В тот злополучный день младший научный сотрудник Митя Бирюков безнадежно опаздывал на свидание. Планы молодого человека нарушило одно досадное недоразумение. Это самое недоразумение упорно не желало откидывать копыта и боролось за свою никчемную жизнь с неистовым упорством. Добивать несчастного было неэтично, к тому же эвтаназия в стенах клиники не приветствовалась и не поощрялась. Дождавшись неизбежной, но так некстати затянувшейся кончины обреченного, Митя зафиксировал время смерти, сделал соответствующую запись в журнале и, кляня судьбу, ринулся к выходу. Несясь по двору клиники, он лихорадочно подсчитывал в уме сколько времени предстоит потерять на заполнение необходимых казенных бумаг в крематории и с тоской понимал, что его будущее семейное благополучие оказалось под угрозой. И вдруг…
Митя никогда не думал, что вид мусоровоза во дворе клиники может вызвать в его душе столько радости и восторга. Спасительная идея пришла в голову сама собой…
* * *
Никто не знал сколько лет на самом деле Семену Терентьевичу, как и того, где он живет. Старик любил после сытного ужина посидеть тихим вечером на лавочке в сквере и придаться философским размышлениям. Иногда он обсуждал со случайными соседями по скамейке – старичками-пенсионерами политическую ситуацию в мире или падение нравов у нынешней молодежи, но чаше коротал время в одиночку при свете бледной луны. Терентьевич взирал снисходительным взором в сгущающуюся темноту, оценивающе рассматривая запоздалых прохожих, бредущих по аллеям сквера, и думал: «Нет, не даром говорят, что глаза – зеркало души. Казалось бы, что в них там такого можно увидеть? Вроде бы ничего особенного. Однако же, раньше у людей в глазах улыбки вечно сияли и восторг какой-то щенячий отражался. Сейчас такие редко встретишь. Разве, что у молодежи какой-то укуренной, а у взрослого человека такого нынче в глазах не увидишь. У них теперь там чаще тоска и безнадега отражаются.
И главное дело, полагают, что вокруг них какие тайны и заговоры плетутся. Что на них какое-то психотропное оружие испытывают. И откуда у них эта страсть какие-то нереальные вещи придумывать, отмахиваясь от очевидных, и не желая их замечать? Все им хочется раскрыть тайну какую-то, заговор разоблачить. И никак не меньше. Только вот нет их: ни тайн, ни заговоров. Всё до того просто и примитивно обстоит, если поразмыслить, что кажется почти гениальным замыслом. Уж насколько я тертый и повидал на своем веку всякого-разного, но даже меня поначалу оторопь брала, и сам невольно ужасался.
Канули в Лету те далекие времена, когда всё было иначе. Неслись себе люди, как те щепки по течению жизни. Вот, видимо, и пропустили – не заметили в этой эйфории тот самый момент, когда всё изменилось. Одно бесхитростное желание только и осталось у многих: добраться поскорее домой и получить там очередную дозу на ночь глядя, для подпитки своих иллюзий. Не, ну не без того, конечно, чтобы вспоминать иногда, что где-то там ещё и враги у них имеются. А как без врагов-то? Без них никак нельзя. Им же о врагах этих рассказывают постоянно. Значит, они обязательно должны быть в наличии. А как иначе? Какие основания не верить в их существование? И кто там будет размышлять о том, для чего и кто всё это им преподносит. Про это никто уже особо не задумывается. Мозги-то от зомбирования атрофируются, а глаза пустеют. Вот эта пустота там и отражается теперь. Конечно, некоторые зомбоящики не смотрят, стараются собственным умом жить…
А сценаристы, не иначе – из наших. Ну а как иначе-то? Все на крутых тачках разъезжают. Кто себе, к примеру, Камри или Беху может позволить? Ну, какой смертный на такие машины накопит? Это же нужно лет сто деньги откладывать и не жрать ничего. Точно – наши они. Только вампиры-бессмертные могут себе такую роскошь позволить, им-то жратва ни к чему.
Вот и получается, что людей-то почти не осталось. Смотришь вот так в глаза прохожим и понимаешь, что вокруг тебя сплошные зомби. Изредка, правда, и вампиры мелькают, но кровушки-то попить не из кого. Как страшно жить».
* * *
Прошло несколько лет.
Где-то вдали от цивилизации…
«Спрашиваешь, как так всё это случилось? – задумчиво почесал затылок старик. – Всё от нетерпения и гордыни, я думаю. Вы же – молодые нетерпеливые все. Вам же хочется всего и сразу. И надменность такая от вас порой сквозит, вроде с пупом земли рядом стоишь – никак не меньше. Всё вам лавры богов покоя не дают, всё вы им уподобиться пытаетесь. Что говоришь? Богам или лаврам? А ты с юмором девчушка. И вот всё у вас на противоречиях зиждется: то бомбу изобретаете и оружие разное мудреное, чтоб друг дружку со свету сжить, и мир в руины превратить. То вдруг сыворотку бессмертия хотите создать. Только где ж вы вечно жить-то собирались, если перед тем всё разрушить планировали? Что говоришь? У бессмертных времени полно, и они всё отстроили бы благодаря передовым технологиям? Ну, не знаю, не знаю. Может и так. Только это если бы ваши эксперименты успешными оказались, а не закончились полным провалом. Спрашиваешь, когда закончу нудить и что-то по существу начну сказывать? Так я же говорю – нетерпеливые вы.
Вот и парни те – учёные, чтоб им пусто было, так спешили бессмертными стать и мир осчастливить, как голые в баню. Они что удумали-то – умники яйцеголовые, снадобье своё решили на крысах испытывать. Что говоришь? Крысы живучие и динозавров с мамонтами пережили? Вот правильно говоришь. Крысам тем, бессмертие это и нахрен не нужно было. Бессмертие это же тебе не сюртук какой, чтоб его кто попало, без разбору на себя примерял и таскал. Да не бурчи ты, сказываю я, сказываю.
Короче, сдохли те крысы, после того, как их эликсиром бессмертия по уши накачали. Ну сдохли и сдохли себе. С кем не бывает, а с крысами так и подавно. Мало ли этого добра по помойкам и по подвалам шляется? А как сдохли, так их вместо того, чтобы разрезать там и полюбопытствовать от чего же они сдохли, а потом кремировать, чтоб всё честь по чести было, так их в мусорный бак выкинули. Потом на свалку свезли. А уж на свалке всё и началось. Голодные бомжи на это захоронение наткнулись. Обрадовались, ясное дело, что столько мяса бесхозного им привалило. Да только рано обрадовались. Потому, как не успели они себе крысиное барбекю устроить, а крысы те и ожили. Да не вру я. С чего ты это взяла, дуреха. Сказываю всё, как оно было на самом деле. Такая там бойня началась. Ожившие крысы как пьяные по мусорным кучам ползают, а бомжи их, знай себе, лупят да на вертела нанизывают. Стали грызуны те отстаивать своё право на вторую жизнь, раз так повезло – восстать из мертвых. Не все, правда, но некоторые отстояли таки это право, в битве, можно сказать, с крысоедами. А те, что героически пали, оставили палачам своим перед смертью лютой отметины зубов. Бомжи, конечно, через пару-тройку дней после барбекю того, тоже окочурились. Но, ненадолго. Через сутки тоже ожили, в ещё более неприглядном виде, чем раньше. Так вот и появились зомби. Слыхала, поди, что пожирание себе подобных – нормальный крысиный инстинкт. Вот и зомби такие же получились. То ли они от крыс тех заразились, то ли в сыворотке той что-то не так было? Про то, мне не ведомо. Короче, нашли таки люди способ стать бессмертными. И что с того? Стали все безгранично счастливыми? Хотели уподобиться богам, а уподобились крысам. А ты говоришь…
Так вот теперь и жрут друг дружку в своих городах, за милую душу. А тебе повезло, что ты к нам попала. У нас здесь хорошо. Ты только вдохни воздух. Чуешь какой ароматный? И главное, зомби эти сюда ни ногой. Потому, как поживы для них здесь никакой. Ладно, заболтались мы с тобой. Пойдем отдыхать, а то скоро рассветет. Что говоришь? Когда научу тебя в летучую мышку превращаться? Вот говорю же – нетерпеливые вы молодежь..."
Семен Терентьевич так и не узнал, что в тот памятный день, когда все началось, Митька безнадежно опаздывал на свидание…
