Влюбчивая Вера

В наш прекрасно подобранный коллектив пришла новенькая.

− Верочка, − представилась она.

Мы хмыкнули, и уткнулись носами в мониторы, и принялись строчить друг другу сообщения. Новенькая подошла ко мне, присела на край тумбочки, коснулась цветка на кактусе.

− Какой красивый! Кактусы редко цветут, насколько я знаю, − она слегка покрутила стаканчик с кактусом, чтобы получше рассмотреть оранжевый, едва распустившийся бутон.

Я водворил кактус на место, демонстративно уставился в монитор. «Я тоже знаю, что кактусы редко цветут, а еще я знаю, что кактусам очень не нравится, когда их вот так поворачивают», − застучал я по клавишам. Юра молниеносно ответил: «Ага! Пусть только попробует тронуть мой кактус!».

Света чихнула. Я тут же написал ей: «Будь здорова!». «Спасибо!» − так же быстро отреагировала она.

Новенькая открыла ноутбук и принялась настраивать программы. Волосы выбились из пучка, тёмная прядь закрыла глаза, но Вера не обращала внимания, ей не терпелось приступить к работе.

− Ребята, у меня форма не открывается. Мне Java Initiator переставить, или здесь что-то еще?

Наткнувшись на наше хоровое молчание, она встала и подошла ко мне. «Да что, мёдом у меня намазано?!» − успел я набрать Юре.

− Покажи свои настройки, − она смотрела на меня детскими наивными глазами, и как будто не замечала натянутого тугой тетивой молчания.
− Смотрите, − и я открыл окошко.
− Ага, ага, поняла, спасибо, − и она коснулась моей руки.

Я чуть было не заорал. «Дикая!!! Она разве не знает золотое правило, что к человеку можно подходить не ближе, чем на метр, кроме тех фантастических случаев, когда вы женаты!!!  Пойду мыть руки» − «Зачем ты вообще ей показывал настройки? Сама пусть разбирается».

Я вышел. Слава Богу, в мужской туалет она точно не зайдёт. Серый кафель приятно холодил ноги, зеркала сверкали чистотой, и я понемногу успокоился. Тщательно вымыл руки, вытер воду белым накрахмаленным полотенцем.

Когда я вернулся, все увлечённо барабанили по клавиатуре: видимо, я что-то пропустил. Но я не успел спросить Юру, так как меня вызвал к себе начальник.

− Анатолий Борисович! Я Вас умоляю! Какой из меня наставник? Да еще и новая сотрудница несколько странная.
− Странная? А мне так не показалось: отзывчивая, улыбчивая, и вообще приятная девушка. Сергей, прекратите спорить, тем более по пустякам!

Я понял, что судьба моя предрешена, и хмуро поплёлся на рабочее место. Наставлять на путь истинный. Да уж, да уж, да уж.

Я подошёл к новенькой и вручил папку с документами: «Ознакомьтесь для начала, а потом обсудим». Вера кивнула, и снова посмотрела на меня огромными детскими глазами.

На следующее утро меня ждал сюрприз: рядом с моим кактусом стоял второй такой же, только цветок был чуть меньше, и розоватого оттенка.

«Юра, это чьё неуёмное творчество?» − «А ты не догадываешься?» − «Вера?» − «Ну не Света же!».

Новенькая разгуливала по комнате в майке с голыми руками, хотя зима только-только отдала эстафетную палочку весне, и в короткой юбчонке, обнажающей ноги, едва прикрытыми колготками в сеточку. «Меня она что ли, в сети свои ловит?» − пронеслось у меня в голове. Вера приблизилась ко мне.

− Серёжа, смотри, какую прелесть я нашла! Будет парочка для твоего кактуса, чтобы ему было веселее!
− Спасибо, Вера.
− Ты не рад?
− Рад. Спасибо.

Подопечная надула губки, и села читать документацию. Каждый раз, когда она переворачивала лист, её колени поворачивались ко мне, а глаза распахивались и замирали на короткое мгновение. «Так, надо сменить дезодорант. Этот совсем не справляется, а ещё не лето», − я начинал сердиться на начальника, который мне подсунул эту чудачку.

Тут же посыпались сообщения.

«Кажется, кто-то влюбился».
«Тили−тили…».
«Как честный мужчина, ты обязан на ней жениться!».

Конечно, последнее сообщение было от Светы: она была единственная женщина в коллективе, и бац! – уже одна из. Меня передёрнуло от сообщений. Если бы я был ружьём, то, наверно, после такой перезарядки я обязательно бы выстрелил. Но я сдержался, и только отправил всем по маленькому дьяволёнку, понарошку угрожающему перерезать злопыхателям горло. Народ приутих.

К четвергу я совершенно забыл про Веру: отчёт горел, обжигал руки, не давался, как дикая кошка. Кроме этого, надо было срочно решить, что дарить на восьмое марта: Свету мы знали, как облупленную, и на все праздники дарили очередную фарфоровую статуэтку из антикварного магазина. Но что дарить новенькой – мы даже не представляли.

«Давайте девчонкам подарим цветы и конфеты – беспроигрышный вариант», − Юра высказался первым в чате, специально созданном для обсуждения подарков.

«Я вообще против этих дурацких праздников по гендерному признаку: сначала поздравляют всех мужчин без разбора, потом – всех женщин», − завёл свою обычную шарманку Толик.

«Так, мы должны решить, что дарить, а не обсуждать концепции!» − подосадовал я на зануду-Толика.

«Тогда я согласен – цветы и конфеты!» − сдался Толик.

«А, может, зеркальце подарить? Я видел недавно», − вмешался Слава.

«Супер», − поддержал я.

Толик и Юра согласились.

После перекура мы с Юрой договорились сходить за подарком. Курили, конечно же, по очереди. Когда Юра сходил, подошла моя очередь. Я наслаждался тишиной. Курить я очень любил, но ещё больше я любил пустоту и уединённость курилки.

По дороге мы распихивали прохожих, почему-то покушавшихся на нашу положенную правую сторону: они пёрли напрямик, словно навстречу им шли не два крепких мужчины, а так – струился лёгкий дымок, который можно пройти насквозь. Нас такое положение не устраивало, и мы доблестно подставляли плечи, чтобы разрезать нахальный поток – нас обидели так сильно, что мы даже забыли золотое правило, и расталкивали людей налево и направо.

Внезапно поток разделился на две реки, в попытках не затопить островок, на котором сидела бабушка. Сидела, нагнувшись к земле поближе, точно хотела послушать, а не едет ли кто за ней? Или пригибалась, стараясь спрятаться от воображаемой бомбёжки? Скорее всего, она просто боялась, что две реки сомкнуться в одну, и её затопит. На чёрной тряпице около неё блестело несколько пятикопеечных монет. Бабушка нанывала-напевала песню, знакомую и незнакомую одновременно. Я прислушался, и понял: она прославляла Бога, она прославляла Жизнь. Поток людей проклинал всех на свете. Поток огибал её, опасаясь заразиться любовью к жизни. Никто не хотел бросить ей ещё пять копеек. А ей не хватало. Её слабое тело прижималось к ледяной земле всё ближе и ближе.

Юра вытащил меня из оцепенения, с силой дёрнув за рукав куртки. Я очнулся, и пошёл за ним, расталкивая напирающую толпу.

В магазинчике никого не было, и мы облегчённо выдохнули, растёрли отшибленные плечи. Выбор пал на два зеркальца: одно серебряное, под старину, прямо как любит Света, а второе – ярко-розовое. Юра одобрил мой выбор. Я попросил продавца обернуть коробочки серебристой бумагой и повязать Светин подарок синей ленточкой, а Верин – розовой.

− Вера красит ногти в розовый цвет, − пояснил я.
− Так ты знаешь, каким лаком предпочитает красить ногти Верочка? − Юра хитро прищурился, но я лишь улыбнулся, и взял свёртки.

Юра порезал торт, откупорил шампанское.

− За красоту! – лысина Толика светилась, как намазанная салом.
− За вас, девочки! – поддержал Анатолий Борисович.
− Ах, какое чудо! – Вера раскрыла упаковку и увидела подарок, − мальчики, вы такие молодцы.

Она подошла и поцеловала меня, потом Анатолий Борисовича, следом досталось и Толику, только Юре со Славиком удалось увернуться. Я с завистью смотрел на них.

− Фу, какие вы буки! – Вера притопнула ножкой, сделала глоток шампанского, и стала рядом со мной.

− Серёжа, как тебе моё платье? – Вера провела руками по бёдрам, и вскинула подбородок, − Нравится?

− Нравится, − эхом повторил я.

− О, я очень рада, что тебе понравилось. Знал бы ты, сколько всего мне пришлось пережить, когда я его покупала! Какая-то фря позарилась на моё платье, и чуть было не вырвала его из рук. А это не её цвет совершенно! Нет, ну ты представляешь?

Я озадаченно смотрел на девушку.

− Я смотрю, ты тоже приоделся. Молодец! А то ты всё время носишь замызганные джинсы и совершенно дурацкий свитер с оленями. Не обижайся, конечно, но я такие свитера терпеть не могу.
− Я не обижаюсь.
− Вот и умничка! Дай я ещё раз тебя поцелую.

Я не успел смыться, и она влепила мне поцелуй. Я не выдержал, и отпросился домой, сославшись на головную боль.

В понедельник в офисе царила привычная приятная атмосфера: все сидели, уткнувшись в мониторы, нежно шелестели процессоры, обдуваемые маленькими крылатыми вентиляторами. Я принялся доделывать отчёт. Шаблон загрузил, осталось прописать входные и выходные параметры – начать да кончить! Описание программы, составленное Светой, меня изрядно раздражало: я совершенно не понимал, что означает фраза «Для удобства работы пользователей, необходимо поля «№» и «Описание» сделать статической канвой», и как может получиться, что «Список счетов содержит три значения: 01, 03, 97 и 99»?

Я тёр лоб так рьяно, что кожа начала саднить.  Чем больше я читал – там меньше понимал. «Сейчас упаду надкушенным бубликом, разом явлю пустоту туподырочную», − мысли скрипели, царапали когтями, разрывали усталую голову изнутри.

− Ты какой-то измученный. Не получается? – Вера села на тумбочку.

Как она подошла – я даже не заметил, из воздуха всплыла, что ли? Я оторвал глаза от монитора и посмотрел на неё: как всегда опрятная, аккуратная, вот только снова прядь волос выбилась из пучка. Ярко-розовые ногти резко выделялись на фоне серого платья.

− Сходи, развейся, покури.
− Я бросил.
− Бросил? Вот молодчина! Я терпеть не могу вонючек.
− Я знаю.

Она чуть склонила голову и заглянула в мои глаза. Я поёжился под её испепеляющим взглядом, и поторопился сменить тему.

− Вера, как ты провела выходные?

Ребята застыли, как каменные изваяния. Только Юра ожесточённо бросал сообщение за сообщением, я краем глаза читал первые строки его гневных писем, но не отвечал.

− Хорошо: с подругой на мюзикл "Тени" ходили. Потолок в театре был красивый, с лепниной, и костюмы были очень даже ничего.
− Ха! Но ты не сказала ни слова про саму постановку.
− Пели так себе, вот и не сказала.

Я услышал тяжелые редкие шаги в коридоре. Дверь распахнулась, вошёл Анатолий Борисович.

− Что обсуждаем?
− Так, текущие моменты, − Вера залилась краской и пулей метнулась на рабочее место.

Анатолий Борисович театральным жестом приложил одну руку к груди, другую вытянул вперёд и пророкотал:

− Когда?

Я почесал нос, прикусил губу, и произнёс слабым неуверенным голосом:

− Сегодня будет готово.
− Сегодня. Должно быть. Готово. Понял?
− Понял, понял. Сделаю.
− Смотри у меня.

Анатолий Борисович вышел. Я сел, и лихорадочно стал допиливать отчёт, не отвлекаясь на чудо−юдо−коты в тексте. Пот катился градом. Я достал новый носовой платок.

Утром я сдал работу и ждал замечаний – куда же без них! Но Анатолий Борисович позвонил, и так хвалил, что я не на шутку испугался, и лишь спустя час после разговора с начальством понял, что меня действительно хвалили. Радость переливалась во мне, как радуга на поверхности мыльных пузырей. Я улыбался, разглядывая смешные кактусы, которые соревновались в красоте цветов, мне хотелось петь и танцевать.

От Юры, Толика и Светы посыпались поздравления. Я шутил в ответ, самодовольно откидывался в кресле, даже подмурлыкивал весёлый мотив. Только Верочка почему-то не спешила поздравить меня. Она сидела на тумбочке у Славы, и что-то оживлённо рассказывала, покачивая крошечной туфелькой.

Я брёл по весенним улицам, кажется, домой. Иногда я наступал в лужи. Иногда я сбивал с ног зазевавшихся школьниц, уставившихся немигающим взором в экраны смартфонов. Иногда я спотыкался, распугивая голубей. Голуби ворчали и летели на край света. Сердце замирало в ожидании чуда, мне казалось, что мир вот-вот распахнёт свои объятья. От внезапно налетевшего ветра я поднял ворот куртки, согнулся, будто прижался к земле. Я смотрел по сторонам: весна стучала в окна, хлопала форточками, колотила по водосточным трубам, шептала на ухо всякие непристойности. Где-то внутри что-то билось, хотело вырваться навстречу весне. Но нет! Мыльный пузырь лопнул, в глаза брызнули едкие капли. Я стал задыхаться, расстегнул куртку, распутал шарф. Мне не хватает. Я принялся заглядывать в лица прохожих, таких близких и таких далёких. Улыбнитесь мне, ну же! Мне не хватает.