Гермафродит. Роман. Глава 31

– И так, что мы имеем... – Биг-Буро раскачивался на платформе туго натянутого гамака. – Имеем, кто послужил основой монаде – энке. Связь ваша с виселицами не случайна...
Эйке-Ор кивнул, не отвлекаясь, взбивая «тактильный коктейль» – добавку к ароматическим маслам. При каждом пятидесятом встряхивании шейкера он легко орошал из распылителя подставленную Буро ладонь. Требовалось уловить момент наилучшего в изысканном равновесии перца и холодка, когда добавить элемент, останавливающий реакцию.
Морское Чудовище обленилось, вот ещё, самому взбивать. К тому же смотреть, как это делает его эцке в колыхании невесомых шелков, округлостей под ними и ещё кое-чего слегка приподнимающего подол – двойное удовольствие.
Погрозил пальцем Карату, исходившему слюнями в присутствии Эйке-Ор.


– А по технической части? – спросил Биг-Фазан.
– Знаем больше, только это нам ничего не даёт. Монада коренится во времени... – лапы не распускай, фазан щипаный, это мой эцке, – и представляет собой наикратчайшую волну времени. Волна же, в которой она коренится, гуляет по Великому Морю и называется Косатка. Карат, я вспомнил, мы тут разговорились... Чем принципиально отличаются Свободные Впечатления от связных? Тем, что рафинированы от чувственного? Наоборот! Они такие невкусные из-за колючести, предельный накал эмоции сохранён в каждом Свободном Впечатлении. Кое-кто предположил, что они малоинформативны, они – вывод, информация, не дающая мысли развернуться. Конечно, когда такое встаёт единой волной – беда.
– Ты её видел?
– Не-а, была охота.
– А кто-нибудь другой?
– Да кто, Карат, другой-то? Людей, выживших после такого, днём с огнём, а Морские Чудовища, долгожители, они поглубже ходят. С тупыми тенями поверхностных вод, что ли предлагаешь поговорить? С прыгалками по волнам?
– Можно как-то вычислить приближение Косатки по изменению течений под водой, Буро? Где она появится, в какой момент?
– Ты не понимаешь, Биг-Фазан... Когда диагональным курсом идёт Косатка на стаю теней Ро, теней громадных, сто тысячелетних, шириной во весь рынок, где мы сейчас находимся... После того, как прошла, не то, что уцелевших не остаётся, ошмётков не остаётся. Мелюзге океанских теней нечего подбирать. Просто нечего! Она тяжёлая как отчаянье.
Олив подержал Буро:
– У изгнанника, Биг-Фазан, у Зарока спроси, он над морем кочует подолгу, или у кого из гонщиков над волнами. Косатку все видят с дра-акона, сливающейся грядой холмов. Катится, растёт... Не раньше обрушится, чем на-айдёт, через кого. Косатка не уходит без жертвы. Она словно ждёт, словно рыщет. Пока не столкнётся хоть с тенью, хоть с ныряльщиком, так и будет идти. Но я сейчас удивлю тебя, Буро. Не бла-бла, реальный человек, а не как ты любишь поехидничать, мол, бла-бла-бла... Чары о-они и друг дружку ловят, им хоть кого, да поймать! От чары я слышал, она на пирамидке утречко-ом песню выкупа пела, сочинённую за ночь. Так красиво, что весь Мелоди слушал, не разлетался. Светает, а она поёт... Про Косатку, которая взлетела над ней и перекинулась через неё... Я подумал, нифига себе, выдумка! А чара рядом шепчет кому-то на ухо: это не выдумка, правда. Я по-отом разговорил эту чару.


Карат имел в виду вот какую историю.
Сразу за малым Северным мысом, где огоньки Туманного Моря дроидов уносит ветром, а сам редкий туман не скрывает вод, шли ночные гонки.
Драконы украшались сбруей, чья главная примета строго симметричные фонарики на лбу, на корпусе и на хвосте дракона. Фонарики водонепроницаемые. У гонщика также – на плечах, бёдрах и головном обруче. Ночью тени на такое не смеют напасть, теряют ориентацию, режутся о параллельные световые линии. Тень, такое явление, одиночным лезвием ей трудно повредить.
Лихие гонки. Сначала отрезок до «горячей» скалы, где источник, оттуда – прыжок, и вплавь до второй, оттуда – верхом на дракона и обратно на сушу.
Бурей не пахло, ни с какой стороны. Чара прыгнула с дракона и поплыла.
И вдруг – Косатка...


Такую высоту волна набрала бы не раньше, чем обогнув половину земного шара...
Косатка была выше прибрежных тополей и шумела, как они под ветром... Тем более страшно, что вокруг – ночная тишина. Косатка шипела, накатываясь, за собой оставляла тоскливый, низкий вой, словно ветер в большой трубе... Пены на ней не было. Зеркальная, чёрная стена отразила не успевшую испугаться чару.
Она очутилась в гигантском, стоящем вертикально, глянцево-чёрном кольце. Её закрутило, повлекло в глубину, подбросило к небу. Ещё и ещё, всякий раз глубже, ниже, выше над горизонтом...
И отпустило... На том же самом месте.
Причуда стихии? Или в чаре нашлось что-то особенное, сообщившее ей неприкосновенность?


– Как её имя? – заинтересовался Буро, оценивший эксклюзив.
– Не по-омню... Какое-то простое, короткое. Прозвище помню: марблс-днеш. Она чокнутая, вы возможно и знаете, на Южном она ещё развлекалась неслабо-о.
– Постой, – вмешался Злотый, – это как раз означает, что она – не – чара. Она претендует на вход и их круг. Погоди... Короткое имя, на Южном... Ярь?!
– О, это в её духе, – засмеялся Буро.
– Это точно, – подтвердил Злотый. – Адреналиновая наркомания не лечится. Интересно, существует ли в природе то, после чего такая девчонка скажет себе: хватит, погуляли и довольно.
Имя Яри вывело его из равновесия. Чем дальше, тем сильней, Злотый боялся её потерять. Чем дальше, тем нереальней казалось ему завоевать такую девчонку.
Голоса слились в равномерный гул азартного, но безынтересного влюблённому спора.
– Ну, допустим, – гудел Буро, растирая масло с добавкой в ладонях, выдёргивая сомнамбулу из тревожных грёз,– предположим, это не случайность... Злотый, Ярь твоя подруга по гонкам, скажи-ка, сообрази, есть что-то в Яри особенное, сверх бесстрашия? Храбрецов-то я погибших знал мало меньше, чем лет прожил... Что роднит её с тяжёлой волной или в пику разводит?
– Не знаю... Неугомонная, честная... Не так уж и много я знаю о ней. Особенного? Разве что, Ярь – девственница...


Глаза у Биг-Фазана, завсегдатая подкапюшонных боёв, чуть из орбит не вылезли! Если б ему в толпе пальцем указали на человека: вот он – девственник, Карат шёл бы за чудом расчудесным сквозь весь рынок, в лицо заглядывал! Но – Ярь? Ярь?!
Он затейливо выругался и покачал головой:
– Жить – нескучно.
– Один-один, – кивнул Буро. – Ты сумел удивить, но Злотый за меня отомстил. Предположу, однако, что чары все девственницы и это не отличие. Не знаешь, Олив, на гонках были её подруги?
– Да! Про то и грустная песня выкупа! Да, и они погибли. Злотый, а ты про чар с Ярью говорил? Что они такое?
– Лишь про них и говорил, – буркнул Злотый, – всё последнее время.
Он спрашивал, значит ли её статус марблс-днеш, что она навсегда хочет остаться такой, нетронутой. Это непременное условие? Но ответ Яри поставил его в тупик. Она сама не знала.
На прямой вопрос ответ был отрицательный, нет, они не девственны. Все уточняющие вопросы чары пресекали: знает тот, кто знает. Кто – чара, тот и знает.
Всякий раз на танцах, после нежностей с партнёром, когда любую из таинственного сословия спрашивали: «Он твой парень? Твой цокки?» В ответ раздавался такой искренний, заливистый смех... Ясно, что нет. Да это и общеизвестно: чары одиноки. Как же так?
– Я хочу услышать эту песню, – сказал Биг-Буро.
– Два куплета могу, – откликнулся Карат. – Больше не помню.


«Вставало оно стеной,
Катилось крутой волной,
Гудело оно струной
Басовой, но...
Пока не шагну сама,
Ты просто ночная тьма,
Ты туз, который не в масть.
Я – козырь...»
 

Похожие статьи:

Рассказы → Малыш

Рассказы → Любовь в коммуналке [18+]

Рассказы → Гайди

Рассказы → Разбуди меня!

Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]