Время умирать. Рязань, год 1237. Глава 25

Глава 25

 

К полудню хашар закончил выкорчевывать надолбы и начал заваливать рвы. В тех местах, где в скором времени должен был начаться приступ. Узнав об этом, Ратьша со спутниками снова поехал к напольной стороне города. Поскольку обстрел этого участка начался раньше, то и разрушений здесь было гораздо больше. Камни часто залетали и в сам город. Еще на подъезде к стене стали попадаться разрушенные постройки и проломанные заборы. Несколько обломков известняка – снарядов из пороков, лежали прямо на улице. В бревенчатой мостовой видны были выщербины от них.

Сама стена, когда к ней подъехали, произвела удручающее впечатление. Вернее, те ее участки, которые подвергались обстрелу. Заборола третьего яруса, да и вся его верхняя часть были снесены. Бревна и доски усеивали все пространство вокруг этих мест. Бутовка из глины и камней, заполняющая внутренность стенных срубов, разбросанная ударами татарских снарядов, покрывала снег рыжим прахом, издали похожим на кровь. Защитники, которые должны были отражать приступ, скрывались в осадных клетях – им пока разрушение от снарядов не угрожало. На стене оставались только редкие стражи, которые хоронились на необстреливаемых участках.

С собой на стену Ратьша взял только Годеню и Гунчука. Полезли, само собой, туда, куда камни не летели, но поближе к месту будущего приступа. Там, где сейчас работали невольники.  Надо было получше рассмотреть, что и как.

Внизу у подножия вала царила суета. Невольники, закончив с надолбами, заваливали ров. В основном плотно увязанными вязанками хвороста, которые подтаскивали из-за городни, возведенной в предыдущие сутки. К городне хворост подвозили на татарских большеколесных телегах из леса. Здесь его связывали. Женщины и выжившие подростки. Ко рву же связки подтаскивали мужики. Несли сюда они и мешки с землей, которую набирали в большой яме, выкопанной неподалеку от города. Мешки не бросали в ров, опорожняли и несли обратно, чтобы наполнить новой порцией земли.

Хоть невольники и едва таскали ноги, дело у них, благодаря многолюдству, спорилось – ров был уже завален где-то на треть. Посмотрев вправо-влево, Ратислав увидел, что то же самое происходит вдоль всей напольной части стены. Вернее, на участках ее, намеченных осаждающими для приступа.

Обстрел татары и не думали прекращать. Громадные камни продолжали лететь в стену. Вот один из них, пущенный с небольшим недолетом, ударился в землю совсем рядом со рвом, взметнув фонтан снега премешанного с землей и подмяв под себя двоих невольников. Подпрыгнул, пронесся совсем низко, сбивая с ног людей, несущих ко рву вязанки хвороста, ударился в нижнюю часть вала, выбив еще один фонтан снега и земли,  растеряв силу, скатился в ров.

Люди не испугались, не шарахнулись в стороны, как можно было ожидать. Они продолжали тащить мешки и вязанки, бросать их в ров и возвращаться обратно. Они были похожи на тени самих себя, которым уже все равно, когда придет смерть – часом раньше, или часом позже. Двое попавших под удар камня, покалеченных, но еще живых, без криков и стонов отползли в сторону с основного пути работающих у рва и здесь затихли. Со стен по валу до самог его подножия свисали веревки сброшенные защитниками города, но невольники не обращали на них никакого внимания. Ратиславу стало страшно – такого он еще ни разу в жизни не видел. Воистину – живые мертвецы, выходцы из нави  приближали конец его родного города!

- Что делают! Что делают! – раздался позади голос, исполненный горестного недоумения.

Ратьша оглянулся. Оказывается, пока они смотрели на то, что творится за стеной города, на стену забрались человек двадцать воинов, которые, видно, истомившись, сидя в осадной клети и измуччившись от неизвестности, решили увидеть своими глазами, то, что творится снаружи. Ратислав собрался, было, погнать их со стены, но потом решил, что большой опасности нет, так пусть посмотрят, хуже не будет. Он отвернулся и снова стал смотреть на хашар.

А народу на стене все прибывало. Кто-то приблизился совсем вплотную к обстреливаемому участку стены и стал корить невольников, засыпающих ров. Кто-то сбросил вниз еще несколько веревок, призывая тех хотя бы попробовать спастись бегством. Невольники, даже не смотрели в сторону кричащих.

В конце концов, один здровенный воин, из городовой стражи, судя по доспеху и одежде, не выдержал, выбежал на полуразрушенную стену в промежутке между залпами, натянул лук и выпустил вниз стрелу. Тут же выхватил из колчана вторую, выстрелил, потом третью… Две стрелы пронзили двоих, тащивших вязанки хвороста. Третья попала в бедро мужика, несущего мешок с землей. Пронзенные молча упали замертво. Тот, что с мешком, уронил свою ношу, жалобно заскулил и пополз куда-то в сторну. Остальные словно и не заметили того, что произошло. Они продолжали свою работу, равнодушно перешагивая через тела убитых. Изможденные, в темных пятнах от обморожений лица ничего не выражали.

Стражник вновь натянул лук. Четверо воинов, пригибаясь, кинулись к нему, сбили с ног, отобрали оружие, подхватили под руки и не сопротивляющегося даже, отволокли в относительно безопасное место совсем рядом с местом, где стоял Ратислав. Здесь осторожно опустили его на пол боевого хода. Ноги не держали воина. Он опустился на колени, вцепился руками в волосы и, раскачиваясь из стороны в сторону, тихонько выл. От него оворачивались. Отвернулся и Ратша. Скзал только:

- Оттащите вниз.

А хашар продолжал свое страшное дело. Ров мало-помалу заполнялся. Поглядев подальше, в сторону татарского лагеря, Ратьша увидел, что там появились два тарана. Когда только успели соорудить? Тараны не стояли на месте. Они медленно двигались в сторону ворот. Один в сторону Исадских, второй - Ряжских. Похоже, тараны стояли на полозьях, а толкали их все те же невольники. Сверху каждый таран прикрывала двускатная крыша, оббитая свежими коровьими шкурами и щедро политая водой, превратившейся в лед.

Очередной залп камнеметов закончился страшным грохотом – обрушился изрядный кусок первого яруса стены. Исклеванный камнями, он сполз в ров, рассыпаясь на бревна, комья глины и камни. Ров в этом месте сразу заполнился. Работы невольникам осталось совсем чуть. Похоже, Гунчак оказался прав – к темноте от участков стены, там, где назначен приступ, останутся рожки да ножки.

Один из камней ударил неожиданно близко. Букально в нескольких саженях. Ударил в крышу второго яруса, пробив которую, врезался в стену третьего. Пол боевого хода рванулся из-под ног. Несколько человек упали. Ратислав на ногах удержался. Обернулся, крикнул:

- Все со стены! Нечего судьбу пытать!

Защитники города послушались: хоть и недовольно ворча, но потянулись к лестнице, ведущей вниз.

- Пойдем и мы, - обратился Ратьша к ближникам. – Ничего нового тут больше не увидим, а камень поймать можем легко. Ни к чему то… - И сам первым направился вниз со стены.

Остаток дня просидели в осадной клети, стенки которой вздрагивали от ударов, передающихся от попаданий камней в крепостные стены. Сверху с потолка тонкими струйками сыпалась земля. Здесь же поужинали. Время от времени Ратислав выходил из клети, поднимался на башню. Дважды приезжал Великий князь. С горестью  смотрел, как рушатся рязанские стены.

Обстрел воротных башен татары почти прекратили – слишком мощными те оказались, проще было порушить стены рядом с ними, что они и делали. У башен оказались  снесенными крыши, разбиты заборола, кое-где выбиты бревна из их тела, и только. Окованные железом ворота почти не пострадали. А вот стена с обеих сторон башен неумолимо разрушалась. Понятно стало, что защитники будут иметь дело с пятью проломами в стене. Четырьмя с боков башен, не слишком широкими – саженей в пятнадцать-двадцать каждый. И большим проломом между Исадскими и Ряжскими воротами. Здесь пролом обещал быть шириной не меньше сорока саженей. Еще один громадный пролом саженей в пятьдесят пороки проделывали левее Южных ворот. Дело в южной части Стольного града   двигалось медленнее, но к ночи, судя по всему, татары добьются своего и там. Два тарана встали напротив ворот в проеме открытом для них в татарской городне. Саженях в ста от города. Почему-то дальше они не двигались, чего-то выжидая.

Совсем стемнело, когда камнеметы прекратили свою страшную работу. В напольной части города. В южной части пороки еще работали – оттуда раздавался скрип натягиваемых канатов и удары камней, крушащих бревна. А здесь, в местах, предназначенных для штурма, между Исадскими и Ряжскими воротами, а так же с обеих сторон от них, стена возвышалась над гребнем вала, где на сажень, где на полторы. Собственно, стены, как таковой, там уже не было. Была куча бревен, перемешанных с глиной и камнями бутовки. Бревна попадали в ров, часть их застряла на валу, облегчая подъем на него для врагов. Часть упала внутрь города на крыши осадных клетей и дальше, мешая защитникам быстро добираться до проломов, когда начнется приступ. А, главное, торчащие во все стороны бревна, мешали держать в проломе сомкнутый строй. Потому, как только закончился обстрел, Ратислав распорядился растащить обломки бревен на остатке стены.

Застоявшиеся и измученные томительным ожиданием вои рьяно взялись за работу. Им на подмогу подоспели мужики – горожане и беженцы с окрестных сел и деревень. Они успели. К началу приступа на остатке стены стало можно встать сомкнутым строем.

Сам Ратислав с ближниками все это время стоял на уцелевшем участке стены рядом с самым большим проломом, то поглядывая, как идет дело с разборкой завалов, то вглядываясь в сторону татарского лагеря. А там царила гнетущая тишина и неподвижность. Ровно горели россыпи огоньков лагерных костров. Никаких подозрительных звуков, или признаков передвижения войск. Даже у пороков, освещенных татарскими факелами, никого видно не было. Затихли и татарские стрельцы за городней – ни одной стрелы в работающих на стене защитников не летело. Было во всем этом что-то жутковатое. Казалось, уж лучше бы самый жестокий приступ, чем такое вот странное затишье. Вызвездевшее небо безучастно смотрело сверху на обреченный город. Луна пока не взошла, и темноту рассеивал только свет многочисленных факелов, которые несли с собой приготовившиеся к приступу враги и свет факелов на стене

Приступ начался ближе к полуночи. В стороне татарского стана, как-то разом вспыхнуло множество факелов. Факелы не слишком быстро двинулись в сторону города, приблизились к внутренней стороне татарской городни. Здесь у открытой для приступа ее части остановились. В свете бьющегося под резким ветром пламени факелов поблескивали доспехи и оружие врагов. То же происходило у остальных четырех проломов напольной части крепостной стены. Со стороны Южных ворот все еще слышалась работа камнеметов.

Все это Ратислав наблюдал с непорушенной части стены совсем близко к большому пролому. Тому, который находился между Ряжскими и Исадскими воротами. Услышав, что в татарском стане началось движение, он и его ближники белками взлетели наверх. Андрей со своими меченошами тоже не отставал. Ратьша даже не пытался запретить ему подниматься на стену – знал, что без толку. Неподалеку у бойниц пристроились стрельцы, уже начавшие пускать в застывший строй татар стрелы. Бесполезная трата припаса – далеко, а враг хорошо одоспешен. Ратислав крикнул вдоль боевого хода, чтобы прекратили стрельбу. Его послушали.

Заскрипела натягиваемая тетива затинного самострела. Вот из него можно. В самый раз. Щелк! Громадная стрела, мелькнув оперением в свете настенных факелов, упорхнула в сторону татар. Попала в кого, или нет, не разобрать – темно и далековато. Через какое-то время татарский строй зашевелился, а потом раздался в стороны. К чему бы это? Ага, понятно – из темноты со стороны лагеря показались невольники, тащащие что-то тяжелое. Двигались ватажками по полтора-два десятка. И ватажек таких было много. Что это такое они несут? Невольники приближались. Уже преодолели места, где когда-то стояли ряды надолбов. Скоро окажутся совсем рядом с засыпанным рвом.

Наконец стало понятным, чего несут невольники. Лестницы! Длинные широченные и, должно быть, весьма тяжелые – сколоченные из толстых брусьев и досок. Тащили они их явно из последних сил, шатаясь, оскалив зубы от страшного напряжения – теперь в свете факелов крепостной стены загнанных еле живых мужиков видно было достаточно хорошо. Ни один рязанский воин не выпустил в своих ни одной стрелы. Невольники пересекали засыпанный ров, ставили лестницы на попа и роняли их на скат вала. Плотно одна к одной. Получалось это у них, не смотря на всю их изможденность, довольно ловко – похоже было, что татары их где-то заранее натаскали. Лестницы со стуком падали на обледенелый склон вала, а защитники города безмолвно смотрели на это. Кто-то один неподадеку от Ратислава крикнул:

- Что же вы! Лезте по ним сюда к нам!

 

И кто-то услышал этот призыв. Тот, кто еще не совсем отупел от голода, мороза и непосильной работы. С десяток человек, пригибаясь, бросились к лестницам и, подгоняемые страхом, стали быстро карабкаться вверх к гребню вала. Тут же проявились, затихшие, было, татарские стрельцы за городней. Видно, относительно бегства невольников у них было строгое приказание – чтобы другим неповадно было. Скрип луков, щелканье тетив. Невольники один за другим покатились с лестниц вниз. Малость запоздало со стен ответили, заставляя татар спрятаться за укрытием. До верха успели добраться только двое. Они упали на руки укрывавшимся до времени за остатками стены воям. Кто-то поволок их к ближайшему входу в осадную клеть.

Больше никто из невольников попыток бежать не делал. Они уложили лестницы плотно одна к другой на скат вала и, повинуясь приказаниям своих хозяев, убрели за татарскую городню, скрывшись в ночной темноте. Длина лестниц была хорошо рассчитана, и ее хватало до самого верха остатка стены. Ширина каждой из них позволяла биться в ряд не менее чем трем воинам. Как уже было сказано, лестницы лежали одна к одной, и это позволяло наступать штурмующим плотно, бок о бок.

Снова над местом будущего сражения повисла томительная предгрозовая тишина. Нарушил ее стон-вскрик справа и слева и скрип снега под гигантскими полозьями. Это невольники сдвинули с места и поволокли к воротам тараны. Тут же по застывшим рядам готовых к приступу татар прошла волна и они, лязгнув оружием и доспехами, двинулись вперед.

Снизу послышались голоса сотников, отдающих приказы. Рязанские воины начали быстро заполнять пролом, выстраиваясь плотными рядами, прикрываясь ростовыми щитами, ощетиниваясь копьями, заменяя живой стеной порушенную крепостную стену. В них полетели стрелы татарских стрельцов из-за городни. С уцелевшей части стены рязанские защитники ударили из луков и затинных самострелов в ответ.

Татары наступали без стороя, но плотно. Скоро их стало можно рассмотреть получше. Таких воинов Ратьша ниразу не встречал. Кто это был? Сами монголы? Вряд ли – те, по слухам, не любят биться в пешем строю. Скорее всего «союзники» из покоренных народов. Полузакрытые шлемы, панцири с оплечьями, полуростовые овальные щиты. Сильные воины, судя по всему.

Когда штурмующие приблизились к стене на расстояние действенного выстрела из лука, рязанцы начали слать стрелы в них. Враги вскинули щиты, прикрываясь сверху. Больших потерь обстрел не наносил. Совсем скоро плотная толпа, поблескивающая шлемами и панцирями в свете факелов, остановилась перед засыпанным рвом, словно собираясь с духом перед последним рывком на вал. Стрелы продолжали сыпаться и на выстроившихся на валу защитников, но ростовые щиты позволяли пока и им избегать особого урона. Ратислав глянул вправо и влево вдоль стены. Насколько ему было видно, татары приготовились к штурму у всех проломов. Тараны продолжали медленно, но неумолимо приближаться к воротам.

Со стороны замерших у рва татар донесся вой труб, грохот барабанов, и плотная масса врагов, издав хриплый боевой клич, ринулась к лестницам. Рязанцы, стоящие в проломе хорошо подготовились к встрече. Едва штурмующие успели добраться где-то до середины лестниц, сверху на них покатились бревна, взятые защитниками из разрушенной стены. Бревна были толстыми, тяжелыми и смели первую волну наступающих напрочь. Боевой клич сменился воплями ужаса и боли. Но татары быстро оправились и вновь начали карабкаться наверх. Вот только сверху на них продолжали лететь бревна, а у части лестниц от их ударов сломались ступени, и теперь штурмующие не могли наступать сплошной стеной, в их рядах появились разрывы. Новые, катящиеся сверху бревна, легко сметали и их. Если кому и удавалось добраться до гребня вала, тех легко опрокидывали стоящие там несокрушимой стеной защитники. Правда, при этом им приходилось приоткрываться, высовываться из-за щитов. В них успевали попадать татарские стрелы, поток которых нисколько не ослабел. Открываться приходилось и для сбрасывания бревен. Потери на валу заметно возросли.

Раненых и убитых вытаскивали из-под ног защитников и сносили на крыши осадных клетей, где ими занимались лекари и женщины из горожанок и беженок. Мертвых, избавив от доспехов, стаскивали вниз к основанию внутренней части вала и укладывали в ряд. Здесь уже ходило несколько священников, начавших отпевание. Раненых тоже разоблачали, снимая с них боевое железо, перевязывали и заносили, кого в клети, а кого в ближние к крепостной стене дворы. Снятый доспех наскоро чистили от крови и передавали плохо одоспешенным воинам. Пока воинам – до горожан и смердов черед еще не дошел.

Татары продолжали лезть наверх, рязанцы продолжали сбивать их бревнами, колоть копьями, рубить топорами и мечами. То же самое происходило во всех пяти проломах напольной части стены. Грохот катящихся бревен, звон стали и яростные крики сражающихся  поднимались к черному ночному небу, равнодушно мерцающему холодными огоньками звезд.

Воины, стоящие на стене рядом с Ратиславом, посылали в наступающих стрелу за стрелой. Горожане и беженцы подтаскивали им новые тулы с боевым запасом. Кто-то, стоя на самом краю пролома, метал в татар камни. К стреляющим присоединился княжич Андрей со своими меченошами. Стрелял и Гунчак, раздобывший где-то лук и тул со стрелами. Татарские стрельцы отвечали им, но не слишком густо – большая часть стрел летела в защитников Рязани, закрывавших пролом.

Запала первой волне штурмующих хватило, где-то, на полчаса. Потеряв до половины своих, они откатились за городню в темноту ночи. Никто им в этом не препятствовал, не гнал плетками обратно на вал, как это было в сражении на подступах к Рязани. Видно, монголы решили, что их «союзники» сделали все, что было в их силах. Осмотревшись, Ратислав понял, что приступ отбит по всей протяженности стены. Соседи управились с этим даже раньше их.

На какое-то время воцарилось затишье, нарушаемое только стонами раненых татар, оставшихся в куче трупов у подножия крепостного вала. Отступающие почему-то не озаботились тем, чтобы прихватить их с собой. Даже татарские стрельцы прекратили обстрел, понимая, что вряд ли нанесут большой урон сплошь закрытому щитами строю русских. Рязанцы продолжали стоять плотной стеной на гребне вала, справедливо полагая, что на этом еще ничего не кончилось. Вскоре Ратьша заметил, что у освещенных факелами татарских пороков замелькали тени. Потом послышался скрип сгибаемых рычагов камнеметов.

- Берегись! – крикнул он вниз, стоящим в проломе воинам. – Сейчас камни бросать будут!

Сотники и воевода, руководящие обороной этого участка стены, тоже сообразили, что сейчас будет и начали выкрикивать приказания своим людям. Стена щитов в проломе дрогнула. Ряд за рядом, начиная с заднего, воины спрыгивали с уцелевшего основания стены и укрывались за ним. Успели уйти все. Удар рычагов камнеметов, гул приближающихся камней. Часть из них попала в вал, сломав две-три лестницы, уложенные невольниками. Часть улетела в город. Несколько снарядов уларило в остатки стены, выломав пару бревен. Никаких потерь защитникам они не нанесли. Сделав еще один залп, татары угомонились, поняв, что толку от обстрела немного.

Справа и слева раздался грохот. Что еще? Ратьша осмотрелся. Понятно – заработали подтянутые к воротам тараны. На крыши им тут же полилась расплавленная смола. Следом полетели зажженные факелы. Смола вспыхнула, рассеивая тьму языками красного пламени. Но толстый слой обледенелых шкур не желал заниматься и горящая жидкость бессильно стекала на землю. Немного погодя, на левый таран с верхней боевой площадки башни Исадских ворот упала пара бревен. Благо разрушенная крыша теперь это позволяла. Заметного ущерба тарану бревна не нанесли – слишком основательно он был построен.

А из черноты ночи вновь показались ватажки невольников, несущих лестницы. Добравшись до вала, они начали менять разбитые лестницы на целые. На призывы со стены они не обращали внимания, даже не смотрели наверх, то ли боясь расправы следящих за ними из-за городни татар, то ли уже просто отупев от холода, голода и смертельной усталости. Лестницы заменили быстро. Да и не так уж много их пострадало. Снова воцарилось затишье, нарушаемое только грохотом таранов и далекими ударами камней в южную стену города.

Недолго длилось это затишье. Снова замелькали огни факелов, послышался хруст снега под множеством ног. Из тьмы ночи показалась новая толпа врагов. На этот раз это были совсем другие воины. В вороненых доспехах и черных одеждах. Готовились к бою они не долго. Рев трубы, и черная, чернее самой ночи, толпа ринулась к городу.

 И опять, допустив степняков до середины вала, взметнулись над головами рязанцев бревна. Миг и они покатились вниз, сбивая наступающих врагов. Но снова защитникам пришлось рушить плотную стену щитов и опять татарские стрелы взяли с них дань смертью. Первая волна отхлынула, добавив к куче трупов в светлых доспехах темные тела. Но черные оказались злее и упорнее. Издав леденящий кровь визг, они снова кинулись к гребню вала. А рязанцы что-то замешкались и бревна полетели вниз как-то не дружно. Скольких-то находников они сбили, но остальные, счастливо миновавшие встречи с рязанскими гостинцами, добрались до защитников. Пошла рукопашная. Враги перли плотной волной снизу, стараясь столкнуть русских с гребня вала многолюдством, те не уступали, задние упирались щитами в спину передних. Передние же сталкивали врагов вниз своими щитами, рубили мечами и топорами, кололи копьями. Конечно, биться сверху было сподручнее и русские пока что уверенно держали наступающих татар. Вот только татарские стрелы… Стрелы продолжали разить, вынужденных приоткрываться в сутолоке рукопашной защитников города.

Упорства черным татарам хватило почти на час. Рязанцы отбили четыре волны приступа. После третьего изнемогших от усталости и ран воинов в проломе пришлось сменить, благо, пока было кем. Наконец, черные откатились в темноту ночи. Им тоже никто в отступлении не препятствовал. И на этот раз приступ между Ряжскими и Исадскими воротами продолжался дольше, чем на других участках.

Тараны продолжали долбить в ворота. Поджечь их обледеневшие крыши до сих пор так и не удалось. Летящие сверху бревна и камни вреда тоже нанести не смогли – двускатные крыши  трещали, но удары выдерживали. Держались пока и ворота города, в которые долбили тараны. Прочные, дубовые, обитые железом. Но надолго ли их хватит?  Кто-то из начальных людей опытных в осадном деле велел закладывать внутренние воротины бревнами, укладывая их торцами к воротам. И Исадские и Ряжские уже были заложены до половины. Наружные ворота, судя по всему, тараны собьют. Повозившись, татары, наверное, сломают и межворотную решетку, а вот с внутренними воротинами придется повозиться – их подпирают бревна. И даже если удастся сломать и их, враги упрутся в торцы этих самых бревен, раскатать которые изнутри башни будет очень не просто, а проломить тараном и вовсе невозможно.

Когда черные татары, умывшись собственной кровью, отступили в ночь, вновь наступило короткое затишье. После шума сражения стоны раненых воспринимались тишиной. Ратислав, расстегнув подбородочный ремень, снял шлем с подшлемником, прислушиваясь. Он не ошибся – грохот пороков с южного конца города затих. Похоже, стену сломали и там. Глянул вниз в пролом. Стена рязанцев из свежих воинов стояла там неколебимо. Похоже, и следующий приступ здесь отобьют без помощи ратьшиных запасных. А раз так, надо наведаться к Южным воротам, глянуть, что там и как. К тому же, можно оставить за себя сотника. В случае чего распорядится оказать поддержку воинам в проломе не хуже Ратьши.

Он спустился со своими присными со стены. Прошли к коновязи, прыгнули в седла застоявшихся коней. Те без понуканий сразу пошли наметом. Ратислав скакал впереди. Сразу за ним бок о бок – Первуша и Годеня, в хвосте княжич с меченошами и Гунчак. Андрей взахлеб восторгался боем и стойкостью защитников Рязани, не забывая похвастаться, скольких татар он подстрелил лично. Его меченоши вторили княжичу. К своему удивлению, Ратьша услышал и голос Гунчака, тоже бахвалящегося своей меткостью. Дети – право!

 

К южным воротам они подоспели как раз к началу приступа. Здесь татарам удалось развалить стену на протяжении сотни саженей. Может, чуть меньше. Примерно в середине пролома, правда, оставалось несколько срубов, заметно возвышающихся над остатками остальной стены. Так что рязанцы, выстроившиеся для обороны на гребне вала, были разделены на две примерно равные части. Пролом располагался левее первой башни захаба южных ворот. Саженях в пятидесяти от них.

Башне этой тоже изрядно досталось. Здесь, в отличие от Ряжских и Исадских ворот, ее татарские пороки в покое не оставили. Крыша и верхний ярус башни были разрушены полностью. На разрушение двух нижних ярусов сил порокам не хватило, хоть и им досталось изрядно. Обитые железом дубовые ворота имели много вмятин, но пока держались. В полусотне саженей от башни застыл готовый к действию татарский таран, видно, ожидая своей очереди попробовать на прочность рязанские ворота.

Шум боя Ратислав услышал издалека и пришпорил скакуна. Спешились все на том же постоялом дворе, где располагался отряд Прозора. Монахи-воины толпились у ворот ограды, окружающей усадьбу, встревоженно вглядываясь в сторону пролома. Были они одоспешены и оружны, полностью готовые к бою.

- Прозор где? – спрыгивая с коня и бросая поводья в руки ближайшего воина, спросил Ратислав.

- На стене, - ответил кто-то.

Ратьша кивнул и быстрым шагом двинулся к пролому, на шум боя. Его спутники последовали за ним. Подошли к тыльной части вала, добрались по лестнице до осадных клетей, подпирающих внутреннюю часть стены. Здесь было многолюдно и суетно. Сновали туда-сюда бездоспешные горожане и смерды, подносящие к месту сражения боевой припас, оттаскивающие раненых и убитых, стояли кучки готовых вступить в бой воев с десятниками во главе. Посвистывали и с глухим стуком втыкались в бревна крыш осадных клетей шальные стрелы. Но таких было немного – стрелки татары меткие.

На остатках стены ворочался громадной массой, поблескивающей в свете факелов серебром броней, плотный строй воинов, отбивающих приступ. Отсюда снизу были видны только задние ряды, непосредственного участия в схватке не принимающие. Их спины. Они давили щитами в спины передних, не давая прущим снаружи татарам столкнуть с остатков стены передних и себя вместе с ними.

- Прозора, воеводу полка владычного, не видел!? – перекрикивая шум боя, спросил Ратьша сотника запасной сотни, топчущегося в нетерпении на крыше осадной клети.

Тот не сразу понял, о ком речь. Потом, сообразив, махнул рукой влево вверх.

- Там на стене, вроде. Видал, поднимался еще до начала приступа!

Ратьша кивнул, благодаря, и, добравшись до целого участка стены, указанного сотником, начал взбираться наверх. В боевом ходе стены у бойниц скопились воины, посылающие вниз стрелу за стрелой. У самого края пролома на уцелевшем настиле Ратислав разглядел Прозора, склонившегося вниз и что-то там высматривающего. Дав знак Первуше и Годене попридержать княжича, он, хоронясь от залетающих в бойницы стрел за заборолами, пробрался к воину-монаху, осторожно глянул вниз.

На вал перла волна мордовской пехоты. У этих с доспехами дело обстояло плохо и потому потери от стрел, летящих с уцелевшей стены, они несли изрядные, устелив своими телами подступы к засыпанному рву и валу. Но мордва всегда славилась упорством и настырностью. Не обращая внимания на потери от обстрела, они волна за волной, плотно, плечо к плечу, продолжали лезть по лестницам. Здесь бревна на них почему-то не кидали. Не догадались? На гребне вала шла яростная рукопашная. Мордве даже удалось местами оттеснить русских от края стеновых срубов на полсажени и биться с ними приходилось уже на равных – лицом к лицу. Нужно было подкинуть обороняющимся людей в помощь.

Понял это и Прозор, который, похоже, сидел здесь на краю стены, как раз для того, чтобы подавать вовремя сигнал о необходимой помощи воеводе, командующему обороной на этом участке. Он пронзительно свистнул в два пальца и махнул рукой в сторону места, где назревала угроза. Внизу на крышах осадных клетей засуетились. Где-то полсотни воинов начали карабкаться на остаток стены в проломе, вставать позади задних рядов сражающихся. Выстроившись и создав еще пару дополнительных рядов, они надавили на спины передних. Попятившийся, было, строй рязанцев подался вперед, сталкивая вниз на головы лезущей по валу мордве, их соплеменников, зацепившихся за гребень стены. Те катились вниз, сбивая штурмующих с лестниц. Линия русских выровнялась, снова встав по краю стеновых срубов. Они с новой силой обрушили на лезущих на вал град ударов. И мордва не выдержала, посыпалась вниз. Перемахнула через заваленый ров, миновала узкое здесь предградие с разобранными строениями и скрылась в Черном овраге. Отбились и здесь. Пока…

Снова обычный шум после грохота сражения показался тишиной. Вот только тишину эту теперь и здесь нарушали удары тарана по воротам внешней башни захаба. Таран успели подтянуть во время приступа. Верхний ярус башни был снесен пороками, спрятаться там было негде, потому защитников города, пытающихся сбросить что-нибудь на крышу тарана татарские стрелки, или выкосили дождем стрел, или заставили спуститься на нижние ярусы. Чем-то повредить оттуда тарану они не могли, и разбивал он створки никем не тревожимый.

Здесь тоже догадались заложить ворота бревнами. Но заложили только внутренние ворота второй башни захаба. Все правильно – пускай татары пробьют ворота внешней башни, пускай ворвутся в захаб и упрутся во вторую башню. Тут-то им рязанцы и устроят кровавую баню, меча с трех сторон со стен стрелы, бревна и камни, поливая находников смолой и кипятком. Пускай идут!

Долго отдыхать татары и здесь не дали. Из оврага показалась новая толпа врагов. Снова мордва? Похоже. Только, если в первом приступе учавствовали эрзяне, судя по одежде, то теперь на вал катились мокшане. Хрен редьки не слаще – эти тоже сильные бойцы. Строй рязанцев в проломе колыхнулся и замер в напряженном ожидании. Враги наступали молча, сберегая дыхание для преодоления склона вала. Издали боевой крик только перед самым столкновением с защитниками стены. Рязанцы рыкнули в ответ и ударили, как одно целое, по поднимающимся к ним мокшанам. Грохот столкнувшихся щитов, звон стали, вой смертельно раненых ударили по ушам. Снова заработала на гребне вала кровавая мясорубка.

Минуты текли за минутами. Напор мордвы не ослабевал, а, похоже, даже усиливался. Из оврага прибывали все новые и новые толпы, упорно карабкающиеся по лестницам на смену своим сраженным соплеменникам. Им опять удалось потеснить защитников стены. Опять Прозор подал сигнал вниз. Снова шесть, или семь десятков рязанцев из запасных поднялись на остатки стены и, усилив встречный напор, восстановили ровную линию обороняющихся.

Стрелы из-за татарской городни продолжали сыпаться на сражающихся рязанцев, изрядно прореживая их строй. Усилился и обстрел стены, где засел Ратьша со своими ближниками. Пришлось прижиматься плотнее к заборолом. Лишний раз высунуться в бойницы стало опасно. А Прозор продолжал стоять на колене у края пролома. Почти открыто. Закрывался от летящих в него стрел только треугольным кавалерийским щитом. Татары, видно, поняли, что сидит он не просто так, а подает какие-то сигналы, и несколько их стрельцов начали бить прицельно по нему. Пока инока-воина спасали щит и хороший доспех, но, рано, или поздно какая-нибудь вестница смерти должна будет найти в защите монаха слабое место. Ратислав, поняв это, пробрался к Прозору, прикрывыя щитом себя и его, дернул монаха, не отрывающего глаз от сражения, происходящего внизу в проломе, за кольчужный рукав, крикнул:

- Ты, что смерти ищешь, старый!?

Прозор глянул на воеводу, отмахнулся досадливо.

- Не мешай!

- Убьют же понапрасну! Вон хоть к остатку заборола прижмись! – Ратислав указал на покосившиеся бревна на самом краю пролома, укрышись за которыми можно было относительно безопасно наблюдать за происходящем в проломе.

Монах глянул, куда указывал Ратислав, снова посмотрел вниз, буркнул:

- И то… - встал на ноги и перебрался в указанное место. Ратьша последовал за ним.

А враги внизу заметно выдыхались: подмога, подходящая к ним из оврага, иссякла, и лезли на вал они уже без прежнего пыла. Внизу у подножия вала и на хворосте, которым был засыпан ров, образовался еще один вал. Вал из трупов. Вражеских, в основном. Но падали туда и сраженные русские. Немногие. Большую часть оттаскивали за стену. И раненых и убитых. Убитые лежали на крышах осадных клетей, и было их много, больше полусотни, точно. Раненых быстро уносили вниз, потому посчитать этих было невозможно. Но, по опыту их должно было быть раза, эдак, в два-три больше.

Наконец, мокшане отхлынули. Прекратился и ливень из стрел, льющийся все время приступа на защитников города. Правильно – теперь, закрывшихся щитами рязанцев на гребне вала достать из луков было трудно, чего зря стрелы тратить. Их запас, верно, и у татар не бесконечен. Снова только стук тарана по воротам нарушал ночную тишину. Ан, нет – стали слышны стоны раненых, говор рязанцев в проломе и на крышах осадных клетей. А еще погодя, послышался шум и лязг в напольной части Стольного града – там, похоже, начался очередной приступ. Да, не дают татары передохнуть. Пожалуй, надо опять подаваться туда, к напольной части стены. Там дела могут сложиться гораздо хуже, чем здесь – пробуют татары рязанскую силу всерьез. Ратислав хлопнул малость расслабившегося Прозора по плечу.

- Мы опять к той стене. А ты следи тут… Надеюсь на тебя.

- Не сомневайся, - кивнул воин-монах.

- Ежели будет совсем плохо, шли за помощью. Ну а ежели у нас будет совсем край, пришлю гонца к тебе.

- Понятно все, - еще раз кивнул Прозор.

Ратислав уже повернулся уходить. Остановился, обернулся.

- И еще… Побереги себя, чаю, не бессмертный. Жалко будет, коль погибнешь. Хотел еще поговорить с тобой об отце.

Холодные с прицеливающимся прищуром глаза Прозора потеплели, губы тронула легкая улыбка.

- Ништо, меня просто так не возьмешь, - разомкнув сжатые в тонкую полосу губы, сказал он. – Поговорим еще о родителе твоем, моем побратиме.

Ратьша кивнул, улыбнулся ответно, повернулся, пошел со стены. За ним потянулись ближники и княжич с меченошами. Благо – все уцелели. Андрей шел с видимой неохотой. Никак не навоюется малец.

Ехали по ночному городу с четверть часа. Город не спал. Там и тут горели факелы, сновали туда-сюда люди. Что-то тащили к стенам. На перекрестках стояли кучки, тихо разговаривающих и тревожно глядящих в сторону напольной части стены, горожан и смердов-беженцев. Отдельно женщины, отдельно мужчины. Мужчины почти все были вооружены. Кто чем. Топорами, косами, вилами, серпами, даже. Редко у кого встречались копья, насаженные на кривоватые древки, у кого-то за спинами слабые охотничьи луки и тулы с короткими легкими стрелами. Охотничьи рогатины здесь были, пожалуй, самым серьезным оружием.

 

Понятно, что о нормальном доспехе речь даже не шла. Кое у кого были напялены поверх полушубков старые, доставшиеся, видно, еще от дедов-прадедов безрукавныые копытные латы, или кожаные с нашитыми железными бляхами рубахи. Шлемов не было – меховые шапки. У некоторых имелись щиты, такие же древние, как и копытные доспехи. Как они будут держать удар, то бабка надвое сказала. Ратьша только горестно головой покачал, при виде таких защитников.

- Ничего, снятые с мертвых и раненых на них наденут, - словно прочитав мысли Ратислава, произнес, ни к кому не обращаясь, Годеня. – И оружие ихнее отдадут.

- Если время татары дадут для этого, - уронил, едущий позади, Гунчак.

Ратьша согласился с половцем – когда татары ворвутся в город, времени на переодевание и перевооружение просто не будет. Да и убитые с ранеными, скорее всего, останутся на занятых врагом улицах, как с них доспех снимешь? Согласился, но вслух ничего говорить не стал. Княжич и его меченоши заспорили об увиденных на простолюдинах доспехах и оружии. Ратислав к их разговору особо не прислушивался.

Шум сражения, по-мере приближения к напольной стене, все возрастал. Скоро говорить стало невозможно, только кричать и разговор увял сам собой. Подъехали к Исадским воротам. Постояли, глядя на кипящую в проломах по обеим ее сторонам, схватку. Строго говоря, видели снизу они не слишком много: суету на крышах осадных клетей, толпящихся там же запасных и колышащиеся спины задних рядов воинов, держащих проломы. До того места, где они стояли, вражьи стрелы не долетали. Постояли, посмотрели. Похоже, здесь угрозы прорыва пока что не было. Тронули коней в сторону большого пролома между Исадскими и Ряжскими воротами. Тут суеты и народу было гораздо больше. Шума, соответственно, тоже. Вроде, прорыва тоже не намечалось. Двинулись к воротам Ряжским.

А у Ряжских, когда они подъехали, приступ как раз закончился, и царила почти что тишина, если не считать шума сражения, долетающего сюда от большого пролома. Еще грохал в ворота таран. В Исадские ворота, вспомнил Ратьша, он тоже бил, только удары за шумом сражения были слышны плохо. Так ничего и не смогли сделать с таранами защитники города.

К ним подъехал десятник из сотни Дарко, который наблюдал за ходом приступа и должен был послать за помощью, если дела на стене сложатся совсем плохо. Доложился Ратиславу. Тот поинтересовался, как тут что было. Десятник ответил. Ничего нового не сказал, кроме того, что здесь, у Ряжских ворот уже отбили пять приступов, и потери рязанцев вместе с ранеными перевалили за полторы сотни. Много. Очень много. Если так будет и дальше, к полудню, если не к утру, на стены придется ставить смердов и горожан, а значит с ними, необученными угроза прорыва возрастет многократно. На гребне вала усилился шум. Всколыхнулись спины воинов, закрывавших пролом. Новый приступ? Похоже… Да, не дают татары защитникам города вздохнуть.

- Оставайся здесь, следи, - сказал Ратислав десятнику, спешиваясь. – А мы на башню, глянем оттуда, что и как.

Всей кучей поднялись на верхний ярус воротной башни. Крыша на ней была снесена еще в самом начале обстрела. Доски и бревна от остатков крыши поскидали вниз, чтобы не мешались под ногами. Сейчас почти в самом центре боевой площадки стоял котел наполовину наполненный горячей жидкой смолой. Рядом лежал громадный черпак на длинной ручке и горка камней приличных размеров – двоим мужчинам с трудом поднять. На площадке находилось с десяток  воинов и примерно столько же неодоспешенных помощников из горожан и смердов. Все они укрывались за закрепленными на остатках заборол ростовыми пехотными щитами.

- Поберегись! Стрелы! – крикнул вновь прибывшим десятник, начальствующий здесь на боевой площадке башни.

Предупреждение было не лишним – сюда на верхний ярус навесом залетали стрелы. Залетали не часто, да и убойная сила у них была не слишком велика – высоко и далеко даже для тугих монгольских луков, но, если угодит такая в незащищенное место, ранит серьезно, а если сильно не повезет, может и погубить. Прикрывшись щитами, подошли к краю боевой площадки, смотрящему наружу за крепостную стену, глянули вниз, на неутомимо бьющий в ворота, таран. Сброшенные на него камни и бревна видимых повреждений не нанесли. Налитая на крышу и подожженная смола горела, но как-то вяло и было ее немного, видно, большая часть стекала не землю с двускатной крыши, плавя лед и снег вокруг и угасая.

- Чего так плохо горит!? – зло крикнул Ратьша здешнему десятнику. – Лейте еще!

Не дожидаясь приказа десятника один из горожан (судя по одежде) метнулся, пригибаясь, к котлу, подхватил черпак, зачерпнул смолы, все так же пригибаясь, просеменил к краю башни, примерился и опрокинул содержимое черпака на крышу тарана. Попал хорошо – совсем рядом с горящей уже на крыше смолой. Новая порция горючего занялась быстро, взметнув вверх язык коптящего пламени, потрескивая и шкворча на мокрых, оттаивающих под жаром шкурах.

- Хорошо! – кивнул Ратьша. – Давай еще!

Мужик снова метнулся к котлу.

- Поберегись! – опять крикнул десятник.

Поток стрел, летящих в защитников башни, внезапно усилился – не понравилась татарам очередная попытка поджечь их таран. Стрелы с глухим стуком втыкались в доски настила и щиты. Сразу две нашли возящегося возле котла мужика. Одна глубоко воткнулась в незащищенную спину, другая в затылок, пробив мохнатую енотовую шапку. Тот без звука ткнулся ничком в настил, едва не угодив головой в котел, судорожно задергал ногами, зашарил руками, словно ища что-то. Третьья стрела, попавшая ему точно под левую лопатку и пригвоздившая к полу, прекратила мучения. Через какое-то время поток стрел ослабел.

- Ну! - крикнул десятнику Ратислав. – Лейте еще! Чего ждете! Эдак никогда не зажжете!

Десятник окинул взглядом своих людей. Те ежились и отворачивались. Он уже сдвинул круглый щит за спину, собрался, видно, лить смолу сам. Но его опередил Первуша. Забросил треугольный щит для конного боя за спину, метнулся к котлу, подобрал черпак, зачерпнул, споро подбежал к краю боевой площадки, опрокинул смолу вниз. Не задерживаясь, кинулся обратно к котлу, еще черпнул, подбежал к к краю, добавил в разгорающийся огонь новую порцию смолы. Снова к котлу…

Снизу полыхнуло. Пламя достало почти до середины высоты башни. Запахло паленым волосом – занялись оттаявшие шкуры? И тут же опять ударил дождь из стрел. Первуша, не обращая внимания на свистящие вокруг стрелы, продолжал сновать от котла к краю боевой площадки и опрокидывать во все разгорающееся внизу пламя за черпаком черпак. Стрелы пока что каким-то чудом миновали его. Потом он приостановился у котла, качнул его, ухватившись рукой за край.

- А ну, кто поможет! – крикнул он укрывшимся за щитами.

Поднялся один из княжичевых меченош. Воеслав. Тоже закинув щит за спину, вжав голову в плечи, в три прыжка подскочил к котлу. Он уже понял, что хочет сделать Первуша и потому сразу ухватился за край котла. Ратьшин меченоша схватил котел с противоположной стороны – благо стенки его немного подостыли, а оба были в толстых овчиных рукавицах. Поднатужившись, они подняли пустой на три четверти котел и потащили его к краю боевой площадки. Несколько стрел, все же, нашли и того и другого, но доспех не пробили. Вот и край. Трое, или четверо рязанцев отскочили в стороны, чтобы не мешать. И Первуша с Воеславом перевернули котел, выливая его содержимое вниз на крышу тарана. Полыхнуло так, что все, кто смотрел вниз, отшатнулись от ударовшего снизу жара, заставившего затрещать волосы на бородах и усах.

- Теперь камни мечите! – снова рявкнул Ратислав.

На этот раз он показал, что делать, личным примером. Подскочил к куче камней, подхватил, который поменьше, чтобы не ждать помощника, поднатужившись, оторвал его от настила башни, с хрустом в спине разогнулся, засеменил мелкими шажками к краю. В нагрудник брони ударила стрела. Отскочила. Ратислав нагнул голову, пряча лицо от стрел. Вот и край. Где там таран? Внизу полыхало море огня. Часть смолы стекла на землю, образовав вокруг тарана огромную лужу. В середку этой огненной лужи Ратьша и сбросил камень. Показалось, или и в самом деле внизу что-то треснуло? Хорошо, если так! Он посторонился, лавая двоим воинам, несущим камень, место у края. Те, пыхтя, качнули свою ношу, ухнув, сбросили вниз. На этот раз хруст раздался вполне отчетливо. Еще двое тащат следующий булыжник. Неодоспешенные. Эти зря полезли… Точно – уже у самого края один словил стрелу в бок, пошатнулся. Ратислав, стоящий в двух шагах, перехватил у раненого ношу. Скинули и этот камень. Громкий треск, сноп искр и крики боли снизу. Неужто пробили? Эх! Сейчас бы еще смолки добавить в дыру на крыше! Но, чего нет, того нет. Тогда камни!

Очень быстро перекидали на крышу тарана всю кучу камней, имеющихся на боевой площадке башни. Потеряли при этом убитыми и ранеными всех неодоспешенных горожан и двоих воинов в бронях. Последние словили стрелы в незащищенные части тела. Один был убит стрелой, угодившей в глаз, второй ранен в голень - ноговиц он не имел. Понесенные потери оказались не напрасными – удалось проломить в нескольких местах полупрогоревшую крышу тарана, покалечить кого-то из раскачивающих его людей (Ратьша подозревал, что ими были русские невольники). Пока метали камни, кто-то снизу подсуетился – приволок на толстой жерди наверх новый котел со смолой. Очень кстати!

- Лей смолу! – указал на котел Ратислав.

Снова черпаком завладел Первуша, начал лить один за другим, целя в дыры в крыше тарана. Стрелы, или миновали его, или бессильно отскакивали от брони, хотя сыпались теперь на боевую площадку буквально дождем. Стрелы торчали из настила сплошным частоколом, и Первуше приходилось, двигаясь от котла к краю башни, ломать их десятками. Смертельно опасный труд его увенчался успехом – несколько черпаков угодили внутрь сруба, который прикрывал таран. Внутри полыхнуло. Послышались крики боли и ужаса. Из-под сруба полезли черные фигурки – татары. Было их немного, не больше десятка. Невольники, раскачивающие бревно, не бежали. До Ратьши дошло, что те, скорее всего, к нему прикованы и сейчас сгорают там заживо. Волосы под шлемом зашевелились. И, тем не менее, дело надо было доводить до конца.

- Лей! Лей! – чувствыя, как по хребту скользит холодная волна, хрипло проорал он.

Запыхавшегося Первушу сменил Воеслав, и новые потоки горячей, вспыхивавшей при соприкосновении с пламенем смолы, хлынули внутрь сруба тарана. Ратислав с трудом удерживался от того, чтобы не заткнуть уши от страшных криков, раздававшихся оттуда…

Внезапно поток стрел, секущих воздух над башней и со стуком втыкающихся в дерево, прекратился. Затихли и крики сгорающих заживо людей. Что еще? Ратислав глянул в сторону татарской городни, которая стало довольно хорошо видна. Что, неужто уже светает? Так и есть – чернота ночи сменилась нарождающимися утренними сумерками. Небо на юго-востоке посветлело, обещая скорое появление дневного светила. Но стрелы в защитников Ряжских ворот перестали лететь, конечно, не поэтому. За городней грозно шевелилась непроницаемо черная толпа татар, готовящихся к новому приступу.