Время умирать. Рязань, год 1237. Глава 28 (продолжение 2).

Им удалось вырваться, потеряв при этом половину людей. Шпоря коней, хлеща их плетьми и чувствуя, обмирая, что время потеряно – враг, скорее всего, уже добрался до Спасской площади, они неслись вверх по Борисо-Глебской улице. Вот из-за крыш теремов показались золотые купола Спасского собора. Но тут, не доехав до площади саженей сто-сто пятьдесят, княжеский отряд уткнулся в спины вышедших на защиту города Рязанцев. Где-то там впереди на площади шел бой – слышны были крики ярости и боли, лязг оружия и ржание лошадей. И народ пер на помощь, полностью запрудив улицу.

Пока можно было, люди расступались, давая дорогу всадникам, кричали им ободряющие слова в след. Но, не доехав до площади саженей семьдесят, кони уперлись в плотно сомкнувшиеся спины защитников, рвущихся вперед, жаждущих добраться до ненавистного врага. Пришлось гнать коней на людей, раздвигая их в стороны. Кого-то даже немного придавили. Народ ругался, но старался подвинуться, понимая, что помощь конных воинов там впереди будет совсем не лишней. Миновали перегиб подъема и вот – вся Спасская площадь как на ладони с высоты седла.

На площади бушевало людское море. Рязанцы перемешались с татарами конными и пешими слоеным пирогом. Никакого строя – куча против кучи. Только татарские всадники пытались встать колено к колену, понимая, что стоит им разделиться, и неизбежно они будут стащены с седел, подняты на копья или  вилы. Татары одолевали, их прибывало по улице Великой все больше и больше. Рязанцы тоже продолжали сбегаться с окрестных улиц, но были они без доспехов, вооружены кое-как, потому размен в бою шел, не менее, чем один к пяти в пользу находников.

Самое ужасное было то, что на левой стороне площади бой шел у самого входа в Спасский собор. Татары теснили горожан и неизбежно совсем скоро должны были ворваться внутрь, туда, где молились о спасении города женщины и малые дети, Великая княгиня с дочерями и жены, невестки, дочери лучших людей рязанских. Но глаза Ратислава устремились на правую сторону площади, к княжескому двору, туда, где сейчас находилась Евпраксия. Резные двустворчатые ворота, кто-то успел закрыть, но добравшиеся до них конные татары забрасывали на колья частокола арканы и прямо с седел ловко лезли по ним, запрыгивали в бойницы, оказываясь на боевых полатях. Там их никто не встречал – стражи в княжьем дворе, должно, совсем не осталось, а если и осталось, то совсем чуть и они даже не пытались оборонять стены, а отошли в терем.

Ратьша, не помня себя, погнал Буяна в сторону ворот княжеского двора. За ним последовали его меченоши и десятка два всадников. Остальные продолжали держаться Великого князя, который отчаянно пытался прорубиться к входу в Спасский собор. Жеребец Ратислава пробился через толчею горожан и смердов, стремящихся добраться до врагов, проломился через тех, которые уже сражались и с яростным ржанием взвился на дыбы, обрушивая передние копыта на возникших впереди татарских пешцов – мордву, вроде бы. Меч в руке Ратислава замелькал молнией, рубя находников справа и слева от себя. Передних топтал и рвал зубами Буян. С боков его привычно прикрывали Первуша с Годеней, тоже не скупящиеся на смертоносные удары. Клин панцирных всадников довольно легко прошел островок мордовской пехоты, оставив их разрозненных, смешавшихся на растерзание ожесточившимся защитникам города, раздвинул кучку своих, окруженных татарами и врубился в конный татарский отряд. Похоже, это были сами монголы, легкая их конница на мелких злых лошадках, в кожаных доспехах и мохнатых шапках с надетыми прямо на них шлемах-шишаках. Поторопились гады ворваться город, чтобы набрать добычи, не ожидали, должно, что не сломлен еще дух защитников. И поплатились…

Рослые кони русских опрокидывали малорослых монгольских коней вместе с всадниками. С чавкающим хрустом крушили коваными копытами плоть, мешая ее с мерзлой грязью, покрывавшей мостовую площади. Пытающихся выбраться из-под лошадей монголов, распластывали злыми ударами мечей. Уцелевшие пытались податься в стороны, уклониться  от напора неизвестно откуда взявшихся бешеных русских. Но теснота не давала этого сделать. Эх! Развернись плечо, размахнись рука! Кабы всю эту горькую войну так-то! Монголы почти ничего не могли сделать с закованными в железо богатырями на конях-великанах. Русские прошли сквозь легкую конницу словно раскаленный нож сквозь масло. За ними пристроились пешие Рязанцы, стаскивающие с седел и добивающие тех, кому повезло не попасть под прямой удар панцирной конницы.

А вот дальше…  Дальше, миновав жиденькую цепочку бьющихся из последних сил городовых стражников, отряд Ратислава уперся в почти правильный пехотный строй аланов. Эти славились своей стойкостью, как в конном, так и в пешем бою. И у них были копья… Из седел вывалились сразу полдесятка ратьшиных людей, насаженных на эти самые копья. Двое рухнули вместе с конями, но успели вывернуться из-под валящихся пронзенных скакунов, вскочили на ноги, начали ловить коней лишившихся седоков, в неистовстве желая продолжить схватку.

Ратислав прикрытый  Первушей и Годеней с боков, перерубив три, или четыре копья, сумел-таки вклиниться в аланский строй. За ними устремились около двух десятков его конников. Их поддержали уцелевшие и собравшиеся с силами стражники. И аланы не выдержали, начали пятиться и расступаться. В образовавшейся давке это было не просто, но им это удавалось – смерть,  смотрящая в глаза, делает способным человека на многое…

Пробились и через аланов. Теперь до ворот, ведущих в княжий двор, стало рукой подать – саженей двадцать всего лишь. Это пространство занимала татарская конница. Её Ратислав не опознал. На среднего роста сухих, поджарых, лишенных доспехов лошадях, смуглолицые, в шлемах красной меди, кольчугах, или наборных латах, с круглыми медными же щитами всадники. Хорезмийцы? Похожи, но не совсем. Однако разбираться было некогда – Буян, впавший в боевое неистовство, нес Ратьшу в самую гущу, еще только начавших разворачиваться в сторону внезапно возникшей опасности, татар. Развернуться успели не все – двоих Ратислав зарубил со спины, одному, стоявшему боком и не успевшему прикрыться щитом, снес голову.

Десять саженей до ворот. И тут их створки со скрипом, слышным даже сквозь грохот и лязг сражения, начали отворяться. Должно, татары, перелезшие через частокол, отодвинули засовы и начали открывать их изнутри. За пару запаленных рубкой вдохов  ворота распахнулись настежь. В них с ликующими криками хлынули только того и ждущие татары. Конные и пешие, перемешавшиеся, жаждущие насытится грабежом и убийством.

В какой-то мере это сыграло Ратиславу и его людям на руку – большая часть противостоящих им всадников были увлечены этим потоком. Те, что остались, не смогли сдержать бешеный напор боярина и его воинов. Их опрокинули, порубили, обратили в бегство. Не задерживаясь ни на миг, Ратьша погнал жеребца в распахнутые ворота. Первуша с Годеней, как приклеенные следовали за ним, держась, справа и слева. Топот кованых копыт позади, показал, что оставшиеся в живых воины не отстают от своего воеводы.

Влетев во двор, Ратислав быстро окинул взглядом все там происходящее. На обширном княжьем дворе оказалось не менее двух сотен татар. Конных и пеших. Кто-то из них уже ломал запертую дверь парадного крыльца терема. Кто-то, разбив дорогое стекло, лез в высокие окна. Ратьша издал вопль ярости пополам с отчаянием и пришпорил Буяна, направляя его в сторону крыльца. Оба его меченоши чуть поотстали. Жеребец сбил с ног с полдесятка пеших татар, жаждущих пробраться в княжеский терем и забывших об опасности, могущей прийти со спины. Потом распластал до седла монгольского легкоконного воина, пытающегося пробиться на своей низкорослой лошадке сквозь толпу пешцов. Дальше давил, рубил татарскую пехоту уже вместе с подоспевшими меченошами и полутора десятками своих уцелевших всадников.

Но татары быстро опамятовались, развернулись к нежданной опасности лицом и дали отпор. Два десятка рязанских всадников просто увязли в этом живом море. Буян под Ратиславом остановился и жалобно заржал – видно и сквозь защищающий его доспех, сумели достать враги. Да и устал жеребец – силы его тоже не беспредельны.

А татары уже сбили с петель двери парадного крыльца и полезли внутрь терема. Ратислав и Годеня с Первушей снова встали в плотный треугольник с воеводой на острие. Им удалось продвинуться еще немного, но тут им навстречу ударили десятка три татарских всадников. Тех самых с медными щитами и шлемами. Завязалась конная рубка. И хоть вооружение вражьих всадников было полегче, чем у Рязанцев, но кони их оказались свежее, да и оказалось их больше. Бой пошел на равных.