Год акации Глава 1.

Часть первая.

 Семь историй о маленьком мире.

1. История первая. Заброшенный дом.

Жаркое декабрьское  солнце светило в оба окна класса начальной школы, играя бликами на некогда лакированных, но уже изрядно потертых столах, покрытых сеткой мелких трещин и одноглазых очках учителя мистера Арчера, в спешке забытых им на дубовом столе. Бен смотрел на прозрачное стеклышко, положив голову на край стола и наклонив ее. Через очки класс казался мутным и каким-то выпуклым. По краю стола лениво полз жук, иногда замирая в солнечном блике, будто чуя опасность. В отличие от Бена, жук не боялся учителя, и смело потрогал очки тонкой лапкой. Бену даже показалось, что он наступил на них.

— Наглый невоспитанный жук, — тихо сказал Бен, — сейчас придет мистер Арчер и накажет тебя.

Но мистер Арчер все не шел, и безнаказанный жук удобно устроился на дужке его очков. Зато Бен был наказан уже час и сидел в пустом залитом солнцем классе, поглядывая на неспешно тикающие часы. Похоже было, что учитель просто забыл про него. Он был уже немолод, да и в прежние годы не отличался хорошей памятью.

В классе было восемь столов и девятый, учительский, стоял напротив. Бен успел изучить тут всё, даже маленьких головастиков в банке на подоконнике. В этом классе учились те, кому было уже за десять лет, но еще не исполнилось четырнадцати, как и самому Бену. На стенах были развешаны выцветшие плакаты, в двух шкафах у двери стояли несколько книг и баночки с замурованными зверьками, из которых Бен знал только пупырчатую жабу. Книги блестели новыми кожаными корешками (мистер Арчер лично обновлял переплеты каждый год): «Почвоведение», «Замеры и межевание», «Посев злаковых», «История и география Мира». Особенно скучной была тоненькая книжка над самым потолком – «Грамматика и числа». Некоторые хранили следы от пальцев и хлебные крошки между страниц после недавнего урока, кроме ненавистной «Грамматики», которой отводился не менее ненавистный четверг. Жаба безучастно смотрела на эту скромную библиотеку мутным глазом, а вторым уставилась на Бена, внимательно, словно осуждающе.

Над доской, как символ послеобеденного наказания, висела карта мира – почти ровный овал с отсутствующим, словно откушенным, куском в правой верхней части. В центре, занимая почти десятую часть карты, темнели кубики Ферм и раздвоенное у центра и сильно вытянутое с востока на запад озеро со странным названием Река, закругляющееся к югу и превращающееся в тонкую нитку на северо-восточных границах ферм и теряющееся в сплошном белом пятне на западе, а ниже жирнел чернильный потек, оставленный Беном около трех часов назад на пожелтевшей от времени шершавой бумаге. Теперь он сидел и искренне сожалел, следя за стрелками медлительных часов.

Тук!

Мелкий камешек ударил в стекло, не оставив следа.

— Бен! Эй, Бен!

Громкий шепот раздавался из ближайших кустов.

Через мгновение оттуда показалась  косматая голова.

Бен перегнулся через подоконник и забрал из худых пальцев протянутое ему яблоко.

— Спасибо, Ру, а ты что тут делаешь?

— Я за тобой. Учитель Арчер должно быть уснул у себя в каморке. Пошли домой. Но по пути зайдем кое-куда.

Бен окинул взглядом унылый класс.

— Нет. Я подожду. Проблемы будут. Думаю, мистер Арчер не обрадуется, если проснется и не обнаружит меня здесь. Еще, чего доброго, скажет родителям.

— Да перестань, он и не вспомнит завтра. Идем!

«Сомневаюсь», — подумал Бен. Карта предательски зияла своей кляксой над учительской доской, а совесть неприятно грызла где-то внутри, в области желудка. Часы подсказывали, что дома скоро ожидается ужин, а кислое яблоко Руперта только разожгло аппетит. К тому же учитель действительно мог уснуть. Совесть перевернулась и заурчала на весь пустой класс.

— Ну, ты идешь? – подстрекал из кустов лохматый мальчишка в длинных шортах и рубашке неопределенного цвета.

Бен взобрался на подоконник и в последний раз с надеждой посмотрел на дверь. Вниз полетела увесистая школьная сумка, а затем и  его босые пятки коснулись земли. Он оказался почти на полголовы выше Руперта.

— Бежим! – пятки Ру (только Бену позволялось безнаказанно так звать его, за исключением пары дней в году, к которым относился и его день рождения и день семьи Кимберли) перемахнули через низкий кустарник и побежали вдоль ограды по пыльной дороге, петляя между частых, но неглубоких выбоин.

— Подожди меня!

Бен старался успеть, но догнать мелкого шустрого мальчишку из всех живущих на Фермах могла, пожалуй, лишь его мама. Мама Руперта, конечно, не Бена.

— Ру, постой!

Они бежали по пустой улице в тени деревьев, отделивших дорогу от низких построек рынка, впрочем, сейчас пустого. Дорога вела от самой школы до здания Совета из красного кирпича на север и фактически разделяла восточные фермы от западных двумя почти равными частями. А в середине был рынок и роща, в которой можно было отдышаться и даже найти приключения на остаток дня. Тут был маленький ручей, текущий на север и заросли дикого орешника.

— Слышал про Ллойда Ганн? Он выкупался в озере на прошлой неделе, а сейчас у него страшный насморк и ему запретили ходить в школу целых пять дней. Счастливчик Ганн! Может, тоже пойдем на озеро?

— Боюсь, тебя мама заставит все пять дней пить горячий луковый отвар с гусиным жиром.

Руперт на секунду задумался.

— Это верно. Ладно, ну его это озеро. Тогда сразу за мной. Бежим, пока нас мама не увидела. Она как раз должна возвращаться от Корвинов, а ты сам знаешь какое замечательное у нее зрение, особенно на меня.

Они побежали дальше, вверх по склону холма, на который взбиралась глинистая дорога, а спускалась вниз уже неаккуратной брусчаткой. Отсюда был виден весь центр и низкие ограды западных и восточных ферм, и даже далекий лес на севере. Вечернее солнце пекло их макушки, а под ногами гулко стучала сухая глина.

Бен прокручивал в голове события прошедшего дня отчасти затем, чтобы оправдать свой глупый поступок, но дерзкий побег от наказания учителя не давал покоя. Впрочем, сожалеть было уже поздно.

* * *

А еще пять часов назад он ковырял ногтем крышку стола и слушал монотонный голос мистера Арчера, иногда переходящий в хриплый кашель. В открытое окно врывалась дневная прохлада. Учитель склонился над столом и был похож на серого ворона в пиджаке. За это, ученики прозвали его Грач. Точнее, не совсем за это – несколько лет назад на ферме Корвинов в овине поселился настоящий дикий ворон, который никак не хотел улетать. Посмотреть на него вечерами сбегалась половина Ферм и не только детей, но и любопытных постарше. Ворон был черный как смола и его прозвали Грачом с легкой руки какого-то зеваки. А позже мы заметили удивительное сходство птицы с нашим учителем. Смеялись над этим тихо и добродушно – мистера Арчера все уважали, а лесного ворона любили.

 Над очками мистера Арчера торчал чуб, черный на абсолютно седой голове. Периодически он опускал большой нос в клетчатый платок и громко сморкался, а затем продолжал:

— Конфедерация Ферм была образована во втором году Бэ О и изначально состояла из семи фермерских хозяйств. Основателями считаются семейства Корвин, Линквуд и Ганн, составившие Земельное соглашение к которому в последствии присоединились семейства…, — Арчер перешел на невнятное бормотание, окончившееся кашлем, — …и Кимберли. С тех пор двенадцатое ноября считается днем основания Конфедерации и празднуется ежегодно. Еще две фермы присоединились в Конфедерации до конца года, двадцать четвертого и тридцатого ноября соответственно. Сейчас Конфедерация насчитывает двенадцать ферм, принадлежащих тринадцати семействам. Мистер Кимберли, скажите мне, какие семьи ведут общее хозяйство на одной ферме!

Руперт вскочил, смахнув со стола бумажный самолетик.

— Эмм… простите, учитель?

— Что вы там делаете, мистер Кимберли? Надеюсь, не портите бумагу. Если так, то в этом месяце больше не получите ни листка и будете писать на собственной ладони, мистер Кимберли! – Арчер перешел на крик. В классе стало тихо, и только робкая тонкая ручка тянулась из-за плеча Руперта.

— Да, мисс Линквуд, мы слушаем вас.

Девочка лет одиннадцати в желтом платьице встала, и ее волосы почти такого же цвета растрепались по плечам. Бен заметил, что впервые видит ее с распущенными волосами, хотя она, обычно, собирала их в косички с вплетенными в них цветными лентами. Изредка ее голову украшали живые цветочки, аккуратно вставленные в красивую и сложную прическу, которые не носил больше никто из девочек в школе, да и во всей Конфедерации, пожалуй.

— Мистер Арчер, Руперт хотел сказать, что семьи Колин и Фокс живут на одной ферме за рекой. Их день семьи празднуется в один день с днем основания. Мы ходим к ним в гости и едим яблочный пирог.

— Спасибо, Кристи. А вам должно быть стыдно, Руперт, вы с семьями Колин и Фокс почти соседи! Садитесь!

Руперт сел на стол, уронив голову на локти, его веснушчатый нос сердито морщился.

— Тоже мне, — пробубнил он, — задал вопрос. Сам то из семьи Фокс.

Кристи показала ему язык, но он не заметил, заметил Бен и засмеялся. Громче чем следовало.

Арчер гневно поправил очки.

— Вы что-то хотели, мистер Китс?

Бен поднялся и показал пальцем на северную часть карты.

— Я хотел добавить, что ферма Колин-Фокс слишком велика и две ее границы не определены, и поэтому семьи ведут хозяйство вместе. Когда-то фермы Колин и Фокс были самостоятельными, причем ферма Колин была втрое…

— Довольно, мистер Китс! Спасибо.

Десять тихих смешков прорезали тишину класса. К большому облегчению всех, включая учителя, староста школы прозвенел медным колокольчиком. Закончился урок по истории и мистер Арчер, задав на дом доклад по генеалогии семьи Фокс, покинул класс.

— Кристи, ты страшная зазнайка!!! – выкрикнул Ру на весь класс, едва учитель скрылся за дверью. Он свесился с подоконника и громко дышал еще утренним прохладным воздухом. Бен сидел рядом и жевал яблоко.

Класс наполнился привычной суетой. Кто-то из младших задел Ру плечом, тот ответил дружеским пинком и завязалась легкая потасовка. Старший сын Корвинов пытался в этом гаме договориться с Ру об игре в стрит (странную азартную игру местных мальчишек с цветными стеклышками) на следующей неделе. То место, где сидела Кристи, наполнилось разноцветными девчонками и их непонятным хихиканьем. Одна из них, веснушчатая Лиза Колин сидела прямо на парте и качала ногами, изредка поглядывая на Бена.

Бен отвернулся к окну.

Окна школы выходили на юг и отсюда можно было видеть извилистую тропинку, уходящую вперед насколько хватало глаз к самым границам ферм. Далеко на юге дымили трубы почти не различимых мануфактур, а еще дальше скрывался в тумане гребень Зубчатых холмов. По тропинке, зажав подмышкой портфель торопливо убегал мистер Арчер, надеясь успеть пообедать на ферме Линквудов до начала следующего урока. Бен вспомнил, как его маленьким брали с собой родители в поместье Линквуд на день урожая. Но Линквуды ничего не сажали на своих обширных полях, они занимались скотоводством и их бесчисленные стада бродили по пастбищам с востока на запад, поедая сочную траву. Иногда старшие братья отгораживали часть своей фермы и давали траве как следует вырасти. Их длинное, похожее на очень вытянутый прямоугольник, поместье было изрезано ограждениями, а в центре поля был даже маленький пруд для домашней птицы. В тот год маленький Бен впервые увидел лошадь и очень испугался. Отец засмеялся и поднял его на руки. Он сказал, что лошади совсем не страшные, если они живут на пастбищах и не убегают на границу ферм, но Бен подозрительно смотрел на огромные белые зубы и вжимался в плечо отца изо всех сил.

— Бен, ты что уснул? Иди лучше сюда, посмотри, мистер Арчер забыл свои карты. Они цветные, посмотри только.

Бен кинул огрызок в окно и подошел к столу, на котором уже орудовал Ру. Там лежала подшивка географических карт для старшего класса. Всем было известно, что учитель рисовал карты сам и делал это довольно искусно. Как учителю ему выдавали целых тридцать листов бумаги в год, вместо положенных десяти и большую часть из них он тратил на рисование карт и какие-то свои, только ему понятные заметки. Новые карты он приносил каждый год и раз в два месяца реставрировал старые, но никто никогда не видел у него цветных карт. Обычно это были черно-серые, украшенные красивым почерком схемы на желтоватых листах, но здесь бумага была почти белой, а карты, вместо обычных пояснений, украшали целые комментарии с цифрами и рисунками. Бен хотел заметить, что нехорошо копаться на столе учителя, но оторваться уже не мог.

— Как думаешь, что это? – спросил Ру, осторожно царапнув краску ногтем.

— Должно быть, заказывает на мануфактурах,  — предположил Бен.

— Дорогая значит штука. Для старшего класса. Везет же брату.

Брат Руперта Рик учился в старшем классе и был одним из трех его братьев, согласившимся продолжить учебу в старших классах. Остальные предпочли работу в поле, пока самый старший — Майкл не сбежал на мануфактуру. С этого времени Рику пришлось частенько пропускать занятия – ферма Кимберли была большой.

Ру осторожно перевернул цветной лист. Следующий был еще красочнее, но уже почти без пометок. Там была тщательно прорисована южная граница, а кубики мануфактур выделялись тенями и смотрелись очень красиво. Редкие изумрудные пятна лесов покрывали склоны самого крупного холма, для которого никто так и не придумал названия. Крохотная ручка легла как раз между безымянным холмом и медными рудниками.

Ру поднял глаза. Кристи немедленно сложила ручки на груди и сердито смотрела исподлобья.

— Я расскажу учителю! – пригрозила она.

— Сгинь, мелочь, — огрызнулся Ру. Но она больно стукнула его в бок и даже попыталась пнуть по ноге, и никуда не уходила.

— Бен, скажи ей!

Бен вздохнул, нагнулся, поскольку она была почти на голову ниже. Кристи все еще дула губы, но в уголках ее глаз уже сложились тоненькие морщинки, какие бывают у взрослых, когда они смеются.

— Кристи, мы просто посмотрим картинки, хорошо? Мы их не испортим, я обещаю тебе. Если учитель узнает, мы попросим прощения. Я попрошу. Хорошо?

Кристи промолчала. Её щеки были розовыми. Для подкрепления авторитета Бен дал ей запасное яблоко. Подумав немного, она отошла к окну и громко захрустела приобретенным фруктом.

— Молодчина, Бен, — похвалил Ру, — посмотри вот сюда. Тут видны даже наши дома. Но вот тут кое-что совсем интересное.

— Эй, Ру, что там? – сын Корвинов отвлекся от разминочной игры с Эдом Ганн на подоконнике, где вместо настоящих игровых стекол – глясов -  использовались цветные камешки, и направился к столу. Ру мгновенно оказался между столом учителя и любопытным Корвином и выставил грудь колесом. Он был на голову ниже, но из его глаз, казалось, сыпались искры.

— Не твоего ума, Корвин. Учись кидать камушки, пока не отыграешься!

Корвин еще постоял секунду, потом шагнул назад.

— Чего ты, я же просто спросил, — обижено промямлил Корвин.

Девчонки в углу снова захихикали, кроме Кристи, экономично дожевывающей огрызок яблока.

— Вот-вот и иди к дружочку своему, — Ру брезгливо кивнул на Эда.

С видом победившего в хлебной битве воробья он вернулся к Бену.

— Отгоняй всех, особенно девчонок, — предупредил он, — и посмотри вот сюда!

Бен взглянул на следующий, тоже цветной, лист и не поверил глазам. Казалось, что на знакомой местности все перепутано. То есть все оставалось на местах, но было немного не таким. Небольшое южное озеро исчезло, мануфактуры немного сжались и отодвинулись от холмов, но интереснее всего были фермы. Фермы Колин-Фокс разделяла жирная косая полоса и верхняя, большая, часть была окрашена в фиолетовый цвет. На ней было написано «Колин». Маленькая желтая территория «Фокс» жалась к берегу центрального озера и более узкой, чем ей положено дороге. Ферма Ганн была идеальным прямоугольником с урезанным углом, без того языка к реке, который значился на официальных (черно-белых) картах.

— Эд, я знал, что вы воры, — крикнул Ру в класс. Раздались смешки. Мальчик в черном свитере свирепо засопел носом.

Дальше на восток карта была уже совсем не узнаваемой. В том месте, где сейчас сходились границы четырех земель, в том числе поместий Ганн и Линквудов пурпуром был нарисован косой ромб с жирной точкой усадьбы на северо-западе. В центре значилось уже совсем невероятное – Ферма Клаус. Сверху карты значилось «1 год Б.О.».

Мальчишки замерли, глядя друг на друга. Насколько было известно, никто и никогда из трех учителей школы не преподавал историю ранее начала основания Конфедерации ферм. Все, что было ранее, мало волновало любого из жителей поместий, особенно в минутных промежутках между вспашкой земли и ремонтом техники и построек. И уж точно этого не преподавали в старшем классе, где большая часть уроков была посвящена землеведению, замерам и архитектуре. К тому же, за окном благополучно шел 44 год Б.О.

— Бен, ты понимаешь, что мы нашли?

Если ферма Клаус и существовала, располагалась она на тех землях, которые сейчас принадлежали  целым четырем семьям. Невозможно было предположить, что в какой то миг исчезло целое (судя по карте немаленькое) семейство, ни оставив после себя ничего, кроме пурпурного ромба на старой карте учителя. Семьи всегда казались Бену чем-то незыблемым и вечным, и даже собственная маленькая семья, в которой кроме него самого больше не было детей, представлялась ему вековым монолитом, богатства которого должны сохраняться и множиться в тех же границах. И вдруг оказалось, что фамилия может просто исчезнуть, а земля быть разделенной между соседями…

— Стой, а что если это просто выдумка мистера Арчера?

Ру пожал плечами. Эта мысль казалась ему еще более нелепой. Учитель был очень занятым человеком и даже как все работал на земле в свободное от занятий время.

— Бен, подумай, это пропавшая ферма. Это находка на миллион.

Ру не знал что такое миллион, но всегда так говорил, вероятно, услышал новое слово от взрослых. Он аккуратно закрыл цветные карты и разровнял все предметы на столе мистера Арчера.

— И если она существовала в самом деле, то ее дом должен находиться…

— Здесь! – Бен ткнул пером в серую карту над доской. Предательский потек заскользил по желтоватой бумаге. Через несколько минут в дверях появится мистер Арчер и почему-то сразу посмотрит на стол на забытую папку, а затем на карту над доской.

А потом Бен будет разглядывать жука, ползущего по очкам учителя, пока не услышит голос Ру за окном.

* * *

Вечер дышал зноем и пылью. Руперт и Бен все дальше убегали от школы. Бена все еще переживал и за не отбытое наказание и за испорченную карту учителя, но больше всего за невыполненное обещание помочь отцу с ремонтом крыши после школьных уроков. Ру не очень беспокоился о таких мелочах.

За городским амбаром, между стеной и забором фермы уже толпилось четверо ребят. Один из них в желтых шортах тряс в сложенных ладонях глясы – неизменную валюту всех мальчишек западных и восточных ферм. К его воротнику был прикреплен крупный кусочек стекла синего цвета почти треугольной формы – счастливый гляс и одновременно символ чемпиона. Только лидеры недели имели право носить любимые глясы на одежде, торопливо прикрывая их рукой при приближении старших. Остальные же прятали свои игровые стекла и маскировочно играли в нижний футбол после школы, пока один из лидеров не объявит место и время игры.

— Долго ходишь Руперт. Глянь и Бена с собой притащил. Он все равно не играет.

— Я ненадолго, — сказал Бен.

Парнишка в шортах смерил его оценивающим взглядом. Перед ним лежала кучка глясов – небольших цветных стеклышек. Ценились глясы отшлифованные, которые уже не могли порезать пальцы. Раньше их – еще острые осколки – пытались закапывать в песок на берегу озера, чтобы вода сточила острые края. Но это было очень рискованно – большая часть пропадала на дне навсегда, другие же могли достаться любителям погулять по берегу в свободное время. К тому же, как оказалось, шлифовка глясов водой – более длительный процесс, чем думали десятилетние мальчишки. Потому сейчас глясы шлифовали вручную плоскими камнями, раня руки и предвкушая зависть одноклассников. Говорили, что однажды Ллойд Ганн соорудил у себя в сарае целую шлифовальную машину – вращающуюся канистру с речным песком и поставил производство глясов на поток, пока отец не добрался до него и машины. Конечно, это было не более чем легендой, по крайней мере, Бен сомневался в эффективности подобного изобретения, а вот большинство его сверстников охотно верили и завидовали сообразительности Ллойда Ганн.

И все же самые ценные были глясы отшлифованные водой. Их иногда находили на берегу, неизвестно когда и кем брошенные в воду, может десяток лет назад, а может и просто случайно оказавшиеся в озере. Они передавались от старших братьев младшим и хранились в специальном мешочке на поясе, где взрослые хранят медные и бронзовые монеты. У Бена их никогда не было, как не было и старших братьев.

Ру присел на корточки перед остальными и выложил на землю свои сокровища – четыре цветных стеклышка. Одно никуда не годилось – его угол был все еще острым (видимо Ру не очень усердно отнесся к работе).

— Руперт ставит три! – объявил парень в шортах.

— Ничего подобного! Два. Потом еще два.

Они начали странную сложную игру, в которой поставленные глясы отдавались арбитру. Тот тряс их и бросал на землю. Владелец ближайшего к ноге арбитра гляса начинал игру – выбирание стеклышек через дальние «ворота», образованные другими глясами, но шириной не более длины указательного пальца арбитра. Выбитые глясы трижды подкидывались на переворачиваемой ладони и оставшиеся считались добычей игрока. Игра называлась «стрит» и в ней было огромное количество правил, в которых Бен даже не пытался разобраться, но основные условия игры знал – выучил, сопровождая Ру по всевозможным турнирам и «дружеским» матчам. А еще он знал, что за участие в этой игре (будучи застуканным кем-то, из взрослых) можно угодить на неделю домашнего ареста с работой в поле, а глясы отправятся на дно городского колодца, у которого, как говорят, нет никакого дна.

— Эй, да это мой гляс был! Ты посмотри, видишь краешек сколот! Я начинаю.

— Ах сколот! Тогда ставь другой…

— …у тебя палец длиннее, ты левой бьешь..

— Не верьте ему, он вообще левша!

— Три ставлю!

Игра шла своим ходом. Часовой стоял на  углу амбара и просматривал улицу в оба направления на предмет взрослых. Не играющего Бена быть часовым не просили – ему не верили.

Солнце большим красным шаром катилось к горизонту и уже почти касалось ограды западных ферм. Он позвал Ру, но тот не откликнулся, увлеченный игрой. Они уже давно сняли рубашки, подставив солнцу загорелые спины и стучали пальцами по земле, от чего уже поднялось облачко пыли.

— Ставь еще!

-…не растягивай пальцы. Это не по правилам!

— Замена арбитра!

Ру подошел через четверть часа. Натягивая рубашку. Его лицо было злым.

— Есть глясы? – хрипло спросил он.

— И не было никогда. Может, пойдем отсюда? Я отцу обещал…

— Пожалуй. Мне нужно машину как у Ллойда Ганн. Тут по честному нельзя. Они пальцы растягивают. Понимаешь? Да ничего ты не понимаешь.

Парнишка в шортах тряс стекляшки и злорадно улыбался. Кучка у его коленок заметно выросла. Ру едва не наступил на него, проходя мимо. Нечаянно, конечно. У выхода на улицу их пропустил часовой и осмотрел улицу в оба конца.

— Ничего, завтра еще повезет. Не все сразу. Ночью попилю пару стекляшек маминой пилкой для ногтей.

Бен ужаснулся, представив, как Ру поймают за этим занятием.

  — Может кирпичом?

— Нет, долго.

  У края амбара стоял Ллойд Ганн. Он не выглядел больным после купания и даже прибавил ширины в плечах после маминого лечения. На нем был черный тонкий свитер, явно узковатый для не по годам широкой спины. Он медленно сжимал и разжимал кулаки и явно не намеревался делится чертежами машины для производства глясов.

— Назвал моего брата вором, Руп?

Ру вздохнул и отлетел к стене амбара. Через секунду Бен последовал за ним, не найдя на теле Ганна уязвимых мест.

 * * *

«Дин-дон» — пробили старые напольные часы, но спать совсем не хотелось. Бен стоял на балконе и смотрел, как восходит единственная звезда. По полям полз туман, и становилось прохладно. Пришел отец и набросил на его плечи плед.

— Не спится? — спросил он.

— Думаю про мистера Арчера. Испортил его карту, над которой он старался наверно не один день. И сбежал…

Отец промолчал. Бен не ждал, что он будет ругаться, но и слов утешения тоже не ждал. Отец редко ругался в принципе и никогда на Бена, что всегда пугало его. А особенно пугало молчание, за которым могло скрываться все что угодно. Но отец не уходил с балкона и это было важно. Они смотрели на звезду.

— Дядя Глен узнал, — тихо сказал Бен, словно боялся, что вездесущий дядя стоит за спиной.

Отец не ответил ничего.

Еще час назад Бен слышал крики внизу. Дядя Глен ревел как бык, стуча по столу кулаками, и проклинал мягкосердечность моих родителей.

«Вы растите слизняка, а не наследника фермы Китс!!», — кричал он.

«Глен, прошу тебя, успокойся», — это мама, обирает осколки глиняной чашки, соскользнувшей со стола.

«Ты еще скажи, что я разбужу твоего мальчика!», — дядя повысил голос, насколько это было возможно, — «Я отправил его в школу за этим?! Качать мед из ульев – много ума не надо, а вот портить учительские карты – тут не только знания. Тут еще и наглость нужна!!».

«Не думаю, что он специально…», — отец курит трубку и сохраняет спокойствие.

«А ты вообще мало думаешь, Рой! Я из твоего отпрыска хочу сделать человека, а ты все поощряешь его разгильдяйство. В общем так, еще одна выходка Бена, и я сам займусь воспитанием Бена».

Бен вздрогнул. Он вздрогнул снова, вспомнив эти слова.

— Ты не отдашь меня дяде Глену?

— Нет, я не отдам тебя дяде Глену, — улыбнулся отец, — но, знаешь, в чем-то он прав. Наше медовое дело, не для тебя, сын.

— А как же ферма Китс?

Отец не ответил.

Их поместье располагалось к северу от озера, и южная его граница проходила по песчаному берегу. Темная Река медленно перекатывала свои воды от берега к берегу и где-то в ее глубине плескалась рыба. А на противоположном берегу горели огоньки фермы Ганн – два факела перемещались вдоль берега, сходясь и расходясь снова. В их поместье уже погас свет, а в доме безземельных еще горело одно окно. Видимо дежурные готовили смену караула. А дальше во все концы стояла непроглядная ночь.

— Папа, а ты помнишь основание?

Отец засмеялся и потрепал его по коротким волосам.

— Конечно, нет. Это было слишком давно, даже ваш мистер Арчер не помнит.

— А фермы всегда были такими как сейчас?

— Ты о чем, сын?

— Я о границах ферм, — осторожно начал Бен, — они всегда были неизменны, с самого основания?

На некоторое время воцарилась тишина, отец возился с трубкой, и наконец задымил сладковатым табаком.

— Нет. Восемь лет назад мы уступили полосу земли в три метра на противоположном берегу Реки нашим южным соседям за двадцать мешков зерна и пятьдесят куриных тушек. У нас был голод – я болел, а ты был совсем маленький и дядя Глен тогда не жил с нами, а работал на мануфактурах. Это было очень неприятно, но необходимо. Иногда нужно жертвовать жизнью ради семьи, а иногда даже землей. Иногда мы меняем границы, но перед этим проводим долгие переговоры, а еще нужно одобрение Совета…

Бен кивнул, но в темноте это не было видно. Он спрашивал совсем не о том, но отец не понял. Или сделал вид, что не понял.

— Пап, а семей всегда было только тринадцать?

— Владеющих землей? Четырнадцать. Ты забыл о неприсоединившейся ферме. Но еще есть семьи не имеющие своей фамилии и земли, как безземельные рабочие ферм Ганн, Линквуд, Корвин и Ли.

— А владеющих землей? Их не было больше?

В темноте горел огонек трубки, то ярче то тусклее. Отец долго молчал, а затем произнес, словно забыв вопрос Бена:

— Послушай, Бен, посмотри на юг. Что ты видишь?

— Темно.

— Нет, там люди, наши соседи. Ты их не любишь. Никто не любит. А что на западе? Тоже наши соседи. И южнее тоже наши соседи, фермы с которыми мы дружим, либо сохраняем деловое партнерство. А что вокруг? Несколько гектаров земли и старый деревянный дом и это все, что есть у тебя, Бен и все, что будет у тебя всегда. За пределами всего этого – пустота. В нашем маленьком мире очень много вопросов, но многие из них лучше оставить без ответа, только так можно быть счастливым.  Запомни навсегда это, Бен. Выбор всегда прост: тыквенный пирог к ужину или смерть в пустоте.

— Это ты о чем?

Отец вздохнул.

— Я – не твой дядя, Бен, и не хочу, чтобы ты задавал подобные вопросы. Есть мир, в котором мы живем, и этот мир замечательный, есть ферма Китс, которая однажды станет только твоей. Оставь приключения и глупые вопросы своему другу Руперту.

— Но, пап…

— Ложись спать.

Бен лег, но заснуть не мог. От событий дня кружилась голова, а перед глазами стояла цветная карта мистера Арчера. Пурпурный ромб с черной точкой дома семьи Клаусов все рос и рос. Пока не заполнил собой все воображение. И в мыслях не осталось места для лилового синяка под глазом, о котором умолчал отец и не отремонтированной крыши, о которой отец так же не обмолвился ни словом. Тыквенный пирог…

Натянув теплое одеяло по самые уши, Бен приготовился спать.

 Под утро, как обычно, ударил легкий мороз, покрыв ледышками инея траву в поле и разрисовав стекла фантастическим узором. Бен проснулся поздно и спустился на кухню, где его ждала мама и чашка горячего клюквенного компота. Отец уже стучал молотком на крыше, невнятно ругаясь на качество гвоздей.

— Доброе утро, Бен.

Волосы матери были спрятаны под платком, но было заметно, что они рыжие и что их очень много. Она подозвала Бена и проложила ему к глазу заранее приготовленный большой медяк, холодный (видимо всё утро держала на окне).

— Так быстрее пройдет.

— Это сразу надо было, — буркнул Бен.

Мать улыбнулась.

— Вот именно. А на следующей неделе мы приглашены в поместье Линквуд на день семьи. Я не хочу, чтобы мой мальчик появился там с подбитым глазом. Выпрошу для тебя специальной травы на рынке. Но на всякий случай, обходи стороной братьев Ганн хотя бы неделю.

Бен потрогал припухший глаз.

— Знаешь, мам, а если на празднике Линквудов все будут с такими, то мой синяк не будет заметен.

Мама засмеялась, но погрозила ему пальцем.

— Какие планы на день, Бен? Сегодня в школе вроде бы как выходной.

Бен понял намек, и наспех выпив компот с половинкой кукурузной лепешки, полез на крышу, где, неуклюже растопырив отбитые пальцы, ругался его отец.

Половина дня прошла на одном дыхании в непрерывной подаче досок и новых гвоздей. Пару Бен забил даже сам. Причем аккуратнее отца и потому скрыл этот факт.

Их дом был почти двухэтажным. Почти, потому что крыша, утепленная соломой еще в прошлом году, была оборудована под комнату Бена и гостевую. Планировалось, что там будет спать дядя Глен, но он выбрал старый сарай, поменяв в нем окна и пол. Никто не возражал. Все равно в сарае нечего было хранить, семья Китс уже почти четыре года не сажала зерновые и занималась производством меда и сена. Отцу стоило немалых усилий выбить это право у Совета, но все закончилось хорошо, так как мед всем был жизненно необходим, как и сено семье Линквудов, имеющих очень большое влияние в Совете.

С крыши были видны убегающие на восток цветные поля их семьи и длинные ряды ульев, протянувшиеся вдоль северной границы. А в нескольких шагах от дома дымил трубой сарайчик дяди Глена. Там он проводил некие манипуляции с медом, после которых стоимость меда возрастала, но детям употреблять его уже было нельзя.

Весь остаток дня Бен ждал Ру, попивая лимонад и качая ногами сидя на старом пне у ворот поместья. Но Ру не шел. Не было его и вечером, что было очень странно. К слову, Бен и Руперт были, пожалуй, единственными детьми, которым удавалось отлынивать от работы в воскресный день. Бена по обыкновению не трогали во второй половине дня, так как он еще почти ничего не понимал в пчеловодстве и мог сотворить на ферме страшные вещи. Ру же попросту убегал с поля на пару часов, жалуясь, что ему срочно нужно наточить косу, или лопату, или нож или что-нибудь еще.

На закате стало совсем жарко, Бен забрал остатки лимонада и побрел в каморку дяди Глена. Каждый шаг был длиной с километр. Бен прокручивал в голове тысячи вариантов оправданий, но понимал, что серьезного разговора не избежать в любом случае.

Дядя Глен был обычно молчаливым худым человеком с почти лысой макушкой и глубокими морщинами под глазами. Он хмуро взглянул на  Бена, и вернулся к своему занятию — перетаскиванию пузатых бочонков в темный чулан.

— Явился, Бенджамин? Хочешь что-нибудь разбить или сломать – это в школу!

Бен помотал головой.

— Я хотел извиниться…

— Это потом. Сначала помогай.

За час они заполнили кладовку, а потом Бен сидел на пустой бочке и смотрел, как дядя набивает трубку прошлогодним табаком.

Бен бросил взгляд в угол сарайчика, где издавал булькающие звуки большой стеклянный баллон. Белый с легкой желтизной напиток тихо шипел мелкими пузырьками, ползущими вверх по внутренней стенке бутыли. Из угла тянуло чем-то сладковатым, отдаленно напоминающим мед. Бен покосился на дядю, но тот словно не заметил его шпионского поведения, только накинул старую куртку поверх бутыли и помешал угли в низкой, но очень горячей печке. Он топил ее день и ночь, и тут все время было тепло. Несколько крупных фляг булькали и пенились недалеко от печи, а остальные стояли на дальних полках вместе с закупоренными бутылями. На одной из них было написано «Ганн. Четверг», на других просто слово «заказ» и неразборчивое число. Бутыль «Ганн» была самой большой, а ее горлышко опечатывал темный сургуч. Несколько полок под самой крышей имели общую табличку «Праздник Линквудов».

Уже месяца два как Ру аккуратно, но настойчиво подбивал Бена на маленькое преступление – аккуратно вытащить из кладовки дяди Глена маленький кувшинчик с медовым напитком. И раз за разом Бен придумывал все новую отговорку.  Почему-то Бен был уверен, что дядя открутит ему голову за одно только подозрение, что он сделал пару глотков варева для старших, но все же только сама мысль о воровстве была ему неприятна. Ру же просто бредил идеей попробовать недоступный мед, и каждый раз фантазировал по поводу его вкуса. Он был то соленым, то нестерпимо сладким, то кисловато-терпким в зависимости от рассказа и слушателей. Одно оставалось неизменным – Ру частенько хвастал тем, что лично выпил не меньше литра сладкого (кислого, соленого, горького) меда дяди Глена, а вечером упрашивал Бена раздобыть хотя бы глоток.

Сам же Бен не проявлял к творчеству дяди Глена подобного интереса, отчасти и потому, что от тяжелых паров, витающих в теплом воздухе сарайчика всегда немного кружилась голова.

— Пойдем-ка на улицу, старина Бен, звезда сегодня особенно яркая, посмотрим.

Звезда восходила над крышей дома, словно из печной трубы. В ее свете вились какие-то насекомые. Глен пускал дым в холоднеющий воздух.

— Никогда не кури трубку, старина, но мёда производства дяди Глена можешь попробовать. Лет через шесть.

Бен молчаливо пообещал. Добрый голос дяди не предвещал ничего хорошего.

— Ты шалопай и бездельник, Бен! – сказал дядя Глен, выпуская облако дыма.

— Но я…

— Молчи! Я дело говорю, ты молчишь – такое правило, помнишь?

Бен кивнул.

— Так вот. Ты перебил меня, но я помню (твое счастье!) свою мысль. Ты бездельник и шалопай. Я не хочу, чтобы ты вырос медочерпом как твой отец или свинопасом вроде Линквудов. Я тебе это говорил не раз и повторю еще сто раз. Ты станешь большим человеком, Бенджамин и войдешь с Совет, и не с робко вякающим голоском, как твой папаша, а полноправно, как великий и умный гражданин, а если я не поленюсь и воспитаю тебя еще более правильно – возглавишь Совет.

Бен почувствовал, как леденеют ноги. Дядя почти никогда его не бил, но его «серьезный разговор» был невыносим. Страшнее только взгляд перед беседой. Разумно было просто не отвечать, даже не кивать в ответ.

— Думаешь все в твоих руках, Бен? Нет, все в моих руках! Если ты не станешь членом Совета, я буду расстроен, но тогда ты станешь ученым, лучшим из книжников. Для этого я лично возьму Арчера за жабры, чтобы он трепал тебя как липовый веник. Если ты и это не сможешь, я буду очень расстроен!

Дядя Глен вытащил из маленького шкафа потрепанную книжку, почти точную копию школьной -  «Грамматика и числа», и открыл ее на середине наугад.

— Читай!

Бен глянул на столбики цифр и букв. Тексты по счету и правописанию шли параллельно в две колонки.

— Мы уже проходили это на прошлой неделе.

— Еще читай!!!

Еще каких-то полчаса, может минут сорок. Если не возражать дяде и не злит его обиженным видом, то через две четверти часа он станет мягче и возможно даже отпустит домой. Но сейчас дядя гремел бочонками в углу сарая и прикрикивал, если ему казалось, что Бен отвлекается.

Дядя запихнул на полку последний кувшин и ткнул пальцем в книгу.

— Рассказывай.

В отличие от многих фермеров Конфедерации, дядя Глен был человеком образованным и потому спорить с ним либо стараться обмануть было невозможно. Он мгновенно схватывал фальшь и предъявлял это в характерной для него манере. Хуже было, когда дядя накапливал услышанные ляпы, а после выдавал очень громкую претензию или подзатыльник. Но сегодня все обошлось. Дядя хмуро выслушал текст и пояснения к нему, и молча кивнул. Наверное, думал Бен, ему и правда казалось, что пара заученных листков «Грамматики» серьезно изменят его, Бена, жизнь.

Бен аккуратно отложил книжку в сторону и решился спросить:

— Дядя, а ты помнишь основание? Ты же старше отца.

Дядя Глен кивнул и кивком позвал на крышу, на которую выходила узкая деревянная лестница.

— Да как сказать, лет на пять. Что, дружище Арчер задал доклад на дом? – хохотнул дядя.

Бен кивнул.

— Забудь. Арчер сам ничего не помнит, как и я. Посмотри лучше на звезду. Когда-нибудь, я сооружу телескоп, и мы посмотрим на нее поближе прямо с крыши моего сарайчика и разглядим каждую точку на ней, каждое пятнышко. А ты будешь давать им названия, и записывать в свой рабочий блокнот. У тебя должен быть рабочий блокнот. Я закажу на Мануфактурах, — дядя Глен на секунду задумался, — ты знал, что на звездах тоже бывают пятна?

— На звездах? – переспросил Бен.

— Ну, солнце тоже звезда. Так что их две вроде как.

— Угу, — согласился Бен, — ну а основание то ты помнишь? Сколько тебе было тогда?

Но больше дядя Глен не сказал ни слова.

На Фермы опустилась ночь и та странная тишина, которая бывает перед восходом и в первые часы после заката. Солнце исчезло за горизонтом, где-то очень далеко на севере заколыхался темный лес. Ветер принес запах сырости и первого холода с северных земель, оттуда, где в низинах и оврагах уже начал собираться туман, призрачной пеной заполняя лес в который никто не ходит. Здесь на крайней ферме наступление ночи ощущалось совсем не так как в центре поселка. Там был свет факелов и прохожие на улице, приветствующие друг друга приподниманием шляпы, хозяева домов, зажигающие фонари у ворот, чтобы прохожие могли спокойно добраться до дома. Там были сотни запахов: свежего хлеба, компотов, жареного мяса, заполнявшие пространство между домами из которых раздавался звон посуды и ложек. Там был лай редких собак за высокими заборами и шипение дерущихся кошек на деревьях. И, конечно, обиженное хныканье детей, которых прогоняли с улицы. Еще пара часов и огни погасят, ворота закроют, покормят скот, и дома один за другим погрузятся в сон до самого морозного утра. Тут же, на севере, ночь начиналась с тишины и тревоги. Неприветливая степь и мрачный лес, начинавшиеся сразу за оградой, становились еще более жуткими (к слову, они и днем не внушали радости). Оттуда веяло отчаянием и страхом. Там было опасно, совсем не так, как на родных и обжитых фермах.

Бен фантазировал о том, что однажды, став главой семьи Китс, он возведет забор не меньше чем в три с половиной метра и построит псарню на самой границе. Все это отказывался делать его отец, ссылаясь на слишком преувеличенную опасность северных земель. Бен же попросту боялся этой темноты за оградой и мечтал жить в центре, среди света факелов и домашних запахов.

«Ты не понимаешь, — говорил отец, — это большая честь и редкая возможность – жить на границе. Этого не нужно бояться, этим нужно гордиться, Бен. Спокойствие и безопасность, о которых ты мечтаешь – обеспечиваем мы, и это знают и ценят все семьи Конфедерации. Когда-нибудь ты вырастешь и поймешь».  Но Бен рос и не понимал. На самом деле, он просто боялся за отца и за свою маленькую семью, особенно во время еженедельных дежурств, когда отец проходил с ружьем вдоль северной границы по ту сторону забора и осматривал укрепления. Через три дня его сменял дядя Глен. Остальные дни дежурили старшие из семей Колин и Фокс, которые так же жили на северной границе, но несколько дальше к западу.

Бен съел бутерброд с холодным мясом, качая ногами на краю крыши. Внизу прошел отец и помахал им рукой.

 Холодало. Бен еще четверть часа просидел на крыше, смотря на звезду, а затем побрел домой.

* * *

Понедельник был странным днем. Занятия начались как обычно с урока по животноводству, на который Ру не пришел, а мистер Арчер ни обмолвился ни словом о бегстве Бена из под наказания за испорченную карту. Сама карта с тем же темным пятном близ фермы Линквудов, висела над  доской. Арчер то и дело поправлял очки на носу и рассказывал урок тише, чем обычно и спокойнее, почти монотонно. На середине рассказа о стрижке овец он вдруг прервался. Он снял очки с кончика носа и оперся обеим руками на стол.

— Господа и юные леди, — начал он, слегка наклонив голову, — прежде чем мы продолжим наше занятие, я хотел бы спросить вас, известен ли вам смысл одного слова, без понимания которого вам нечего делать в старшем классе. Это слово «фантазия».

Все начали переглядываться. А Кристи тут же подняла руку и была спрошена учителем. Не ней сегодня был сиреневый комбинезон по причине очень холодного утра.

— Мама говорит, что фантазия – это ложь и обманывать нехорошо. Когда мы фантазируем, мы придумываем небылицы, а потом сами путаемся, где правда, а где нет. Лучше говорить правду.

— Верно, мисс Линквуд, — похвалил Арчер, — но я вам скажу, что фантазия не всегда бывает плохой. Есть безобидные фантазии, а бывают и полезные.

Арчер смотрел в глубину класса, но Бен вдруг понял, что все это он говорит именно ему.

— Полезные фантазии, дети, это называется моделирование. Мо-де-ли-ро-ва-ни-е. Запишите. Например, если мне нужно предположить сколько грядок с картофелем я должен разместить на земле Ганн, а их усадьба мешает расчетам, я просто предполагаю, что дома там нет или он на берегу реки.

— Э – э, — послышалось из-за парты Эда.

— Или мне нужно рассчитать площадь поместья Линквудов, но мне мешает овраг, я представляю, что оврага нет и произвожу расчеты. Понятно? Большинство таких моделей я записываю или зарисовываю в своих бумагах, которые вам видеть не нужно. Ведь это моё моделирование и для вас эти записи бесполезны.

Арчер снял очки, чтобы протереть их клетчатым носовым платком и, слегка изменив тон, добавил:

— На этой неделе участились случаи нападения диких животных, особенно в ночное время и, особенно, на северных фермах. Я, как ваш учитель, должен предупредить вас об опасности (надеюсь, что временной) и предостеречь от появления на улице с закатом солнца, — он пристально осмотрел лица учеников, — особенно в ночное время!  А теперь продолжим урок.

Бен почувствовал легкий холодок внутри. И эти слова учителя касались его. Их ферма была самой северной из всех земель Конфедерации. Потому предупреждение учителя касалось, прежде всего, их семьи. Из памяти всплыли обрывистые рассказы отца о новых нападениях, о необходимости укрепить ограду с севера и востока и о том, как семья Ганн выставляет дозоры на каждую ночь уже около недели.

Бен перебрал в уме всех известных ему диких животных, особенно опасных. Конечно, в первую очередь в голову приходили псы – огромные свирепые стаи, кочующие с востока на запад и обратно по северным землям. Еще он помнил о свирепых кабанах, голову которого он видел как то в здании Совета, выделанную и прибитую к стене. Еще были лисы, но они не представляли особой опасности. Остальных чудовищ северных лесов Бен не знал и почти не верил в них. Если они и существовали, то не подходили близко к фермам, опасаясь собак и сторожевого огня.

Ко второму уроку пришел Ру. Он был хмур, а на нем красовался нелюбимый красный свитер. Задание по землеведению он отчитал без ошибок, чем заслужил похвалу учителя. Только после урока по ирригации Бен смог поговорить с Ру, все таким же мрачным и сердитым на жизнь и на свитер.

— Мама застала меня с ее пилкой и отняла все глясы, а я только четыре успел сделать. Заставила работать все утро до пяти часов и одеть в школу ее любимый свитер. Бен, мы же когда-нибудь, повзрослеем, да? И все эти издевательства закончатся.

— Ты потратил всю ночь, вытачивая глясы? – не поверил Бен, игнорировав вопрос.

— Ерунда. Только три часа, пока мама не застукала. Зато ты бы их видел! Один из желтого стекла – просто шедевр. Ну да ладно, остаток ночи я обдумывал одно интересное дело, в которое могу посвятить только тебя. Помнишь вчерашние рисунки учителя Арчера?

Бен усмехнулся.

— За полчаса до твоего прихода он убеждал нас всех, что это его выдумки. Как то это называется даже…

— Моделирование, — подсказал тонкий голосок сзади.

— Именно! Фантазии для простоты составления карт.

— Глупости, — отмахнулся Ру, — я уверен, что это для отвода глаз, — ввернул Ру взрослую фразу, — Значит так, я все продумал…

Ру пододвинулся ближе и перешел на громкий шепот.

— Исчезнувшая ферма почти на четверть должна была располагаться на землях семьи Линквудов, а где-то рядом должен быть и особняк. Ну, или то, что от него осталось. Это очень далеко отсюда и добраться туда незаметно почти нельзя. Но на следующей неделе день семьи Линквуд и вас обязательно пригласят, так как ваши семьи дружат, а это значит, что вы проведете в поместье всю ночь и, возможно, половину дня. Если ты пригласишь меня (мы же друзья!), то я могу попросить маму отпустить меня  с вами в гости, и вряд ли Линквуды будут возражать. Поедим пирог и ляжем спать, но, когда про нас забудут, тихонько проберемся к заднему выходу и выйдем на ферму. Час бега через поля Линквудов и мы на месте. Думаю, что до утра нас никто не хватится, а нам и трех часов хватит вполне.

Бен пожал плечами.

— Замерзнуть утром в поле? Заманчиво.

— Лучше так, чем остаться в неведении. К тому же, я попытаюсь стянуть из дома пару теплых вещей. А ты подумай о провизии и свечах, желательно и спички прихватить. Пару штук. Эх, Бен, если мы найдем в том доме старинные вещи – ты первый возьмешь то, что тебе понравится. Но, чур, не глясы! Они мои в любом случае!

— Так это из-за глясов? – Бен не поверил ушам, — все это только ради стекляшек?

Ру покачал головой.

— Бен, с момента нашего знакомства — это самое интересное из того, что с нами происходит. Все остальное – это уроки Грача по земледелию, — он говорил страшным шепотом, зло, но в то же время восторженно, — это здорово, Бен, наконец-то прикоснуться к тайне. Пусть даже небольшой. Это же на самом деле приключение!

— Из которого можно извлечь горстку глясов, — улыбнулся Бен.

— Именно, — улыбнулся Ру, — беру тебя в свой клуб искателей приключений.

Ру вдруг обернулся, заподозрив неладное. Кристи стояла позади него, уперев кулачки в бока.

— Ты придешь на наш день семьи с Беном?

— Нет, придет твой любимый Бен, — съязвил Ру, — а я за компанию, испортить вам праздник.

Последнюю фразу Кристи пропустила мимо ушей. Её щеки успели вспыхнуть как плавучие фонарики на День Основания. Бен некоторое время смотрел, как она радостно семенит по коридору, не замечая, что туфли ей все еще велики.

— Ты ей нравишься, Бен, — сказал Ру.

— Заткнись, Ру!

— И рыжей Лизе тоже.

— Заткнись!

Ру повернулся и сложил пальцы в виде целующихся губ.

— Чмок-чмок, милый Бен!

Бен прищурился, а затем вихрем налетел на Ру, пытаясь схватить его за воротник, Ру хохотал и, уворачиваясь, ухитрялся продолжать показывать фигуры из пальцев. Наконец Бен схватил его в капкан, прижав рукой к себе, а второй сделал самую жуткую для Ру вещь – потрепал его косматую макушку. Ру взвыл и тут же затих. Мистер Арчер стоял в дверях и указывал пальцем на их места за столами.

Ученики послушно расселись по местам и раскрыли тонкие томики «Грамматики и чисел».

— Итак, — начал он с обычной язвительной шутки, — напомню для самых «прилежных», что в нашем алфавите девятнадцать букв. А теперь перейдем к сочинению. Тема – «Моя ферма и наши соседи». У вас три четверти часа, приступайте.

Шуршание бумаги заполнило класс. Бен осторожно перегнулся через стол и шепнул:

— Ру, а ты любишь тыквенный пирог?

— Гадость, — сказал Ру.

* * *

Бен и Ру с нетерпением ждали тот замечательный день, когда семья Линквуд пригласит их в гости на торжество. Точнее, пригласить должны были Бена, но Ру не собирался пропускать такой замечательный праздник как день семьи. Накануне они собрались у Ру с предлогом отпросить его у миссис Кимберли на вечер и ночь следующего дня.

Роза Кимберли была невысокой женщиной с собранными в пучок волосами и сильными загорелыми руками с мозолями на пальцах от каждодневной работы в поле. Из четырех ее сыновей только трое пока могли работать в полную силу, но старший сын все еще пропадал на мануфактурах, изредка присылая оттуда посыльным несколько бронзовых монет и короткое письмо на оберточном картоне.

Миссис Кимберли сидела на краю не струганной деревянной скамьи, а перед ней были рассыпаны почти черные картофельные клубни, перемазанные жирной землей. Ее руки тоже были вымазаны по самые локти. Она устало улыбнулась, увидев Бена. Его она любила.

— Здравствуй, Бен. Привел моего разгильдяя домой? Вы голодные? Руперт, тащи сюда сковороду!

Бен хотел из вежливости отказаться, но пустота в животе требовала большого количества горячей и жирной пищи.

— Как поживает миссис Китс? Я все время забываю передать ростки сливы для ее сада, у меня как раз есть совсем свежие. Напомни мне сегодня, мальчик мой. Руперт!!! Я просила сковороду!!!

После обеда, за которым в очередной раз выяснилось, что Руперт шалопай и лентяй (что было отчасти правдой, т.к. все огромное хозяйство держалось исключительно стараниями самой миссис Кимберли), Бен и Ру забрались на чердак наблюдать за звездой и обдумывать план грандиозной и, возможно, опасной вылазки. Где-то внизу слышался стук – это мама чинила обувь Руперта. Незадолго до этого миссис Кимберли настоятельно попросила Бена остаться у них и отправила одного из их сыновей с этой новостью и саженцами к ним домой. По правилам хорошего тона, брат Руперта теперь должен был остаться на ночь у них, и Бен всерьез беспокоился за целостность своей коллекции речных камней.

— Откроем заседание нашего клуба, — сказал Ру шепотом, зажигая старую масляную лампу. Это голос интонацией немного напоминал голос его матери на заседаниях общества садоводов, впрочем, других представлений о тайных обществах у Ру не было.

— Мы должны побольше узнать о том месте, где стоит заброшенный дом. Праздник у Линквудов совсем скоро и нельзя терять время, если хотим узнать его тайну. Хорошо бы еще раз взглянуть на карты Грача, а еще лучше – перерисовать их.

— Ну, это вряд ли, — ответил Бен, — мистер Арчер теперь глаз не сводит со своего портфеля.

— Конечно. Но я подумал о рыжей Лизе Колин. Тебе стоит просто попросить ее стянуть нам одну карту, когда мистер Арчер придет домой. Это, конечно, не так просто, но тебе она не откажет, — с полной серьезностью в голосе сказал Ру.

Бен многозначительно промолчал и Ру сменил тактику.

— Хорошо, тогда подождем другого удобного случая. Может лет через пять.

— Ру, у меня прекрасная память! Мне не нужно еще раз смотреть на эти карты, дай мне бумагу, и я нарисую тебе копию той карты. Другое дело, что там нет ничего! Я помню, как был однажды в этих местах за фермой Ганн, там небольшая роща, земли Неприсоединившихся с высоким забором и все, никакого заброшенного дома.

— Ну, это мы еще увидим, — решительно сказал Ру, — вот только… вылазка наша обещает быть очень и очень опасной.

  — Ты о чем? – нахмурился Бен.

— Сегодня я слышал, как мистер Ганн разговаривает с твоим отцом, — сказал Ру страшным шепотом, — мистер Ганн говорил, что не выполнит в срок поставки хлопка, так как в течение недели будет занят укреплением северной границы. Это очень странно, ведь вся их северная граница – это побережье реки, а за ней только ваши земли и вы одни из немногих семейств, которые сохраняют нормальные отношения с их семьей. Можешь узнать у отца, зачем они это делают.

Бен пожал плечами.

— Так он мне и ответил, Ру.

— Все равно спроси. Многие поговаривают, что он готовится к обороне.

Бен усмехнулся про себя. Насколько он помнил, за всю историю Конфедерации была только одна война, в которой был даже применен пистолет, но тогда речь шла о масштабном переделе земель, и, насколько знал Бен, их семья в ней не участвовала. Той войне предшествовал почти год перепалок в Совете и голод.

— Да, конечно! Разве что дядя Глен закидает их гнилыми яблоками. 

— Тогда им потребуется забор повыше, – засмеялся Ру.

Бен поджал губы и огляделся, словно кто-то мог их подслушивать.

— Если дядя Глен узнает, что я согласился на это приключение, вместо того, чтобы заниматься делом…

— Оторвет тебе голову, — предположил Ру.

— Нет. Он просто заберет меня и будет воспитывать сам.

Ру замолчал. Из окна подул холодный ветер и затрепал занавеской.

— Ничего он не узнает. Это я тебе обещаю. Так как насчет нашего тайного общества по раскрытию тайн и загадок?

Бен улыбнулся.

— Ну, это заманчиво.

— Ну, вот и отлично. Тогда начинай рассказывать последние новости, может выудим что-нибудь интересное для нас.

Бен поделился новостью о нападениях диких зверей, но Ру лишь пожал плечами. Ни о чем подобном он не слышал, да и едва ли это могло его интересовать.

— Звери не по нашей части, да и мало ли тут бродит хищников.

Бен выудил из под матраса большую потрепанную книжку, и с заговорщическим видом разложил ее на полу. Бен сразу заподозрил, что точно такую же книжку он видел в школьной библиотеке, но промолчал.

— Смотри, вот список диких зверей севера с картинками. Псы.

Из книги на них смотрел хорошо прорисованный пес с наклоненной к земле головой. С его оскаленной пасти капала слюна, видимо для наглядности. Бродячие стаи были настоящей проблемой для северных ферм, но, к счастью, тех все еще отпугивал огонь.

— А вот посмотри – кабан.

Клыкастая морда щурилась маленькими хищными глазками. С позапрошлом году во время похода за древесиной подобный зверь напал на дядю Глена и сильно повредил ногу, дяде Глену, конечно. Сам же зверь уже через час занял свое место над костром и по всем северным землям разлился чудесной запах жареной дичи.

А на следующей картинке был медведь. В то, что они существуют, Бен не верил, но картинка выглядела очень устрашающе.

— Ру, нет никаких медведей в доме Клаусов.

— А откуда тебе знать? – возразил Ру.

-  Боишься?

— Нет, — Ру насупился, — я слышал, что старшие говорили о новой дикой стае, но медведя никогда нельзя исключать. Ты его видел?

Ру ткнул пальцем в картинку.

— А что скажешь, если мы выследим, откуда приходит стая и доложим старшим?

— Хорошо, но сначала заброшенная ферма.

Бен кивнул.

— Но ты ведь понимаешь, что мы говорим о ночном походе на окраину Ферм. Ночном, Ру! Даже городовые редко выходят на окраину по одиночке. А стая собак? Я уже молчу про…, — Бен многозначительно кивнул в сторону далекого леса.

В открытое все еще окно влетал прохладный ветер и приносил запах свежего сена. Вокруг были бескрайние поля, по которым тут и там ползали светлячки факелов поздних работников. Ферма Кимберли была почти в центре всех поместий и повсюду видны были квадраты грядок, полоски вспаханных и засеянных полей, круги фруктовых садов. Родную ферму Бен отсюда конечно видеть не мог. Зато было хорошо видно высокое трехэтажное здание Совета, над шпилем которого зависла звезда. На верхнем его этаже горел маяк как символ спокойствия. Он означал, что единственный городовой заступил на службу, чтобы беречь сон горожан от диких зверей из дальнего леса.

Однажды отец (тогда была его очередь дежурить) отвел Бена на вершину маяка, показал большую масляную лампу с зеркалами и восхитительный вид с десятиметровой высоты. Бен старался охватить взглядом как можно больше и запомнить. Был канун Дня основания и все двенадцать ферм были освещены факелами. Факелы стояли и вдоль улицы. Это был праздник огня и людей, украшающих дома к празднику. Светилась и неприсоединившаяся ферма далеко на юге и более далекие мануфактуры, отсюда казавшиеся цепочкой тусклых огоньков на горизонте. А вокруг этого огромного пятна света стоял непроглядный мрак, колышущийся холодным ветром и ветвями далеких деревьев.

«А что там, папа?» – спросил тогда Бен, показав пальцем на север. Над далеким лесом мерцал маленький далекий огонек, слишком яркий для факела и неподвижный. Отец не обернулся, он осторожно опустил руку сына и сжал его плечо.

 «Смотри, какая красота, Бен, смотри, сынок, когда страшно, всегда смотри на фермы». И Бен смотрел, зная, чувствуя спиной, что за ним мерцает далекий фонарик и смотрит в его затылок из темного леса, словно хищный одноглазый зверь.

— Не передумал, Ру? – спросил Бен, все еще вглядываясь в темноту.

— Спрашиваешь! Конечно, нет. Я уверен, что в том доме полно старинных цветных глясов и других интересных штук. Уж тогда я выступлю на следующем субботнем стрите! А может, мы даже наткнемся на привидение и будем всем рассказывать потом подробности, не просто так конечно, за пару тройку глясов…

Бен улыбнулся и, завернувшись в одеяло, устроился в дальнем углу, подальше от окна.

* * *

Руперт обожал дни семьи, особенно чужие, когда не обязательно было предварительно работать в течение целой недели, готовясь к празднику. По случаю приглашения Ру одел даже новый льняной костюм и ситцевую бабочку. Ботинки так же пришлось начистить воском. Он всегда был на полголовы ниже Бена, но сегодня как-то ощутимо подрос и держал подбородок чуть выше обычного. Приглашение на кусочке картона он положил в карман костюма. Сегодня он представлял семью Кимберли, на главном празднике одной из самых влиятельных семей Конфедерации. Разумеется, приглашения были высланы всем семьям и всем членам семей, владеющих землей, включая грудных детей, но по обычаю, имеющему свои корни в печальном опыте оставления хозяйства без присмотра, каждую семью представляли лишь один-два человека. Исключением была лишь семья Китс, и так малочисленная, да и за пчелами большой присмотр был не нужен – дяди Глена было достаточно.

Накануне Ру вел себя хорошо, допоздна работал в поле и не задавал за столом глупых вопросов, пока мать не насторожилась и не приложила руку к его лбу. Оказалось, что доказывать, что вполне здоров гораздо сложнее, чем симулировать болезнь, в чем Ру в свое время преуспел. Но, так или иначе, а разрешение посетить праздник с семьей Китс он получил. Тихая и мирная семья Китс пользовалась хорошей репутацией и уважением, а, значит, Ру был под хорошим присмотром.

Ру гордо вышагивал между мистером и миссис Китс, шагая в ногу с Беном и даже немного впереди. Идти пришлось долго, но мистер Китс не стал арендовать коней, сославшись на хорошую погоду. Ферма Линквудов лежала на юге с восточной стороны от дороги, и они шагали по пустой улице почти до самого здания школы, а потом из-за поворота появилась чета Корвин, вдалеке слышались громкие голоса других приглашенных. Особняк Линквудов был виден издалека. Улицу у ворот освещали три огромных факела, а четвертый держал сам мистер Линквуд. Стены украшали газовые фонари и фосфорицирующие рисунки в виде лилий.

 Навстречу гостям вышли все пять детей Линквудов, и даже младшая Кристи в белом платье с розовыми бусинами, роскошном и дорогом как целый дом. Старший Патрик держал в руках лилии и вручал по одному цветку каждому входящему в огромный, сверкающий сотней свечей, дом. Мистер Линквуд жал руку главам семей. И Ру немало удивился, когда крепкие пальцы сжали его внезапно вспотевшую ладонь.

— Добро пожаловать, мистер Кимберли. Прошу, проходите в дом.

Они вошли в огромный зал. Тут были зеркала, не меньше десяти зеркал, в которых отражались сотни, если не тысячи, свечей. Ру потерялся во всем этом великолепии и жался к тяжелым бархатным шторам. Гости собирались здесь, входя в широкие двери, оглядывались по сторонам, скользили взглядами по зеркалам и хрустальным люстрам. Они перешептывались, восхищаясь обстановкой и друг другом.

А за другой дверью их ожидал зал с низким потолком, украшенный выделанными шкурами и резными дубовыми панелями. Тут были и головы охотничьих трофеев, и даже ковер с толстым ворсом. А еще тут стояли накрытые столы, дожидающиеся гостей.

Ру все смотрел и смотрел на входящих в зал людей. Все были красиво одеты, особенно дамы, платья которых почти касались пола. Вскоре прибыла и семья Ганн. Стук копыт был слышен издалека и вскоре красивые черные кони (к слову, у семьи Ганн были собственные кони) остановились у ворот. Высокие Ганн в черных костюмах спустились с коней. В их руках были тонкие трости и белые перчатки. Отец Ричард Ганн и двое его сыновей Эдвард и Ллойд. Они синхронно в знак почтения поклонились хозяевам дома, слегка кивнув головой. Мистер Ганн еле заметно махнул пальцами руки, и его сыновья покорно отошли к другим детям семей, но не присоединились к ним.

Мистер Ганн улыбался всем, слегка сжимая тонкие губы, на его лысеющей голове отражались огоньки свечей. На мгновение он столкнулся взглядом с Беном, слегка прищурился, но улыбка пропала с его лица. Он выждал несколько секунд, затем коротко кивнул.

— Добрый вечер, мистер Китс. Мистер Кимберли, — и скрылся в обеденном зале, куда немедленно заспешили и его сыновья.

Ру толкнул в бок Бена.

— Что это с ним?

Бен пожал плечами.

Вскоре хозяева дома позвали всех к столу. Праздник начинался. Детей, а точнее тех, кому еще не исполнилось шестнадцать, посадили за соседним огромным столом, отчасти из-за разницы в поданных блюдах. Ру опустился на широкую скамью, устеленную мягким покрывалом между Беном и юной Бетти Корвин, средней дочерью семьи Корвин. Бетти была очень обаятельной, хотя и немного полноватой девочкой. Ру душила важность и красота праздника, хотя еще, частично, он подозревал ситцевую бабочку. Бен улыбнулся ему, а он подмигнул Бетти и еще какой-то девочке из далекой фермы в голубом платье.

Подали салат  с очень вкусным оранжевым сыром и грушевый сок. Ру набросился на него, но вскоре пожалел – жареная птица и дымящееся мясо со специями заполнили стол на тарелках с вареным картофелем и обжаренной морковью. В центр стола водрузилась большая рыба, украшенная зеленью и свежими овощами. Ру набирал себе в тарелку все самое вкусное (как ему казалось), не забывая про тарелку Бетти. Он еще смотрел, не лишний ли на его тарелке третий кусок кукурузного хлеба, когда мистер Линквуд объявил второе горячее и сюрприз. И Ру сдался. Он слегка отодвинулся от стола и тайком пытался ослабить ремень.

Бен был поблизости и пил сок. Его тарелка была еще на треть полной.

— Поешь за меня, — сказал Ру.

Бетти, услышав, тихонько засмеялась.

Бен тоже вяло отодвинулся от стола. Так он не ужинал уже давно, но мысль о десерте, которым собственно и был сюрприз, не давала покоя.

Мистер Линквуд поднялся из-за стола с полным фужером вина и поблагодарил всех собравшихся. Вслед за ним поднялся полный мужчина в зеленом костюме – мистер Корвин, глава семьи Корвин. Его глаза блестели под очками.

— Ваша семья достигла немалых успехов в этом году, как, впрочем, и все семьи нашего союза, но мы желаем вам стремиться к большему. Пора подумать и о качестве, если количество, как говорится, вот оно на столах.

Все одобрительно засмеялись и подняли бокалы.

— Все верно, мистер Корвин, — отметил Линквуд, — качество определенно необходимо. Потому позвольте представить вам моего сына Курта. Он долгое время не ходил в школу, поскольку нам требовалась помощь всех членов семьи на пастбищах в этом году, но многое он изучил сам по учебникам сестры и моим скромным заметкам, ну и конечно огромное спасибо мистеру Арчеру за частные уроки.

Учитель одобрительно закивал длинным носом над тарелкой с картофелем и бобами.

-  А в этом году мы решили отдать его в школу, получить образование и новые навыки.

Курт стоял возле отца и вежливо улыбался. Он был высок и очень коротко подстрижен, на высоких скулах играли желваки. Он коротко поклонился.

— Я не обману ваших надежд, мистер Арчер. Отец.

Мистер Линквуд довольно потрепал его по спине.

— А сейчас, господа, я хочу вас пригласить в сад, выкурить по трубке и подышать вечерним воздухом. Юные господа могут пройти в верхнюю гостиную, где вас уже ждет сок и десерт.

Гости покидали зал, весело смеясь и шутливо подталкивая друг друга в бок. Окна были распахнуты и сладковатый запах табака сочился из сада.

Бен и Ру потопали по винтовой лестнице наверх. Ру был рад, что ему придется остаться на ночь здесь в этом великолепии. В верхнем зале был низкий стол с клубничным десертом и стаканами с виноградным соком, но они прошли мимо и скрылись за соседней дверью. Десерт выглядел очень заманчиво, но им еще следовало обсудить план вылазки на затерянную ферму.

— Теплые вещи взять не смог, — сказал Ру, — может что ни будь возьмем здесь. Зато о провизии уже беспокоиться не нужно.

Ру похлопал себя по животу.

— А что если нас хватятся? – предположил Бен.

— Не более чем через пару часов. Мы успеем.

Ру внезапно замолчал. В комнату зашел старший сын Линквудов Курт. Он на секунду замер в дверях, а затем прошел и закрыл за собой дверь. Только сейчас Ру понял, что они в кабинете. Тут был большой стол со свечами, картины на стенах, стеллаж с редкими книгами. Курт прошел к отцовскому креслу и налил себе воды из узкого графина. Жестом он пригласил гостей остаться.

— Там в основном девчонки и разговоры о платьях, оставайтесь здесь, если хотите. Ты Руперт Кимберли? А ты возможно Бен? Сестра прожужжала тобой все уши. Так что я знаю о тебе очень много.

Бен кивнул. Они с Ру переглянулись и присели за стол, сложив перед собой  руки.

Курт сел в кресло отца и дружелюбно улыбнулся.

— Идешь в школу в этом году? – спросил Ру, — Ты же пропустил почти год, как ты думаешь все наверстать?

— Меня учил мистер Арчер, когда приходил обедать к нам. Плюс пара частных уроков в неделю. А что, вы хотите помочь?

Ру засмеялся и скрестил пальцы перед собой, толкнув в бок Бена. Он чувствовал себя уверенно.

— Ты же даже не знаешь когда была основана наша школа.

Курт улыбнулся.

— Первого сентября третьего года бэ о в старом здании Совета. Школа занимала первый этаж, а Совет второй. Первым учителем был Лайонел Фокс, ныне покойный отец мистера Арчера. В ней открыты три класса и год высшей школы. Первый класс обучение длится два года, остальные по одному. В последнем, третьем, классе можно выбрать специальность — земледелие или мануфактурные работы. Но, боюсь, господа, так мы с вами ничего не решим и тем более не станем друзьями. Я предлагаю сыграть.

Ру и Бен дружно прыснули.

— В «кто умнее?» разве что…

Курт снова улыбнулся и положил руки на стол.

— Нет, в стрит, — он порылся в кармане и вытащил четыре зеленых гляса, идеальной формы, почти овальные (формы мира, как называл их Ру). Он положил их на стол и потянулся к другому карману. Оттуда он вытянул два красных гляса. Ру придирчиво осмотрел один из них и даже на просвет. В глубине красного стекла застыли крошечные пузырьки воздуха.

— Ну, знаешь…, — он вытащил из-за пазухи худой мешочек с неровными стекляшками, — если хочешь распрощаться со своим стеклом, то связался с нужным человеком.

— Вот это разговор! Значит по две.

Бен не заметил как приоткрылась дверь кабинета, а Ру заметил и вжался в собственный воротник. В дверях стоял мистер Линквуд, а на столе недвусмысленно лежала горстка глясов. Ру зажмурился, ожидая крика и, как минимум, перевернутого стола, но мистер Линквуд внезапно засмеялся и положил руку на плечо сына.

— Играете, мальчики? Курт, не разоряй ребят. Я предупреждаю вас, господа, мой сын отличный игрок. 

— Не сомневаемся, мистер Линквуд, — сказал Ру.

Линквуд одобрительно кивнул.

— Ну, играйте, оставлю вас. Но потом не жалуйтесь,– он подмигнул сыну и закрыл дверь. Курт пожал плечами.

— Отец разрешает нам играть. Не обращайте внимания, он никогда не упускает случая понаблюдать за игрой, да и сам неплохо играет. Просто не хочет вас смущать. Итак, ставим по три. А кто арбитр?

— Я буду, — вызвался Бен, — сложно дружить с лучшим игроком конфедерации и не знать правил.

Бен положил поставленные на кон глясы на тыльную сторону ладони и подкинул вверх. Игра началась. Ближайший в Бену гляс принадлежал Курту и он начинал скидывать – отправлять цветные стеклышки щелчком пальца через ворота, образованные двумя дальними глясами. Ру напомнил, что первый задетый гляс выбывает из игры, но Курт только усмехнулся. С первого кона Ру потерял два гляса, со второго еще два. Он грустно посмотрел на свой мешочек, но продолжил игру. На третий кон он выиграл оранжевый круглый гляс и гордо положил его в мешочек.

К концу пятого кона Бен понял, что погорячился начет лучшего игрока конфедерации. Ру распрощался с последним глясом, вымученным накануне куском кирпича, усердием и бессонной ночью и зло посмотрел на Курта.

— Будем играть дальше, — заявил Курт спокойно, — скажу честно, я немного жульничал. Я привык к игре за этим столом, а вы нет, поэтому переместимся на пол и наши шансы сравняются.

  — Ставить нечего, — буркнул Ру.

Курт подбросил на руке несколько глясов, как своих красивых, так и самодельных стекляшек Ру. Каждый знал, как приятно отыграть в игре собственный гляс, над которым трудился много часов, особенно если проиграл его достаточно давно. Собственно, по этому принципу и формировались команды и строились турниры при масштабных играх. Похоже, что Курт знал об этом.

— Я куплю у вас кое-что за пять глясов и мы продолжим игру. Три твоих собственных и два моих. Твой из белого стекла я оставлю, он мне нравится.

Ру сердито сверкнул глазами, но уйти не спешил. Предложение не казалось ему таким уж позорным.

— Что хочешь за них?

Курт заговорил тише, но на шепот не перешел. Он пододвинул глясы к середине стола и убрал от них руку. Ру легко мог до них дотянуться.

— Кристи сказала мне пару дней назад, что вы рылись в бумагах Арчера, которые он так усердно прячет. Это правда? И не думайте плохо о сестре, она обещала ничего не говорить учителю, и страшим, на всякий случай. Любимого брата это никак не касалось.

Ру все же плохо подумал о Кристи, но про себя. Однако, выхода не было, да и азарт еще не остыл. Он переглянулся с Беном и начал рассказ. Он подробно описал карты и их с Беном выводы и о том, как обругал Эда Ганн и получил кулаком в переносицу от Ллойда и даже как подбил Бена сбежать из-под наказания (эта часть показалась ему наиболее героической). Умолчал только о безумном плане разведки, но Курт перебил его на середине рассказа о чемпионате по стриту, на котором Ру выиграл уникальный тяжелый гляс в виде треугольника.

— Не могу поверить, что вы ни разу не пытались пробраться туда.

— Не могу поверить, что ты ни разу не видел этот особняк. Он почти граничит с вашей восточной частью пастбища.

Курт пожал плечами.

— Там забор. А за ним владения неприсоединившейся фермы. Мы с ними не общаемся, как и никто, впрочем. Их западная стена огорожена высоким кустарником. Со стороны Ганн тоже, так что не удивительно. В любом случае, мы должны там побывать. Да, я говорю – мы.

Ру и  Бен снова переглянулись, а Курт продолжил:

— Идти туда сегодня опасно. Сейчас большой праздник и отец будет следить за чужими детьми, да и за нами тоже, для большей безопасности. Кроме того, уже ночь и до утреннего мороза мы можем не успеть вернуться. Если же нас поймают – путь на заброшенную ферму будет закрыт навсегда.

— Твои предложения? – спросил Ру.

— Сесть и играть. На следующей неделе я приглашу вас в  гости. Отец как раз хочет, чтобы я больше общался со сверстниками. Потом под предлогом экскурсии по пастбищам, мы незаметно проберемся к восточной границе. Если не выйдет, то пойдем ночью. Я заранее узнаю, кто будет дежурить в поле, и попробую выбрать безопасное время. Теплые вещи и воду я постараюсь спрятать там, в течение недели. А теперь, думаю, нужно временно забыть об этом.

Они вернулись к игре. Ру действительно был более привычен к игре на полу и не только отыграл (правда, не без труда), свои родные стеклышки, но и заполучил два зеленых гляса Курта. Впрочем, Курт не сильно расстроился по этому поводу.

Вскоре в дверь вбежала Кристи. Она старалась не смотреть на Бена, но щеки ее были пунцовые. Курт присел и поправил ей воротничок на платье.

— Папа зовет вас в сад. Время фейерверка.

Когда они выбежали в сад, там было тихо. Четверо взрослых стояли полукругом, скрывая что-то, остальные спешно заходили в дом по вежливой просьбе мистера Линквуда, включая детей. Ру успел заметить человека, сидящего на земле и сжимающего предплечье. Его рукав был пропитан чем-то красным, возможно кровью. Рядом лежала тушка какого-то не очень крупного зверя. Затем широкая спина Линквуда загородила страшную картину. Ру узнал в сидящем на земле одного из наемных работников фермы, бывшего мануфактурщика. Тот явно был ранен, не смертельно но довольно тяжело.

Через четверть часа Линквуд в сопровождении троих гостей вернулись в дом. Глава семьи сохранял беззаботную улыбку.

— Не о чем беспокоиться, господа. Работник еще новичок, плохо обращается со скотом, бывают и несчастные случаи. Прошу вас вернуться за праздничный стол и выпить еще по бокалу чудесного вина с фермы Ганн, а насколько позже вас ожидает сюрприз – великолепный салют. А пока моя дочь Кристи сыграет нам еще. Кристи, пожалуйста.

Кристи выбежала к гостям, озарив всех сияющей улыбкой и, прислонив к плечу тонкую изящную скрипку, начала играть. Тихая, спокойная музыка наполнила зал. Кристи играла почти совершенно, плавно водя смычком и при этом изящно изгибая запястье. Ру смотрел во все глаза, но не мог поверить, что это все та же зазнайка Кристи с вечно поднятой на уроке рукой, показывающая язык, смеющаяся над ним по любому поводу и так глупо и по-детски влюбленная в Бена. Она казалась взрослее, счастливее, а скрипка была словно продолжением ее руки. Ру казалось, что музыка звучит вокруг сама по себе, а Кристи лишь управляет ей, сдерживает ее своим смычком. Загоняет в струны скрипки не давая заполнить весь мир.

Музыка смолкла, но в тот же миг возобновилась с новой силой, ярче, восторженнее, наполняя все уголки большого зала, она накатывала все новыми и новыми волнами. Ру вдруг понял, что не дышит, еще минута, и он стоит на ногах, энергично аплодируя вместе с другими, отбивая ладони. Рядом стоит Бен и тоже хлопает в ладони, улыбаясь.

А потом был салют, целых четыре залпа. Магниевые ракеты взмывали в небо, раскрашивая его зелеными и красными огнями. Они стояли и смотрели на яркие всплески огня над головами. Подошла Кристи и осторожно взяла Бена за руку.

— Как красиво, — восторженно произнесла она.

Бен кивнул.

— А ты хорошо играла.

Кристи улыбнулась, что-то сказала про уроки музыки, но слишком тихо и Ру ее не расслышал. Он некоторое время смотрел на ее тонкие руки. Потом сделал шаг в сторону и вдохнул морозный воздух.

* * *

— Все в силе, Бен! – зашептал Ру так, что его было слышно в дальнем конце Конфедерации.

— А с ума ты не сбрендил? – Бен показал рукой на гостей, неспешно разбредающихся по всему саду, — ты слушал Курта или как? На следующей неделе!

— А чихал я на советы твоего Курта! – выпалил Ру, — собирались сегодня и пойдем сегодня! Я все предусмотрел – если отправимся прямо сейчас, то успеем добраться до потерянной фермы и обратно часа за полтора, а если бегом, то и за час.

В плане Ру был один серьезный изъян – гости были не настолько пьяны и увлечены праздником семьи Линквуд, чтобы счесть нормой бег рысцой среди ночи двух школьников.

— Если ты не хочешь, я пойду один, — угрожающе подытожил Ру.

Бен вздохнул. Эта угроза всегда срабатывала.

Улизнуть от внимания гостей Линквудов было не сложно. Гораздо сложнее оказалось сориентироваться на незнакомой ферме и проложить себе путь в темноте. Бен запахнул куртку и кивнул на ограду, легко различимую в свете факелов.

— Идем!

Голоса и смех становились все дальше, а ночь вокруг все гуще и холоднее. Ру уперся лбом в деревянный овин и сказал, что они идут в верном направлении. Бен молча согласился. Его вздох Ру не заметил. Через пару шагов он уткнулся в амбар.

— Давай я пойду впереди, — сказал Бен.

Ферма Линквудов была огромной. В свете звезды лежали бескрайние поля, по которым, где-то вдалеке, бродили в своих загонах стада. Их полуночное мычание проносилось над серебристой травой.

За оградой колосились поля семьи Ганн, сегодня никем не охраняемые. Свет горел во всех четырех домах владения Ганн, включая два дома безземельных и было достаточно светло.

 Бен махнул рукой и они побежали вдоль забора, цепляясь за траву, но не сбавляя скорости. Издали они казались двумя шустрыми зверьками, шелестящими лапками по травяному полю.

Звезда сияла над их головами, издалека доносился лай чьих-то собак. На мгновение Бен представил стаю диких псов, перелетающую через ограду и окружающую их плотным кольцом. В порыве любопытства, они совсем забыли про неизвестную опасность, уже много дней грозящую им всем. Но Ру уже бежал впереди, а поле было чистым и не предвещало опасности.

— Ру. Подожди меня!

Но Ру уже не бежал. Бен остановился в шаге от него, слушая тишину. Далеко на западе сиял огнями дом Линквудов, три дома безземельных черными башенками застыли в южной части поля, а в нескольких шагах от них стоял, привязанный к молодому деревцу, конь и неторопливо жевал траву, раздувая ноздри. За стогами прошлогоднего сена была маленькая роща, украшенная несколькими невысокими постройками. Примерно здесь на школьной карте располагалось чернильное пятно, за которое Бен еще не понес наказание в полной мере.

Тут, вместо чернильной кляксы, была лужа тумана, заполнившая всю низину. В белесом сумраке горел одинокий фонарь, чуть дальше построек, принадлежащих Линквудам, но стоящих уже на ничейной земле. За высоким кустарником кто-то срывался, оставив масляный фонарь на сухом пне.

— Нас ждут! – сказал Ру.

— Да перестань ты, скорее всего сторож пастбищ.

— Ага, там, где должна быть старая ферма!

— Это мы считаем, что она должна  быть тут!

Ру промолчал и решительно двинулся вперед.

Он ожидал увидеть засаду: мистера Ганн с сыновьями, хозяина земли мистера Линквуда, пару городовых, всех трех школьных учителей и отряд охраны с Мануфактур. Ру даже был готов к встрече с ними всеми, но он не ожидал увидеть того, кто ждал их там на самом деле.

Впрочем, слово «ждал» тут не совсем уместно. Мистер Арчер дремал, оперевшись плечом о стену старого сарая без крыши. Он сидел в старом кресле-качалке, принесенным сюда, видимо, уже давно и, накинув на плечи плащ, тихо сопел в свете масляной лампы, стоявшей неподалеку на трухлявом пне. Второй фонарь, потухший, стоял возле его ног. А на коленях лежала стопка листов, исписанных красивым ровным почерком.

— Грач! – едва не выкрикнул Ру.

— Да тише ты!

Бен осторожно подошел, почему-то не боясь разбудить учителя. Ему казалось, что будет даже справедливым, если его накажут снова, на этот раз за ночной побег. Но мистер Арчер крепко спал. Иногда его губы шевелились, словно он с кем-то разговаривал во сне. Только сейчас Бен понял, что мистер Арчер покинул праздник уже достаточно давно, видимо, сразу задумав уединиться здесь в тишине и покое. И даже позаимствовал коня Линквудов. Но почему именно здесь?

Посмотрев на листы бумаги на коленях учителя, Бен, все понял, хоть и не сразу. «Повесть о семье Клаус» — гласили ровные буквы на первом листе, которых было не меньше двух десятков. Были тут и рисунки – Бен заметил их в свете лампы – почти точные копии тех карт, которые они нашли в его папке на учительском столе. А били ли то карты? Бен в этом сомневался уже.

— Ру, — сказал он, — идем отсюда. Никакой фермы Клаусов нет, да и не было никогда.

— Не понял…, — Ру завертел головой, но Бен приложил палец к губам и Ру затих.

Бен аккуратно сложил листы стопкой, положил их на пень возле лампы, затем  поправил теплый плащ, укрыв им плечи и колени учителя и еще раз осмотрелся вокруг. Старые сараи, которым десятки лет, старый сад, темнота, далекий лай собак.

— Пойдем, Ру. Нас скоро хватятся.

— Но потерянная ферма, где она?

Бен хлопнул ладонью по неровно сложенной пачке исписанных листов.

— Здесь.