Гермафродит. Роман. Глава 43
на личной
Монада прекратила своё существование.
Бывший мир Лючии стал рынком. Сам проявил такой характер. Не захлопнулся и не достался никому. Рама за широким порогом осталась распахнутой.
Никто из неё не вышел.
Пока всё происходило, пока Биг-Буро смотрел памятку Лючии на рифах, Гелиотроп не находил себе места в кругу самых близких друзей.
Августейший рассуждал вслух:
– Братик, дай же и людям толику ответственности, днеш хотел этого, Анджели хотел. Оцени лучше красоту момента. Куёшь не ты, сама жизнь. Фортуна!
Тропос подхватил тему на близком ему примере:
– Не куёт, а танцует! Кто танцует? Из дроидов фри – «шель» – Анджели-Кронос. А из людей – «да-да»? Халиль, живой, который стал двуединым. Он – гость. И неживой, который был двуединым, а стал ни тем, ни тем, Эйке-Ор. Он – сам мир вокруг. Фортуна?
Фортуна-Августа, решив, что это к ней вопрос, откликнулась:
– Я полагаю, Зеркальную Каллу всё-таки невозможно превратить во что-либо, кроме неё самой. Когда днеш взмахнёт рукой, монада не отведёт глаз. Что получится? Монада же. Нерушимая, как сама бесплотность. Чистая мысль. Абсолютная неизбежность. Вне всякого зла.
Когда всё закончилось, метка, шарик с когтями, принесла Августейшему цепь Фортуны, как знак, что препятствие снято.
Гелиотроп вскочил на ноги, но шут покачал головой:
– Сначала разбери цепь. Я вижу, что одно звено, одна из точек предела осталась за рамой, была использована. Поскольку её не обнаружить и не разомкнуть, чтобы пройти в рынок, необходимо разомкнуть все имеющиеся звенья. Если хоть какое-то останется, цепь – всё ещё цепь.
Августейший честно помогал, но у обоих ковалей ушло на работу несколько суток. Переплавка внутренних орбит материала заняла полсезона.
– Ты силён... – признал Гелиотроп, наконец-то обнаружив лазуритовый топ в языках синего пламени, расходящегося ровно, без флуктуаций. – Такое не вдруг сварганишь...
– Не вдруг, – скромно признался Страж. – Заготовки всякому полезно иметь,
При взаимном, подчёркнуто легкомысленном тоне, Гелиотроп братишке до сих пор мельком смотрел в глаза. Да и тот смущался. У обоих на дроидских лицах красовались шрамы. Неплохо сцепились тогда. За раз не выправишь... Можно новые имитации сочинить, но примитивные, либо долго. Так и ходили красивые, турнирные бойцы. У Августейшего бровь, как у собаки, шрам от копья. Комичный штришок не шутовскому облику Стража. Троп со смеху покатывался: эх, меня бы к вам, эх, не позвали!
Настал мир и время посетить место жизни и гибели Зеркальной Каллы.
Затканные паутиной лабиринты комнат...
Комнатушки, кладовки, залы одинаково скупо освещены. Все лестницы ведут вниз. Все – в тупики, главная – в сокровищницу Лючии.
Последние лестничные пролёты ветхи. Металлические перила тронуты ржавчиной, каменные ступени одолевают лишайники, мхи, а кое-где и трава.
По мере спуска воздух становится всё более сырым и живым.
Петли железной двери съедены коррозией. Створки упали внутрь проёма. Оттуда вольготно и притягательно голубеет Сад. Поле...
Метаморфозы не пропали, они обрели невозможную монадам стадию. Вторую, между возникновением и прекращением. Они цвели, недоступные рукам, неподвластные времени.
Настроение цветков сохранилось, девственно-чистые, отстранённые.
Гелиотроп прищурился атомно-зелёным глазом...
– За пределами дроидской сферы владыка Сад разбил цветник внутри мгновения. Кто-то ему помог... Не клещами ли эти цветочки сажали?
Возможно-возможно... Чего добру пропадать?
При взгляде на чужую работу, в Гелиотропе проснулось конструкторская ревность и любознательность.
Коваль принялся рассуждать, какими свойствами могут, а какими неизбежно должны обладать безыскусные метаморфозы в предложенных обстоятельствах. Чего и не знал наверняка, всё время угадывал:
– Изнанка единичного мгновения вне дроидской сферы позволяет видеть каллы-метаморфозы лишь кому-то одному! Здесь место фатального уединения! Что интересно, уравнивающее высших дроидов с людьми!
Августейший кивал и перетаптывался на четырёх тяжёлых копытах. Покоя ему не давал шрам у Хелия поперёк щеки. Себе бровь поправить не озаботился, а как братику фейс, ясно видел! Неловко предлагать верховному конструктору дроидской сферы, в насмешку что ли...
– ...с высшими, – пробормотал он, – и с автономными тоже.
Гелиотроп не сразу отреагировал на ремарку, всматриваясь за поволоку горизонта.
Облачка лежали на нём, правильным рисунком выдавая суть орбит удержания опытному конструкторскому взгляду. Но пряча главный секрет: какой мощью? Какой силой горизонт держит мгновенное в промежутке между возникновением и прекращением.
Рисунок колец вдруг показался ковалю меняющим ритмичность. Только что парный, он шёл периодами по пять сцепленных кругов...
«Разве? Да нет по четыре кольца. Или по три? Да нет же, они парные! Мне чудится, отвык быть вне дистиллированной атмосферы кузни и Дольки. Равномерное распределение колец... Нет, штучное... О, топ извертыш, да они плавающие! Они – точка предела! То самое звено, нетождественное себе!»
– Что ты сказал, братик? С автономными?..
Гелиотроп обернулся, но Августейшего не было.
Коваль повернулся навстречу тёплому ветру от горизонта.
Под голубизной небесного марева Там расстилалось поле цветущих калл. Ветер клонил их к Гелиотропу.
Кто-то вдали неторопливо пересекал это поле, гоня ветер перед собой. Приглашал, манил к себе... Но как подойти? А вот как, будто ты дроид желания, идёшь навстречу и пропадаешь. Чем дальше, тем шире распахивается простор. Тем крошечней ты в этом просторе. Правильней азимут, лицо приглашающего виднее.
Это знакомое чувство Гелиотроп помнил всякий миг, день и ночь. Свободный перековать самого себя, забыть его он не мог. Так воспринимались когда-то секунды падения в Кронос, в плазму мгновенной связи всех дроидов со всеми, вопроса с ответом... Лучшие секунды дроидского бытия. Лучше, чем неизменно следовавший за ними, успех.
– Кронос... – позвал Гелиотроп, идя ветру навстречу, раздвигая высокие каллы.
Белый на белом, идеальный скелет утратил последние живые черты в миг, когда остановился перед Гелиотропом. Лицо черепа – ликующее и потустороннее, в глазницах – ночь и созвездие Си.
– Гелиос... Гелиотроп... Дорогой всей дроидской сфере!.. Неужели тебя огорчил мой выбор? Я огорчил тебя, послушав песню Фавор?
– Милый... За исключением небытия любой твой выбор – моя радость. Ты автономный коваль, радость моя. Я создал Царя-на-Троне, Царь-без-Трона сковал себя сам. Что ты делаешь тут, сообразно своей функции?
– Кошу траву! Кошу, кошу... До тех пор, пока не остаётся маленький куст. В этот момент обязательно приходит кто-нибудь и отвлекает меня!.. Задаёт вопрос.
– Ты отвечаешь?
– Нет, я же Кронос!
– А затем?
– Он уходит.
– А затем?
– Отвечаю, я же Кронос!
– Не здесь...
– ...и не сам! Они боятся меня. В глубине души не хотят слышать. Боятся моего облика. Даже те, которые просят забрать к себе, просят ответить любой ценой! А когда был прозрачным, мой облик притягивал человеческие глаза. Всё в людях абсурдно. Всё наоборот.
– Ты счастлив?
– Гелиос, дорогой всей дроидской сфере! Хрустальная суть, которую ты мне дал, превратилась в широчайшую из возможных орбит внимания. Я близок каждому. Дроид Цокки-Я-Лун стал моим азимутом. Я счастливей, чем это возможно!
– Внимания да, но – орбиты движения? Они не шире орбит имитации внешней формы, практически, тождественны им. Как человек, ты заключён в своём теле! А частный случай движения – орбиты речи? Ведь ты не ответишь лично человеку, они смертны, понятно... Но, значит, не ответишь и дроиду, который спросит о чём-то, кроме тебя самого!
Анджели-Кронос рассмеялся:
– Верно! В этом я совершенно, как Троп! Если бы ты видел, как он смотрел на меня, задав свой вопрос... «Не отвечай! Я сдурил, только не отвечай!» – крупными буквами было написано в орлиных глазах! И это – дракон, чьего голоса содрогается небо и земля!
Вот это новости!
– Троп был здесь?! И что он спросил?.. Упс...
– Что ж, – развёл руками Анджели-Кронос, – тебе придётся это узнать... Но не сейчас и не от меня! Жаль, что ты...
– ...что, Анджели?
– Что ты так неосмотрительно распорядился ноль-тоном вопроса... Фортуна! Ничего не поделаешь.
– А какой вопрос ты хотел бы услышать от меня? Ведь это я спрашиваю про тебя, это можно.
– Можно... Я знаю, что разочаровывал тебя, Гелий, каждый день и час. Я знаю, что был холоден к любому твоему предложению, к любому уголку мира. И поэтому... Я думал, что здесь в минуту окончательного и худшего разочарования ты прямо спросишь меня: «Почему?» Тогда я отвечу!.. Я отвечу, что всё вокруг было достаточным и превосходным... Что хотеть большего я просто не мог. Я не знал, зачем я. Увы, само это незнание мне было безразлично. Я помнил, что – твой, и этого исчерпывало все вопросы. Достаточно... И превосходно... Так и должно было быть...
Облик Анджели начал отдалятся.
Ветер стих и пошёл резкими волнами в отдалении. Под незримой косой падали каллы.
Издалека Кронос добавил:
– Вопрос про вопрос Тропа, это был не такой уж плохой вопрос...
– Но я смогу перековать тебя, если захочу?! – крикнул Гелиотроп в качающееся море метаморфоз. – Это вопрос про тебя!..
Шелестящий смех донёсся порывом ветра и сразу растаял:
– Нет, к сожалению, нет... К сожалению – нет! Это вопрос про тебя.
Затих...
Ветер – незримый косец в поле белых калл, одиночество.
– И я люблю тебя... – прошептал Гелиотроп ветру, полю. – Не могу выразить, как я люблю тебя.
Помолчал и добавил веселей, уже поднимаясь по лестнице:
– Хорошо, что ты не достался никому! Я всерьёз рисковал стать вторым Стражем, не «дорогим» отнюдь, прямо скажем, «для всей дроидской сферы!» Мой Кронос, мой ангел. Так, значит так. Лишь бы ты был счастлив... Своя Фортуна у каждого. А у каждой Фортуны своя птичка Фавор.
Похожие статьи:
Рассказы → Любовь в коммуналке [18+]
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Добавить комментарий |