Гермафродит. Роман. Глава 24

Биг-Буро перебил энке останавливающим жестом:
– Вы не были любовниками?! Вы были всего лишь, как это... помолвлены?!
Тот кивнул.
– Ого... Эй, а теперь, сейчас? Вы с Агавой?
– Ничего не изменилось. Когда нет Лючии? Мы просто танцуем шель. Просто думаем о том, чего не случилось... О том, что не произошло и уже не произойдёт между нами.
– Ох... Почему же?
– Я не знаю. Мы очень любили. Лючии хотелось вечного «шель»... Без «да-да!»... Есть что-то днеш в облике Лючии, правда? Даже потрет, пройдя через кисти двух мазиков, сохранил это... Лючии мечталось быть вечно девственной. Длить и длить шель, отодвигать и отодвигать главный момент...
– Ясно... Так что между вами произошло? Ты оказался в гостях, в Собственном Мире Лючии, и ты настаивал...
– Нет! Нет же!.. Я был один, а как ты знаешь, у нас это не принято, с третьим фри всегда бывают оба. Или да?.. Я, если честно... Дразнил... Попрекал... И упомянул между делом, что мол, не хочешь, не надо, мне на сегодня вполне достаточно, я подустал в лапах демона. Имя любовника вслух назвал! Демона... Пятьжеребцов!
– Грубовато.
– Не то слово. Лючия переспросила. Она не поверила мне. Но я только смеялся. Нахмурилась... Взмахнула рукой, словно пощёчину дать... Превратилась в конический вихрь, стоящий на острие и – пропала...
– Ээээ... Не моё дело, но всё же, это была шутка или его реально звали – Жребий? Имя демона – Пять Прибойных Жеребцов, реально?!
Аравана подтвердил.
– Старый приятель! Я считал, он в медузу давно превратился!
– Ну, по числу и длине стрекал – да!
– Чорт-ач-ча!.. Ты настолько любишь экстрим?! Я его в лучшие-то времена помню ржущей волной, с конским на лбу тараном!.. А уж какие ниже пояса инструменты, в пене морской, оу, хе-хе... Почему Жребий, что не вынырнуть из-под него, пока не загонит все и не вытащит все!
– Это не измена! Я не хотел с другими людьми. Не хотел без Агавы и Лючии... Но я не днеш! Я живой человек!
– По-моему тебя просто влекло к смерти.
– Влекло... Но не настолько, как Агаву теперь!


– Аравана, скажи мне одну вещь... Ты всё обходил вокруг да около и обошёл... Вихрь, воронка, понятно... Но теперь-то выглядит как? Самопревращённая Лючия? Зеркальная Кала звучит не так уж страшно. В чём дело? Агава настаивает, чтобы ты пропускал его гостем в тот, бывший мир Лючии, я понял, и там? Что он, она, оно делают?
– Там?.. Ха, ха, в недоступной области Там... Нет никакого Там, Биг-Буро... Облачный мир не выдержал парадокса... Рынки опускаются на континент, их притягивает твердь, да? Этот мир притянуло Великое Море... Как шатер торга, перевернутый в пространстве и в сути. Воронка из Собственного Мира сужающаяся в океан. Бродящая над океаном незримо... Торнадо касающееся волн изредка и едва... Я видел с дракона, я не мог не узнать белизну этой иглы, с гребня Косатки, уходящей в небо...
– Совпало! Это мы правильно вычислили! Извини, продолжай.
– Да нечего продолжать... Рама осталась в небе.
– Сошлось. Но ты не ответил.
– Про что?
– Как выглядит? Что делает?
– Я не могу...
– И Агава на – это – согласен? На то, что ты не можешь произнести вслух?
– Да, уважаемый!
– А ты нет?
– Нет, уважаемый! Я бы и согласился, лишь бы всё уже кончилось, но я не могу!


– Пригласи меня, и не придётся ничего говорить. Позволь увидеть своими глазами. Я так понимаю, Агава не караулит у рамы, и не находится в бывшем мире Лючии подолгу.
Аравана взметнулся:
– Биг-Буро, верхом бесстыдства, подлостью с моей стороны было бы принять твоё безрассудное предложение!
Аравана взлетел по лестнице на второй этаж.
В дверях Рулетки стоял Агава, отмахиваясь от пузырей, щурился в глубину зала...


«А пудра влияет на облик гермафродита...»
Буро признал это. Кофейно-смуглый энке казался ему вдвойне притягательными и одновременно – каким-то порченным...
Покачивая бёдрами, Агава неспешно пробирался к Буро сквозь гудящую, орущую, мыльную, разноцветную толпу. Ею не поглощаемый, ей непричастный.


«Небо и море, навскидку я распределил бы противоположным образом, кто имеет проблему, а кто является ею. У первого такая растерянность, исчерпанность внутри, как бывает при затянувшейся жажде... А у энке-Агавы взгляд борца, идущего на ринг. Для показательных выступлений. Не соревноваться и не красоваться. Уверенный».
Агава поклонился Буро и принял ответный кивок:
– Бай-шель, моё почтение. Сожалею о твоём опоздании. Рад был бы сразиться один на один в этой катавасии!
Агава поклонился, открывая перед Буро нежную грудь гермафродита под складками туники. Без пудры. Волнующий.
«Нарочно, – отметил Буро, – вот это точно намерено. Или в крови у них у всех».
– Рад и готов! – бодро соврал Агава, подхватил Эйке-Ор, расцеловался с ним и, не отпуская, добавил. – А то, к чертям вонючее мыло! Давай, будто с Ор мы уже проиграли тебе, и настало время расчета!
– Оу?.. Ставки были так высоки? Два эцке для старого полудемона? Страшно представить, что было бы, если б проиграл он! – отшутился Буро.
Он ощутил несомненный запах поражения в раунде. Ловить за руку друга, может, и не входило в планы Агавы, но волей-неволей Буро стал исчерпывающим ответом на подразумеваемый вопрос. Оказалось, что и следующий ход у энке заготовлен.
– Так как, – настаивал Агава, – поднимемся в улиточий закуток? Приправим цокки забавными, ползающими тварями?
Трудно отказаться!
Ушли вдвоём, Эйке ещё играл.


Второй раунд едва не закончился нокаутом. От изумления.
Чего-чего на него только враги не ставили: пирамидок, ловушек, сетей... Но памятуя сущность и происхождение Буро, его никогда ещё не пытались отравить!
Нежный энке заявился на Рулетки со злым, смертельным ядом глубоководной змеи, водящейся в «озёрах» тяжёлой, придонной воды, не разбиваемых течениями.
«Интересно, а кто добыл энке такой яд?»


Эта улитка сразу показалась Буро странной.
Во всех дроидских измерителях типа улиток есть забавная общая сосредоточенность. Щекотно и назойливо путешествуя по телу зазевавшегося или нарочно согласившегося на пытку щекоткой игрока, составляя карту пройденного пути, улитки-счётчики останавливаются непредсказуемо, разворачивают между рожек голографический экран таблицы и ждут... Чего? Снятия информации? Уточнения задачи? С долей неуверенности они возобновляют работу, самостоятельно внеся коррективы в её алгоритм: перемещение более короткими зигзагами, плавными, резкими, через паузы. «Нога», которой улитки ползут и считывают, щекочет тогда по-другому, сокращается иначе...
Странная улитка, во-первых, появилась из-за спины Агавы, полулежащего на локте, проигнорировав его самого... Но счётчики – не выбирают. Им вообще всё равно, кого и что замерять.
Буро сильней удивлялся, чем гневался. Счётчик-улитка тем временем, ползла вверх по ноге, вращая в плоском панцире шкалу цифр-цифр...


Полулежащий возле Буро на локте, с фамильярной ленцой распахивающий полы его китайского жилета, одну за другой расстёгивая круглые, мелкие пуговки, Агава словно не видел улитки, стремящейся туда же. Пробраться под парчу.
Диваном для них служило нечто, явно предназначенное для сканирования. Платформа в виде цифры шесть, промята тяжёлым Буро... В незамкнутом полукруге – лёгким Агавой.
Сплошная нетканая поверхность обтекала, захватывала, топила. Согревала. Изнутри наполнена будто разогретым песком.
Освобожденный от жилета, Буро сладко потянулся, предъявляя Агаве следующий фронт разоблачения... Юбка до земли из несшитых полотен, соединённых хлястиками, служащих карманами, портупеей. Сквозь все слои проступает явный знак расположения к эцке, просится ему в руки, высвободи меня.


Движение улитки оставляло на коже в мыльных разводах, чистый, слегка щиплющийся след.
«Знакомо... Концентрат морской воды».
Улитка разобралась с нижним одеянием быстрей, чем пальцы гермафродита, достигла пика. Буро смеялся. Агава ловил её и отталкивал, захватывая круглую вершину маленьким, жадным ртом.


Слабость наступила внезапно, начиная с ног. Зрение претерпело кульбит, потолок стал казаться тёмным, всё, что внизу – в размытом ярком свете.
Буро поймал улитку, Агава закрыл его руки своими. Не дрались. Не боролись даже, замерли.
Остановившаяся механика разом проявила суть шприца. На бедро она опустила рожки вниз и последовательно вонзила их, опустошаясь, сдуваясь как шарик.
Флегматичное противоборство... Биг-Буро к гермафродиту имел сочувствие, как к глупышке, ничего кроме. А ещё, не собирался терять обещанное цокки.
«Неужели надеется взять меня так? Дурик, чего себе вообразил?»


Буро не подал виду, что яд подействовал на него хоть как-то. Намекнул бёдрами – давай.
Энке не спецы в ядах. Медленный ли, знал, что сильный. Выигрывая время, и Агава продолжил, протянулся вдоль нагого орудия, выскользнул из лёгкого, типичного для энке наряда: из шёлковых лент, обернутых по плечам и бёдрам, как змея оставляет кожу. Но в одной руке осталась лента...
Агава вознамерилась обвить Буро шею, до помутнения придушить и переместиться в гибельное положение – поперёк груди.
Увы, неуклонно лента-удавка вернулась на злоумышленника...
Без проникновения, тела двигались, набирали скорость сладких движений, скользя в шёлке и мыле. Агава начинал задыхаться, Буро «не видел». Гермафродит всё ещё рассчитывал на успех, наивный.
Яд был силён. Буро это нравилось.


«Это называется – фетиш...»
Подумал так и ощутил, своё желание – драконом, летящим не по воле всадника.
Фетишем стало воспоминание: шель-да-да. Первый, увиденный на рынке Лючия. В его руках, в своей шёлковой удавке, под весом его тела извивался тот самый энке... Тот самый эцке... Память воспроизводила ноту за нотой, выпад за выпадом танцевальный па... Как пламя перекидывается от сопла искры на промасленный фитиль, жгучее «не могу» перекинулось на прохладного энке, обречённого, забывшегося, как и его цокки.
«Его, его самого, я беру того самого энке... Во фраке, со шнурком-галстуком, с красной бусиной между ключиц... Крутящегося, кружащего... Голым... Эти самые персики в разрезе фрака... Под поясом, это самое, дважды возбуждённое естество гермафродита... Оу, да...»
– Шель? – спросил Буро, захватывая его губы полностью, прикусывая и входя снизу на полную длину.
– Да, да... – отвечал Агава, отвечая бёдрами навстречу.
– Шель? – настаивал дьявольски тяжёлый Буро, прессуя, уминая его в ложе.
– Да...
Удовлетворённый началом, Буро фыркнул, грудным басом:
– А если так?
Подбросил ноги гермафродита и развёл, чтобы видеть, как входит в женское. Дразнить мужское, обводя едва ощутимым скольжением ладоней. Русальичьи руки, белые, широкие. Руки врага, стократ соблазнительные.
– Да... Прошу...
– Так? – спрашивал Буро, забирая его в ладони. – Шель?..
– Да...
– Или так?..
Буро вышел и опять перевернул его, как плюшевого зайца. Сзади проник, закрыл целиком от света.
– Сюда? Или сюда? – спрашивал, погружая и вынимая.
Рукам дал полную волю гулять по груди, тискать нежно, щипать и гладить.
– Энке, куда подольше? В главные ворота, в заднюю калитку слаще? Где задержаться?
– Да...
Хороший ответ, подходящий.
Энке достиг вершины первым. Буро сладострастно, жестоко выпил секунды его экстаза, остановившись, не помогая отнюдь, вбирая погружённым телом сок исступлённого, отдающего тела, любуясь изгибом спины, жадностью ягодиц... На последней секунде – догнал.
Поцеловал ямочки ниже спины: правую и левую.
– Полежим... Но сначала, я должен сказать тебе кое-что: тьфу, как некрасиво, энке!
Сплюнул.


Яд Буро одолел усилием воли.
Чёрный комок слизи с зелёным, металлическим отливом он выплюнул и демонстративно прополоскал рот остатками ядовитой воды. Плевок извивался на полу, вытягивался, принял форму змеи и тогда испарился с шипением, словно под ним зажгли огонь.
– Милый, – безгневно сказал Буро, – хоть немного-то надо рассчитывать силы? Против кого идёшь.
Пленник не выражал ни раскаянья, ни страха.
– Агава, ты поторопился... – задумчиво продолжил Буро. – Я толком ещё ничего не успел выяснить.
– Значит, как раз вовремя успел. Когда выяснишь, пожалеешь, что не умер сейчас. Дроиды высятся над людьми, но есть власть и повыше их...
 

Похожие статьи:

Рассказы → Разбуди меня!

Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]

Рассказы → Гайди

Рассказы → Малыш

Рассказы → Любовь в коммуналке [18+]