нас и так не в ту сторону ветром тащит! А я у нее спрашиваю – где же коса?

— Какая коса?

— Ну, смерти коса…

— Слушай, чего ты о смерти заладил? Смени тему!

— Что, страшно стало?

— Не страшно только полным идиотам. Сейчас опрокинемся, и бульк!

— А ты суеверен, боцман.

— Ты сам погляди, что вокруг творится, будешь тут суеверным!

На наше обмерзшее судно смотреть действительно жутковато.

Брашпиль уже превратился в глыбу льда, оттяжки из стальных концов на мачте и леера вдоль бортов похожи на ледяные бревна, палуба покрылась толстой ледяной коркой.

«Навага» все сильнее заваливается на левый борт и все неохотнее выпрямляется.

 Надо поднимать капитана. Я думал сделать это перед входом во — Второй Курильский пролив, не хотелось будить старика раньше, но вряд ли он спит в такую погоду.

Алексеич сидит за столом в своей крохотной каюте и внимательно смотрит перед собой в переборку. Одной рукой он крепко держит начатую бутылку водки, второй одновременно вцепился в стол и сжимает стакан.

— Алексеич, доброй ночи. Погода совсем скурвилась. Надо что-то делать. Если не поменяем курс, может опрокинуть. Поднимись на мостик, пожалуйста.

Капитан медленно поворачивает голову:

— А, старпом… Сейчас поднимусь. Иди. Я скоро. Курс пока не меняй.

В это время судно опять заваливает на борт так, что переборки трещат, а на камбузе что-то с грохотом срывается и обрушивается на палубу.

— Давай, иди, старпом, иди… — бормочет Алексеич, не выпуская стакана из рук:

— Я уже там. Я почти уже там.

Я поднимаюсь на мостик, подхожу к иллюминатору, гляжу вниз и чувствую, как мое сердце замирает, а потом бешено колотится где-то в горле.

На обледенелой палубе, в свете прожекторов стоит девушка. Ветер ожесточенно треплет ее плащ, пытаясь сорвать накинутый на голову капюшон.

Она смотрит прямо мне в глаза сквозь прорези в серебряной полумаске.

— Боцман, иди сюда. Посмотри на палубу. Ты ее видишь?

— Кого, старпом?

— Ее.  Смерть.

-  Да ты чего, старпом, совсем крыша съехала? Никого там нет. Палуба пустая. А если б и был кто, сразу бы смыло за борт, гляди, как шкивает!

Не видит.  Как же так? Неужели, я и вправду схожу с ума? Но ведь я ее ясно вижу, вот она стоит, совсем рядом, всего в нескольких метрах. Да что же это такое со мной происходит?

Девушка улыбается, и от ее улыбки на моей спине мгновенно выступает ледяной пот. Мне жутко и я с тоской думаю, за каким чертом мне понадобилось знакомиться с ней в тот новогодний вечер, да еще навязываться на скорую встречу.

И вдруг я вижу  волну. Она возникает слева,  огромная, выше мачт, похожая на отвесный стеклянный обрыв, бесшумно приближающийся к нашему судну.

— Лево на борт! Быстрее! – ору я боцману.

Если волна ударит нас сбоку, нам конец, она мгновенно опрокинет судно.

Боцман бешено крутит штурвал, разворачивая судно.

Успеть выйти носом на волну…успеть развернуться – бьется в сознании одна единственная мысль, — только бы успеть развернуться…

Волна  все вырастает, заслоняя собой море, и вдруг обрушивается на палубу, на надстройку. Удар такой силы, будто судно с полного хода врезалось в бетонный причал. Судно швыряет назад, потом вверх, потом вниз, палуба уходит из-под ног.

Судорожно вцепляюсь в нактоуз магнитного компаса, но чудовищная сила вырывает его из моих рук, и я падаю на палубу.  

Боль, пронзающая затылок, невыносима.

Значит, это и  вправду смерть… а я думал, просто случайная встреча… короткое  знакомство…  

— Очнись, старпом! Открой глаза… Старпом, ты жив?

С трудом разлепив веки,  замечаю улыбающееся лицо капитана.

— Алексеич… как «Навага»?

— Нормально. Мачту погнуло, оттяжки не выдержали. Могло быть хуже. Ты молодец, вовремя заметил волну, успели лечь носом, иначе бы всем хана, положило бы на борт и каюк. Сильно тебя башкой-то приложило?

— Я думал, разобьется вдребезги.

— Ладно, иди в каюту, отлежись, выпей  стакан водки, полегчает! Скоро будем заходить во — Второй Курильский, так что никаких неожиданностей больше быть не должно.

Насчет неожиданностей Алексеич сильно ошибается, потому что первое, что я вижу, включив свет в своей каюте, это  девушка в черном капюшоне.

— Здравствуй, моряк… Что же ты молчишь?

Я прикладываю к ноющему затылку ладонь.

— А что я должен сказать?

Она смеется, и смех этот для меня страшнее, чем обрушившаяся на «Навагу» волна.

— То, что говорил мне в новогоднюю ночь. Свидание со смертью так романтично!  

— Ты шутишь? – угрюмо отвечаю я.

— Я никогда не шучу, если ты этого еще не понял. Ты хоть знаешь, почему ты до сих пор жив?

— Потому, что я тебе понравился.

Она уже не смеется, а только улыбается, но мне все равно жутко.

— Если бы это было так, ты со своими приятелями уже лежал бы на дне. Не в этом дело. Просто в ту новогоднюю ночь я должна была встретить совсем другого человека. Но ты мне помешал. Попытайся больше не повторить своей ошибки, — и она проводит ледяной ладонью по моим глазам.

… юная гречанка уже танцует с молокососом в прикиде рэпера, который увлеченно ей что-то рассказывает, прижав губы к самому уху.

Наверное, читает новогодний рэп.

Капитан-лейтенант надирается водкой с вурдалаком и ковбойшей, тыкая пальцем себе в грудь в том месте, где блестит эмалью знак «Зэ Дэ Пэ»:

— Это вам не юбилейная медалька! Это надо заработать!

Синевласая волшебница ни на кого не обращает внимания и грустно катает перед собой мандарин.

А я вдруг вспоминаю все: ночной рейс в Северо-Курильск, шторм, девушку в черном капюшоне и волну, едва не опрокинувшую наше судно…

 Так вот, значит, как все происходит. Ты живешь, думая о чем угодно, кроме смерти, пытаешься срубить побольше деньжат, познакомиться с симпатичной девчонкой, и воображаешь, что сам выбираешь свою судьбу, гребя против течения…

 И вдруг – бах! Рядом с тобой оказывается девушка в черном капюшоне, иронично сообщающая, что она твоя смерть, и хоть ты вывернись наизнанку, все уже предопределено, и от тебя ничего не зависит. Обидно.

От этих мыслей меня отвлекает звон битой посуды – капитан-лейтенант роняет на пол блюдо с остатками мясного салата.

— На счастье, на счастье! – азартно галдят вурдалак с ковбойшей, но капитан-лейтенант не разделяет их оптимизма, внезапно отрезвевшим взглядом он обводит зал, будто определяя цель для стрельбы из главного калибра своего корабля.

Резко встав, офицер отодвигает стул и,  держась преувеличенно прямо, словно на плацу во время военного парада, идет к девушке в черном капюшоне.

— А знаете, — вдруг шепчет мне волшебница с голубыми волосами,- такая скука на этих новогодних сборищах! Не понимаю, зачем мы сюда приходим?